Но вернемся к математике в институте. Её нам читала Масаковская, как я сейчас понимаю, читала плохо: сухо, равнодушно, неинтересно. Может, я не прав, и все зависело от моего разгильдяйства, но мне на её лекциях было очень скучно, я не улавливал сути того, о чем она говорила, а механически записывать её слова в конспект было очень неинтересно. Спасали практические занятия, т. е. необходимость решать задачки, и думаю, что именно благодаря им я два семестра все же сдавал Масаковской математику на четверки. В третьем семестре все было как в предыдущих, и вот как-то решаю я домашнее задание и что-то плохо у меня получается. Я уже забыл суть, по-моему, надо было взять интеграл, а для этого выполнить алгебраические преобразования до вида табличного интеграла. А я хотя и пытался заучить табличные интегралы, но хорошо их не помнил и, как я потом понял, просто не замечал, когда в ходе алгебраических преобразований получал нужный результат. А при интегрировании получается и некая постоянная "С", сути её я не понял и только запомнил из объяснений Масаковской, что эта "С" может быть любым числом. А что, думаю, если я вместо "С" поставлю нужное для алгебраического преобразования конкретное число? Поставил то ли /2, то ли 2, не помню, преобразовал выражение уже вместе с этим числом, взял интеграл, посмотрел в ответы: сходится. Решаю таким образом второй пример, третий - ответы сходятся. На мою беду или на моё счастье, моё домашнее задание никто в институте не проверил, и я пребывал в наивной уверенности, что решил эти задачки правильно. Наступила сессия.
Мне уже 59-й год, и я могу на Библии поклясться, что чем дальше идет жизнь, тем в общественном плане она становится глупее и глупее. Уже СССР в моё время руководили если не прямо подлецы, как Хрущёв и Горбачёв, то полуподлецы, как Брежнев или Андропов, если не прямо идиоты, то полуидиоты. Сейчас же хоть у нас в России, хоть на Западе, что ни правительство, то идиоты в квадрате и подонки в кубе. И уже в мое время это оглупление (а вызвано оно обюрокрачиванием общества) нарастало заметно. Я начал учиться в институте, когда преподаватели были, на мой взгляд, ещё достаточно свободны, и они могли использовать эту свободу, чтобы хоть чему-то научить студента. Ректором у нас был старенький Исаенко, и при нём дело с этим обстояло так.
Если, по мнению преподавателя, студент знал явно меньше, чем на удовлетворительно, то преподаватель возвращал ему чистую зачетку и предлагал прийти в другой раз. Никаких допусков к переэкзаменовке не требовалось. Попытки сдать экзамен можно было делать до бесконечности, у нас были упрямцы, которые сдавали какой-нибудь экзамен по году, и ходили они его сдавать раз 18–20. При таком подходе к делу преподаватель добивался, чтобы студент действительно выучил его дисциплину, а студента стимулировало отсутствие стипендии в период, пока у него есть задолженность.
А потом мудрецы решили "усилить дисциплину" и где-то в конце моей учебы ввели такое положение, что для пересдачи экзамена с двойки нужно было взять в деканате официальный допуск, причем количество допусков ограничивалось пределом, за которым следовало отчисление из института. И в какое положение попали преподаватели? Если они пару раз не поставят студенту оценку, то того выгонят из института, а кого тогда учить, за что деньги получать, если студентов не будет? Кроме того, получается так, что это преподаватель виноват, так как в ходе семестра не сумел студента научить. Другие ему поставили тройки, значит, сумели, а ты ставил двойку - не сумел. Раньше это было чем-то вроде личного дела между студентом и преподавателем, а теперь оно приобрело официальные и очень неприятные формы, причем скорее даже для преподавателя, нежели для студента. И стали преподаватели не выгонять бездельников с экзамена, заставляя их хоть что-нибудь выучить, а ставить им тройки. Кто от этого "укрепления дисциплины" выиграл?
