* * *
Иногда я вижу сны об Америке. Одного моего приятеля, товарища по прежней журналистской работе, пригласили на временную работу в Нью-Йорк. Он вернулся через шесть месяцев и рассказал, что каждый день у него был заполнен работой, часов по двенадцать в день. Остальное время уходило на то, чтобы добраться до работы и обратно, в тесную квартирку под крышей не в самом шикарном районе, поэтому, кроме метро, редакции, в которой ему пришлось работать, и продовольственной лавки возле дома, он практически ничего не видел.
– A Empaire State Building? А статую Свободы? А…
– Я же тебе говорю, что добирался до своей комнаты, и у меня ноги отваливались. Но статую Свободы все-таки один раз… Ты-то, наверно, там посвободней был?
– Да как тебе сказать…
В конце восьмидесятых годов информацию черпали из различных источников, что у кого было. Начинающим журналистам на занятиях давали тесты: как отыскать в городе заезжую знаменитость, чтобы взять интервью? Мэтры пера заводили осведомителей в милиции, больницах, гостиницах.
Я начал наводить справки о компании, пообещавшей мне щедрую поддержку. Цепочка рассуждений была не слишком сложной. Кредит в банке давали только по поручению исключительно влиятельных людей. Как минимум, исключительно богатых. Таких было не слишком много. От требования сделать откат на половину кредита и вовсе попахивало криминалом. Брать такую ответственность на себя я не хотел. Меня свели с неприметным человеком в сером костюме и сером галстуке. Он долго мялся, намекая на конфиденциальность и оперативность сведений без следственных доказательств, толком ничего не сказал, но посоветовал держаться от пардаугавских подальше. Тогда я дозвонился до Саши в Москву и вкратце объяснил обстановку.
– Ну, старик, ты меня удивляешь, – ответил он. – У нас вон все Кобзона мафиози называют, как будто свечку над ним держали, так что теперь, на его концерты не ходить? Главное, ничего сам не предпринимай, я на днях приеду в Ригу.
Я ничего не предпринимал и размышлял над термином "презумпция невиновности". Кобзон не сходил с экрана телевизора в каждом доме, популярные шансоне пели "Таганка, я твой бессменный арестант", криминальная хроника печаталась на первых полосах газет, книги о ворах в законе расходились миллионными тиражами. Вскоре Саша объявился в Риге. Мы встретились днем. Осеннее солнце ярко расцвечивало порыжевшую листву и настраивало на элегический лад. Вид у Саши был взъерошенный, хохолок торчал круче обычного, глаза лихорадочно блестели. Но куртка была другая, из серой плащевки, без затей. В новом облачении Саша как будто сжался, растерял столичный лоск, и я не сразу его узнал. Он сел ко мне в машину и сказал, что ему надо срочно возвращаться в Москву, но не хотелось бы делать это из Риги, к тому же поезд уходит через двадцать минут, и мы даже поговорить не успеем. Я повез его в Огре, на промежуточную станцию, с которой можно было подсесть на московский поезд.
Разговора не получалось. Саша нервничал, часто оглядывался. На шоссе за нами пристроилась серая "Волга" с двумя пассажирами.
– По-моему, они за нами следят, – сказал Саша. – Ты можешь от них оторваться?
В Саласпилсе я свернул с шоссе в город, "Волга" уехала дальше, мы немного покружили по улицам, вновь выехали на шоссе и добрались до вокзала в Огре. До прибытия поезда оставалось пять минут, а Саша все еще не приступал к главному разговору. Наконец он вытащил из кармана авторучку и протянул мне.
– Это тебе, на всякий случай. Наверное, насчет сомнительной репутации спонсоров ты был прав. С проектом пока не все ясно, надо подождать, но волна идет, не сомневайся.
Кажется, это были именно те слова, которых я ожидал. А авторучка-ракетница должна была стать своего рода компенсацией. Я представил, где мне придется хранить опасное устройство, чтобы до него не добрались вездесущие дети, называющие меня теперь не иначе как father, с нью-йоркским прононсом, и отдернул руку.
