Мне кажется, того веселого эпизода, о котором я рассказал, не могло быть два года назад. Тогда в настроении этих людей преобладал мотив жертвенности. Теперь к ним пришло ощущение силы. Нет, это вовсе не из-за того, что выступать против войны стало менее опасно. Нет, пятилетнее заключение, к которому приговорён доктор Спок, тюрьма и каторга Дэйвиду Митчеллу, Денису Мора и многим другим борцам против позора Америки свидетельствуют об обратном.
Ощущение силы пришло не потому, что власти стали "мягче". Оно появилось потому, что достигнуто, пожалуй, главное - в значительной мере разбужена и становится материальной силой совесть Америки.
Помню, два года назад я шел по Пятой авеню, останавливался через каждые несколько десятков шагов и обращался к людям, стоявшим за полицейскими перилами, отделявшими демонстрантов от зрителей, с вопросом - что они, зрители, думают о войне во Вьетнаме, о демонстрации. Меня тогда поразило, что многие вовсе не могли ответить на этот вопрос. Просто потому, что он их тогда не волновал. Они не считали нужным определить в нем свою позицию. Им было безразлично.
Я и на этот раз прошёл вдоль полицейских перил. На этот раз зрителей было меньше. Может быть, из-за того, что больше стало участников. Я опросил около 70 человек. Только 7 из них сказали, что они поддерживают войну во Вьетнаме. Но это не главное. Главное, что я не встретил ни одного человека, которому война во Вьетнаме была бы безразлична.
А ведь в 1966 году участников демонстрации, по их словам, страшили больше всего не сторонники войны, а равнодушные.
Конечно, совесть Америки разбужена и расшевелена прежде всего патриотами Вьетнама, их мужеством, их поразительной стойкостью. Что греха таить, не думаю я, что совесть американца заговорила бы столь громко, как сейчас, если бы Пентагон смог добиться во Вьетнаме блицпобеды. Но те, кто стоял молчаливо и одиноко два года назад на Таймс-сквер с плакатами "Прекратите позорную войну!", оказывается, сделали удивительно много.
Глава шестая
ИЮНЬ
Плюс один
Телевизионный ящик бросает меня из конца в конец американского континента, преодолевая трехчасовую разницу во времени и расстояние в пять тысяч миль со скоростью нажатия кнопки. Круглосуточное метание в машине времени началось после телефонного звонка из Лос-Анджелеса, утром 5 июня.
- Стреляли в Кеннеди! Только что стреляли в Кеннеди! Чёрт знает что такое! Подумай! Как это могло случиться! Снова!..
Звонил мой друг Дмитрий Темкин, американский композитор.
Лос-Анджелес, отель "Амбассадор". Растерянный репортёр, запутавшийся в шнуре микрофона. Кровь. Тёмные влажные дорожки парка у Белого дома, президент уже знает. В "Городе воскрешения" пока всё спокойно. Нью-Йорк. Комментаторы повторяют текст телеграмм, поправляют наспех повязанные галстуки. Носилки у госпиталя. "Посмотрите еще раз, как это случилось"… Плачущие лица. Утро. Выступает президент Джонсон. Жена Роберта Кеннеди. "Смотрите снова, как это случилось". Жаклин Кеннеди в Нью-Йорке. В Гарлеме тихо. Фотография того, кто стрелял, выпущенная полицией. "Посмотрите ещё раз, как это случилось". Операция окончена. "Посмотрите снова, как это случилось". Никаких улучшений. Прохожие на Таймс-сквере: "Этому невозможно поверить! Как это могло случиться снова?!" Лос-Анджелес, объявление о смерти: "Ему было 42 года". "Посмотрите еще раз, как это случилось…"
Уже давно репортёр распутал шнур от микрофона, уже давно комментаторы на центральных студиях справились с галстуками - профессионализм торжествует, репортажи о покушении и смерти идут без заминки. Сведения, сопоставления, мнения экспертов. На Эй-би-си кто-то крутит в руках череп, показывает пальцем, куда попала пуля.
