– Я и сам не знаю, откуда это у меня. В наше время мы проходили только самое начало. Алгол и фортран – теперь этих языков и в помине нет.
– От Бога, – коротко отвечал начальник. – Откуда же ещё такое может взяться?
Парадокс состоял в том, что чем больше Михаил Александрович решал задач, тем больше новых задач перед ним открывалось. Но он был только рад этому. Он как будто хотел реализовать весь свой творческий потенциал, который так неожиданно открылся в нём и который до сих пор был не востребован.
Уходя с работы домой, он записывал на диски свои программы и уносил их с собой, чтобы дома снова работать, работать и работать. Странно, но ни начальство, ни служба безопасности не препятствовала ему, а между тем, сведения, которые он уносил, содержали коммерческую тайну, за которую конкуренты готовы были заплатить очень большие деньги. Но это службу безопасности не волновало. Они знали, что деньги Михаила Александровича вообще не интересовали. Он был фанатик, помешанный на своей работе, отделить которую от программиста было невозможно.
Придя как-то с работы, Михаил Александрович, на ходу что-то буркнув жене, прошёл в свой кабинет и окунулся в работу. Нина Фёдоровна ходила по квартире на цыпочках, но через два часа терпение её кончилось.
– Миша, ну нельзя же так, в самом деле! Ты же даже не поужинал, как с работы пришёл. Я уж не говорю про себя, ты скоро, наверное, забудешь, как меня зовут. Неужели эти твои формулы способны заменить живых людей?
Михаил Александрович вышел из кабинета.
– Извини, Нинок, просто это очень важно. Давай поужинаем. Куда идти?
– Ты неповторим. Вообще-то мы всегда ужинаем на кухне.
Не успели супруги сесть за стол, как раздался телефонный звонок. Нина Фёдоровна сняла трубку.
– Миша, это тебя.
– Кто?
– Не знаю, голос незнакомый.
Муж взял трубку. Через несколько секунд он вернулся на кухню.
– Кто это? – спросила Нина Фёдоровна.
– Шеф.
– Господи, ни днём, ни ночью покоя нет от этой работы.
– Да нет. В данном случае дело не в работе.
– Что-то случилось?
– Нет, ничего существенного.
– Ты что, говорить мне не хочешь?
– Почему сразу не хочешь? Просто я сегодня зарплату получить забыл.
– Как это, забыл?
– Заработался и забыл, вот шеф мне и напомнил, чтобы я завтра, не заходя в отдел, зашёл в кассу, а то кассиру не хочется крупную сумму на депонент отправлять.
– А почему сумма крупная?
– Потому что мне столько заплатили. Шестьдесят тысяч.
– Сколько, сколько?! – не поверила своим ушам Нина Фёдоровна.
– Шестьдесят тысяч, – с гордостью повторил Михаил Александрович. – Ну как, хорошо ценят мозги твоего мужа?
– С ума можно сойти! Но всё равно, Миша, так много работать нельзя, так и сорваться недолго.
– Завтра получаю деньги и сразу домой.
– А работа?
– Шеф сказал, что мне надо немного отдохнуть, впереди какой-то грандиозный проект, надо быть в форме.
– Вот и хорошо, давай отметим твою первую зарплату и молодых пригласим, а то мы с твоей работой внука целый месяц не видели.
– Решено, твоё желание для меня закон.
Первую получку отмечали в расширенном составе семьи. Катя, Володя и Димочка пришли задолго до назначенного времени. Нина Фёдоровна и Катя суетились на кухне, а Михаил Александрович и Володя играли с Димочкой в гостиной.
– Что же вы так рано? Я ещё и приготовить ничего не успела, – расстроилась Нина Фёдоровна.
– А мы специально так пришли, чтобы вам помочь. Какой же это праздник, если хозяйка весь день у плиты простоит?
– Что поделать, доченька, такова наша женская доля.
– Вот мы эту долю с тобой, мамуля, и разделим.
