- Может, кто входил сюда?
- Никого не видела. Честно, Павел Родионыч…
Медлить было нельзя. Понимая, что совершает глупость, он схватил телефонную трубку. Вахтерша внизу ответила, что за последние два часа никто, кроме режиссера из театра, мимо нее не проходил.
Даже если предположить нереальное, Изместьев не мог пройти незамеченным: на нем не было одежды. Ключ от раздевалки лежал в верхнем ящике рабочего стола в кабинете Ворзонина.
Павел обнаружил, что именно туда и направляется. Ноги несли его по ступенькам, голова думала совершенно о другом.
Усевшись за стол, включил компьютер. Пока тот "нагревался", доктор проверил, на месте ли ключ.
Куда он мог деться? Что за маразм с тобой творится, док?
Через пять минут на мониторе медленно вращался весь в разноцветных мигающих кружочках головной мозг коллеги Изместьева. Все показатели в пределах нормы. Все, как должно быть. Но где сам объект наблюдения? Ворзонин вывел на экран терапевтический блок, где только что накричал на медсестру. Бедняжка сидела за столом, уронив голову на руки. Ее плечи вздрагивали. Пациента по-прежнему не было на месте.
Павел начал обратный отсчет. Вечер - полдень - утро. Пациента не было в палате с утра. Но он сам заходил в палату час назад и видел коллегу с электродами.
Что происходит? Компьютер решил его, пользователя, надуть?
Изместьев как бы есть (по мониторам), и его как бы нет (в реальности). Кто вмешался? Кто мог вообще реально вмешаться, если кроме Ворзонина и Кедрача никто не знал истинного расклада?!
Павлу казалось, что у него плавятся мозги: система утверждала, что приключения Изместьева в далеких восьмидесятых в самом разгаре. Все идет своим чередом. Трансляция фильма, где Аркадий был в главной роли, успешно продолжалась. Куда же делось тело? Алло, что за кружева?
Процесс необходимо прервать, но как это сделать без материального объекта. Да, он, Павел Ворзонин, российский психотерапевт, впервые в мировой практике осмелился с помощью нейро-лингвистического программирования имплантировать в кору конкретную реальность. Вплоть до капель росы на листьях! До запаха изо рта и мурашек по телу!
И - не на ком-нибудь, а на живом однокласснике. Изместьев конкретно жил в той реальности. Ему там было комфортно, он ловил кайф. Доктору ничего не снилось: работали все органы чувств. Все имело аромат, звук, цвет, поверхность, температуру и так далее. И при этом материально его коллега оставался у него в клинике.
До тех пор, пока странное предчувствие после разговора с Кедрачом не посетило Павла. Пока он не обнаружил пропажу тела… В это невозможно поверить, это никак не укладывается в привычный стереотип, но Изместьева не вернуть из прошлого, не имея "на руках" его материального белкового субстрата. Причем из мнимого прошлого, существующего только в его сознании. Долго ли все это сможет продолжаться, даже Ворзонину неизвестно. Осталось - медленно сходить с ума?
Он схватил мобильник, нажал номер Кедрача. Гудки следовали один за другим. Эта сволочь не хочет с ним разговаривать!
"Сейчас не до этого, идиот! - телепатировал ему Павел. - Отбрось свои вонючие амбиции, возьми трубку, тетерев! Возьми трубку!"
После десятого гудка приятный женский голос сообщил, что клиент находится вне зоны действия сети.
Пропавшая корова
Не раз и не два во время "трапезы" Изместьев ловил на себе внимательный, изучающий взгляд старшей дочери. Девочка не могла не уловить перемены, произошедшие в матери за время ее долгого отсутствия.
Новорожденная тем временем мирно посапывала на старом сундуке, переоборудованном под импровизированную кроватку.
Оказывается, и в таких "непривычных" условиях можно было как-то жить. Не знай Изместьев, как оно бывает по-цивильному, так и этим, вероятно, довольствовался. Но его беда была в том, что он знал другую жизнь. Знал, но не ценил… Сбежал от нее, как черт от ладана. И что теперь? Что нового нашел, что обрел?
