Носившие эти имена ребята были отталкивающими – тонко shy;губыми, ухмыляющимися, конопатыми, мутноглазыми хамами с поросшими пушком лицами, с неприятными, узловатыми рука shy;ми, с противной, сухой кожей. В этих людях постоянно было что-то насмешливое, отвратительное, безобразное, самодоволь shy;ное и торжествующее. Джордж Уэббер, сам не зная почему, все shy;гда испытывал желание расквасить им рожи, он ненавидел не только все в них, но и "землю, по которой они ступали", дома, в которых жили, часть города, где появились на свет, а также их от shy;цов, матерей, сестер, братьев, кузин, тетушек и близких прияте shy;лей.
Джордж чувствовал, что они отвратительно непохожи на сим shy;патичных ему людей не только теми свойствами, которые суще shy;ствуют для теплоты, радости, счастья, преданности, дружбы и зо shy;лотисто-зеленого очарования великолепной погоды – что в них есть и физическое отличие, до того отвратительное и мерзкое, словно они существа иного вида. Кровь, кости, мозги, сухая плоть с белым пушком, жилы, суставы, слюна – отвратительно-тягучее липкое вещество, видимо, того же состава, что их мутные глаза и ухмыляющиеся губы, – а также все сложное сплетение нервов и вен, соединительные ткани, связывающие воедино ту чудесную обитель души, ту оболочку жизни, которую представ shy;ляет собой человеческое тело, у людей, в которых все, вплоть до имен, было ненавистно Джорджу, должно быть, состояли из ка shy;кого-то мерзкого, отвратительного, в высшей степени нечистого иещества. То была субстанция, отличавшаяся от великолепного материала, из которого состояли симпатичные ему люди, как га shy;достные экскременты от здоровой, вкусной, полезной, живи shy;тельной пищи. То была субстанция не только разума и духа, но и плоти, поэтому казалось, что рождены они из едучих, ядовитых утроб и всю жизнь питались какими-то неведомыми, отврати-к-льными продуктами. Джордж не смог бы есть ту еду, что гото-вили их матери, без того, чтобы не рыгать и давиться при каждом глотке, чувствуя, что глотает какую-то дрянь, мерзость.
И все же, где бы Джордж их ни встречал, они словно бы лучи shy;лись каким-то злобным, безмерным торжеством. Это было тор shy;жество смерти над жизнью; ехидной насмешки и глумления над нсселостью, теплотой, дружеской непринужденностью; злополу shy;чия, боли и страдания над всей могучей музыкой радости; сквер shy;ной, бесплодной, злобной жизни над приятной жизнью надежды, счастья, прекрасной веры и крепкой любви.
Они проживали на проклятых улицах, самые стены которых были ни до того ненавистны, что каждый шаг по ненавистным тротуарам давался с трудом. Они ходили под проклятыми небесами и злобно радовались противному, безжизненному, безнадежному, вязкому, утепляющему душу свету, погоде горя, усталости и отчаяния.
Они были людьми, каких не встретишь в местах торжествующей радости – в волшебстве зеленых полян, блистающих мучительно-невыносимым очарованием одуванчиков, где волнами струятся прохладные воды. Нет! Они купались в противной воде без тени, где сникает душа. Они не приходили к окруженным зеленью прудам; они были не способны издать удалой возглас и не пели песен.
В любых бесплодных, безлюдных местах, при любых подвер shy;гающих душу в серый ужас свете и погоде, на покрытых бетоном улицах в жестокую, изнуряющую жару августа или на неровных тропинках с вязкой глиной под холодными красными лучами за shy;ката в марте они постоянно появлялись в торжествующей черст shy;вости своей отвратительной жизни. Они без утомления, страда shy;ния или душевного отчаяния дышали каким-то проклятым воз shy;духом, от которого вы шарахались с дрожью отвращения; они на shy;смехались над вами всякий раз, когда вы испытывали удушье.