– Наверное, тебе это сейчас нужней.
Сны об Америке мне снятся по-прежнему. Саша, по слухам, превратился в уважаемого редактора некогда очень популярного журнала, но мы с ним больше не встречались. За последующие годы я побывал во многих странах мира, по делам или для удовольствия. Иногда пролистываю книгу "1000 Places to See Before You Die", разглядываю картинки Empire State Building, Statue of Freedom и говорю себе, что вот-вот, совсем скоро посещу эти места просто так, без спонсорства, как турист, без напыщенных и никому не нужных фраз. Потом возникает реальная возможность отправиться в дорогу, но каждый раз я по каким-то причинам откладываю поездку в Америку на потом.
Может быть, потому, что осуществленная мечта уже не мечта.
Мечта
Люди делятся на живых, мертвых и тех, кто ушел в море.
(Древнегреческая поговорка)
1
Волна набежала сзади, чуть слева.
Когда-то, очень давно, Петров читал о волнах-убийцах, вызревающих, по неведомому капризу природы, в недрах Атлантики или Тихого океана. Не девятый или поддающийся какому-то математическому исчислению вал, а гигантская среди общей толчеи волн стена воды вырастает вдруг с вздыбленными к самому небу когтями пены и беззвучным, одиночным тараном несется по поверхности. Несется, пока океан и ветер не рассосут, не развеют ее неукротимую силу. И горе тому, кто окажется на ее пути!
Однако за восемь лет, проведенных на штурманском мостике в самых экзотических закоулках планеты, ничего подобного наблюдать или слышать от других моряков ему так и не довелось. А в последующие пятнадцать лет жизни, уже сухопутной, тем более. Упоминание о волне-убийце оставалось в глубине подсознания, как ни разу не востребованный файл в давно заброшенной директории. Но сейчас, когда странное ощущение заставило его обернуться, чтобы увидеть беззвучно догоняющую яхту "Мечта" гору воды, файл открылся мгновенно, в долю секунды.
Говорят, в минуты смертельной опасности перед глазами человека проносится вся его жизнь. У Петрова времени хватило лишь на то, чтобы вспомнить, что он находится не на штурманском мостике океанского лайнера, а за румпелем тринадцатиметровой деревянной яхты, бросить этот самый румпель, прыгнуть на четвереньки в кокпит и изо всех сил вцепиться в решетку пайолов. Волна обрушилась на яхту, на его дугой согнутую спину, превратив кокпит в кипящую пеной ванну, на закрытый люк во внутренние помещения, даже на зарифованный штормовой парус. На миг Петрова вжало, впрессовало в палубу. Окажись на пути волны дом, силы удара хватило бы, чтобы разнести его на кирпичи или щепки. Яхта содрогнулась. Натруженные за сорокалетнюю службу доски из красного дерева прогнулись под чудовищным напором воды, раздвинулись в сочлененьях, пропуская воду внутрь, заскрипели в полный голос, жалуясь на невыносимую тяжесть.
Но морские суда не принимают удары воды, как дом. Втиснутая в центр волны, яхта понеслась вместе с ней, выбиваясь на самую вершину. Петрову стало не хватать дыхания, он рванулся наверх, открыл глаза и увидел, что все еще находится в кокпите яхты, но сама она парит над морем, словно внезапно обретя крылья. Вокруг все так же бушевал шторм, но яхта была над ним!
Может быть, так, вместе с судном, уходят не в пучину, а ввысь, в последнее в жизни плаванье-полет моряки?
Наваждение длилось несколько секунд. Яхта сильно накренилась, соскальзывая с крутого склона, выпрямилась вновь, и волна-убийца пронеслась дальше, вперед, выискивая новую жертву. А Петров вновь вцепился в румпель, приводя яхту на курс.
Люк распахнулся, и в его проеме появился капитан "Мечты". Волосы на его голове сбились в седые космы, на щеке четко отпечатался рубец от смятой подушки. Впалые щеки покрывала двухдневная, тоже седая щетина.
