– А если менты у меня это найдут?
– Это исключено. Ты же не при делах. Да и о нашем разговоре кроме нас никто не знает.
– Хорошо, где твой портфель?
– Сейчас всё будет, а пока давай выпьем за твоё выздоровление.
Володя вернулся домой уже вечером. Родители были дома. Отец читал газету в гостиной, а мать с Катей что-то стряпали на кухне. Раб на цыпочках, тихонько прошмыгнул в свою комнату и спрятал там чемодан. Потом он вернулся в прихожую и подчёркнуто громко стал переодеваться.
– Ну слава Богу! Вернулся. А мы не ужинаем, тебя ждём, – услышала его мать. – Быстро мойся и к столу. Уже всё готово.
Вся семья расселась вокруг стола, перед каждым стоял борщ. Он испускал клубы ароматного пара, который постепенно наполнил кухню и поглотил всех находящихся в ней. Приятное блаженство разлилось по всему телу. Все проблемы ушли куда-то далеко, и все замерли в предвкушении предстоящей трапезы.
– Ну что? – самодовольно произнесла мама. – Один дух чего стоит!
– Нет слов, – похвалил Володя. – Но, по-моему, чего-то не хватает.
– Это чего же не хватает, – обиженно спросила мать. – Я всё положила как надо.
– Кто же возражает? – заулыбался отец. – Положила, конечно, всё. Но не всё налила. Перед борщом сам Бог велел! А иначе всё блюдо испортить можно.
– Нет, я даже пробовать не буду, это же всё испортить можно! – поддержал отца Володя.
– Ну, хитрецы! – сказала мать Кате. – Ты посмотри, что делают? Разве после этого можно отказать?
– А зачем отказывать? К тому же, и повод есть. Надо же выздоровление Володи отметить?
С чем можно сравнить рюмочку водочки, после которой съешь тарелку великолепного борща? Нет, такого сравнения не придумать. Это состояние какого-то блаженства. После этого хочется откинуться на спинку стула и поговорить о чём-то приятном, возвышенном…
– Ты мне хотел о чём-то рассказать, – сказала Володе Катя.
– Я? Не помню. Что ты имеешь в виду?
– Про дела. Помнишь, когда ты из дома убегал?
– А, про дела? Ну, да, конечно. Мы тут с батей посоветовались и решили тебе одно дело дать возглавить.
– Мне?
– Ну да, тебе. Ты человек умный, по натуре лидер, кому же ещё?
– Можно подумать, ты не лидер?
– Я лидер, но у меня один недостаток. Фамилия.
– Боишься, что и в бизнесе тебя Рабом будут звать?
– Этого я, конечно, не боюсь. Рабом всё равно звать будут. Дело в другом. Дело в том, что наш бизнес будет связан с военными. А мой отец не последний человек был в этой конторе. Много ненужных вопросов появится. А так, Александрова. Кто такая? Никто не знает.
– Мой папа тоже военный.
– Да, но использовать мы будем связи моего папы, а не твоего.
– И чем фирма будет заниматься?
– Мы будем посредниками между Армией и промышленностью.
– А точнее можно?
– Можно и точнее, только лучше на трезвую голову. Это я так, в общих чертах тебе рассказал. Ну как, согласна?
– Согласна, но только в общих чертах, – пошутила Катя.
– Ну, если так, то надо объявить перекур, – сказал Володя. – Батя, ты будешь?
– Да, пойдём перекурим.
Женщины стали говорить о секретах приготовления борща, а мужчины пошли дымить на лестницу.
– С фирмой не всё так гладко получается, – сказал отец. – Я тут посчитал немного, так такая сумма выходит!
– Какая сумма?
– Ну, как же? Всем же надо дать. Они сейчас у руля и аппетиты у них соответствующие.
– Ты же говорил, что там твои друзья, что они тебе как родные?
– Володя, в бизнесе не бывает ни друзей, ни родных, запомни.
– И много надо денег?
– Очень!
– Пойдём, я тебе что-то покажу.
Они докурили, и Володя повёл отца в свою комнату. Он плотно закрыл за отцом дверь, достал чемодан и открыл его.