– Какая ты всё-таки у меня молодец!
– Это не я, это Володя предложил.
– Заботливый он у тебя.
За разговором женщины не заметили, как Михаил Александрович и Володя вошли на кухню.
– Это кто это у нас заботливый? – шутливо спросил Михаил Александрович.
– Во всяком случае, не ты, – ответила шуткой на шутку Нина Фёдоровна. – Ой, а майонез-то мы не купили? – неожиданно вспомнила она. – Мужчины, может быть, вы сбегаете в магазин? Хотя, вы же всё равно ничего выбрать не сможете.
– В таком случае, нам с Катей придётся хозяйничать здесь, пока вы ходите, – предложил Володя.
– Действительно, мама, прогуляйтесь, а я пока салаты все нарежу.
Родители ушли, а молодые заняли их место на кухне.
– Так что же мне тебе дать? – спросила Катя мужа. – Нарезать ты всё равно ничего не сможешь…
– Я лучше с Димкой поиграю, а то он один в комнате.
– Да, пожалуй, это лучшее, что ты можешь сделать.
Катя осталась одна, а Володя ушёл играть с сыном.
– Давай-ка с тобой поиграем в компьютерные игры, – сказал отец.
Володя сел за компьютер тестя и посадил сына на колени. Затем он вставил в компьютер диск.
– Давай-ка посмотрим, как птички летают. Смотри, птичка из одного портфельчика вылетела, а в другой залетела.
Ребёнку игра, вероятно, понравилась. Димочка внимательно смотрел, как отец копирует всё, что содержалось в компьютере деда. Однако кроме непонятных звуков Димочка ничего сказать не смог. После того, как все птички перелетели на диск Раба, игра закончилась. Отец выключил компьютер, и они с сыном пошли на кухню помогать маме.
* * *
Кабинет генерального директора фирмы "Щит" больше походил на музейный зал, где демонстрировались образцы холодного оружия, чем на рабочее место предпринимателя. На одной стене красовались всевозможные клинки, на другой – средневековое огнестрельное оружие. Мебель была подобрана в соответствии с этими музейными экспонатами. Эту привычку к собирательству старинного оружия Пётр Ефимович приобрёл ещё с детских лет, когда он с мальчишками на полях былых сражений доставал ржавые кинжалы, пистолеты и ружья. Так уж получилось, что дальнейшая его судьба также была связана с вооружением – он был военный. Теперь, когда и мальчишество, и офицерство остались в прошлом, коллекционирование могло отмотать лет, этак, тридцать, сорок назад и перенести его практически в любое время, к которому возврата уже нет. Единственное, что возвращало человека, попавшего в этот кабинет, из прошлого в настоящее – это фотография молодого человека, явного представителя двадцать первого века. Это был сын генерального директора. Эту фотографию он всегда носил с собой. Даже когда Петру Ефимовичу приходилось выезжать по делам, он никогда не забывал забрать фотографию со стола и переложить её в портфель. Он сделал этот снимок, когда его сын поступил в институт. Какая тогда в семье была радость! Казалось, что все нескончаемые заботы и переживания в прошлом, сын вышел из детского возраста, он стал взрослым человеком. Родители теперь могут передохнуть. Впереди оставалась только женитьба, и его Дима из вчерашнего птенца превратился бы в настоящего мужчину, который не только не требовал бы защиты со стороны родителей, но и сам бы мог стать их защитой и опорой. Увы, но этому не суждено было сбыться. Сейчас сын больше, чем когда-либо, нуждался в защите, и защиту эту ему могли дать только родители.
Пётр Ефимович сидел за столом и смотрел на фотографию сына. В кабинет осторожно заглянула секретарша. Он оторвал взгляд от портрета и вопросительно посмотрел на неё.
– Пётр Ефимович, как вы съездили?
– Ничего, Маша. Ничего хорошего. Пока половину срока не отсидит, об условно-досрочном освобождении рано думать. И то, это при условии, что не будет никаких нарушений режима.
