- Ну что, - вдруг подала голос миссис Покорны, не шевельнувшись, не повернув головы, - теперь вы довольны?
Арчер вздохнул. "Господи, - подумал он, - теперь она свалит всю вину на меня".
- Манфред позвонил мне час назад. - Он постарался говорить как можно мягче. - У него был такой странный голос, что я решил зайти. Но я и представить себе не мог…
- Естественно, у него был странный голос, - бросила миссис Покорны. - Естественно, что час назад у него был очень странный голос.
- Вы позвонили врачу?
- А что может сделать врач? - спросила миссис Покорны у своих рук. - Вернуть ему жизнь? Сделать прививку от самоубийства?
- В любом случае, - Арчер чувствовал, что должен подойти к этой широченной, необъятной женщине, положить ей руку на плечо, выразив тем самым свое сочувствие, но не мог заставить себя шагнуть к ней, - в любом случае врачу надо позвонить.
- Вы и позвоните. - Миссис Покорны закрыла глаза, не меняя положения головы. - Я никому звонить не буду.
- Телефон там. - Арчер посмотрел в коридорчик.
- Вот и хорошо. Пациент будет перед вами, так что вы сможете описать врачу все симптомы, ответить на все его вопросы.
Арчер уже шагнул к ванной, но остановился, повернулся, подошел к столу, сел напротив миссис Покорны. Ее большое лицо под нелепыми розовыми перышками на шляпке цветом напоминало бетон. Тяжелые веки закрывали глаза.
- До прихода доктора мы можем кое-что сделать для Манфреда.
Миссис Покорны открыла глаза, уставилась на Арчера.
- Для Манфреда вы уже сделали достаточно. Так что можете идти домой.
- Он лежит в халате. В ванне. - Арчер говорил медленно, стараясь пробиться сквозь немигающий взгляд миссис Покорны. - Мы могли бы снять халат. И… - Он достал из кармана пузырек и крышечку, положил на стол. - Я мог бы это выбросить.
- К чему вы клоните?
Арчер увидел, как затвердели глубокие морщины у большого рта.
- Если его найдут голым… словно он принимал ванну… Если убрать пузырек из-под снотворного… У него было высокое давление. Больное сердце. У него мог быть сердечный приступ… Смерть могла наступить от естественных причин.
- Он умер не от естественных причин, - отчеканила миссис Покорны. - Он покончил с собой.
- Возможно, - не стал спорить Арчер. - Но если мы внесем небольшие коррективы… Появится причина для сомнений. Репортеры могут проявить тактичность, врач… Так будет лучше для его памяти, для вас…
- Вы хотите сказать, что так будет лучше для вас, - бесцветным, бесстрастным голосом оборвала его миссис Покорны. - Но тогда люди не узнают правду, не поймут, что его убили вы и вам подобные.
- Простите, что спорю с вами в такой момент, - гнул свое Арчер, словно не замечая ненависти, которой зажглись глаза миссис Покорны, - но сделать что-либо мы можем только сейчас, до прихода врача. Я не собираюсь выгораживать себя. Но и вам надо бы забыть о мести. Постарайтесь внять голосу разума. Не зацикливайтесь на этой минуте, загляните чуть вперед. Подумайте о том, что скажут люди о вашем муже через десять лет…
- Я хочу, чтобы люди помнили: они убили творца. - Миссис Покорны закрыла глаза, в голосе по-прежнему не слышалось никаких эмоций. - Творца, который хотел одарить их прекрасной музыкой, который никому не причинил зла, который не знал, как постоять за себя. Я хочу, чтобы люди помнили, что его затравили до смерти вы и другие фашисты…
О Господи, думал Арчер, даже теперь, когда ее муж, наглотавшись снотворного, лежит в ванне, в пятнадцати футах от нее, заснув мертвым сном, даже теперь она обличает мир демагогическими лозунгами и звонкими фразами. Глядя на эту неприятную, толстую, излучающую ненависть женщину, которая (одному Богу известно почему) любила этого маленького, нелепого, испуганного человечка и каким-то образом (ответа на этот вопрос уже не будет никогда) вызывала в нем ответную любовь, Арчер осознал, что от нее помощи не будет. Мертвому Покорны предстояло стать жертвой, возложенной на алтарь ее идеи, точно так же, как в жизни им жертвовали ради других идей.