– Ничего себе! Откуда это? – вырвалось у отца.
– Это не моё, – ответил Раб. – Мне на сохранение дали. Потом придётся отдать.
В то время, как отец не мог оторвать глаз от волшебного чемодана, его жена изливала свою душу невестке.
– Катюша, ты не представляешь, что это было! Как лев в клетке ходил из угла в угол. Злой такой. Бросался на всех. А потом это, – она щёлкнула себя пальцем по горлу. – Пить начал. Ну, я думала – вот он, конец. Запомни девочка, мужику без работы никак нельзя. Без бабы – плохо, но проживёт, а без работы погибнет. Так вот они устроены.
– И что? С созданием этой фирмы всё изменилось?
– С каким созданием? Что ты, девочка? Ещё никакой фирмы нет! Он только думает её создать. Но ты права. Изменилось действительно всё. Его просто не узнать. Энергичный, собранный, деловой. Просто, как подменили.
С перекура возвратились мужчины. Отец на ходу в чём-то убеждал сына:
– Даже и не думай! Это отдавать нельзя. Сам посуди, без этого наша фирма не сможет развернуться.
– Ну а что же я ему тогда скажу? Это ведь не червонец, за такие бабки, сам знаешь, как отвечать придётся.
– Надо немедленно их в дело пускать. А с этим Серым я что-нибудь придумаю.
– Ну, что я тебе говорила? – умилённо шептала свекровь невестке. – Даже покурить без работы не могут. – Ну, теперь держись! Теперь их остановить невозможно. Это ведь мужики. Они, как кони, удила закусили, и только вперёд.
Свекровь оказалась права. Дела по созданию новой фирмы полностью вырвали из семьи и отца и сына. Они куда-то бегали, с кем-то встречались, о чём-то спорили по телефону. Казалось, что они успевали всё, кроме одного. Они не успевали вспомнить, что у них есть семья, и что их жёны живые люди. Но, именно потому, что жёны у них были живыми людьми, они понимали своих мужей, и не только не мешали мужьям в их новой работе, но помогали им по мере своих слабых женских сил.
Катя подписывала непонятные ей бумаги, бегала по банкам и налоговым инспекциям, стояла в очередях, составляла какие-то справки, потом переделывала их и снова стояла в очередях. И, хотя она мало понимала из того, что она делала, этот ритм захватил её. Она стала забывать о том страшном кошмаре, который ей пришлось пережить. Всё реже и реже она вспоминала об институте и о своих бывших подругах. Но однажды муж напомнил ей об институте. Как только он заговорил о нём, отвратительное чувство вновь всплыло на поверхность. Она поняла, что ненавидит не только своё бывшее учебное заведение, но и вообще не переносит даже само слово "институт".
Больничный у Володи закончился. Но, как бы ни была увлекательна работа по созданию новой фирмы, её пришлось передать отцу и Кате. Необходимо было возвращаться в институт. После выздоровления, Володя отправился на занятия с каким-то нехорошим настроением, а вернулся оттуда злой и расстроенный.
Семья, как всегда, ждала Володю к ужину, и его настроение сразу стало заметно для всех. Опять этот институт принёс в новую семью Кати какую-то гадость.
– Что с тобой? – спросил отец Володю.
– Две новости. Одна плохая другая отвратительная.
– А подробнее…
– Первое, это то, что меня попросили забрать документы из института.
– Это почему? – не поверила своим ушам мать.
– Не знаю.
– То есть, как это не знаю? Должна же быть какая-то причина? – переспросила мужа Катя.
– Спроси у своего Димы, – зло ответил ей Володя.
– Во-первых, он не мой, а во-вторых, при чём тут Дима? – с раздражением ответила Катя.
– Володя, ты не прав. Если у тебя неприятности, то незачем срывать их на жене. И объясни, пожалуйста, что значит попросили? Если есть основания, никто ничего просить не будет.
– В том-то и дело, что никаких оснований нет, – уже более сдержано ответил Володя.
– В таком случае, к чему этот негатив? Не станешь же ты забирать документы из-за какой-то безответственной болтовни? – спросил отец.