Вот место, где лежал раненый сенатор в бальной комнате отеля "Амбассадор". Оно отмечено меловым крестиком. Простой, понятный и привычный крестик - как знак "плюс" на школьной доске.
Плюс один.
Я видел точно такой же крестик на балконе мотеля в Мемфисе. Тогда знаком плюс было обозначено место, где лежал доктор Мартин Лютер Кинг. Телевизионный комментатор водил и к окну, откуда стреляли в Кинга. И через оптический прицел я видел, как некто подходил к поручням балкона и облокачивался на них точно так, как Кинг. И в этот момент лицо человека было пересечено крестом винтовочного телескопа. Плюс ещё один.
А до этого я смотрел на площадь Далласа из окна здания бумажного склада, через тонкий плюс оптического прицела. И кто-то там внизу имитировал президента Кеннеди в движущейся машине. А какая-то женщина сидела рядом, изображая Жаклин Кеннеди.
Ещё благодаря телевидению я целился с башни университета в Остине во все сорок девять мест на университетской площади, где студентом по имени Чарльз Уитмэн были убиты или ранены люди.
И каждый раз, рассказывая об очередном убийстве, репортеры телевидения выходили на улицы, останавливали прохожих и просили прокомментировать событие, ответить на вопрос: "Как это могло случиться?"
- Этому невозможно поверить! - слышал я ответы прохожих и по поводу убийства в Далласе, и по поводу расстрела в Остине, и в связи с выстрелом в Мемфисе. И вот теперь, после Лос-Анджелеса, слышу то же: "Этому невозможно поверить!" Фраза стала уже привычным стереотипом. И давно не выражает своего буквального смысла, хотя и произносится искренне, часто сквозь слезы. Верят прохожие. Сразу верят. Привыкли к убийствам.
Они не только верят, что выстрел был, но даже знают, что последует за выстрелом. Знают, что президент выступит с заявлением. Знают, что будет объявлен день молебствий, знают, что Уолтер Кронкайт, корреспондент Си-би-эс, за сутки приготовит отличного качества 60-минутный телеочерк о жизни убитого. Знают, что первые несколько часов после трагедии телевизионные компании будут стесняться прерывать свой передачи коммерческими рекламами и развеселыми шоу, но потом на экран снова по-хозяйски ворвется реклама таблеток от несварения желудка, средства от пота, эластичных дамских панталон и - пошло!.. Знают они также, что несколько дней после убийства телекомментаторы будут вести передачи на тему "Чем вызваны акты насилия".
И этот же вопрос - об актах насилия - будут обсуждать сенаторы, президент, архиепископы, журналисты и телекомментаторы. Некоторые будут стараться доказать, что все хорошо, всё в порядке. Американское общество здорово, как никогда, а случайная трагедия, как бы тяжела она ни была, не может доказать обратное.
Архиепископ Кук будет служить мессу в соборе святого Патрика и призывать к искоренению ненависти в сердцах людей. В том самом соборе, где покойный кардинал Спеллман призывал к насилию, благословлял американских солдат на убийства и зверства во Вьетнаме.
Президент назначит высокую комиссию по изучению "причин насилий". А через несколько минут после, известия о создании такой комиссии радио передаст сообщение правительства о том, что за неделю во Вьетнаме американцы убили более трёх тысяч коммунистов.
"Нас многие называют больным обществом. Особенно часто нас называют так за границей. Там нам особенно трудно доказывать обратное", - говорит корреспондент телевидения. С камерой он идет по Таймс-скверу и останавливает прохожих: "Считаете ли вы наше общество больным?"
"Да, мы живём в больной стране. Что делать - не знаю. У меня нет решения".
"Надо менять всю жизнь. Нужен хороший президент. Но вы видите - хороших людей убивают".
