АГИТАЦИЯ
– Андрей Антоныч, на экипаже надо провести агитацию по предстоящим выборам президента!
Зам имел вид запыхавшийся, обычный для того состояния, когда все в стране озабочены выборами президента.
А Андрей Антоныч имел вид вековой сосны, которой до нежной промежности все на свете выборы всех на свете президентов.
А я вообще никакого вида не имел, потому что я готовился получить от Андрея Антоныча очередных кюкздюлей под видом очень важных указаний на текущий день.
Казалось, Андрей Антоныч не слышит зама, но он внимательно на него посмотрел.
Когда Андрей Антоныч так смотрит, то в этом случае лучше забыть о том, что ты только что ему сказал, и сделать вид, что все вокруг просто отлично.
Но наш зам не столь чувствителен. Он подумал, что старпом его не услышал, поэтому он повторил про агитацию.
– Сергеич! – Андрей Антоныч наконец заговорил. Он был почти ласков. – Ты чего от меня все время хочешь?
Тут старпом сделал многозначительную паузу, после чего продолжил:
– В какой части агитации вы, наш замечательный заместитель, видите мое личное участие? Я должен отгадывать шарады, петь, плясать или же музицировать? Или я должен непрерывно рассказывать всем о том, как я люблю текущий момент? А может, мне напиться в хлам? Я что должен делать для успеха вашего предвыборного роения? Потеть под мышками? Ржать в голос? Скандировать что-то лохматое и ужасное? Или же мне следует идти строями, крепко древко сжав? Может, мне обернуться в какую-нибудь предвыборную ерунду и везде ею трясти? Вот почему, Сергеич, вы все время нам выдумываете жизнь? Когда я говорю "вы", я имею в виду не только тебя, счастливого и безудержного, но и всех тех, присосавшихся, которые всегда и всюду правильно себя ведут. Почему вам все время надо делать так, чтоб мы – нормальные люди – были заняты не своими прямыми обязанностями, а вашими – кривыми? Мне так кажется, что это все отвлечение. Вам надо нас отвлекать. Все равно чем, только чтоб мы ни на секунду не оставались без забот. И заботы эти должны быть мелкими, злобными и глупыми. И сами мы от таких забот должны непрерывно чуметь. Вот тогда на нашем фоне вы, наделенные от природы умом ящерицы – где бы ухватить, чтобы только сожрать, – будете выглядеть спасителями разлюбезного Отечества. И чтоб больше ты ко мне с выборами, агитацией, кандидатами и депутатами на пушечный выстрел не подходил. А то я не сдержусь и урою тебя так, что ты потеряешь к себе все остатки самоуважения. И ни одного матроса не получишь. И на Саню с надеждой не смотри. Я его сейчас работой загружу по самое адамово яблоко. Можешь на стенке свои плакаты уже сейчас начинать самостоятельно развешивать. Понял?
В общем, все плакаты у нас скоро были на стенках лично замом развешаны.
И на этом – все.
МАМА ХАБИБУЛЛИНА
– Андрей Антоныч, к нам едет мама Хабибуллина! – Это я доложил старпому про маму Хабибуллина.
А узнал я про нее от Витьки-штурмана.
А ему позвонили с дальнего КПП, где ее, безо всяких разрешительных документов на въезд, только что высадили из рейсового автобуса, и теперь она сидит у них в дежурке, где ее уже успели напоить чаем. Вот это все я Андрей Антонычу и изложил.
Он на меня посмотрел так, что я сразу пожалел о том, что я доложил не заму, а ему.
Вот ведь какая у меня странная привычка. Нет чтобы сначала пойти найти зама и сперва его этим повествованием облагородить. Так мне обязательно надо старпома проверить на присутствие у него музыкального слуха.
– Кто к нам приехал? – хрипло спросил Андрей Антоныч, и я в этом его вопросе ничего хорошего для себя не почувствовал.
– Мама Хабибуллина!
– Слушай, Саня! – Андрей Антоныч был совершенно непроницаем. – Мало того, что я хорошо знаком с самим Хабибуллиным, а также, как ты помнишь, заочно с его покойным дядей, которого мы тут все хором в гроб пристраивали; так мне еще предстоит знакомство с родной мамой бедняги Хабибуллина, которая примчалась на край света вообще безо всяких на то документов, и на этом простом основании она поится сейчас крепким чаем в этой богом забытой конуре на дальнем КПП.
– Андрей Антоныч.
– Я еще не закончил. Пора бы знать, что перебивать начальство следует только в случае ракетно-ядерного недомогания! А теперь скажите мне, уважаемый дежурный, выяснили ли вы, по какому поводу в столь ранний час у нас появилась не просто мама, а мама самого Хабибуллина?
– Тык.
– Что "тык"? Не знаем ни хрена? Блядь! А фильтровать дерьмо нашей боевой повседневности мне прикажете? Что говорит сам Хабибуллин? Ничего он не говорит? А мама его что говорит, на КПП чай прихлебывая? Тоже не ведаете? А где у нас зам?
Фу! Ну наконец-то! Наконец-то старпом вспомнил про зама.
– Где-то здесь был.
– Где он был "где-то здесь"? Вы в себе ли, товарищ дежурный? Обстановку надо знать! А не гадать: "Тута вот, где-то здесь"! Зама ко мне! Хабибуллина отмыть, как рыбку золотую, одеть, как Бельмондо, и тоже его сюда! Штурману сказать, чтоб пропустил маму, а то она родит там на этом КПП, пока мы будем официальное разрешение для нее добывать. Маму отвезти ко мне домой и сдать на руки моей жене с запиской от меня: как и чем ее кормить и где ее отдыхать положить! Где зам?