Володя молча вытащил из портфеля документы и положил их на стол.
– Ты что, забрал документы? – ахнула Катя.
– Забрал, как видишь.
– Ты можешь всё-таки объяснить, что произошло?
– Я и сам не знаю, что произошло. Видимо, на следствии Димка облил меня грязью. И не просто облил, а облил так, что эта грязь дотекла до декана. Короче, получается так, что это не он меня ножом пырнул, а я его.
– Что это за бред? Вся группа видела. Это и следователь говорил, – возразила Катя.
– Ну, что ж? В этом нет ничего удивительного, – вмешалась мать. – Если он так обошёлся со своей невестой, то с тобой так обойтись ему сам Бог велел.
– Обожди, обожди, но это же не причина, чтобы забирать документы? Пусть разберутся, всё станет ясно.
– В чём разберутся, папа? Ты хочешь, чтобы опять по всему институту полоскали имя моей жены? Короче, говорить не о чем. Документы я забрал.
Володя стал нервно барабанить пальцами по столу.
– Ну ладно, не переживай. Успокойся. Пойдём покурим, – предложил отец.
Мужчины ушли в коридор. Володя закурил и немного успокоился.
– А что за вторая новость? – спросил отец сына.
– Серый денег скоро назад потребует.
– Что значит, скоро?
– Через месяц хочет уехать куда-то. Сказал, что деньги заберёт.
– Да, час от часу не легче.
– Ну, и что делать будем, батя?
– Слушай, а может и к лучшему, что тебя из института попёрли? Сейчас пойдёшь в армию и ищи ветра в поле!
– Какая ещё армия?
– Обыкновенная. В которую всех забирают, если отсрочка пропадает. А пока ты служишь, я постараюсь закрыть Серого.
Глава 5
Какая всё-таки изменчивая эта жизнь! Совсем недавно жил в уютной квартире, спал с молодой женой, ел мамины обеды и ужины, а сейчас?
Сейчас вместо квартиры – казарма, которая вся провоняла потом портянок и гуталином, вместо жены – сосед по кровати, который храпит, как труба иерихонская и не даёт спать, а вместо ласковой мамы – старшина злой, как волк и тупой, как сибирский валенок. Что поделать, так распорядилась жизнь, так сложились обстоятельства. Разве человек способен противостоять обстоятельствам? Нет, он только может служить им верой и правдой, не щадя сил и живота своего.
Из окна казармы виден плац. С самого утра и до самого вечера солдаты изо всех сил колотят его сапогами. Но, как бы они не старались, всё равно у них всё выходит плохо. Старшина орёт на них, оскорбляет как только может, но солдаты молчат. Попробуй только пикни – тут же жизнь, и без того не сладкая, превратится в каторгу. За плацем корпус столовой. От неё несёт какими-то помоями километра на три. Там тоже служба: то картошку гнилую чистить, то рыбу вонючую таскать, то мясо рубить. Кости да жилы – солдатам, а мякоть – жёнам офицеров. Воруют внаглую – никого не боятся. Да хоть бы сами за этим мясом ходили, так ведь нет. Солдат наруби, помой, заверни и принеси. А если кусок не понравится, так она тебя этим куском по морде и отходит. Да чёрт бы с ней, с мордой, так она же обязательно старшине нажалуется. Скажет: "Этого урода ко мне больше не присылайте". И тогда уже всё. Тогда полный кошмар наступит.
А за столовой забор с колючей проволокой. Как будто здесь не солдаты, а заключённые живут. От ворот этого забора идёт дорога километров пять или шесть и упирается в другой такой же забор с ангарами. Там техника. Там другие служат. В основном, офицеры. Из рядового состава ниже сержанта и нет никого. А рядовые только и нужны, чтобы дорогу эту вылизывать днём и ночью. Только вылижут её, только в порядок приведут, завоет ночью сирена, загрохочет всё вокруг, загудит, а утром опять роту на эту дорогу проклятую выгоняют. А там уж и не дорога вовсе, а месиво какое-то. Как будто специально её тракторами пахали всю ночь. Вот такая служба получается: куда ни кинь – всюду клин. То строевые на плацу, то кухня, то дорога эта долбанная.
