Аарон некоторое время обдумывал, что бы ему ответить этому замшелому и старомодному ретрограду, а когда обернулся назад, того уже не было рядом с ним. Видимо, этот моралист не выдержал, и покинул толпу зрителей, отправившись в свой чересчур правильный мирок, в котором его ждала постылая жена, кошерная пища, обязательная священная суббота, похожая на священную корову, да молодая дочь, прикованная цепями к спинке кровати или к батарее центрального отопления только за то, что пожелала присутствовать вместе со всеми на сегодняшнем гей-параде. О, как ненавидел Аарон в это мгновение всех этих чересчур чопорных и правильных моралистов, пытающихся поставить палки в колеса прогрессу и раскрепощенности нравов! Как же смеялся он над ними, как же презирал их нудную филистерскую позицию! Он побежал вместе со всеми с уплывшим вперед гей-парадом, стремясь отыскать ту очаровательную ведьму-лесбиянку, которая поцеловала его, но разве можно было в этой толчее кого-нибудь отыскать?! Тем более, что нескольким группам молодых радикалов все же удалось прорваться, и они устроили настоящее сражение с не менее молодыми, но гораздо более мускулистыми геями, которые, разумеется, одержали победу, тем более, что и полиция стояла на их стороне. Вокруг вовсю работало телевидение, снимая репортажи для дневных, а следом и вечерних программ, вовсю работали иерусалимские карманники, шныряли агенты в штатском и совсем уж подозрительные личности, путались под ногами потерявшиеся дети и собаки, ревела на тротуарах пара непонятно каким образом попавших сюда ослов, гудели клаксонами, сиренами и моторами автомобили, кружили в небе вертолеты полиции, и во всем этом бедламе было в тысячу раз легче потеряться, чем кого-либо отыскать. Короче говоря, ежегодный иерусалимский гей-парад удался на славу, и Аарон тут же дал себе слово, что если он станет геем, то обязательно будет через год участвовать в таком же параде, и, возможно, в компании той соблазнительной ведьмы-лесбиянки, которая сегодня поцеловала его! О том, что он, гей, будет делать с лесбиянкой, Аарон почему-то не думал, решив, что утро вечера мудренее, и там все прояснится само собой. "Меняют же, в конце концов, люди пол и все остальное, – думал он, пробираясь сквозь окружающую толчею к себе домой, – возможно, что и она сделает нечто подобное, или он сам решится на что-то, еще неведомое ему, и у них тогда появится шанс быть вместе!" Предаваясь этим приятным мыслям, и уже собираясь свернуть в кривой переулок, ведущий на окраину города, где находился его дом, Аарон вдруг неожиданно увидел свою недавнюю лесбиянку!
Она шла в ту же сторону, что и он, и, более того, свернула в тот же самый кривой переулок, пройдя мимо опешившего молодого человека с таким видом, будто вообще не знает его! Впрочем, быть может, она поцеловала сегодня столько стоящих на обочине молодых людей, что Аарона просто забыла, поскольку все они слились для нее в одно-единственное лицо, в котором не было ничего индивидуального и конкретного! Или, скорее всего, Аарон как мужчина ее совсем не интересовал, и она поцеловала его просто так, для куража, совсем не придавая этому никакого значения! Как бы там ни было, Аарон, прижавшись к стене тротуара, переждал, пока прекрасная лесбиянка пройдет вперед мимо него, а потом стал преследовать ее, перебегая с одной стороны совершенно пустого переулка к другой, и вжимаясь в старые стены, замирая и стараясь не дышать, пока красавица сбавляла ход, или даже останавливалась, чтобы поправить сумку на плече или вынуть маленький камень из своих узких и легких сандалий. Так они и пробирались по переулку вперед, делая вид, что ничего странного не происходит, пока красотка не подошла к задней стене какого-то старого обшарпанного дома, не толкнула узкую и едва заметную дверь, и, с усмешкой и каким-то тайным призывом быстро взглянув на него, не исчезла за ней. Аарон подошел к неплотно прикрытой двери, немного постоял рядом с ней, словно решаясь на что-то, а потом, набрав в грудь воздуха, решительно выдохнул его, и, толкнув противно взвизгнувшую на старых петлях дверь, вошел внутрь абсолютно темного и узкого помещения.
