Секретарша спряталась назад за стойку. Укрывшись за стёклами тёмных очков, Маделен прекрасно понимала её. Обе они не получили почти никакого образования. Обе они были окружены людьми, которые были умнее их и которые любили выставлять это напоказ. И на них обеих такие слова, как "научно-исследовательский центр" и "запрос", действовали как приказ, которого нельзя ослушаться.
Дама поговорила по телефону и протявкала фамилию и этаж. Уже когда Маделен сделала первые несколько шагов по направлению к лифту, дама забыла о ней с мгновенно возникшим равнодушием сторожевого пса к тому, что одобрено хозяином.
Человек, который пригласил Маделен присесть у большого письменного стола, носил свой халат словно мантию, и Маделен узнала его по этой его манере держаться. За другим столом, на том торжественном обеде, он сидел недалеко - совсем недалеко - от них с Адамом.
Она положила перед ним рисунок, сделанный карандашом для глаз.
- У нас возникли затруднения, - сказала она. - Мы получили этот рисунок, и его не могут идентифицировать, так что меня послали…
- Почему ко мне?
Быстро оценивающе взглянув на врача, Маделен предположила, что наиболее заметной чертой его натуры является самолюбие.
- В Центре говорят, что вы лучший специалист, - ответила она.
- Правда? Там всё ещё помнят, как я пломбировал зубной канал у Роберто?
- Дня не проходит, чтобы кто-нибудь об этом не вспоминал.
- Это был верхний клык. Мне потребовалось два пятилитровых ведра хлорамина только для чистки.
- Это давно уже превратилось в легенду, - заметила Маделен.
Одонтолог-ветеринар взял у неё рисунок, взглянул на него и положил на стол.
- Вы что, смеётесь надо мной? - спросил он.
Маделен сняла тёмные очки и наклонилась вперёд.
- Это прислали в Центр, - объяснила она. - А оки никак не разберутся.
У врача возникло какое-то подозрение.
- Может быть, вы сами ветеринар? Или стоматолог?
Маделен улыбнулась, доброжелательно и наивно.
- Курьер, - сказала она. Врач почувствовал облегчение.
- Конечно же, нельзя быть абсолютно уверенным, - сказал он. - При таком несовершенном рисунке.
Он постучал пальцами по бумаге.
- Коренные зубы, маленькие коренные зубы, конические клыки, передние зубы и диастема. Всё это свидетельствует о том, что это шимпанзе.
- Но? - спросила Маделен.
- Я мог бы согласиться с тем, что здесь на четыре зуба больше, чем должно быть. По маленькому дополнительному моляру с каждой стороны. С мутациями мы сталкиваемся постоянно. Хотя эволюция движется в сторону сокращения зубов. Я бы, на худой конец, мог признать передние зубы. Но почему у них такие изрезанные края, словно лезвие ножа, а не жевательные поверхности? А зубная дута, это уж слишком, вы согласны?
Маделен кивнула.
- Такой изгиб немыслим у обезьяны, он свойствен гуманоидам. Я должен сказать вам одну вещь: вас обманули. Воспользовались вашей неосведомлённостью. Вам прислали снимок зубов несуществующего существа.
Маделен откинулась назад и, достав свою маленькую бутылочку, глотнула из неё.
- Лекарство, - сказала она, - астма, у меня на всё аллергия.
Она медленно встала.
- Существуют ли описи украденных или незаконно увезённых животных?
- Информационные бюллетени. Все сколько-нибудь крупные зоопарки ежедневно обмениваются информационными бюллетенями. Каждая кража регистрируется.
Врач начал застывать в том положении, в котором она его нашла.
- Доктор, - сказала она. - Что бы вы сказали, если бы перед вами тем не менее оказалось животное с таким вот именно положением зубов?
- Я бы сказал, что речь идёт о каком-то недоразумении.
- А если бы всё-таки оно лежало перед вами, с открытым ртом и зубами как на рисунке?