А интересно всё-таки заглянуть за тот забор. Что это за техника там такая? Видно, стоящее что-то. Иначе так бы не охраняли. Но чтобы что-то узнать, как минимум, сержантом надо быть. Тогда, может быть, и появится шанс из этой дыры к технике современной перебраться.
– Рабов, ты что, уснул? – вывел из размышлений Володю старшина.
– Ты что же очистки к хорошей картошке накидал?
Старшина изо всех сил ударил сапогом по ведру с картошкой. Та раскатилась по всему полу. Вода брызнула прямо в лицо.
– Что зенки вылупил? Шевелись! – орал на него старшина. – Я тебя научу свободу любить! Я вас приучу к солдатскому труду! Чтобы через десять минут всё сделано было!
– Так точно! – Володя приложил руку к виску и вытянулся перед старшиной в струнку.
– Дурак. Руку к пустой голове не прикладывают, – старшина взял Володину руку и опустил её.
– Виноват, – звонко выкрикнул Володя.
– А ты ничего. Молодец. Другой бы губы надул, обиделся, а ты…
– Это у нас семейное.
– Что семейное? Картошку чистить?
– Никак нет! В армии служить. Мой отец всю жизнь в ней служил, до полковника дослужился.
– До полковника, говоришь? А ты как сюда попал? Что-то я до сих пор детей полковников рядовыми не встречал.
– Так ведь и отец у меня не с майора начал.
– Ишь ты! Шустрый какой. Ну, майором быть здесь тебе не светит, а вот насчёт ефрейтора можно подумать.
Старшина ушёл. Володя быстро собрал всю картошку и стал торопливо дочищать ведро до полного.
– Раб, что это он на тебя окрысился? – к Володе подошёл его сосед по койке. – Вот гнида! Так бы и двинул ему ведром по голове!
– Да ничего он не окрысился. Так, поговорили немного, и всё.
– А что же это он на тебя так орал?
– А это чтобы служба мёдом не казалась. Разве ты бы на его месте по-другому говорил?
– Нет, я бы так не стал.
– Поэтому ты и ходишь рядовым.
– Можно подумать, ты старшина.
– Пока ещё не старшина, но скоро буду. Я в этом нисколько не сомневаюсь.
Сосед по койке захихикал.
– Рядовой Трофимов! Смирррно! – закричал Володя.
Трофимов вытянулся перед Рабом.
– С ведром к котлу бегом марш!
Трофимов схватил ведро с картошкой и побежал к котлу.
– Вот дурак! И действительно побежал, – тихо сказал вслед ему Раб.
Трофимов добежал до котла, высыпал туда картошку и, подскользнувшись, растянулся прямо перед старшиной. Тот посмотрел на Трофимова, потом на часы и перевёл свой взгляд на Раба.
Володя быстро надел пилотку, приложил руку к виску и застыл в постойке "смирно".
Скоро Рабова вызвали к командиру, после чего на его погонах появилась ефрейторская полоска.
Войдя в казарму, новоиспечённый ефрейтор столкнулся с Трофимовым.
– Ух ты! Раб, с тебя приходится. Этак, ты и действительно старшиной станешь.
– Не Раб, а товарищ ефрейтор, – поправил его Володя.
– Да брось ты!
– Ты что, не понял? – голос Раба стал отдавать металлом.
– Да пошёл ты… Может тебя и в задницу ещё поцеловать? – Трофимов оттолкнул Раба и хотел уйти.
Раб схватил его за воротник и с силой дёрнул. Трофимов потерял равновесие и упал. Раб нагнулся к нему и процедил сквозь зубы:
– Вы все не только в задницу меня целовать будете, а ещё для этого в очередь выстроитесь. Понял?
Трофимов лежал на полу и испуганно смотрел на Раба.
– Понял? – уже заорал на него Раб.
– Понял, понял, – недовольно проворчал Трофимов.
– Ничего ты не понял. Как надо отвечать?