Сначала он ничего не увидел, однако вскоре нащупал ногой ступеньки крутой лестницы и стал осторожно по ней подниматься, выставив вперед руки, чтобы в темноте не натолкнуться на что-нибудь и не скатиться с лестницы вниз; вскоре рука его нащупала ручку небольшой и, судя по всему, тайной двери, и, толкнув ее, он неожиданно очутился в просторной комнате, устланной коврами и уставленной старомодной, но, судя по всему, добротной и дорогой мебелью. В глубине комнаты на диване, закинув нога за ногу и с усмешкой глядя на него, сидела прекрасная лесбиянка, еще более соблазнительная, чем на улице.
– А ты настырный, – сказала она ему, все так же улыбаясь и оценивающе оглядывая Аарона с головы до ног. – Жаль, что ты не женщина, в этом случае у нас мог бы получиться прекрасный роман, поскольку с твоей внешностью (Аарон был недурен собой) и с твоей молодостью можно было бы далеко пойти! Скажи, зачем ты притащился за мной сюда, в это тайное, и никому, кроме близких подруг, неизвестное убежище, доставшееся мне от покойной матери, а той – от покойной бабушки, в котором живут исключительно женщины нашего рода, поскольку с мужчинами мы встречаемся очень редко, да и то лишь с единственной целью – забеременеть от одного из них и продолжить линию нашего древнего рода?!
– Ты рассуждаешь не как человек, а как какая-нибудь кошка, – сказал, зайдя в комнату, Аарон, и садясь на точно такой же диван с противоположной от прекрасной лесбиянки стороны. – Кошки тоже встречаются с представителями противоположного пола единственно лишь для того, чтобы продолжить свой род, а дальше уже все делают самостоятельно: гуляют по крышам сами по себе, вынашивают и кормит детей, и вообще ведут жизнь независимую от мужской половины своего кошачьего рода.
– А я и есть кошка, – сказала ему с улыбкой прекрасная лесбиянка, все так же оценивающе и бесцеремонно оглядывая Аарона. – На людях я веду жизнь лесбиянки, поскольку вообще, как и все кошка, испытываю отвращение к котам, то есть к мужчинам, а здесь, в этом убежище, встречаюсь со своими подругами, которых немало в Иерусалиме, и мы предаемся с ними любовным утехам на тех самых диванах, на которых предавались таким же утехам мои мать и бабка, а также все женщины нашего древнего рода. Ты очень легкомысленный, юноша, и очень наивный, раз решил приударить за лесбиянкой, заранее зная, что от нее тебе не будет ровно никакого проку! Масло с водой не смешиваются, и легче куклу сделать своей любовницей, чем сделать такой любовницей лесбиянку!
– Извини, – ответил ей Аарон, – но я очень настойчивый, и всегда рассчитываю на благоприятное развитие событий. Может быть, при более близком знакомстве, когда ты получше узнаешь меня, ты изменишь свое мнение, и мы сможем установить между нами нормальные отношения?!
– Что ты называешь нормальными отношениями? – искренне рассмеялась хозяйка. – Нормальные отношения между мной, изощренной и многоопытной кошкой, несмотря на то, что я еще очень молода, и таким неопытным дурачком, как ты, – это отношения кошки и маленького мышонка, которого она, вдоволь с ним наигравшись, обязательно съест! Ты для меня не больше, чем обычный мышонок, случайно пробравшийся в это тайное убежище, который должен жестоко поплатиться за свою необыкновенную дерзость! Ты знал, на что шел, и должен теперь держать суровый ответ. Извини, дорогой, но все кошки в нашем роду обладают способностью превращать мужчин в разного рода зверей, и я тоже обладаю такой способностью, доставшейся мне от покойной матери. Прощай, наивный и глупый мальчик, и да здравствует маленький пушистый мышонок, которого, возможно, я съем сегодня за ужином!
С этими словами она взмахнула своей прекрасной, все еще обнаженной ручкой, прошептала какое-то заклятие, и Аарон тут же превратился в маленького серенького мышонка, юркнув от страха в какую-то дырку, которых было немало в этом старом, построенном лет четыреста или пятьсот назад доме!