– О чём вы говорите? Он же у вас такой хороший мальчик.
– Там, знаете ли, не курорт. Всякое может статься.
– А вы его самого видели?
– Видел.
– Ну, и как он?
– Говорит, что нормально. Как он выразился, содержание полностью соответствует проступку.
– Господи, чего только люди из-за любви не делают? Зато теперь-то будет на молоко холодное дуть.
– Представьте, нет. Он уверен, что эта девица ни в чём не виновата.
– Да как же не виновата, если он всё своими глазами видел? Как он её раньше-то не раскусил? Воистину говорят, что любовь слепа.
– Любовь тут не при чём. Я, старый дурак, и то ничего не заметил. Она же дочь моего старого сослуживца. Я всегда его очень порядочным человеком считал. Никак не мог предположить, что он так дочь воспитает.
– Значит, не такой он и порядочный, раз такие дела…
Петру Ефимовичу становилось легче, когда он говорил о сыне с секретаршей. Наверное потому, что она понимала его и сопереживала вместе с ним, однако телефонный звонок из приёмной прервал их диалог. Маша побежала снимать трубку, а генеральный директор вновь стал смотреть на фотографию сына, не в силах вернуться к делам после свидания с ним.
– Это вас, – раздался голос Маши, – заместитель.
Он нехотя взял телефонную трубку.
– Пётр Ефимович, у меня к вам разговор неприятный, – послышался голос зама.
– Заходи, я сейчас свободен.
Через минуту зам уже сидел напортив него.
– Что-то случилось, – спросил его Пётр Ефимович, – что-то неприятное?
– Боюсь, что да.
– Ну, говори, не томи, что там у вас ещё?
– Конкуренты клиентов оттягивают. У нас уже третий договор расторгнут.
– Причина?
– Утечка информации.
– Откуда токая уверенность?
– Конкуренты демпингуют. Знают о нас практически всё. Если так дальше пойдёт, нас ждут крупные неприятности.
– Что ты понимаешь под большими неприятностями?
– Банкротство.
– Со службой безопасности говорил?
– Говорил.
– Что они?
– Они уверены, что кто-то наш на конкурентов работает.
– Если работает на конкурентов, значит, уже не наш.
Пётр Ефимович вызвал секретаря.
– Начальника службы безопасности ко мне, срочно.
Совещание, которое началось так неожиданно, проходило в обстановке строгой секретности.
– Проверили каждый отдел, изучили личные дела каждого… – докладывал начальник службы безопасности.
– Надо проверять тех, кто к нам пришёл недавно, – прервал его директор.
– Мы уже это сделали. Если отбросить тех, кто не имел доступа к информации, остаётся только один, – начальник службы безопасности положил перед директором личное дело. – Более того, начальник отдела позволял этому программисту скачивать программы и базы данных для работы дома. Предлагаю начальника отдела немедленно уволить, а программистом надо заняться нашей службе вплотную.
Пётр Ефимович, не моргая, смотрел на личное дело и ничего не говорил. Заместитель и начальник службы безопасности переглянулись.
– Пётр Ефимович, вы слушаете нас? – спросил заместитель.
Но генеральный директор продолжал молчать и смотреть на фотографию, которая была приклеена к личному делу.
– Это что, злой рок? – наконец смог вымолвить он.
Но слова эти прозвучали так тихо, что никто из присутствующих не услышал их.
– Разрешите, мы займёмся программистом? – снова повторил своё предложение начальник службы безопасности.
– Разрешить вам? – переспросил его директор.
– Нам, а кому же ещё?
– Нет, – ответил директор тихо, – не разрешаю.
Оба сотрудника удивлённо посмотрели друг на друга.
– Я принимаю твой вызов, – продолжал директор.
– Какой вызов? – не понял заместитель.
– Идите, работайте.
– А что нам с этим делать, – зам показал на личное дело.
– Ничего, отнесите эти бумажки в отдел кадров. А его, – директор показал пальцем на фотографию сотрудника, – пригласите ко мне.