– Что это было? – хрипло спросил он и закашлялся. Последние дни Кашице, отставному полковнику, не здоровилось, он больше отлеживался на нижней койке по левому борту кают-компании, на палубу выбирался лишь в случае крайней необходимости, передав управление Петрову и Паше Подникову.
– Да так, девятый вал, не удержал против волны.
Яхта, по разумению Петрова, выдержала схватку с волной-убийцей, которая уже бесследно исчезла вдали, дважды в одну воронку бомба не падает, и упоминать о волне было все равно что рассказывать байку о морском змее. Все равно никто не поверит. А раны можно будет зализать потом, на берегу. До которого надо еще добраться.
Шторм не утихал. Волны перехлестывали низкий кормовой транец, прокатывались, не встречая препятствий, по палубе, и вода из кокпита едва успевала уходить за борт через невозвратные клапана. Берег был отчетливо виден, в бинокль проглядывались даже полоски на маяке Даугавгрива. Но мощный юго-западный ветер дул со стороны берега, навстречу, и Петров понимал, что и на этот раз яхта легла на левый галс слишком рано, ее вновь выносит мимо входных створов Даугавы в сторону Саулкрастского берега, и возвращение в Ригу откладывается на неопределенное время.
Щуря слезящиеся глаза, Кашица посмотрел в сторону берега.
– На новый заход идем? Хреново дело. Воды в каюте больше стало, помпа не справляется. А все я, старый дурак, сглазил!
Капитан с досадой сплюнул за борт и нырнул обратно в люк, закрывая его за собой, чтобы уберечь себя и каюту от новой волны. О сглазе капитан за последние сутки упомянул второй раз.
К полуночи яхта вышла из Ирбенского пролива и на траверзе маяка Колка легла на правый галс, прямым курсом на Ригу. Двухнедельное путешествие подходило к концу. После поворота все кроме рулевого спустились в кают-компанию, и Кашица выставил бутылку "Русского стандарта".
– Ну что, мужики, – сказал он. – Когда придем, наверное, некогда будет. Поэтому скажу сейчас. С командой без опыта сразу в дальнее плавание – такое у меня первый раз. Но проявили вы себя молодцом, на пять баллов. Даже Младший. Словом – за благополучное возвращение домой!
– И за Кэпа! – вставил Младший.
– Не гони волну, молодой. Тост уже был. И вообще тебе на руль заступать.
– Да ничего, там Васек сейчас.
Кашица нахмурился. С первого дня он пытался сделать из Младшего, по его выражению, настоящего яхтенного матроса, но все его усилия разбивались, как волна о каменный утес. Львиную долю поручений Младшего безотказно выполнял Васек.
"Мужики" дружно сдвинули стопки с водкой, но звона не получилось. Вся посуда на яхте была небьющейся, из пластика. Игорь, старший из братьев, прижал к уху мобильник.
– Алена, – закричал он, – привет, дорогая, это я… Что значит – кто я? Твой муж… Каких груш? Чего объелся? Связь плохая, не пойму ничего. Скоро дома буду! Васильич, во сколько придем?
– Да к утру где-то, часам к десяти-одиннадцати… Как потянет.
– К одиннадцати утра будем в яхт-клубе! Приезжай! Водилу из клиники возьми! И еще… Черт, совсем связь пропала.
Игорь сокрушенно повертел в руках телефон, даже потряс, словно надеясь вернуть пропавшую радиоволну на место, и улыбнулся, очевидно, вспоминая прерванный разговор.
– Не знаю, как вы, а я по жене точно соскучился. Алена у меня такая, с приколами, с язычком. Скажет, как отрежет. Я ей, когда рассказал, что в поход на "Мечте" собираюсь, она мне сразу: "Мечта идиота!" Здорово, правда?
– Зря ты про приход все-таки, – не одобрил Кашица и пососал незажженную трубку. – Плохая примета. И пить за приход, пока не подошли к причалу, кстати, тоже. В море у меня всегда сухой закон был. Расслабился я тут с вами что-то.
– Да ладно, Кэп, мы уже, считай, что дома. Какие там приметы!