Арчер встал.
- Как фамилия врача? - устало спросил он. - Где мне его найти?
- Его фамилия Гордон, - ответила миссис Покорны, не открывая глаз. - Его номер вы найдете в справочнике на столе в холле.
Арчер нашел справочник, вновь прошел в ванную. Набрав номер врача и вслушиваясь в длинные гудки, он смотрел на Покорны. Композитор отдыхал под водой, в халате, с поясом, аккуратно завязанным бантиком. На умиротворенном лице поблескивали очки, совсем как у любителя подводного плавания.
Китти еще не спала, когда двумя часами позже Арчер вернулся домой. Она сидела на кровати в очках, придававших ей ученый вид, и ночной рубашке с кружевным воротником. Арчер, взглянув на нее, не мог не улыбнуться. Такая она милая, такая домашняя. На кровати лежали счета, листочки, аннулированные чеки. Надписывая конверты, Китти перепачкала пальцы в чернилах. Арчер здорово вымотался. Доктор задал ему массу вопросов. Потом инициатива перешла к полиции. У копов словно возникло подозрение, что он тайком проник в дом композитора и в отсутствие жены утопил Покорны в ванне. Пришли два репортера, и Арчер слышал, как миссис Покорны вновь и вновь громким голосом повторяла, что ее мужа убили. Арчер в это время находился в спальне, отвечая на вопросы медлительного детектива, который делал пометки в блокноте. Он не знал, что именно наговорила миссис Покорны репортерам, но вроде бы слышал, как она два или три раза упомянула его фамилию. Когда же Арчер вышел из спальни, один из репортеров, от которого пахло джином и луком, прошагал с ним два квартала, изображая сочувствие и пытаясь вытащить из него информацию.
- Я ничего не знаю, - не поддавался Арчер. - Не знаю, почему он это сделал. Спросите миссис Покорны.
- У миссис Покорны есть своя версия, мистер Арчер, - бубнил репортер. - Она считает, что немалая доля вины за его смерть лежит на вас, и я думаю, что наши читатели хотели бы узнать и вашу точку зрения. - Репортер всеми силами старался показать, что является представителем беспристрастной журналистики, ставящей перед собой одну-единственную цель - информировать читателя о случившемся. - Миссис Покорны наговорила в ваш адрес много неприятного, мистер Арчер. Выдвинула очень тяжелые обвинения, и я думаю, что, перед тем как статья пойдет в набор, необходимо дать возможность высказаться всем участникам этих трагических событий.
- Я ни в чем не участвовал, - ответил Арчер, сам не очень-то веря своим словам. - Я его знал. Он у меня работал. У нас сложились дружеские отношения. Я заглянул к нему домой. Вот и все. У меня нет никакого желания вступать в дискуссию с миссис Покорны. - Он махнул рукой проезжавшему такси.
Машина остановилась, Арчер открыл дверцу и сел. Репортер наклонился к открытой дверце.
- Хотя бы короткое заявление, мистер Арчер. Несколько слов…
Арчер начал закрывать дверцу, и репортер подался назад, укоризненно качая головой: что за люди, упускают возможность обратиться к широкой общественности с первых полос газет.
Войдя в спальню, Арчер сразу заметил, что Китти чем-то встревожена, и мысленно помолился о том, чтобы она отложила решение этих, безусловно, насущных проблем до утра. Он снял пиджак, бросил его на ковер, плюхнулся в кресло, всем своим видом показывая, что безумно устал, в надежде, что Китти пожалеет его и сегодня вечером оставит в покое.
Но у Китти были другие планы. Она даже не подняла головы и не посмотрела на Арчера, надписывая очередной конверт.
- Я выписала множество чеков. Если ты их подпишешь и разложишь по конвертам, я все отправлю утренней почтой.
- Хорошо. - Арчер медленно потер лысину.
- Я просматривала корешки чеков, - продолжила Китти, - и обнаружила некоторые странности.
- Правда?
- Вроде бы ты говорил мне, что мы должны экономить.