Они были стервятниками этого мира, которые с отвратитель shy;ным, неизменным предвидением беды постоянно кружат над по shy;лем брани и непременно опускаются на вас в тягчайшие минуты вашей жизни. Если ваши кишки были никудышными, больны shy;ми, слабыми, не способными удержать поноса; руки и ноги дро shy;жащими, бессильными, бледными и больными; кожа сухой, от shy;вислой и зудящей; желудок изрыгал отвратительную рвоту; глаза слезились, из носа текло, и внутренности заполнял густой, се shy;рый, вязкий, мучительный холод – тогда они обязательно появ shy;лялись, радовались вашему несчастью с выражением отврати shy;тельного, торжествующего превосходства на своих ухмыляющих shy;ся лицах.
Точно так же, если серые, влажные, вызывающие отчаяние небеса угнетали ваш дух; если их сырой, противный, низменный свет въедался в вашу неприкрытую, беззащитную плоть; если бе shy;зымянный, непереносимый страх – громадный, мягкий, серый, бесформенный -давил на вас из межпланетной пустоты вечных небес; если вас затоплял серый ужас, и вся телесная, мощная, торжествующая сила, вся возвышенная музыка вашей души вме shy;сте с густой хрупкой тканью бесчисленных нервов никли смятен shy;ными, притуплёнными, парализованными, оставляя вас разби shy;тым, сокрушенным, беспомощным и дрожащим в жутком бесси shy;лии; тогда они, они – Сид, Карл, Гай, Гарри, Флойд, Кларенс, Виктор, Рой, эта проклятая, подлая ухмыляющаяся свора со зло shy;радными, садистскими, враждебными жизни именами – непре shy;менно появлялась там, чтобы вонзить нечистые клювы вам в сердце, торжествующе наслаждаться вашим горем в то время, когда вы задыхались в своем злополучии, словно бешеная соба shy;ка, и умирали!
Подумать только! Умирать так, уходить из жизни так, давясь и задыхаясь, беспомощно истекая до смерти кровью – и умирать! умирать! умирать! – в ужасе и страданиях, когда эти любители смерти лишают тебя помощи и друзей! О, смерть может быть блистательной – в битве, в любви, в дружбе и опасности, может быть славной, если это благородная смерть, костлявая, сухопа shy;рая, одинокая, нежная, любящая и героическая смерть, которая склонилась, чтобы милосердно, любовно, сострадательно кос shy;нуться своего избранника и возложить на него печать чести!
Да, смерть может быть блистательной! Может прийти величе shy;ственно, если рядом с тобой замечательные люди, носящие пре shy;красные имена. Члены героического братства дружбы, радости и любви, они носят имена Джон, Джордж, Уильям, Оливер и Джек; имена Генри, Ричард, Томас, Джеймс и Хью; имена Эдвард, Джозеф, Эндрю, Эмерсон и Марк! Имена Джордж Джосая Уэббер и Небраска Крейн!
Гордая, простая музыка их имен сама по себе являлась гим shy;ном их славной жизни и торжествующе говорила ему о теплоте, радости, надежности и преданности этого героического братства. Говорила о подвигах и великих свершениях, о славной смерти в бою и торжестве над ней, если только они смогут увидеть, как он будет приветствовать ее, когда она явится. Тогда он сможет лику shy;юще воскликнуть им: "О, братья, друзья и товарищи, дорогие со shy;перники по славным делам, как горячо любил я жизнь среди вас! Я был вашим другом-соперником и равным вам во всем! Как гордо и возвышенно я жил! – Теперь смотрите, как гордо и возвы shy;шенно я умираю!".
Умереть так, в этом братстве жизни, было бы славной, радостной и блистательной смертью для любого! Но умирать жалко и мучительно, с неутоленным голодом; с тошнотой и поносом, сухой кожей, слабыми руками и ногами, с противно сжимающим-сердцем; умирать со слезящимися глазами и покрасневшими ноздрями, из которых течет; умирать потерпевшим крушение, отчаявшимся, не исполнив своего предназначения, загубив свои таланты, с нерастраченными, парализованными, впустую пропавшими силами – мысль об этом была невыносимой, и маль shy;чик клялся, что скорее умрет сама смерть, чем он придет к такому концу.