– Прячься – не прячься, а я тебя все равно найду, и непременно съем если не за ужином, то за завтраком или обедом! – весело закричала ему колдунья-кошка, и стала прыгать по комнате, выделывая настоящие кошачьи прыжки и кульбиты, выгибать от удовольствия свою спину, тереться боками о стены и спинки диванов и стульев, и даже царапать ногтями стены, на которых, между прочим, было немало глубоких отметин. Напрыгавшись и нацарапавшись вволю, она быстренько все в квартире прибрала, переоделась, нарумянилась и накрасила губы, и стала, по всей видимости, ожидать прихода гостей.
Вскоре в комнату действительно вошли гости: это были две такие же молоденькие и прекрасные лесбиянки, с которыми хозяйка, наскоро поздоровавшись, сразу же стала заниматься любовными утехами, вовсе не обращая внимания на притихшего в своей норке и дрожащего от страха Аарона. Для него, маленького серого мышонка, которым он теперь стал, было отвратительно и непереносимо наблюдать любовные утехи трех девушек-лесбиянок, которым они предавались на видавшем виды хозяйском диване. Аарон-мышонок вдруг подумал, что ему теперь было бы одинаково противно наблюдать любовные утехи мужчин-геев, и решил про себя, что если случится чудо, и он когда-нибудь выберется отсюда, никогда не станет геем, и никогда больше не будет ухаживать за лесбиянками!
Натешившись вволю, лесбиянки угомонились и, немного повалявшись на хозяйских диванах, быстренько оделись и куда-то ушли.
– Привет, мышонок! – весело крикнула ему хозяйка, плотно закрывая на ключ дверь. – Веди себя смирно и жди моего прихода, даже не пытаясь бежать. Отсюда убежать невозможно, это уже не раз было проверено на таких недотепах, как ты. Кстати, как тебе понравились наши любовные игры?
Что мог ответить ей Аарон? Он только лишь сжался в маленький серый комочек, которым, по существу, и был, и горько плакал от страха. Он, надо отдать ему должное, все же попытался открыть дверь и выбраться наружу, но дверь была плотно закрыта, и сделать это было невозможно! Обследовал он также все тайники и закоулки в тайном убежище кошки-лесбиянки, и тоже не нашел ни малейшей щелки, которая бы вела наружу, зато, к своему ужасу, обнаружил множество белых мышиных косточек, тщательно обглоданных и лежащих в углах целыми грудами. Холодный пот покрыл его тщедушное тельце маленького перепуганного мышонка: ведьма не бросала зря слов на ветер, а действительно питалась мышами! Да и как могло быть иначе, ведь она, второй, тайной натурой своей, была кошкой, и должна была делать то, что делала все кошки в мире! "О горе мне, о горе мне, наивному иерусалимскому юноше, увязавшемуся по глупости за этой прожженной и похотливой красоткой, насквозь развращенной, да к тому же еще оказавшейся тайной ведьмой! Меня съедят сегодня за ужином, или, в крайнем случае, завтра за завтраком или обедом, и даже не поморщатся при этом! Прощай, моя вольная и беспечная жизнь, придется, видимо, погибать в лапах и когтях этого оборотня в облаке очаровательной и похотливой лесбиянки!" Так горько причитал он и плакал, а потом вдруг начал истово молиться Иегове, обещая ему, что, если выживет, будет вести жизнь праведного и богобоязненного еврея, и никогда не будет бегать за смазливыми лесбиянками и мечтать о том, чтобы стать геем. Однако вскоре мольбы его были прерваны вернувшейся ведьмой, которая, как только вошла в комнату и закрыла за собой дверь, сразу же превратилась в кошку, и тут же потребовала, чтобы Аарон покинул свое убежище.
– Не бойся, – сказала она ему, – сегодня я не голодна, и не буду тебя есть, а только лишь немного поиграю и развлекусь перед сном! Кстати, меня зовут Лолитой, это имя одинаково подходят и для людей, и для кошек, и ты можешь, пока жив, называть меня именно так!