- Разумеется, должны. Ты возражаешь?
- Я согласна. Абсолютно с тобой согласна, - затараторила Китти. Арчер уже знал, что сие означает: Китти в чем-то его подозревает и начинает злиться. - Я сократила наши расходы. Несколько месяцев не покупаю одежду ни себе, ни Джейн. Я сменила магазин, потому что у Кучитти фунт сливочного масла стоит на пять центов дороже, чем везде.
- Это прекрасно. - Арчер еще не понимал, к чему клонит Китти. - Каждый месяц получается приличная экономия. Три, а может, четыре доллара.
- Три, а может, четыре доллара, - повторила Китти. - Я рада, что ты ценишь мои усилия.
- Пожалуйста, Китти… - Арчер встал, начал снимать галстук. - Не могли бы мы поговорить об этом в другое время? Я ужасно устал.
- Я не хочу говорить об этом в другое время. Счета я заполняла сегодня вечером и поговорить хочу сегодня же вечером.
Арчер прошел к стенному шкафу, повесил пиджак и галстук. Из шкафа пахло хорошим табаком и кедром. Арчеру тут же вспомнилась удушливая влажность ванной Покорны.
- А вот тебя в эти дни деньги особо не волнуют, - не унималась Китти. - Ты ими просто соришь.
Арчер закрыл дверцы шкафа, посмотрел на свое отражение в зеркале над комодом. Лицо усталое, длинные морщины у уголков рта, мешки под глазами, словно ему давно уже не удавалось хорошо выспаться. Раздраженный увиденным, он повернулся к Китти:
- В чем дело, дорогая?
Китти схватилась за чековую книжку.
- Чек номер тридцать пять. Вудроу Бурку триста долларов. Ты это помнишь?
Арчер вздохнул, вернулся к креслу, сел, вытянул ноги.
- Помню.
- Вздыхать обязательно? - Голос Китти гневно завибрировал.
- Нет. Извини.
- Почему ты дал Вудроу Бурку триста долларов?
- Он меня попросил. У него нет работы. Возникли проблемы.
- Безработных сейчас великое множество. Ты каждому собираешься давать по триста долларов?
- Послушай, Китти…
- Чек номер сорок семь. Элис Уэллер. Сто долларов. Полагаю, она тоже без работы?
- Фактически да.
- Фактически, - повторила Китти.
Как же она умеет завести собеседника, подумал Арчер.
- Это большая женщина с дурным вкусом. А я экономлю по пять центов на фунте сливочного масла!
Арчер холодно смотрел на Китти. Ну почему ей совершенно несвойственно милосердие? Время от времени Китти попадала вожжа под хвост, но только когда она злилась. Потом она раскаивалась в том, что в запале выплескивала на Арчера, и просила мужа как можно скорее забыть ее слова.
- Китти, это мои дела. Я не хочу говорить об этом сегодня. Но я тебе все расскажу как-нибудь в другой раз.
Китти продолжала листать чековую книжку.
- Двести долларов сегодня утром. Получены наличными. Деньги при тебе?
- Нет.
- Полагаю, ты одолжил их какому-нибудь безработному?
- Да.
- Полагаю, это тоже твои дела?
- Да, - бесстрастно ответил Арчер. - Мои.
- А когда у нас на счете не останется ни цента, как в тот день, когда мы приехали в Нью-Йорк, это будут твои дела или мои тоже? - спросила Китти.
- Китти, дорогая, - голос Арчера переполняла безмерная усталость, - почему бы нам не лечь спать? У меня был ужасный день, и я просто не могу говорить. Завтра…
- Я хочу знать, что происходит, - отрезала Китти. - Ты швыряешься деньгами, как пьяный матрос. Знаю, я говорила тебе, что ты не обязан мне все рассказывать… но это просто невыносимо. Всякий раз, когда я говорю с тобой или задаю тебе вопрос, ты, я это вижу, пытаешься уйти от разговора… В последний месяц у меня появилось ощущение, что мы вообще не женаты. И не мотай головой. Это правда! - взвизгнула Китти. - Не пытайся отрицать. У нас больше нет семьи. Ты выставил меня из своей жизни. Лучше б я не собиралась рожать! Я не хотела второго ребенка! Хотел ты, не я, и вот что из этого получается…
Арчер поднялся, подошел к кровати. Сел, обнял Китти. Она не плакала. Яростно отпрянула от него.