- Ты портянки наматывать как, забыла? - "огорошил" ее пьяный голос благоверного, когда она тщетно пыталась справиться с "ароматными" задубевшими тряпками, которые никак не желали наматываться на ее миниатюрные стопы. - Я ж тебе объяснял столько раз, курица!
В огромных болотных сапогах Акулина двигалась за Федунком след в след. Муж выломал себе огромную жердь, и, подобно флагману советского судостроения, ледоколу "Сибирь", прокладывал путь следовавшему за ним каравану судов по болотистой местности. Сапоги то и дело норовили увязнуть, соскочить с ноги.
- Черт бы побрал… - отрывочно долетало до Акулины. - Живем, как на выселках. Болота, комары. Тут и сдохнуть-то по-человечески не выйдет. Сгниешь в трясине, сожрет скотина какая-нинабудь… Скока можно! Год? Пять? Десять?
В голове Изместьева гнездилась куча вопросов, но задавать их он не имел права: Акулина Матвеевна в этих местах родилась, выросла, и родину должна знать как свои пять пальцев. Леса, косогоры, перелески… И болота, болота. Родину не выбирают.
Стыдно признаться, но Акулине до сих пор было неизвестно имя старшей дочери.
Шатаясь от усталости и головокружения, она старалась не отстать от мужа. Еще она надеялась в "неформальной обстановке" выяснить некоторые вопросы, без знания ответов на которые дальше невозможно было выдавать себя за Акулину Доскину.
- А в город перебраться не хошь? - первый провокационный вопрос получился вполне естественным, но муж Акулины неожиданно замер между двух кочек, едва не провалившись в жижу по пояс. После чего посмотрел искоса, потом рванул вперед, словно сзади была не безобидная супруга, а оборотень с горящими глазами. Акулину стали хлестать по лицу ветки, ей недоставало воздуха, но она очень боялась отстать, и поэтому "хлюпала" вперед из последних сил в кромешной темени. Лишь изредка различая перед собой могучую спину Федора.
- Сдурела баба, совсем заклинило, - бубнил себе под нос "чавкающий" впереди "проводник". - Что у вас там, ну, в организме вашем происходит, что опосля родов дурами становитесь? Мозги вытекают, чо ли? Дак, ежели вытекают, то человек сдохнуть, вроде как, должен. Какой город? Сама посуди, какой к лешему город?!! Кому мы тама нужны-то? Разве что грузчиком в магазине?
- Почему, Федь? - Изместьев старался изо всех сил придать голосу наивнейшую из интонаций. - Плох тот солдат, кто не мечтает стать генералом. У тебя дети, их двое теперь, об их будущем думать надо. Или ты не отец? Подумай…
- А чо думать-то? Нинка, эвон, в школу не пошла… Хотя семь лет давно тяпнуло. Не в чем… А ты говоришь - город, город… В городе мы совсем страшилами будем. В деревне-то ладноть…
- А с ней кто-то занимается сейчас? С Ниной? - вырвалось неосторожно у матери. Федор выругался, сплюнул:
- Дак ты и занимаешься! Забыла, курица? Ты, случаем, вместе с дитем мозги свои не родила?
Акулина ненадолго задумалась, чуть приотстав от мужа: Дочь зовут Нина, и она обязательно наверстает все пропущенное в школе. Она ручается за это! К тому же этот факт можно использовать для поездки в город. Только как?
Очень скоро сапоги ее промокли, ноги закоченели. Она совершенно не ориентировалась, куда надо идти, чтобы вернуться. Оставь ее Федор в этот момент, сгинула бы, как пить дать.
Примерно через полчаса их "путешествия" Федунок начал кричать корову. В его полупьяных гортанных выкриках Акулина впервые для себя уловила отчаяние.
- Кумушка, где же ты? Ау-у-у-у, на кого ты нас оставила? Отзови-и-ись! Кумушка-а-а-а!