На лбу человека за письменным столом появились морщины - он не желал принимать это, чувствуя раздражение оттого, что его пытаются сдвинуть с его эмпирического фундамента.
- Пока не будет доказано обратное, я бы с уверенностью исходил из того, что речь идёт о фальсификации.
Маделен поправила юбку и расплылась в широкой, во весь рот улыбке.
- Доктор, - сказала она. - Сколько зубов у человека?
- Тридцать два.
- Тогда я отправлюсь обратно в Центр и посмотрю на свои зубы, чтобы убедиться, что речь не идёт о фальсификации.
Врач отвёл взгляд.
- Вы можете воспользоваться зеркалом в нашем туалете. Но в этом нет необходимости. Я обратил внимание на ваши зубы и прикус. Они в полном порядке.
В коридоре Маделен остановилась, всеми чувствами впитывая здание. У здания был тот же динамизм, что и у Адама, оно было молодым, сконцентрированным на работе, честолюбиво авторитетным. Это было место, в котором каждый, кто не имел к нему непосредственного отношения, не мог не почувствовать себя лишним. Чтобы заглушить в себе это чувство, она глотнула из бутылочки. Когда она вытерла слезинки, то увидела у себя над головой фамилию Адама и его должность. Оказывается, она остановилась перед его кабинетом.
Тогда, надев свои тёмные очки, она открыла дверь.
Она оказалась в приёмной, сидевшая на вращающемся стуле женщина повернулась и выжидающе посмотрела на неё.
Маделен до этого пять-шесть раз встречалась с секретаршей Адама, и теперь она на мгновение почувствовала, что находится в состоянии свободного падения. Тогда она попробовала войти в свою роль.
- У меня назначена встреча с Адамом Верденом, - сообщила она.
Секретарша приветливо улыбнулась, обезличенно и неестественно, улыбка, которая говорила ни больше ни меньше как то, что никакой встречи никак не могло быть назначено, потому что если бы это было так, то о ней договаривалась бы именно она, а в данном случае этого не было, забывчивость ей несвойственна, и всё же её не затруднит сгладить неловкость.
- К сожалению, это невозможно, - ответила она. - Он уехал на важное и продолжительное совещание.
- Можно ли ему туда позвонить?
Лицо её стало непроницаемым. Вся та вежливость, которая с самого начала демонстрировалась порциями, теперь уже закончилась.
- Сожалею, но это невозможно. Как ваша фамилия?
Маделен очарованно рассматривала говорящую с ней женщину. Её безукоризненную одежду, её непререкаемый авторитет. Адам как-то заметил, что большой начальник должен заботиться о том, чтобы окружающие его люди были безупречны. Женщина казалась непогрешимой. Потом Маделен вспомнила бегство Адама на рассвете, его стремление к одиночеству, те заслоны, которые он ставил между собой и окружающим миром. Эта женщина была одним из таких заслонов. Маделен наклонилась вперёд.
- Я пришла, чтобы узнать, куда он подевался вчера вечером, - прошептала она.
Секретарша попыталась ускользнуть от неё, отъехав на своём стуле подальше. Маделен двинулась за ней, подходя всё ближе, пока женщине не стало видно её собственное искажённое изображение в стёклах солнечных очков и она не почувствовала запаха алкоголя.
- И к тому же на Мясном рынке, - продолжала Маделен. - Что вы на это скажете?
Секретарша прижималась спиной к своему столу. Все возможности бегства были исключены. Она вцепилась в ручки кресла.
- Вы можете передать ему, - сказала Маделен, - что если он не придумает какого-нибудь чертовски убедительного объяснения, я позвоню его жене.
Рука женщины нащупала на письменном столе жёлтый листок бумаги с почерком Адама. Она протянула его Маделен.
- Может быть, вы сами позвоните ему и скажете это, - пробормотала она.
Маделен взяла листок и отступила назад.