Экзамены
Но я, слава Богу, учился ещё до этого маразма, и были тогда в ДМетИ оригиналы-преподаватели, которые гоняли нашего брата-студента как Сидоровых коз. Нам из этих оригиналов достались двое, но, правда, очень оригинальных - заведующий кафедры сопротивления материалов профессор Павленко и доцент кафедры теплотехники Аверин. Но о них позже. А с математикой нашей группе повезло с Масаковской, поскольку на этой кафедре был, по-моему, тогда доцент Кисель. Этого студенты тоже боялись как огня.
И вот наступила сессия после третьего семестра, готовлюсь я к экзамену по математике, чувствую себя в ней не ахти как, но не особо боюсь, поскольку Масаковская и экзамены принимала как-то равнодушно, авось, думаю, опять как-нибудь отхвачу у неё четвёрку. Бодренько прихожу на экзамен и ещё издалека вижу, что у аудитории как-то много народу толпится. Выясняю, что Масаковская заболела, что экзамен у нас будет принимать Кисель и что толпа студентов не из нашей группы - это жертвы Киселя, которых он уже успел выгнать с экзамена и которые теперь пришли на очередную попытку. Ну, думаю, влип! Теперь, думаю, и тройку придётся обмывать как орден.
Захожу, взял билет, сел. Кисель принимал экзамен вдвоем с ассистентом, их столы были сдвинуты. Ну, думаю, есть шанс - надо попасть к ассистенту. Начинаю готовиться и слушаю, как принимает экзамен Кисель, а делал он это не так, как все. Все сначала слушают ответ студента на теоретические вопросы в билете, а потом смотрят, как он решил примеры, а Кисель - наоборот: начинает с примеров, и если там ошибка, то выгоняет беднягу, не слушая ответов по билету. По сути он прав: если не умеешь применить математику на практике, то кому нужны твои теоретические знания? Прав-то он, может, и прав, но бедному студенту от этого не легче.
Что-то я по вопросам в билете вспомнил и написал, начинаю решать задачки, и первая из них такая, какие я решал доморощенным способом. Ну я её так и решил. Решил как-то и остальные и затаился. Смотрю, удобный момент: ассистент взял зачетку, чтобы вписать оценку, а Кисель только что выгнал студента и к нему сел очередной. Я мигом подскакиваю к ассистенту, а тот вписывает оценку в зачетку так медленно, как малограмотный. Кисель же в это время трах-бах - почиркал задачки и отпустил жертву, а я как дурак уже стою и изображаю готовность сдать экзамен. Ну он, само собой, показал мне властным жестом, что нужно садиться к нему. Берёт у меня листок с решенными примерами и сразу же:
- Это что за двойку ты здесь намалевал?
- Это я вместо "С".
- Что?? Да ты понимаешь, что такое "С"? Как ты вообще с такими знаниями посмел явиться на экзамен?
Но я уже был не салага-первокурсник, меня так просто с экзамена не выкинешь.
- А я именно таким способом решал эти задачи и раньше, и решение у меня всегда сходилось с ответом.
- Чепуха! - и двигает ко мне мою зачётку.
И вот тут случилось то, в чем я, как полагаю, силён. Поскольку я всё же из-за решения задач понимал эту часть математики, то вспомнил тот табличный интеграл, который мне был нужен, в мозгу моментально всплыло, как правильно этот пример нужно решить. Я беру у Киселя свой листок, разворачиваю к себе и начинаю под своим неправильным решением решать правильно. И что поразительно, я не только получил тот же ответ, но случилось и то, чего я не ожидал, - мое дурацкое решение оказалось короче правильного! И я говорю Киселю:
- Вот видите: мой способ гораздо эффективнее вашего!
Было очевидно, что я ошарашил Киселя, он сбавил тон, начал искать у меня ошибки в алгебраических преобразованиях, но их не было, начал объяснять мне смысл этой постоянной "С", говорить про то, что совершенно дико и неправильно заменять её произвольным числом, поскольку это число определяется при решении конкретных практических задач. Мы поменялись ролями, теперь не он мне, а я ему задал вопрос, на который у Киселя не было ответа. Теперь мне впору было выгонять его с экзамена, поскольку, как ни крути, но не может быть совершенно неправильным способ, который дает правильный результат! Кисель не стал больше ни о чем меня спрашивать, он взял мою зачетку и вписал "отл.".