Умирать, будто унылый, сломленный раб в окружении омерзительных, радующихся смерти Сида, Роя, Гарри, Виктора, Карла и Гая! – умирать сломленным, видя их насмешку и дьявольскую гордыню, дать наслаждаться этой грязной своре живущих жизнью-в-смерти их отвратительной, окончательной победой – о, это бы shy;ло невыносимо, невыносимо! При мысли об этом его охватывали ужас и ненависть, и он клялся, что победит, побьет их оружием уве shy;ренности, приколотит к стене их грязные шкуры сверкающими, несокрушимыми гвоздями радости и очарования, набьет их ухмы shy;ляющиеся рты грязью, навсегда придавит победоносной ногой жизни горделивую, склоненную шею презрения и страдания.
Одним из тех, к кому он питал симпатию, был Небраска Крейн.Имя, конечно, странное, но вместе с тем и хорошее. Чест shy;ное, крепкое, мускулистое, сильное, загорелое и веснушчатое, простое, будто старый башмак, ничего не боящееся и все же с ка shy;кой-то странностью. Как и сам его обладатель.
Отец Небраски был полицейским, уже в чине капитана; он приехал из округа Зибулон; в жилах его была доля индейской крови. Мистер Крейн знал все; для него не существовало ничего неизвестного. Если день четырнадцатого марта был солнечным, он мог сказать, что это предвещает, будет ли погожим апрель. Ес shy;ли за три дня до Пасхи шел дождь, снег или град, или дул силь shy;ный ветер, он мог предсказать погоду на Пасху. Мог поглядеть на небо и сказать, что надвигается; если близились ранние замороз shy;ки, грозившие погубить персиковые деревья, он мог предсказать, когда они начнутся; всякую бурю, всякую перемену погоды он заранее "чувствовал в костях". Для подобных предсказаний у не shy;го было множество примет и признаков – цвет луны или вид об shy;лака, состояние воздуха или направление ветра, прилет самых ранних птиц, всходы травы. Он чувствовал приближение грозы и ощущал запах грома. Все это означало, что он обладает неким сильным, полученным от природы шестым чувством, почти сверхъестественной интуицией. В дополнение к этому – или вследствие этого – мистер Крейн выращивал лучшие в городе овощи – самые большие, самые вкусные помидоры, самый крупный картофель, лучший горошек, капусту, шпинат и лук, са shy;мую сладкую клубнику, самые красивые цветы.
Мистер Крейн был, как нетрудно догадаться, видным челове shy;ком в городе не только как капитан полиции, но и как своего ро shy;да местный пророк. Газета постоянно публиковала интервью с ним на всевозможные темы – относительно перемены погоды, перспектив холодной зимы, жаркого лета или сильных замороз shy;ков, ждать ли засухи или сильных дождей. Ответ у него всегда бывал готов, и он редко ошибался.
Наконец – и это, разумеется, делало его в глазах ребят незабвенно-героическим – мистер Крейн был некогда профессио shy;нальным борцом (притом хорошим; говорили, что однажды он стал "чемпионом Юга"), и хотя ему было уже далеко за сорок, он иногда соглашался выступить на местных соревнованиях, пока shy;зать свое мастерство. Одной восхитительной зимой, года два назад, мистер Крейн встречался с целым рядом грозных противни shy;ков – Чудами-в-маске, Скрытыми Опасностями, Ужасными Турками, Могучими Шведами, Демонами Финтов и прочими.
Джордж Уэббер помнил их всех; Небраска всегда проводил его на состязания по взятым у отца контрамаркам. Одной мысли о приближении этих вечеров было достаточно, чтобы привести мальчика в горячку ожидания, неистовство предвидения, мучи shy; тельное беспокойство.Он не представлял, как мистер Крейн и Небраска могут быть накануне поединка с его жутким противо shy;стоянием, поражением или победой, травмой или увечьем, пере shy;ломами костей или разрывами связок выказывать не больше бес shy;покойства, чем перед ужином.
Однако же это было так! Эти люди – и отец, и сын, – казалось, вышли прямо из сердца низменной и невозмутимой природы. Они обладали теплотой, непоколебимым дружелюбием и способностью на неистовую вспышку гнева, безжалостное убийство. Но страха у них было не больше, чем у горы. Нервы у них имелись, стальные; но что до болезненно-затрудненного пульса, сильной сухой боли и сжимания горла, пустоты под ложечкой, легкого головокружения, какой-то нереальной легкости перед атакой – они, казалось, не имели об этом понятия, словно состояли из твердой древесины.