"Мы живём ненавистью, у меня нет никакого уважения к моей стране".
"Мы низменное общество. У нас нет моральных ценностей".
"Дело не в том, что убили Кеннеди. Я голосовал за Джонсона. Он обещал прекратить войну во Вьетнаме. Через три месяца после выборов он сделал то, что предлагает Голдуотер. И теперь судит доктора Спока - а ведь он требует того, что обещал когда-то Джонсон. В нас убивают веру. Это похуже. Что делать? То, что делает доктор Спок".
Я привёл ответы только одного характера. Но таких было много - не меньше половины.
Две недели назад сенатор Кеннеди, беседуя с французским журналистом, сказал: "На меня рано или поздно будет совершено покушение. Не по политическим соображениям. Просто - такова обстановка".
Он говорил как-то и о том, что убийство бывает не только мгновенным - когда достаточно нажать курок, Убийство бывает затяжным и малозаметным. Убийство нищетой, голодом, трущобами, темнотой неграмотности, равнодушием, наконец…
Для его собственной гибели оказалось достаточно нажатия курка.
Многие гибнут медленнее и мучительнее.
После убийства Джона Кеннеди некоторые в США говорили: "Такое возможно только в Далласе". После гибели Мартина Лютера Кинга раздавались голоса: "Такое - только на Юге". После Лос-Анджелеса я уже не слышал слов: "Такое - только в Калифорнии".
* * *
У этого убийства не было начала и нет конца, хотя все отхронометрировано точно. Известно, что пули вошли в голову и плечо сенатора Кеннеди в 0 часов 15 минут (время Тихоокеанского побережья США) 5 июня 1968 года, скончался он, не приходя в сознание, в 4.00 6 июня, гроб с телом был опущен на землю Арлингтонского кладбища в Вашингтоне в 22 часа, 30 минут (время Восточного побережья) 8 июня. Еще через 15 минут ближайшие друзья покойного сенатора растянули над гробом и сложили флаг Соединенных Штатов. Космонавт Гленн отдал флаг Эдварду Кеннеди, а тот передал его Этель - вдове Роберта Кеннеди.
Все отхронометрировано. Но у этого убийства нет временных рамок. И хронику его можно начинать и вести произвольно. Ведь не хронология определяет порядок событий. Иногда причина заявляет о себе значительно позже следствия.
Во всяком случае, вначале я ставлю не драматический момент быстрых, почти пулемётных выстрелов из револьвера в отеле "Амбассадор" в Лос-Анджелесе, а гораздо менее насыщенный событиями день 8 июня 1968 года в Нью-Йорке.
12.00–12.20. Караван длинных, распластанных черных машин движется по Пятой авеню. Благодаря сильному телевику я вижу их сплющенными, сдвинутыми мне навстречу. Солнце, отражаясь в тщательнейше отполированной поверхности, бьёт в глаза, как луч из гиперболоида. Мотоциклисты в белых пластиковых шлемах неестественно удлиненны, будто печальный караван сопровождают баскетболисты - "глобтроттеры". Плотная толпа стоит вдоль Пятой авеню, густо забив тротуары от полицейских перил до великолепных витрин "Сакса", "Брест энд компани", "Корвета". Молчат. Многие плачут.
Я пытаюсь объяснить себе эти слёзы. Наверное, горе Америки значительно глубже, оно не замыкается на личности Роберта Кеннеди. Сегодняшние слезы - трагическая разрядка чудовищного, неестественного напряжения, в котором живет страна. Убийство Кеннеди - повод для слез, которые скопились давно.
12.15. Прерваны телевизионные передачи. Диктор сообщает, что в лондонском аэропорту арестован Джеймс Эрл Рэй, обвиняющийся в убийстве доктора Мартина Лютера Кинга 4 апреля 1968 года.