По сей день я не знаю, разобрался ли Кисель в том, что произошло, в том, почему при всей глупости моего решения ответ получался правильным, а решение короче. Мне-то это было уже "по барабану". Получить у Киселя "5" - это было ого-го!
Не знаю, то ли инстинктивно, то ли в силу какого-то природного любопытства, но я в институте стремился понять те лекции, которые нам читали. Из-за близорукости я сидел обычно на передней парте и никогда не стеснялся перебить преподавателя и попросить его объяснить то, что мне было непонятно. Должен сказать, что помню только одного, который был этим недоволен, но он был молод, и думаю, что и сам по-настоящему не понимал, что читает. Остальные же преподаватели относились к этому очень спокойно и даже благожелательно.
(Спустя много лет я сам читал лекции бригадирам и понял, как тяжело это делать молчащей аудитории. Ведь не имеешь обратной связи и не понимаешь, в чем дело: то ли ты так хорошо читаешь, что всем все понятно (чего быть не может), то ли ты читаешь так плохо, что тебя вообще никто не понимает и все тихо дремлют.)
Помню случай с профессором Павленко. Мне он помнится крупным седым стариком, который вечно ходил, как апостол Петр - со связкой ключей. На экзаменах тоже зверствовал, одному студенту нашей группы за наглость зачетку выбросил в форточку, и тому пришлось искать её в сугробах, правда, кафедра сопромата была на первом этаже, и далеко зачетка не улетела. Сижу у него на лекции, он на доске выводит какую-то формулу и объясняет, откуда что берется. Вроде все понятно, я записываю, и вдруг после третьего или четвертого преобразования у него неизвестно откуда появляется коэффициент "7". Он продолжает преобразования и снова пишет этот коэффициент. Я бросил писать и спрашиваю:
- А откуда это у вас взялась семерка? - Павленко разворачивается, бросает мел на стол и, обращаясь к аудитории, гремит: - Балбесы! Вы что это переписываете с доски, не понимая что! Слава Богу, что нашелся хоть один, который следит за мыслью и пытается меня понять!
Хорошо, что я успел его спросить, а то бы он и меня в балбесы записал. Я получил по сопромату пятерку, хотя уже не помню, сдавал ли я его Павленко или его ассистенту.
А с Авериным было совершенно по-другому. Ветеран войны, инвалид, читал он лекции хорошо, пытаясь донести до нас свой непростой предмет - теплотехнику. Вопросы ему можно было задавать в любое время лекции, отвечал он охотно. И вот однажды он выводит на доске какую-то формулу, я записываю череду символов и вдруг перестаю понимать смысл сделанного им преобразования. Я был уверен, что тот интеграл берется не так, но вместо того, чтобы спросить, почему он взял его по-другому, бросил записывать дальнейший вывод и записал только конечную формулу. Перед экзаменом Аверин сообщает нам, чтобы мы не трудились писать шпаргалки, поскольку он на экзамене разрешает пользоваться всем, чем угодно: конспектами, учебниками и т. д. Кроме того он объявил, что в качестве дополнительного вопроса он задаст один из двух: расчет тяги дымовой трубы или расчет производительности методической печи, при этом он написал на доске необходимые уравнения. Мы уже знали, что сдать Аверину экзамен очень непросто, и в его послаблениях видели какой-то подвох, но не понимали, в чем он.