Всякий раз, когда мистеру Крейну предстояло бороться в городском спортзале, мальчик наблюдал, как он проходит мимо дома. Всякий раз искал в широком лице полицейского признаков страдания или напряжения, смотрел, есть ли в странных, жестких чертах лица какое-то беспокойство, угрюмо ли сжаты его крепкие челюсти, видно ли беспокойство в суровых глазах, есть ли какие-то признаки страха, смятения, опасения в его походке, виде, тоне голоса, жестах, приветствиях. Их не бывало. Поли shy;цейский не менялся ни на йоту. Могучий, слегка неуклюжий мужчина ростом чуть меньше шести футов, с толстой шеей, сильно изборожденной морщинами, длинными руками, боль shy;шими кистями, плечами, как у гориллы, и чуть шаркающей по shy;ходкой, в брюках, слегка пузырящихся на коленях, – воплоще shy;ние громадной, однако несколько порастраченной силы, – он проходил мимо в слегка неряшливом мундире, с золотыми лам shy;пасами на брюках, сворачивал к своему дому и поднимался по ступеням переднего крыльца, выказывая не больше волнения, чем в любой другой день. Хотя все мужское население города на shy;верняка взволнованно гудело, размышляя об исходе схватки, и сердца ребят колотились с тревожным ожиданием при мысли о ней.
Позднее, когда уже наступала темнота, примерно за полчаса до начала встречи, мистер Крейн выходил из дома, держа под мышкой завернутые в газету старые борцовские трико и туфли; неспешной, ровной поступью шел к городскому спортзалу – и, Великий Боже! – к своей намеченной и теперь уже до жути не shy;минуемой схватке со Шведом Костоломом, Чудом-в-маске или Турком Душителем!
Несколько минут спустя к дому Джорджа подходил Небраска и пронзительно свистел; Джордж выбегал из дома и торопливо спускался по ступенькам, все еще с трудом проглатывая обжига shy;ющий кофе – и они вдвоем отправлялись в город!
Какие то были вечера – спокойные, с запахом дыма, далеким лаем собак, костром из дубовых листьев на углу и мальчишками, скачущими вокруг него в пляске – чудесные вечера приближаю shy;щейся схватки борцов, вечера, насыщенные морозцем и опасно shy;стью, радостью и страхом – октябрьские вечера!
О, как стучало сердце в такт шагам по пути в город! Как сжи shy;мало горло, как пересыхали рот и губы! Как мог Небраска идти так спокойно и выглядеть таким невозмутимым! Вот и спортзал, людская толчея, резкий, яркий свет известково-белых фонарей, гомон взволнованных голосов. Потом вход, места в передних ря shy;дах большого, продуваемого сквозняком, вызывающего волне shy;ние зала, громадный занавес с надписью "Горный лен", возня и громкие шутки в толпе, пронзительные выкрики мальчишек, на shy;конец свист, топот ног, требовательные аплодисменты, пустой, волнующий, огороженный канатами квадрат. Вот и секунданты, хронометражисты, судьи; и наконец – сами борцы!
О, какое волнение! Мука и радость, ужас и опасность, пере shy;сохшая кожа, горящие глаза, лихорадочный пульс, нервное, рас shy;пирающее изнутри возбуждение! Господи, как только может плоть его выдержать! При том – вот они оба, те, что неизбежно, фатально вот-вот сойдутся в поединке, и мистер Крейн совер shy;шенно расслабленный, холодный, как камень, терпеливый, как ломовая лошадь, и взволнованный, как стена!