Акулина не кричала, чем вызывала еще большее раздражение мужа. Она понимала, что, по идее, должна была больше Федора переживать по поводу исчезновения коровы: она - хозяйка, хранительница очага. Но - она плохая актриса, при столь мощном потоке новых впечатлений ей просто не удавалось "соответствовать". Тем более - теперь, вымотавшись, промокнув и замерзнув.
Федор, разогретый самогонкой, казалось, совсем не чувствовал холода.
- Кума-а-а-а-а! Кума-а-а-а!
Эхо разносило по болоту пьяные крики, но в ответ раздавалось лишь "чавканье" болотной жижи под их сапогами да скрип сломанных веток. Опять же - Акулиной с Федором.
Найти корову в тот вечер им было не суждено. Зато Акулина ненавязчиво узнала, что дочурку старшую зовут Ниной, а свекровь - Зинаидой Порфирьевной. Что Федор работает скотником на ферме, а Акулина - техничкой в местной школе. Нельзя сказать, что она пришла в экстаз от полученных известий, но особо и не расстроилась.
Еще Акулина простудилась. К ночи у нее повысилась температура и заболела правая грудь. Но ни озноб супруги, ни ее лихорадка с сильной головной болью не остановили похоти истосковавшегося по телу жены Федора.
- Да, Кумушку не вернешь. Едрена ветошь…
Интонация, с которой муженек произнес ругательство, Акулине не понравилась. Да и блеск в глазах объяснялся отнюдь не только принятым алкоголем и вечерней прогулкой по ноябрьским болотам.
- Ну, ниче, ща запарим баньку..
- Какую баньку, - вздрогнула жена. - Полпервого ночи на дворе.
- А тебе чо, завтра на ферму ни свет, ни заря? - масляно зыркая на впавший живот жены, промурлыкал Федор. - Спи, сколько влезет.
- Да? А есть завтра с утра что будешь? - ехидно поинтересовалась Акулина? - Зубы на полку?
- Слышь, Кульк… - Федор почесал волосатую грудь и сладко потянулся. - А пельмешков из редечьки пошто не настряпать? Эх, люблю я редьку! Такая прыть с нее!
Догадка настигла Изместьева подобно разряду оргазма, не так уж часто испытываемого им в прошлой жизни. Этого "кабанидзе" не удержать! Долгие месяцы, глядя на беременную жену, страдающий Федун обнадеживал, согревал себя мыслью, что вот родит благоверная, станет стройной и желанной - и вот тогда… Отметелимся за все долгие ночи воздержания по полной, от души.
Вот тебе, доктор, объяснение вожделенных взглядов, похотливого румянца и сальных шуточек. Вспомни, Изместьев, себя в далеком 90-м, когда Ольга ходила с Савелием… Так что готовься, милок…
А что ты хотел, на что надеялся? Сегодня ночь будет покруче первой брачной. В первую брачную толком ничего не умеешь, боишься, что не получится. А сегодня - уже знакомый сладкий плод, долгое время бывший запретным. Да он набросится как леопард на косулю и будет всю ночь утюжить. А у нее еще там ничего не зажило, все болит, стреляет в промежность. Вот жизня!
Вид супружеского ложе вызвал у Акулины во рту хинный привкус: деревянные полутораспальные нары с полосатым матрацем стандартной ширины.
Жаркие пьяные "хватки" Федунка за тощие Акулинины ягодицы рождали инстинктивное желание въехать костистым коленом в мужнин пах как можно глубже.
Отомстит Иуда! Не в тот же миг, так часом позже: за все отомстит.
Надо признать, время на размышление у доктора было: пока муженек растапливал баньку, пока носил туда ведрами воду, выбирал веник подушистей. Бежать было некуда. Внешность Акулины известна односельчанам, никто ее не спрячет так, чтоб не сообщить потом кому следует.
Хочешь, не хочешь, матушка, а переспать с иродом, исполнить долг супружеский придется. Кому какое дело, кем ты была в другой жизни? Это никого не колышет! Зато будут новые ощущения. Надо испытать все, не правда ли? Чтобы было, с чем сравнивать. Вздор!