- Четыре часа, - сказала она. - Среди замороженных цыплят и колбасных кишок. Так и передайте.
Даже под таким суровым напором секретарша нашла в себе силы для последнего рывка.
- От кого мне это передать? - спросила она.
Маделен задумалась.
- От Присциллы, - ответила она. - Присциллы из Научно-исследовательского центра скотобоен.
Потом она закрыла за собой дверь.
Оказавшись в коридоре, она остановилась, уставившись прямо перед собой в пространство. Маделен питала самые разные чувства к своему мужу, и они не всегда были однозначны. Но доверяла она ему полностью. Существовали стороны жизни Адама, которые она не понимала. Но она всегда была уверена в том, что большинство из них она со временем сможет понять и принять. Теперь она столкнулась с первой в их браке ложью. Адам был дома, в зимнем саду, она это знала. Но у своей секретарши он оставил записку, на которой было написано: "Еарп. Вет. Инст.".
Маделен глотнула из бутылочки. Потом пошла назад по коридору.
Одонтолог-ветеринар сидел в той же позе, в которой она его оставила. Маделен положила перед ним на стол записку Адама.
- Доктор, - сказала она, - я кое-что забыла спросить. Центр рассматривает возможности сотрудничества с этим учреждением. Не могли бы вы конфиденциально немного рассказать мне об этой организации.
Врач посмотрел в окно, на закрытую строительную площадку, которая скоро превратится в Новый Лондонский зоопарк в Риджентс-Парке.
- Мне тут и так хватает забот, - заметил он.
- А я-то так надеялась, - сказала Маделен, - Все говорят о вашем легендарном знании людей.
Врач бросил взгляд на бумагу и снова посмотрел в окно.
- Забудьте об этом. Никогда о таком не слышал. Во всяком случае, в Лондоне такого нет.
Маделен застыла. Врач протянул назад руку и достал толстый справочник.
- Ежегодный реестр и справочник Королевского колледжа ветеринарных врачей. Здесь списки всех ветеринаров и высших учебных заведений. Исчерпывающие, но полны ужасных опечаток.
Он полистал книгу, потом закрыл её и поставил назад.
- Вас снова провели. В Англии нет организации с таким названием.
Он посмотрел на Маделен поверх стёкол своих бифокальных очков.
- Повсюду одно и то же. Мы тонем в неспособности и некомпетентности. Даже такая милая и вежливая девушка, как вы.
Незаметно Маделен попыталась отпустить письменный стол, чтобы проверить, может ли она стоять без опоры.
- Доктор, - сказала она медленно. - Большое, очень большое вам спасибо. От моего имени и от имени Научно-исследовательского центра.
Почти час Маделен шла пешком по Лондону, пока не взяла такси, и шла она настолько внимательно и осторожно, насколько это позволяло её состояние.
Не то чтобы она пыталась оберегать саму себя, и размышляла она не о том, что совершила обман и сама стала свидетелем другого обмана. Охраняла она сознание собственной внутренней ценности. Впервые на своей памяти она вышла из своей оболочки и стала другим человеком. Она была уже не просто Маделен. По краям своего собственного существа она чувствовала контуры другой женщины, которая тоже была одновременно ею. Именно эту другую она и защищала на лондонских улицах по пути домой.
Поднявшись в свои комнаты, она сняла своё лицо хлопчатобумажной салфеткой и улеглась в кровать. Она уходила из Момбаса-Мэнор без всякого объяснения, и никто ничего не заметил. Но в другой части города три человека встретились с незнакомой женщиной, отличающейся от Маделен и всё-таки идентичной с ней: Присциллой из Научно-исследовательского центра скотобоен.
5
Когда она проснулась, часы показывали полночь. Жара в комнате была тяжёлой и влажной, она сунула руку под кровать, её графин оказался пустым. Она надела халат, соприкосновение ткани с кожей было болезненным, чувствуя головокружение и слабость, она начала путешествие к истокам Нила.