- Послушай, Китти, я дал двести долларов Манфреду Покорны, пытаясь спасти его жизнь. Слушай внимательно, дорогая. Придя к нему домой сегодня вечером, я нашел его мертвым.
Китти замерла, потом медленно повернулась к Арчеру, ее глаза широко раскрылись.
- Что? - наконец выдохнула она.
- Он покончил с собой. Пока мы обедали. Пока я шел через город к его дому. Я не стал брать такси, потому что выдался очень хороший вечер. - Даже слова причиняли боль.
Китти внезапно обхватила его шею и крепко прижала мужа к себе.
- Извини, - зашептала она. - Дорогой, извини.
Арчер поцеловал ее в щеку.
- Я бы не хотел говорить об этом сегодня. Если ты не возражаешь.
- Разумеется, нет. - Китти начало трясти.
Арчер мягко расцепил ее руки.
- Забирайся под одеяло. Ты замерзла. Попытайся уснуть.
Китти кивнула, в ее глазах застыл испуг. Арчер укрыл ее, подоткнул одеяло по бокам. Она продолжала дрожать. Арчер собрал счета, аннулированные чеки, конверты, надписанные детским почерком Китти, и сложил на ее столике. Потом наклонился, поцеловал жену в лоб.
- Я немного посижу внизу. Не волнуйся.
Китти ничего не ответила.
Арчер погасил свет и вышел из спальни. Медленно спустился по лестнице, направился в кабинет. Как же отличался его дом от квартиры Покорны! Уютный, ухоженный. Английский ситец обивки, сверкающая медь ламп, цветы в вазочках, веселенькие полосатые занавески, полированное дерево. Никакого беспорядка, сразу бросающегося в глаза в квартире композитора. Здесь подобная трагедия была бы просто неуместна.
На столе лежала пластинка с записью концерта для струнного квартета, которую подарил ему Покорны. Вернувшись из банка, Арчер достал ее с полки, собираясь прослушать и таким образом заглушить чувство вины, вызванное тем, что он солгал Покорны, сказав, что концерт ему очень понравился. Но телефон начал звонить до того, как он поставил пластинку на проигрыватель, а потом до нее просто не дошли руки.
Арчер взял пластинку со стола. Единственная запись музыки Покорны, сделанная в этой стране, вспомнил он. Вклад Покорны в американскую культуру. Пластинка называлась "Пригородные мотивы". Наверное, название предложил какой-нибудь головастый сотрудник звукозаписывающей компании. Покорны такого бы не придумал.
Арчер поставил пластинку на проигрыватель, приглушив звук, чтобы не беспокоить Китти. Сел в кресло, приготовившись слушать.
Зазвучала музыка, радостная, ненавязчивая, полная таинственного очарования. Под нее с удовольствием танцевали бы дети, а взрослые улыбались бы, слушая ее. За мелодией не угадывались проблемы, которые оказались неразрешимыми для ее создателя. Чистая, журчащая, элегантная, она действительно олицетворяла обычный вечер в пригороде, на железнодорожной станции, где люди встречаются после трудового дня, целуются, включают фары автомобиля и разъезжаются по своим домам, чтобы пообедать в кругу семьи. В Покорны жил лирик-домовладелец, который любил повозиться в саду, а в половине одиннадцатого шел спать, окруженный выводком детей.
Музыка смолкла. Арчер несколько секунд посидел в тишине, потом поднялся и переставил иглу на начало пластинки, чтобы вновь прослушать запись ушедшего из жизни композитора.