Акулина рассуждала таким образом, укладывая спать старшую дочь. После того, как родители вернулись с болота, Нина ни на шаг не отставала от матери. Будь ее воля, она обняла бы ее за талию, и так бы стояла до утра: страшно соскучилась. Так и ходили по избе, обнявшись.
- Мама, а сестренка моя как родилась, расскажи, а? - заглядывала в глаза ей Нина. - Только не надо про аиста или про капусту. Я не верю в эти сказки.
- Какой ты хочешь услышать ответ? Может, ты уже знаешь? - загадочно отвечал Изместьев женским голосом, расплетая Нине косички.
- Я хочу услышать правду. Вот. Я знаю, она в животике у тебя была, а потом ее оттуда достали. Дяди доктора.
- Подрастешь, тогда и услышишь, - внезапно вклинилась в их диалог свекровь из-за занавески. - А пока тебе еще рано знать это. Поняла?
От матери не ускользнуло, как напряглась девочка, как еще крепче прижалась к ней хрупкое тельце. Ничего не ответив парализованной родственнице, Акулина отвела дочь в другую комнату.
Часть вторая
СУМЕРКИ НАСТОЯЩЕГО
За час до катастрофы
Куда он мог деться? Евдокии казалось, что она даже видела его, пассажира с местом 4L в эконом-классе. Интересный голубоглазый брюнет с вьющимися волосами, в костюме стального цвета и с ноутбуком. Стюардессы уже привыкли к подобным "букам" - именно так они называли между собой ушедшую с головой в монитор бизнес-элиту современности. "Букам" не было никакого дела до того, где они сидят: в аэропорту, в самолете или в постели с любимой женщиной. Для них нет ничего важней котировок валют, цен на нефть, индексов ММВБ и прочей "галиматьи".
Правда, и приставучих болтунов Евдокия терпеть не могла. Тех, для которых не заговорить с мимо "фланирующей" девушкой означало никак не меньше, чем "облажаться по полной". Тот самый парень с билетом на место 4LЕвдокии показался приятным исключением из тех и из других. Только где же он? Она не могла ошибаться, он садился на борт, но потом куда-то исчез.
Девушка специально совершила "вояж" из конца в конец "Боинга", но голубоглазого нигде не обнаружила. Автоматически нарезая ломтиками лимон, готовя коктейли, Евдокия терялась в догадках. Она то и дело выглядывала из своего отсека, "простреливала" глазами салон, убеждаясь с каждым разом, что место 4Lпустует. Несложно было догадаться, что и в туалете молодого человека быть не должно.
Череду ее сомнений бесцеремонно прервал Игорь Павлович, командир корабля. Внезапно оказавшись за ее спиной, вдруг схватил ее за талию и отодвинул в сторону. От неожиданности Евдокия вскрикнула, чего стюардессе делать не рекомендуется ни при каких обстоятельствах.
"Палыч" тем временем открыл холодильник и вытащил оттуда фляжку с коньяком. Сделав глотков пять-шесть, он смачно крякнул и глубоко вдохнул. Только теперь девушка разглядела крупные капли пота на его лбу. В таком виде командир перед ней еще не появлялся.
- Если сядем нынче, я свечку поставлю, - невнятно прошепелявил "главный". - Такого не припомню… Может, нагрешил где? Или ты нагрешила, красавица, признавайся!
От интонации Евдокия почувствовала неприятный холодок между лопатками.
- Что случилось, Игорь Павлович? - осторожно поинтересовалась стюардесса, но "главный" словно не слышал ее.
- Дикость какая-то, - сообщил он более внятно и вновь приложился к фляжке. - В девяносто пятом оставил жену с ребенком… Так ведь платил алименты исправно. Все выплатил до последнего. Что там еще?
В этот миг самолет тряхнуло так, что у Евдокии заложило уши и замерло сердце.
- О, господи, - запричитала девушка. - Игорь Павлович, скажите, что случилось?
- Три года назад продал машину, налоги не заплатил… Никто не хватился, но… разве это грех? - продолжал оправдываться Палыч, разговаривая сам с собой, то и дело прихлебывая коньяк из фляжки. - Какой это грех? Неужто за это? В детстве, помнится, кошку сожгли с пацанами… Так с тех пор уж лет тридцать как… Господи. Ну, неужели???