Дом пытался преградить ей дорогу своими тёмными, угрожающими тенями, казалось, даже чьим-то дыханием. Плоские камни во дворе горели под её босыми ногами, небо было чёрным. Но в воздухе чувствовалась прохлада. Она ступила на гравий и взялась за ручку двери, ведущей в мастерскую садовника. Дверь оказалась закрытой.
Сначала она оцепенела перед этой новой непонятной загадкой. По внешнему периметру Момбаса-Мэнор охранялся той же компанией, что и остальные дома на улице. Но двери в доме обычно не закрывались. Потом она улыбнулась. Как и все предусмотрительные руководители экспедиций, она во время своих одиноких странствий оставляла кое-где запасы.
Большой резервуар с пресной водой выходил через стену в лоток, в нём стоял целый ряд стеклянных сосудов с пробами воды. Маделен закрыла глаза, поводила руками среди водяных растений и золотых рыбок и достала пробирку, по внешнему виду похожую на остальные. Она отвинтила крышку, осторожно отхлебнула и выдохнула. В этой жидкости не могли расти головастики. Это был кристально чистый 55-процентный этиловый спирт.
Она присела на стенку каменного бассейна. Облака над ней расступились, и показался Млечный Путь. Вода в бассейне журчала, словно в фонтанах и каналах в Копенгагене. Она подняла свой сосуд, словно приветствуя саму себя. Ей было так хорошо, это был настоящий уютный датский вечер - прекрасное завершение прекрасного дня.
Она подумала об обезьяне. О том, как ей, должно быть, сейчас одиноко, без маленьких вспомогательных средств, которыми можно скрасить одиночество. Кто-нибудь когда-нибудь слышал о том, чтобы животные пили? Нет. С другой стороны, никто никогда не слышал о неправильной зубной дуге Эразма. Да и, наверное, никогда не поздно научиться пить. Раз шимпанзе можно научить языку знаков.
Маделен забралась в резервуар. На коленях, высоко подняв свою пробирку, чтобы не разбавить находящуюся в нём жидкость, она вползла в мастерскую. Потом вошла в оранжерею и зажгла свет. Окна были закрыты чёрными светомаскирующими занавесями. Клетка была такой, как она её запомнила. Но обезьяна исчезла.
Она некоторое время постояла у стеклянной стены, пока окончательно не убедилась в этом. Потом открыла дверь и вошла.
Только в то самое мгновение, когда мы понимаем, чего мы лишились, когда потеря кровоточит, а сознание ещё не начало коагулировать, значение потерянного предстаёт перед нами со всей ясностью. Проходя через пустую клетку, Маделен поняла, что ей будет не хватать обезьяны.
У неё самой никогда не было домашних животных. Без всякой зависти, без всякого желания получить что-нибудь похожее, она смотрела на шетландских пони своих подруг, охотничьих собак и хомячков, и с самого начала ей было ясно, что лошадь между ног, щенок у груди и морская свинка в кровати были заменителем чего-то другого. Молча, не чувствуя ничего другого кроме сострадания, она снова и снова становилась свидетелем краха эмоциональных иллюзий, когда животные вырастали из щенячьей ребячливости, становились больше и настойчиво проявляли сексуальные потребности, и их изгоняли из девичьей спальни во двор, где у них, как логическое следствие одиночества, развивалась животная психопатическая свирепость, которая приводила в конце концов к тому, что они кусали почтальона, обходясь семейству в пятьдесят тысяч крон в качестве возмещения ущерба плюс семьсот крон за усыпление.
Теперь, находясь в клетке, она поняла, что если тогда животные были призваны служить напоминанием о ком-то другом: о детях, о родителях, о куклах, о мужчинах, - то обезьяна, в своей терпеливой беспомощности, напомнила ей о ней самой.