– Эй! Сами пьете, а меня забыли? – мощная фигура Васька заполнила проем входного люка. – Уже четверть первого, где моя смена? Младший!
– А ты что, руль бросил?
– Да что с ним сделается!
– Что сделается? – От возмущения Кашица привстал. Стопки и тарелка с закуской поползли к краю стола. Яхту тряхнуло.
– Блин! – заорал Васек и кинулся обратно к рулю. Толкаясь и мешая друг другу, остальные рванулись вслед за ним.
Справа по корме выбивал световую морзянку маяк Колка. Три коротких проблеска и один длинный, привычно сосчитал Петров. Небо было затянуто облаками, но в промежутках четко просвечивали знакомые созвездия. Впереди, у горизонта, угадывалось далекое еще свечение ночной Риги. И только невесть откуда налетевший ветер вытягивал по темной воде длинные белые полосы пены. Вовчик вцепился в румпель, длинный деревянный шток, заменяющий на "Мечте" более привычный круглый штурвал. Яхта накренилась градусов на тридцать, по палубе правого борта побежала вода, паруса загудели гулко и угрожающе.
– Шквал налетел? – предположил Петров.
– Если бы! – Кашица вгляделся в небо. Навстречу, со стороны Риги, стремительно набегало облако, и ночные светила, которых касались его рыхлые контуры, исчезали, словно поглощаемые черной дырой.
– Погода меняется. Что-то мне это сильно не нравится. Вот и не верь после этого приметам. Короче, грот будем на рифы брать. И стаксель поменяем – на штормовой. Сглазили, сукины дети.
2
Самым мудрым из своих приятелей Петров считал Володю. Заработав приличную по его понятиям сумму, он плюнул на формулу "деньги должны делать новые деньги", отрастил шкиперскую бородку, поменял сигареты на дорогую трубку из бриара работы Савинелли и взялся за изучение навигации. Жесты его стали вальяжными, речь неспешной, слова глубокомысленными. Помимо этого, он бросил работу, передал бизнес детям и заказал на голландской верфи роскошную семнадцатиметровую яхту Viva с четырьмя каютами. А на перегон ее из Амстердама пригласил Петрова.
В марине, из которой им предстояло выйти, яхта выделялась безупречностью линий и свежей краской. Володя устроился в кокпите за штурвалом, а Петров взял багор, который моряки называют опорным крюком, и прошел на бак, чтобы оттолкнуть носовую часть. Выбрав швартовый конец, он приготовил крюк, но под ним внезапно забурлила вода, и яхта самостоятельно, боком, отодвинулась от причала. Триумфально улыбаясь, Володя отключил подруливающий носовой движок. Яхта вышла из ворот марины на узкий судовой ход, и Петров спросил, где у Володи находится пеленгатор.
– Что-что? – переспросил он.
– Ну, такая штука с окуляром. Устанавливается на картушку компаса.
– А для чего это?
В голосе Володи зазвучала озабоченность. Он был уверен, что яхта оборудована под завязку, и вдруг выясняется, что нет какого-то пеленгатора…
– Да чтобы брать пеленги на маяки и другие приметные знаки и по ним определять место.
– А-а, – вспомнил Володя, – точно, я читал про такие штуки. Их использовали в прошлом. А сейчас для них и места на компасе не предусмотрено. Да и зачем? Вот, смотри.
Он откинул крышку с плоского прибора и открыл монитор с красочной морской картой. В центре ее светилась яхта. Красной ниткой тянулась линия курса. Край экрана занимала табличка с текущими координатами, скоростью, указанием времени и расстояния до поворота и до конечной цели, с обозначением силы ветра, глубины под килем и еще с целым рядом непонятных для Петрова, несмотря на штурманское образование, данных. Кроме яхты на экране отражались и все остальные плавательные средства в радиусе тридцати морских миль. Как подручное средство компьютер предлагал не только информацию о направлении их движения, но и названия судов, их позывные и даже фамилию капитана…
– А если компьютер откажет или зависнет? – со слабой надеждой предположил Петров.