11.15 (лондонское время). Агенты Скотланд-Ярда в зале ожидания лондонского аэропорта подошли к человеку в лёгком дождевом плаще и спортивном костюме. Он не пытался сопротивляться аресту. Только что он прилетел из Лиссабона и ждал посадки на самолёт в Брюссель. При нём нашли два паспорта на имя Района Джорджа Снейда и заряженный пистолет. Рамон Снейд, он же Эрик Голт, он же Джеймс Рэй, не сказал ни слова. Как отмечают агенты Скотланд-Ярда, он не пытался сделать свое лицо неузнаваемым.
9.45 (время Нью-Йорка). 2500 человек приглашены в собор святого Патрика - самый популярный католический собор в США - на траурную мессу, которую будет вести архиепископ Нью-Йорка Кук, преемник покойного кардинала Спеллмана. 2500 человек один за другим поднимаются по плоским ступеням собора. 2500 человек - все из справочника "Who’s who in America" - "Кто есть кто в Америке". Квинтэссенция справочника. Вытяжка из квинтэссенции.
Тысячи столпившихся вокруг собора, напротив него с любопытством смотрят на людей, о которых говорят в Америке: "Они ведут дело". Ещё их называют - "celebrities" - "известности". Ещё - vip - very important people - "очень важные люди". И даже - vvip - "очень, очень важные люди". По ступеням поднимаются власть, миллионы, слава.
На них не смотрят только полиция и секретные агенты. Полиции и секретным агентам полагается смотреть за другими людьми. Поэтому они стоят спиной к ступеням, лицом к толпе.
- Губернатор Рокфеллер, - слышу я комментирующий голос корреспондента Эн-би-си, - его лицо скорбно и серьёзно… Сенатор Барри Голдуотер, его лицо скорбно и серьёзно… Сенатор Джэвитс. Его лицо тоже серьёзно и скорбно…
Нет, это не ирония телекомментатора. Так оно и есть. Большинство лиц скорбно и серьёзно. Я бы добавил еще, что это в основном сильные лица. Лица бойцов. Они одеты одинаково просто - темные костюмы. Их подруги позволяют себе траурную изысканнесть. И каждая быстро и зорко оглядывает соседку - как одета? не старомоден ли траур? не надевалось ли это же платье на похоронах Джона Кеннеди? Вот было бы мило! Нет, всё в ногу с моднейшими течениями в траурных моделях. Мини-траур.
- Вы видите Ричарда Никсона и его жену Патрицию… - говорит телекомментатор. Но о выражении лица Ричарда Никсона комментатор ничего не говорит. Потому что Никсон, поднимаясь по ступеням собора… улыбается. Нет, я далёк от мысли, что он не может скрыть радости от потери возможного конкурента на тернистом пути к президентскому креслу. Вероятнее всего, просто сработал непроизвольно рефлеке человека, привыкшего обязательно улыбаться толпе. Кандидат должен всегда улыбаться. А Никсон всю свою жизнь был кандидатом куда-нибудь.
Проходят вице-президент Хэмфри с супругой. Президент и леди Бэрд.
10.00. Собор внутри ещё более огромен и величествен, чем кажется снаружи. Две с половиной тысячи человек занимают места на длинных и тяжелых - какие бывают только в церквах, на вокзалах и в ночлежках - скамьях. Прежде чем сесть, Джонсоны опускаются коленями на подушечку. Несколько мгновений молятся, опустив головы. Хэмфри поджал губы. Голдберг вытирает лоб платком. Раек сидит неподвижно. Умные, решительные; чуть навыкате глаза. Архиепископ Теренс Кук в тиаре держит руки на уровне лица, как хирург перед операцией.
Спокоен и неколебим воздух наверху под сводами. Его перерезают лишь лёгкие нити - лучи солнца, проникающие через витражи. И такие же нити, кажется мне, связывают, переплетают, разделяют, друг от друга тех, кто сидит на церковных скамьях. Внизу, правда, этих нитей не видно. Внизу свет от телеюпитеров. На свету нити неразличимы.