Готовлюсь к экзамену и отмечаю, что у меня в конспекте оборвана запись вывода одной из формул. Пытаюсь вывести сам - не могу. Ну, думаю, это всего лишь один из 70–80 вопросов, содержащихся в билетах. Какова вероятность, что выпадет именно он? У меня была привычка тянуть с подготовкой к любому экзамену до последнего вечера, с него я начинал и заканчивал в 4–5 часов ночи. С теплотехникой тоже так получилось. Прихожу на экзамен с распухшей головой, Аверин приглашает первых. А я имел примету: никогда не идти на экзамен ни первым, ни последним. Заходят 6–7 человек первых, берут билеты, и Аверин уходит с кафедры, пообещав вернуться через полчаса. Действительно, в его отсутствие можно было переписывать с чего угодно, разложить билеты так, чтобы взять нужный, ребята выходили в коридор советоваться, короче, как будто знали всё, что надо. Минут через 40 вернулся Аверин, начал принимать экзамен, и бах-бах-бах - все первые вышли с двойками. Ну ничего себе! Что же ему надо? Народ жалуется, что Аверин всех валит дополнительными вопросами, но как, если он обещал задать один?
Захожу, беру билет, и, надо же, какая подлянка - попадает именно тот, где у меня не дописан вывод! Сел, смотрю, все книги и конспекты под партами держат, а я свой вынул и начал открыто листать, но что толку, этот вывод за ночь сам по себе не появился. Аверин заметил мое чуть ли не демонстративное листание конспекта и спрашивает:
- Что, чего-то в конспекте нет?
- Да нет, Сергей Иванович, - отвечаю я, - в Греции все есть. Смотрю, как он принимает экзамен, и понимаю, в чем дело.
Садится к нему студент, Аверин берет у него написанные ответы, равнодушно просматривает и откладывает в сторону не спрашивая. После этого задает свой дополнительный вопрос, и тут начинается то, о чем Аверин, правда, тоже предупреждал перед экзаменом. Он начинает спрашивать смысл всех величин, входящих в уравнение дополнительного вопроса, требует написать уравнения того, как они получаются, а потом физический смысл и входящих в эти уравнения величин. В результате нужно написать штук 20 формул и, по сути, продемонстрировать знание принципиальных основ всего начитанного им курса теплотехники.
Ладно, но раз он не дает отвечать на вопросы в билетах, то какой смысл их писать? Я как-то быстро смекнул, что если я не буду их переписывать в экзаменационный листок, то Аверин вынужден будет слушать мой устный ответ, и тем самым я часть экзамена буду отвечать то, что только что освежил в памяти по конспекту. Сажусь я к нему.
- А где ответы? - спрашивает Аверин. - Ты же говорил, что они у тебя есть.
- Да что их писать, Сергей Иванович, там и устно говорить-то не о чем.
- Ну тогда говори.
И я бодро рапортую ему первый вопрос и по ходу ответа пишу на листке выводы необходимых формул, объясняю их. Так же бодро приступаю ко второму, дохожу до злосчастного уравнения и делаю попытку перехитрить Аверина. Бодро пишу исходную формулу, а дальше говорю, что путем длинных преобразований из этой формулы получается "вот эта" - и пишу её. Ага, так тебе Аверин и купился! Он мне так ласково предлагает эти "длинные преобразования" написать. Деваться некуда: я бодро пишу несколько начальных дробей вывода, поясняя, что и откуда берется, дохожу до места, после которого бросил писать, и говорю:
- А вот здесь, Сергей Иванович, вы непонятно почему взяли интеграл вот таким образом, - я написал последнюю дробь, которая была у меня в конспекте, - однако он-то ведь берется по-другому! - И я написал свое предположение, как это должно быть.
Аверин развернул к себе мой листок бумаги и, объясняя мне, почему я не прав, сам дописал вывод нужной формулы до конца. Вряд ли я его по-настоящему обманул, но, во всяком случае, я ему отвечал уже минут 10 и в целом отвечал хорошо. Наступило время дополнительного вопроса, и Аверин решил завалить меня дымовой трубой. А я, слушая его лекцию о ней, чтобы легче было понять, пытался происходящие в ней процессы представить образно, и образ у меня получился вот какой.