Командира трясло, Евдокия видела, как он прикусил себя язык и даже не почувствовал.
- Да что случилось?! - почти прокричала она. - Объясните же толком!
Тут он заметил ее присутствие, сначала сморщился, как от зубной боли, затем, вытаращив глаза, поманил за собой в кабину пилотов.
- Спрашиваешь, что случилось? Сейчас все сама увидишь… э-э-э, черт, вернее, услышишь. Пойдем со мной, Элечка, осторожно тут…
- Какая я тебе Элечка?! - возмутилась Евдокия, забыв о субординации. - Ты что, Палыч, совсем съехал с катушек? Забыл, как меня зовут?
Он остановился в узком коридоре, повернулся к ней. На лице его гарцевала блаженная улыбка, блестящие зрачки находились в свободном плавании.
- Это сейчас без разницы, Дусик или как тебя там еще! - он пошлепал ее легонько по щеке. - Нам скоро все будет по барабану. Как кого зовут, кто куда летит… Ты потерпи минутку, и все сама поймешь. Ну, пойдем, пойдем…
В кабине он многозначительно переглянулся со вторым пилотом, Вацлавом Казимировичем, и, нагнувшись, надел наушники, прислушался. Потом щелкнул что-то на пульте и протянул наушники Евдокии:
- Послушай внимательно, девочка. И потом не говори, что не слышала. Только лучше сядь куда-нибудь, а то с непривычки можно и…
Ей ничего другого не оставалось, как подчиниться. Вначале кроме помех она ничего не могла разобрать, но потом отчетливо прозвучало:
- Все должно пройти как по маслу, я рассчитал траекторию падения, и знаю, где они упадут… - спокойно вещал твердый мужской голос, знакомый Евдокии по старым фильмам о войне, где он звучал из динамиков и озвучивал победное наступление советских войск. Кажется, диктора звали Юрием Левитаном. - Там уже приготовлены три тела. Они ни о чем не подозревают.
- Где, дядя Кло? В Перми? На посадочной полосе? - интересовался совсем молодой, почти мальчишечий голос. - А долго еще лететь?
- Минут сорок. Ты что, замерз? - злорадно, как показалось девушке, рассмеялся "диктор". - У призрака нечему мерзнуть.
- Все шутите, дядя Кло, ну-ну…
- Что такое авиакатастрофа, ты представляешь. Поэтому настраивайся на этюд в багровых тонах. Как по Конан Дойлу… Кажется, в ваше время должны были его помнить, хотя жил и творил он в 19 веке.
Евдокия чувствовала себя словно на спиритическом сеансе: вокруг самолета летают призраки, и она имеет возможность подслушивать их беседу. Только почему-то вместо обжигающего интереса в сердце гнездится парализующий страх.
- Что я конкретно должен делать, дядя Кло?
- Ничего, Савелий. Твои координаты внесены в память бластеров, все сделают за тебя. Насколько я помню, тебя в твоей прошлой жизни ничего не связывает?
- Вроде бы ничего, - не слишком уверенно прозвучал ответ.
- Зато в новой тебя ждут блестящие перспективы, - словно рапортуя о проделанной работе, чеканил "Левитан". - Будущее, о котором можно только мечтать.
- Вроде вы, дядя Кло, в нашем времени совсем недолго шкандыбаетесь, а словечек понабрались…
- Ну, совсем немного. Например, значение глагола "шкандыбать" я не знаю. Как видишь, место 4Lв салоне пустует, это твоя работа. Ты вмешался, можно сказать, в причинно-следственную связь. Этот парень, хирург-косметолог, должен лететь, а он не летит, и останется жить, в отличие от этих. Мы потом поправим эту несправедливость, но пока ты создал так называемый причинно - следственный вакуум. Он висит, как пауза в компьютере… Пока он висит, вероятность последствий ноль целых восемь десятых сохраняется. В том числе и для нашего времени.
- Дядя Кло, а спасти этих несчастных никак нельзя? Они ведь ни в чем не виноваты…