Полтора года назад я видел окровавленное тельце ребенка на паперти этого собора.
29/12 66. Ребенок был ненастоящий. Просто папье-машевая кукла, самодеятельно выклеенная и раскрашенная. Белое тельце и красные пятна. Хорошие люди - актеры нью-йоркского кукольного театра - положили куклу на паперть собора. Положили с одной немного наивной целью - пусть прихожане увидят, что делают их братья, сыновья и мужья во Вьетнаме. Они положили куклу на паперть собора святого Патрика потому, что именно из этого собора кардинал Спеллман благословлял убийство во Вьетнаме. Как реагировала церковь? Очень просто. Обратилась к полиции. Полиция арестовала куклу. Сейчас мне трудно верить этому собору, скорби этих людей. Трудно хотя бы из-за той куклы.
8/6, 68–4.30. Собор откроется для публики в пять утра. Вдова Роберта Кеннеди пришла сюда в это раннее время, чтобы хоть несколько минут побыть наедине с ним. С того момента, как врач сказал, что он мертв, она ни разу не была с ним наедине. Но и сейчас ей сказали, что ее будут снимать. Ее хотят снять одну у гроба, одну в соборе. Она не хотела, но друзья сказали - это надо, надо.
И включены юпитеры. Тени мечутся под ногами. Кто-то громким шепотом отдает команду - куда светить. Зрители все равно поймут, что она не одна. Кто-то подумает - ради рекламы…
Я смотрю на её растерянное лицо. Я видел её всегда только улыбающейся. Она была женой кандидата. А жена кандидата тоже должна постоянно улыбаться, особенно прессе.
Он обладал всем, что требовало от него положение кандидата в президенты. Он хорошо говорил, обаятельно улыбался, весело шутил, если нужно было - перебегал улицу, чтобы пожать руку старику, вышедшему приветствовать его. У него было имя старшего брата, неограниченные средства и блестящие советники Джона Кеннеди. Он был отцом десятерых детей, и, говорят, хорошим отцом. Во всяком случае, успевал уделять внимание всем десятерым. Они ждали одиннадцатого…
Он был молод - 42 года - и нравился большой части молодежи. Он был против войны во Вьетнаме, против политики Джонсона там. Он обещал, если станет президентом, принять программу помощи бедным, начать решение расовой проблемы.
И всё же многие честные и вдумчивые люди в Америке задавали себе вопрос: кто он?
Его звали легко и просто - Бобби. Но не только потому, что это - Америка. И не просто потому, что молод. Это еще и потому, что "Бобби" было удобно и для друзей и для врагов. И для тех, кто его любил, и для тех, кто его презирал. Бобби - это дружески. Но это и презрительно.
А среди тех, кто его презирал, было много и по-настоящему честных американцев. Ему не прощали активную службу в комиссии Джо Маккарти. Он был в свое время одним из самых реакционных министров юстиции. Противники войны во Вьетнаме никогда не забывали, что Роберт Кеннеди был одним из патронов "зеленых беретов".
О мёртвых - либо ничего, либо хорошо. Но Роберт Кеннеди был сложным и противоречивым человеком, жившим в обесчеловечивающем обществе, которое повинно в трагедии, разыгравшейся ночью с четвёртого на пятое июня 1968 года в отеле "Амбассадор".
8/6 68–12.45. Заканчивается месса. Я вижу ребят - сыновей и дочерей Роберта Кеннеди. Они проходят мимо гроба, и каждый дотрагивается рукой до холодного дерева махагони. А трёхлетний играет с флагом - он ещё совсем ничего не понимает. Я вижу подросшего Джона Джона Кеннеди - сына покойного президента, который на своём маленьком веку хоронит уже второго близкого ему человека. И подростка Каролину. И их мать - Жаклин Кеннеди. Она, почти не изменилась с того трагического ноября 1963 года. И вуаль на её лице вдруг заставляет очень остро вспомнить тот тяжелый месяц.