- С дымовой трубой все просто, - начал я. - Чтобы рассчитать её производительность, нужно представить себе рычажные весы, на одной чаше которых стоит столб горячего, легкого воздуха, равный по высоте дымовой трубе, а на другой чаше стоит такой же по высоте столб холодного, тяжелого воздуха. Разница в весе между ними - это тяга дымовой трубы, теперь нужно подсчитать потери тяги на сопротивлениях в боровах, на поворотах, в самой трубе…
Мысль эта очень простая, и мне казалось, что она каждому должна была придти в голову, но Аверин меня прервал.
- Молодец! И хотя на настоящую пятерку ты не ответил, но я тебе её поставлю.
- Ну, Сергей Иванович, а я-то думал, что в последний раз повезло идиоту: сесть без билета на тонущий пароход, - брякнул я глупость от неожиданности. Аверин усмехнулся.
Потом вышел Алик Барановский и сказал, что Аверин поставил и ему пятерку с добавлением, что Алик отвечал даже "лучше, чем Мухин". Игорь Тудер тоже получил пять баллов, и еще пара человек сдала на тройки, а остальных Аверин заставил придти еще раз. И, между прочим, это ведь и ему самому была дополнительная неоплачиваемая работа, но он её делал. Да, были люди…
Спрашивай!
Думаю, что где-то после пятого семестра пришла мне в голову мысль - а почему бы не стать отличником? Дело в том, что после сессии оказалось, что у меня четыре пятерки и всего одна четверка по физхимии. Деньги, правда, не велики: стипендия поднималась с 35 до 42 рублей, а кровь на донорском пункте можно было сдавать раз в два месяца, и стоила порция 13 рублей, т. е. добыть такие деньги не представляло никакого труда. Но зато я сделал бы приятное отцу, поскольку я уже знал, что в конце учебного года институт рассылает родителям отличников благодарственные письма. Я пошел в деканат, взял допуск на пересдачу физхимии (его приходилось брать, поскольку четверка уже стояла в зачетке и в ведомости), сходил к преподавателю и тот, немного поспрашивав меня, исправил четверку на пятерку. А дальше, как говорится, дело техники, поскольку сущая правда в том, что первый курс студент работает на зачетку, а потом зачетка работает на него - у преподавателей не поднимается рука поставить четверку отличнику. И к концу учебы насобиралось у меня этих пятерок 82 %, а для получения красного диплома требовалось 75 % и отсутствие троек. Я, как уже писал, пересдал единственную тройку, защитил дипломный проект на отлично и получил красный диплом (он, вообще-то, у меня темно-вишневый).
Так вот, с позиции бывшего отличника, то есть не какого попало, а заслуженного студента, хочу дать хороший совет тем, кто учится или собирается где-либо учиться. Для этого взгляните на процесс обучения моими глазами - со стороны.
Ни в одном учебном заведении и ни один преподаватель не дает студентам что-либо такое, чего еще нет в опубликованном виде. Поэтому ходить на лекции, чтобы запомнить, что говорит преподаватель, нет никакого смысла, лучше сходить в пивбар, а потом выбрать свободное время, прочесть и запомнить то, что написано в учебнике. (Про пивбар я даже и не очень шучу, поскольку начиная со второго курса мы первого сентября именно в нем начинали занятия, а так как пивбар в парке им. Шевченко был оборудован автоматами по продаже пива, то он имел у нас кодовое название "кафедра автоматики".)
Между прочим, М.И. Друинский был заочник, он не слушал лекции, а прекрасно закончил институт и, мало этого, был прекрасным инженером в полном смысле этого слова.
Посещать лекции имеет смысл только с одной целью - не просто механически запомнить, а понять то, что читает преподаватель. Вот для этого он и нужен, поскольку самому доходить до того, что написано в учебнике, бывает очень трудно. Всегда используйте преподавателя по назначению: он не магнитофон, а тот, кто обязан вам растолковать непонятное. Тут препятствием служит толпа остальных студентов - они сидят молча, и складывается впечатление, что все они преподавателя прекрасно понимают, и только ты дурак, и только тебе непонятно. Плюньте на это, черт с ним, пусть о вас так думают, потом выяснится, кто из вас дурак, а раз вам преподаватели что-то взялись объяснять, то добейтесь того, чтобы вам было это понятно.