– Так точно, – выдавил из себя Трофимов.
– И опять ты ничего не понял.
– Так точно, товарищ ефрейтор!
– Ну вот, только с третьего раза и понял. Господи, до чего же вы здесь все тупые!
Ефрейтор ушёл, а Трофимов так и оставался лежать на полу, не понимая, что же это сейчас произошло.
Шло время, где-то что-то менялось, а в воинской части, где служил Раб, всё оставалось неизменно. Утром подъём, зарядка, завтрак и если дорога не разрыта, то строевые занятия, а если разрыта, то лопаты и носилки. Сегодня никаких исключений не было. Ночью выли сирены, а это значит, что после завтрака все пойдут работать на дорогу.
Но, война войной, как говорят солдаты, а обед по расписанию. Это выражение, конечно, образное. Естественно, оно относится не только к обеду. То же самое можно сказать и про ужин, и про завтрак. Что бы ни случилось, какое бы "ЧП" ни произошло, но каждое утро лужёная глотка старшины заорёт:
– Рота сесть!
Солдаты садятся за длинные столы и усердно начинают работать ложками.
– Рота встать, выходи строиться!
Солдаты вскакивают с мест, и через минуту они уже ровными рядами стоят на плацу у входа в столовую. Офицер поставил задачу командирам отделений, и рота рассыпается. Через десять минут рота вновь строится, только теперь она полностью вооружена. В руках у каждого бойца его личное "оружие": у кого лом, у кого лопата, у кого кирка.
Работа началась. Солдаты лениво ковыряют землю. Чувствовалось, что это занятие уже осточертело им. На фоне всей роты выделялось одно отделение, которым командовал Раб. Они работали так, как будто бы искали клад.
Долгожданный свисток возвещает о начале перекура. Солдаты бросают свои лопаты и падают на траву, предаваясь недолгому блаженству. Только отделение Раба не реагирует на свисток. Они смотрят на своего командира и ждут команды непосредственно от него.
– Вот здесь поребрик выровняй, – говорит ефрейтор Трофимову.
– Товарищ ефрейтор, ну какая разница, всё равно эту дорогу завтра снова разбомбят.
– Разговорчики! Выполнять команду!
Трофимов недовольно выравнивает поребрик. Всё отделение ждёт его и не идёт на перекур.
Наконец поребрик выровнен и ефрейтор разрешает отдохнуть. Солдаты достают сигареты и ложатся на траву.
Полковник из соседней части, той, куда ведёт эта дорога, ходит и внимательно проверяет работу солдат. За ним следуют несколько офицеров. Они идут тихо, стараясь не мешать солдатам. Ведь и они были рядовыми когда-то. Ну, не рядовыми, так курсантами, разница не большая. Так же копали землю и так же ладони их покрывались кровяными мозолями. Вообще, в армии первое впечатление обманчиво. Вначале кажется, что старшина злющий, как собака, а потом понимаешь, что за этой напускной суровостью скрывается обыкновенное человеческое сердце. Он не только умеет требовать, он умеет и понять, а то и пожалеть солдата. Вначале кажется, что солдат обворовывают, забирая лучшие куски мяса из столовой и относят их к жене командира, а потом узнаёшь, что жена командира работает в госпитале, и мясо это предназначено не ей, а больным. Так что, не верьте тем, кто говорит, что офицеры не понимают солдат. Они понимают. И солдаты понимают их, и не только понимают, но и чувствуют их настроение. Вот и сейчас, солдаты видят, что полковник не хочет беспокоить их, и поэтому, когда тот проходит мимо, никто не встаёт и не вытягивается перед ним так, как того требует устав.
– Ты смотри-ка, даже поребрик выровняли, – говорит полковник офицеру.
– Отделение встать! Смирно! – кричит ефрейтор, заметив офицеров.
Солдаты вскакивают со своих мест, моментально строятся и застывают в строю. Ефрейтор, поправив пилотку, чеканя шаг, подходит к полковнику и отдаёт рапорт:
– Товарищ полковник, вверенное мне отделение находится на отдыхе. Командир отделения, ефрейтор Рабов.