Чувство одиночества овладело ею. Она отхлебнула из своего сосуда, словно в знак ритуального прощания, - поминальное пиво, маленькая прощальная вечеринка в память о покинувшем её друге. Отхлёбывая, она медленно прошла через клетку, подойдя, таким образом, к тому единственному месту в пространстве, откуда была видна обезьяна.
Она раздвинула ветки. Сначала показалось, что растения приняли форму постели для животного, потом она увидела, что животное лежит в сплетённой люльке. Не поломав и не особенно пригибая ветки и листья, животное сплело их в гамак, часть которого, обращённая к стеклу, была скрыта серовато-коричневой увядшей растительностью, сливавшейся с шерстью животного, так что всю эту конструкцию невозможно было различить снаружи. В единственном месте в помещении, где растения образовывали чащу, достаточную чтобы его скрыть, примат, казалось, парил на уровне плеча, виртуозно замаскированный.
Маделен села на сук.
- Ты более невидим, чем ты думаешь, - сказала она. - Говорят, что ты вовсе не существуешь.
Она показала на зубы животного.
- Как шмель. Он не может летать, это можно доказать. Но сам он этого не знает. Так что он всё равно летает.
Она сделала пару глотков за шмеля.
- Открой-ка рот, - предложила она.
И, демонстрируя, как это надо сделать, широко открыла рот.
Губы примата неуверенно раскрылись, он открыл рот.
Маделен увидела бело-розовую пасть, мощные дёсны, нёбо, изрезанное словно песчаное морское дно, блеск слюны под языком. Она увидела два маленьких коренных зуба с каждой стороны, изрезанные края передних зубов, конические клинки клыков, изогнутую, как у человека, зубную дугу. Она увидела оригинал очень точного рисунка, сделанного Адамом. Но она увидела всё это лишь мельком, как деталь чего-то гораздо более важного.
В то мгновение, когда обезьяна открыла рот, не только её зубная дута, всё её лицо на мгновение стало совсем человеческим, и не просто человеческим в абстрактном смысле, но таким же человеческим, как и её собственное. Примат в это время повторял её собственные движения, не карикатурно, потому что в карикатуре всегда есть что-то нереальное из-за её грубости. Примат повторял её совершенно реалистично.
Ощущение это длилось лишь долю секунды - словно смотришь на поверхность какой-нибудь жидкости, к примеру, на поверхность чистого спирта, и вдруг она становится абсолютно гладкой, и ты видишь своё отражение, а за ним бездну, и чувствуешь, как тебя туда затягивает, и на мгновение перестаёшь понимать, действительно ли это твоё собственное отражение.
Потом отражение стёрлось, животное откинулось назад, а Маделен допила остатки из своей пробирки. Потом она сразу же обеими руками снова наполнила её, выпила половину, оторвалась, чтобы вдохнуть воздух, потом она снова схватилась за неё. Но не смогла - оказалось, что пробирка закрыта чем-то плоским. Она взглянула поверх неё и встретилась глазами с обезьяной. Та положила руку на её сосуд.
Маделен отшатнулась.
- Да, - сказала она, - это, пожалуй, правильно.
Листья и вьющиеся растения, словно текущая вода, вернулись в исходное положение, скоро видны были только глаза обезьяны, потом заросли сомкнулись и животное исчезло.
6
Через полгода после того, как Маделен и Адам поженились, Андреа Бёрден устроила в своём доме в Мэйфэре приём, очевидно с целью познакомить Маделен с семейством. Через минуту после того, как они пришли, Маделен попыталась сбежать, но Адам удержал её.
Присутствовали более двадцати членов семейства, срез современной и будущей наделённой властью английской элиты: мужчины, получившие свой первый костюм в пятилетнем возрасте, и женщины, с рождения имевшие слуг, которыми можно было командовать. Все они, независимо от возраста, от самых младших тинейджеров до семидесятилетнего сэра Тоби, который был консультантом по ветеринарным вопросам в правительстве, в обществе Андреа Бёрден нервничали, словно мальки, чувствующие тень щуки.