– Может быть, вы оставите пока личное дело у себя, – предложил заместитель, – вы же ничего про него не знаете.
– Я не знаю? Я очень хорошо всё знаю. Идите и выполняйте, что вам приказывают.
Совещание закончилось. Пётр Ефимович снова остался один. Он печально посмотрел на фотографию сына и сказал:
– Нет, сынок, этот вызов должен принять я.
В кабинет снова заглянула секретарша.
– Пётр Ефимович, вам кофейку сделать?
– Кофейку? Нет. Ты вот что лучше сделай: сейчас придет ко мне Андреев, ты впустишь его и сразу уходи, поняла?
– Куда уходить?
Вместо ответа директор только посмотрел на неё. От этого взгляда у Маши мурашки побежали по спине.
– Поняла, – тихо ответила она и закрыла дверь кабинета.
Михаил Александрович уже собирался идти домой, когда его вызвали к директору. Он так растерялся, что даже не заметил, как пошёл к начальству в одной перчатке, вторая так и осталась лежать на его столе. Однако он удивился ещё больше, когда зашёл в приёмную.
Как только он зашёл туда, секретарша испуганно посмотрела на него и спросила:
– Вы Андреев?
– Андреев, а что?
– Директор ждёт вас.
Михаил Александрович взялся за ручку двери. Секретарша, как ошпаренная вскочила со своего стула и преградила ему дорогу.
– Не понял?
– Обождите, мне срочно уйти надо.
– Ну, так и идите.
– Прошу вас, подождите секундочку, – она стала судорожно складывать что-то себе в сумку, задвигать ящики стола, а потом, бросив всё, зажав под мышкой сумку, из которой всё падало, подбежала к двери.
– Заходите, – крикнула на ходу секретарша, выскочила из приёмной и закрыла за собой дверь.
Михаил Александрович, ничего не понимая, зашёл в кабинет. За столом сгорбившись сидел человек и неподвижно смотрел в одну точку. Лица его не было видно. Наконец человек медленно повернулся к нему. Михаил Александрович остолбенел.
– Это ты?
– Боже, как трогательно! А то ты не знал, у кого работаешь?
– Я сейчас же напишу заявление об уходе!
– Ну, теперь-то конечно. Когда ты меня обокрал, можно и свалить. Только я не понимаю – за что?
– Ты что мелешь? Ты хоть отчёт отдаёшь своим словам?
– Я то, как раз, отдаю. Ты – единственный человек, который выносил за пределы фирмы базы данных. Тебя вычислили. Может быть, хватит врать? Будь мужчиной, если попался, так хоть имей мужество признаться в этом. Или ты уже забыл, что такое офицерская честь?
– И это ты говоришь мне о чести? Ты, кто вырастил урода, а не сына, подонка, а не мужчину. А теперь ты не нашёл ничего лучшего, как обвинить меня в воровстве? Тебе дочери моей мало?
– Твоя дочь шлюха! А ты, её отец, – вор!
– Ты ответишь за свои слова, сволочь!
Михаил Александрович весь затрясся от ярости. Только сейчас он заметил, что выглядел смешно. На его руках была только одна перчатка. Он со злостью судорожно попытался стащить её с руки. Но перчатка не слушалась. Тогда Михаил Александрович дёрнул перчатку изо всех сил. Перчатка, соскользнув с кисти, вырвалась, описала дугу, ударила прямо в лицо директору и упала на пол.
– Можно и так, – багровея сказал Пётр Ефимович.
Он медленно поднял перчатку, потом отвернулся от Андреева и подошёл к стене, на которой висели старинные клинки.
Не успел Михаил Александрович опомнится, как на стол, возле которого он стоял, со зловещим звоном упала сабля.
– Защищайся, подлец! – крикнул директор и, не дав противнику опомниться, изо всех сил махнул клинком.
Михаил Александрович чудом увернулся от удара.
– Это тебе за сына моего!