– Есть еще дублирующие системы с автономным питанием. Одна в штурманской, другая в моей каюте, на ноутбуке… Да, кстати. Недавно стихотворение одно по радио слышал. То ли о пеленгаторе, то ли о навигаторе… А, вспомнил:
А обычный парикмахер Никому не нужен на…
Яхта вышла в открытое море. С северо-востока дул ветер силой в четыре балла, слегка покачивало. Володя предложил поставить парус. Петров с готовностью схватился за стаксель-шкот, накинул на лебедку три шлага и приготовился тянуть канат, но Володя остановил его. Он нажал кнопку, едва слышно запел электромотор, и на носу во всей красе развернулся стаксель. Со следующей кнопки на всю двадцатипятиметровую высоту вытянулся грот. Паруса мгновенно наполнились ветром, качка прекратилась, уступив место плавному переваливанию по покатым спинам волн.
– С богом, красавица, – сказал Володя, любовно оглядывая свое приобретение, и потянулся. – Ну, ты постой тут, посмотри вокруг, а я пока в каюту спущусь, за трубкой. Курить хочется.
Петров встал, чтобы занять Володино место за рулем, но тот уже щелкнул рычажком управления авторулевого. Паруса были наполнены ветром, авторулевой четко выдерживал проложенный на компьютере курс, электроника предугадывала любую проблему. Петрову непонятно было только одно: что делает на яхте он.
На "Мечте" подобных мыслей не возникало ни разу. Единственным действующим навигационным прибором на ней оказался тот самый пресловутый пеленгатор, маленькое оптическое устройство, выставляемое поверх картушки компаса. Петров сутками с наслаждением возился с картами, выискивал на берегу маяки, водонапорные вышки и другие приметные знаки, вел прокладку и счисление курса, выстаивал на руле без гидроусилителя ходовые вахты, всем телом ощущая, как перо руля передает усилие его рук набегающему потоку воды. И даже сейчас, когда изнуряющая качка двенадцать часов подряд расшатывала ветхую конструкцию яхты, отзывающейся на каждый новый удар волн надсадным скрипом, а для того, чтобы удержать ее на курсе, надо было изо всех сил тянуть на себя румпель, упираясь ногами в противоположную банку кокпита, в голове вновь и вновь прокручивались слышанные где-то строки:
Палубу рвет под ногами, мачту сгибает в дугу.
Как жаль мне всех этих, оставшихся на берегу.
3
Несмотря на сверхнадежный, по уверению продавца, штормовой водоотталкивающий костюм, вода все-таки нашла лазейку внутрь и противными струйками холодила ноющую от напряжения спину. Поэтому появление Паши Петров воспринял как манну небесную.
Особо впечатляюще Паша выглядел за рулем большого черного "паджеро". Если бы золотая цепь на мощной шее бывшего мастера спорта по подводному плаванию была толще, с него можно было бы рисовать картину "Браток на свободе". Бритая голова идеально дополняла образ, весьма позитивно воспринимаемый в финансовых кругах. Особенно среди работников принадлежащей ему сети обменных валютных пунктов. Во всяком случае, кражи в его сети происходили заметно реже, чем у конкурентов. Свободное от зарабатывания денег время Паша посвящал экзотическим путешествиям, иногда вместе с Петровым. Идея двухнедельного похода принадлежала ему. В качестве испытания самой яхты и собственной готовности выкупить ее у подуставшего от морской жизни Кашицы. Впрочем, яхта подходила Паше не хуже, чем "паджеро".
– Ты как, живой? Подменить не надо? Что случилось-то? Внутри ощущение жуткое было, но Кэп темнит, все в порядке, говорит.
– Да вот, волна здоровенная налетела откуда-то, – Петров кивнул в сторону моря. – С головой накрыла. Но яхта ничего, держится. А вот костюмчик мой не слишком герметичный оказался. Переодеться бы надо, промерзать начинаю.
– Без проблем. Куда держим?
– Пока вдоль берега. Потом надо будет уйти мористее, чтобы снова заходить со стороны Юрмалы, но намного ближе к берегу. Иначе опять не вытянем.