Глава 20
Достаточно было окинуть быстрым взглядом студию, чтобы по темным костюмам и черным галстукам определить, кто идет на похороны, а кто - нет. Покорны и в этом сумел создать всем максимум неудобств, поскольку хоронили его в четверг, в разrap репетиций. Утром они сумели только раз прочитать сценарий по ролям, усевшись полукругом на складных стульях в сером зимнем свете. Отдать последний долг покойному решили Барбанте, Леви, О'Нил и, к удивлению Арчера, Бревер. Женщины идти на похороны не собирались, но, с другой стороны, никто из них почти и не сталкивался с композитором. Эррес надел серый костюм из тонкой шерсти и красный галстук. С Покорны он не водил близкого знакомства, но общался с ним гораздо чаще, чем тот же Бревер, и частенько говорил Арчеру, что он в восторге от музыки Покорны. Режиссер полагал, что уж Вик-то обязательно пойдет на кладбище, и в какой-то момент так засмотрелся на яркий галстук Эрреса, что пропустил полстраницы сценария. "И все же, - подумал Арчер, отводя глаза от Вика, - в такой день он мог бы надеть не столь вызывающий галстук".
Когда читка закончилась, Арчер встал.
- Объявляется перерыв до часу дня. Желающие могут пойти на похороны Манфреда Покорны, который раньше писал музыку для нашей программы.
Актеры встали, очень тихие, сдержанные, на этот раз обошлось без веселых шуточек и выкриков, которыми обычно сопровождался перерыв репетиции. Покорны они отдали должное тем, что, выходя из студии, разговаривали полушепотом.
- Клемент, ты сможешь меня подождать пять минут? Мне надо подняться наверх. А в похоронное бюро я бы хотел поехать с тобой.
Арчер кивнул:
- Я подожду тебя здесь.
Бревер вышел. В синем костюме он напоминал лесоруба, собравшегося в церковь.
Арчер подошел к Эрресу, который читал газету.
- Вик, разве ты не идешь с нами?
Эррес оторвался от газеты.
- Скорее нет, чем да. Война отбила у меня страсть к похоронам. Я больше не хочу общаться с трупами. - Он криво усмехнулся. - Ничего не могу с собой поделать. Извинись перед остальными.
- И все-таки, - не отступал Арчер, - я думаю, что ты должен пойти.
- Я одет не по форме. - Вик коснулся галстука.
- По пути можно заскочить в магазин и купить черный.
Эррес покачал головой:
- Честно говоря, я бы не пошел на похороны, даже если бы вырядился, как гробовщик.
- Из уважения к Покорны, - стоял на своем Арчер. - Из уважения к его друзьям.
- Уважения к чему? - насмешливо спросил Эррес. - К ста шестидесяти фунтам трупятины? И я не уважаю Покорны. Он был бесхребетным слизняком и слинял из этого мира, как только перед ним возникла настоящая проблема. Что же касается его друзей… - Эррес рассмеялся горьким смехом. - Они пребывают в печали и испытывают чувство вины, а потому думают, что облегчат душу, посидев час в похоронном бюро, прежде чем тело увезут на кладбище. Так вот, я за собой вины не чувствую, и мне есть о чем скорбеть помимо Покорны. Я очень надеюсь, что после моей смерти у кого-нибудь хватит ума по-быстрому бросить меня в мусоровоз и своим ходом отправить на свалку. - Он невесело улыбнулся Арчеру. - Улавливаешь идею, приятель?
- Конечно, - сухо бросил Арчер.
Он уже начал отворачиваться, чтобы задать какой-то вопрос Барбанте, сидевшему через три стула, откинув назад голову, закрыв глаза и вытянув перед собой короткие ноги. За утро Барбанте не произнес ни слова. Как обычно, выглядел он очень сонным.
- А ты это видел? - остановил Арчера Эррес, протягивая ему газету. Так называемое либеральное издание, практически в каждом номере выступавшее в защиту коммунистов. Вик постучал пальцем по колонке обозревателя. - Этот господин сегодня проехался по тебе танком.
- Что? - Арчер взял газету, уставился на колонку. В нескольких абзацах увидел свою фамилию. Но читать колонку очень уж не хотелось.
- Д.Ф. Робертс, - пояснил Эррес. - Любит вкладывать свои мысли в головы тем, кто не способен думать. Сегодня утром он крепко на тебя обиделся. По его разумению, ты - авангард фашистов. И, соответственно, убийца музыканта. Робертс говорил с миссис Покорны, а уж у нее нашлось, что сказать.