– Зам?
– Блядь! Я вас сейчас задушу, товарищ дежурный! Зама, я сказал, сюда!!!
Через мгновение рядом с Андрей Антонычем нарисовались зам и помытый Хабибуллин.
– Сергеич! – обратился к заму старпом. – Ты выяснил, по какому поводу к нам приехала мать матроса Хабибуллина?
– Видимо, проведать. – проблеял зам.
– Так! – сказал старпом, и глаза у него вылезли из орбит. – Никто ни хрена не делает! Ну ни хрена!!! Страна полуденная! Отсутствие ума, как норма жизни! Мысль появляется только в результате озарения, а само озарение на манер вирусного заболевания – только если не едим чеснок! Хабибуллин! Иди в курилку и жди там. Сейчас тебя до твоей мамы проводят. Сергеич, берешь себя и идешь к маме! К МАМЕ!!! Проводишь ее до моей мамы, и уже там осторожненько выясняешь, каким это ветром ее к нам принесло и не проглядели ли мы чего в деле воспитания ее сына! И учти! Мама – это очень серьезно! Мама тебя может до печенок достать! И права будет! Абсолютно! Потому что ты, Сергеич, и я – как последняя в этой стране бюрократическая инстанция – получили ее сына только во временное пользование. Только во временное пользование! И он должен быть здоров, сыт и весел, как ты, надеюсь, все еще помнишь. Так что не дай бог, если что-то случилось и есть на этом корабле что-то, чего я еще не знаю! Я вас всех так отшкворю, что месяц будете вздрагивать, глядя на солнечные зайчики!
И мы немедленно взялись за работу!
Видели бы вы нашего зама – помолодел, глаза горят, сам взглядом по сторонам как взрыщет – ну вылитый орел.
А мама Хабибуллина действительно приехала на край света, чтоб просто его проведать.
То есть во всем наблюдалась абсолютно ложная тревога!
Когда зам об этом узнал, он смеялся просто как ребенок, забытый в люле.
КАСЬЯНЫЧ
У нас вот какая приключилась история. Нашего бывшего боцмана Касьянова, который теперь уволился в запас и краба вовсю добывает, захотели в местные органы самоуправления выбрать. Чуть ли не в председатели или в мэры (не помню, как это правильно у нас называется).
Там все зам суетился. Видимо, верхнее начальство эту идею через зама захотело протолкнуть. Городок у нас маленький и военный, а гражданская власть в виде мэрии и всего прочего у нас только недавно начала нарождаться. Вот начальство и решило, что если во главе этого безобразия встанет бывший мичман, то и договориться с ним будет легко и просто.
Вот только я очень сильно сомневаюсь, что с нашим Касьянычем легко можно договариваться. Там же школа Андрей Антоныча, а со школой Андрея нашего Антоныча договариваться бесполезно.
Но Касьяныч вроде бы кивнул.
– Как кивнул? – Андрей Антоныч смотрел на меня, как на врага народа. – Куда это он кивнул? Куда его зам тянет? Какие опять выборы? Чего это снова-здорово? Ни хрена не можем сделать, а только выбираем и выбираем?!! Это что еще за дерьмо, я спрашиваю?!!
– Андрей Антоныч, я здесь ни при чем! – завозражал я.
– А где зам?
Через минуту перед светлыми очами Андрей Антоныча уже был зам.
– Сергеич! – Андрей Антоныч голосом был строг. – Ты куда это Касьяныча сватаешь? В МЭРЫ?!!
– Андрей Антоныч.
– Не перебивай папу! Я ращу народ, а вы здесь, значит, приходите и смущаете его прекрасными видами? У вас опять? Видения начались? Ты куда это чистое существо тянешь? Новое светлое будущее уже отковали? Теперь требуется председатель? Чего ж ты этим председателем никак у нас не становишься? Вот взял бы и встал во главе! Почему мы все время за чьими-то спинами ошиваемся? Кукольники! Как язву наживать, так это кто-то, а не я? Показать тебе одно место вместо Касьяныча? Оно еще хуем называется! Ты эти мысли оставь! Брось, я сказал! И начальству нашему передай, что если ему не терпится власть ручную в поселке поиметь, то пусть оно само этой властью и становится! И не порть мне народ! Слышишь? Не порть! Весь этот разврат я прекращаю! Раз и навсегда! Из нормальных людей не надо мне блядей делать! Не получится! Не выйдет! Делалка сломается! И не вводите меня в грехи тяжкие! Кому надо впадать в блуд и паскудство, тот пускай и впадает! У него на роду написано! С пионеров! Понял?!!
А потом наступила очередь Касьяныча.
– Ты куда собрался, боцман, на старости лет?
– Я, Андрей Антоныч. – начал было Касьяныч.
– Погоди! Не перебивай! В грязь захотелось?
– Я, Андрей Антоныч…
– Или я в тебе ошибался? Или я вообще по жизни ошибался? Может, я в людях ни хрена не понимаю? Ты куда полез, балбесина? Они детьми своими за христопродавство рассчитаются, а ты чем будешь рассчитываться? Тоже детьми? Ты что, не видишь, куда тебя тянут? Ты мичман! Боцман! И человек! Ты куда это в нелюди полез, балясина? Среди говна один хороший? В говно попал, говном и будешь! Не было еще по-другому! Не придумал Бог!
– Андрей, Антоныч, так ведь я же…
– Же! Я!
Помолчали. Андрей Антоныч еще ноздри немного пораздувал, на том и закончили.
Не выбрали Касьяныча нашего в мэры.