А в другом углу – ха! таким, как ты, и адресуются шипение, свист, насмешки! – во всем зловещем вызове и угрозе своего подлого инкогнито сидит и ждет Чудо-в-маске. На его круглую голову и толстую, как у гориллы, шею, надет и затянут шнурком какой-то зловещий черный мешок из грубой ткани! Это жуткая черная маска с недобрыми прорезями для глаз, сквозь которые маленькие глаза-бусинки поблескивают злобно и безжалостно, как у гремучей змеи; под маской проступают черты его плоского, терского лица, и все же оно так зловеще, таинственно скрыто, что больше всего он похож на заплечных дел мастера. На изверга и черной маске и зловещем капюшоне, который исполняет жес shy;токие, тайные приказы инквизиции или Медичи; на того, кто пришел под покровом ночи к двум маленьким принцам в Тауэр; на ку-клукс-клановца; на Джека Кетча с опущенным капюшо shy;ном; на гильотину, где Сидни Картон был двадцать третьим; на Красную Смерть, Робеспьера и Террор!
Пока он сидит там, свирепо подавшись вперед, с короткими, толстыми, волосатыми пальцами, в наброшенном на устрашаю shy;щие плечи старом халате, толпа гикает в его адрес, мальчишки и щают насмешливые выкрики! И все же в каждом гиканье, в каждом выкрике слышатся тревожные предчувствия, люди бес shy;покойно размышляют и перешептываются.
– Господи! – негромко, испуганно произносит один мужчина. – Смотрите, ну и шея у него, как у быка!
– Боже,гляньте только на его плечи! – говорит другой.- Гляньте на руки! Запястья у него толщиной с икру! Дик, погляди на эти ручищи; ими можно удавить медведя!
Или раздается испуганный шепот:
– Черт побери! Похоже, Джону Крейну придется туго!
Все взгляды с тревогой обращаются к мистеру Крейну. Он спокойно сидит в своем углу, похожий на усталого, терпеливого старика. Помигивает и равнодушно косится на яркие лампы над рингом, задумчиво проводит большой рукой по лысому темени, почесывает огрубелую, морщинистую шею. Кто-то из зала вы shy;крикивает ему приветствие, он с легким удивлением поворачи shy;вается в ту сторону, оглядывает толпу спокойными, твердыми, как агат, глазами, находит человека, который кричал ему, привет shy;ственно машет, потом терпеливо подается вперед, снова поло shy;жив руки на колени.
Судья пролезает между канатами на ковер, вполголоса разго shy;варивает по-ученому с доктором Недом Ревиром, сверяет с ним записи, принимает очень серьезный, глубокомысленный вид, наконец вызывает обоих гладиаторов, над которыми хлопочут секунданты, помощники, массажисты, к центру ковра, очень се shy;рьезным тоном дает им наставления, отправляет их по своим уг shy;лам – и встреча начинается.
Каждый из борцов возвращается в свой угол, сбрасывает с плеч видавший виды халат, несколько раз отжимается от кана shy;тов, раздается гонг, они поворачиваются лицом друг к другу и сходятся.
Сходятся они медленно, мощные руки их слегка вытянуты вперед ладонями наружу, и начинают кружить, чуть пригнув shy;шись, ловкие, словно кошки. Мистер Крейн в борцовском трико выглядит даже более нескладным и неуклюжим, чем в мундире; у него все слегка обвисает, словно бы под тяжестью силы, какой-то старой, безмерно упорной, несколько усталой. Широкие пле shy;чи покатые, большие грудные мышцы покатые и обвислые, ноги присогнуты в коленях, длинное борцовское трико сморщенное и тоже слегка обвислое; большие наколенники для работы в парте shy;ре тоже старые, обвислые, напоминающие сумку кенгуру.
Мистер Крейн неторопливо, осторожно вертится на месте, но Чудо-в-маске быстро кружит и перемещается; скачет взад-впе shy;ред на бугрящихся мышцами, словно бы резиновых ногах; при shy;гибается и принимает грозный вид, финтит и бросается вперед, пытаясь сделать захват, но мистер Крейн уклоняется с какой-то изощренной легкостью. Толпа неистово разражается ободряю shy;щими возгласами! Чудо-в-маске делает нырок, промахивается, падает и растягивается во весь рост. Мистер Крейн бросается на него, проводит хаммерлок; Чудо-в-маске делает мостик своим кряжистым телом, вырывается, захватывает шею мистера Крей-на крепкой хваткой; рослый полицейский резко изгибается на shy;зад, высвобождается и отлетает в угол ринга. Противники схо shy;дятся снова – зрители безумствуют!