Остриё просвистело у самого уха.
– Это за воровство!
Клинок звонко ударился о саблю, которую Андреев подставил под удар. Удары сыпались один за другим. Пётр Ефимович вкладывал в них всю свою силу. Перед ним стоял не противник, перед ним был сам злой рок, который посадил его сына в тюрьму и который хотел теперь отнять у него всё.
Михаил Александрович только успевал отбивать удары. Наконец его сабля, отбив очередной удар, описала в воздухе дугу, и вонзилась в голову директора.
– А это тебе за мою дочь поруганную, – сказал Михаил Александрович, плюнул в сторону директора, и бросил на бездыханное тело саблю.
Двери кабинета открылись и в них появились заместитель и начальник службы безопасности.
– Всё кончено, – сказал им Михаил Александрович, – можете вызывать милицию.
Глава 7
По настоянию Кати молодая семья Рабовых временно переехала к её матери. Оставлять мать одну после ареста отца было нельзя. Катя надеялась, что внук и круговерть большой семьи хотя бы отчасти смогут отвлечь её от горя. Она не ходила на работу и целыми днями была с матерью. Володя нанял кого-то, чтобы сдать квартальный отчёт, и все бухгалтерские документы складывал в стол жены. Эти действия были вполне оправданы, потому что Нина Фёдоровна находилась в самой настоящей депрессии.
Когда Володя пришёл с работы домой, то очутился в атмосфере гнетущей тишины. Тёща что-то тихо стряпала на кухне, возле неё, на подоконнике, сидела Катя и безучастными глазами смотрела в окно, даже сын в эти дни был тихим и играл, не дёргая ни мать, ни бабушку. Володя прошёл на кухню, сел за стол и тоже молча стал наблюдать за женой.
Катин взгляд вдруг перестал быть безучастным. Она внимательно что-то рассматривала.
– Что там? – спросил её муж.
– Диминого отца похоронили. С кладбища возвращаются.
– Господи! – воскликнула Нина Фёдоровна и, зарыдав, выбежала из кухни.
– В голове не укладывается… – как бы отвечая за мать, сказала Катя. – Зачем он это сделал?
– Ты женщина, тебе этого не понять.
– При чём тут женщина?
– Он отомстил за тебя.
– Я ещё понимаю, если бы сразу… Столько времени прошло…
– При чём тут время? Такое не забывается никогда.
– И кому от этого стало лучше?
– Ты понять не можешь, это эмоции, они, рано или поздно, всё равно должны были выйти наружу. Помнишь, следователь говорил, когда зам и начальник службы безопасности вбежали в кабинет он сказал: "Это за мою поруганную дочь".
– Володя, но когда это было? У него уже внук. Он же нам здесь нужен, а не в тюрьме, неужели он о нас не подумал?
– А вы подумали о нём? Подумали, как он жил всё это время? Что на душе у него творилось? Теперь ему легче. Теперь он отомщён.
На кухню вернулась Нина Фёдоровна.
– А как я жить теперь буду, он подумал? Ведь он только на работу устроился.
– За это не беспокойтесь, мы же теперь с вами.
– Да разве я про это? Мне и пенсии хватит. Я понять не могу, какая может быть дуэль? Сейчас же не восемнадцатый век?
– Значит, и в двадцать первом веке дуэли бывают, – задумчиво сказала Катя.
– А может быть, на него помутнение нашло? Он же с этой работой совсем голову потерял. Я слышала, что эти компьютеры на голову действуют. Вчера по телевизору говорили, что все эти залы с компьютерными играми закрывать будут. От них дуреют. Может, это совсем и не дуэль была?
– Экспертиза уже была, – пояснил Володя.
– А у убитого в кармане перчатку папину нашли, – добавила Катя.
– Какую ещё перчатку?
– Когда на дуэль вызывают, то перчатку бросают. А если перчатку поднимают, значит, вызов принят.
– Это что же, отец в него перчатку швырнул, а тот поднял?