Что оставалось делать Аарону? Если бы он не вышел из своей норки сам, его непременно вытащили бы оттуда силой, ведь Лолита, вне всякого сомнения, знала в своем доме все ходы и выходы! К тому же, она была кошкой и отлично умела управляться с мышами! Поэтому он покорно выполз из своего убежища, и Лолита, поддев его своей кошачьей лапой, сразу же стала перекидывать беднягу из стороны в сторону, катать по полу, засовывать себе в пасть, и даже щекотать своими кошачьими усами, отчего несчастный мышонок, насмерть перепуганный, даже потерял сознание, и кошке пришлось срочно опрыскивать его водой.
– Надо же, какой пугливый! – со смехом сказала она, – небось когда бегал за мной по иерусалимским улицам и переулкам, не был таким беспомощным и не грохался в обморок от страха! Ладно, пока ступай к себе в нору и сиди там тихо, не пищи и не грызи ничего, как делают остальные мыши, за это я, возможно, вообще не буду тебя есть, а оставлю себе для забавы. Все же ты вроде как влюбился в меня, а такие вещи ни женщинами, ни кошками, даже если они и лесбиянки, не забываются!
Так Аарон остался в тайном убежище кошки-Лолиты, которое она использовала, как и ее кошки-предки, для приема знакомых лесбиянок, с которыми она предавалась любовным утехам, а также для встреч с другими кошками, некоторые из которых были такими же, как и она, тайными ведьмами, и вели двойную, полную тайн и приключений, жизнь. Иногда Лолита, находясь в хорошем настроении, пресытившись любовными играми с лесбиянками, лежа на диване и сыто мурлыкая от удовольствия, вела с Аароном длинные беседы, и он, поскольку это входило в его обязанность домашней ручной мышки, вынужден был ей отвечать.
– Скажи, Аарон, – спрашивала она лениво у маленького мышонка, – у тебя когда-нибудь в жизни были женщины?
– Нет, – честно признавался ей Аарон, – не было ни одной, я девственник, и сначала мечтал встретить одну, единственную, которая предназначена лишь мне одному, а потом вообще решил стать геем, поскольку любовные проблемы в обществе геев решаются куда как проще, чем у одиноких девственников вроде меня!
– Ах, несчастный девственник! – радостно смеялась и мурлыкала в ответ на это Лолита-кошка. – Ах, как же ты меня насмешил! Ты отчаялся встретить свою единственную девушку, которая бы смогла сделать из тебя мужчину, и решил примкнуть к геям, а вместо этого встретил меня, и мы теперь навечно останемся вместе! Скажи, зачем ты увязался за мной на гей-параде?
– Я полюбил тебя с первого взгляда, – честно отвечал ей Аарон, – полюбил несмотря на то, что ты была лесбиянкой, и никаких шансов у меня, конечно же, не было. Но с любовью бесполезно спорить, она сильней нас, и поэтому я здесь, в твоих когтях, и ты вольна сделать со мной, что угодно!
– За то, что ты полюбил меня, – лениво и сыто отвечала кошка-Лолита, которой все же было приятно, что ее кто-то искренне полюбил, – за твою любовь ко мне я не буду тебя есть. Можешь жить здесь сколько угодно, хоть до самой старости, которая у мышей наступает в возрасте трех-четырех лет, и только лишь развлекай меня, да иногда признавайся в любви!
– Отпустила бы ты меня, Лолита, – жалобно пищал ей в ответ мышонок-Аарон.
– Отпустила бы ты меня, а я бы в ответ за эту милость всю жизнь молил Бога за твое здравие и благополучие!
– Кошки, Аарон, не верят в Бога, и, кроме того, не испытывают ни к кому никакой милости, – резонно отвечала ему Лолита. – Кошки гуляют по жизни сами по себе и являются очень жестокими и коварными существами. Не дай Бог попасть в лапы взрослой кошки хоть маленькому мышонку, вроде тебя, хоть настоящей взрослой мыши, хоть моей сопернице-кошке, которая вздумает отбивать у меня ветреного майского кота, – кошка загрызет их всех насмерть! Поэтому, Аарон, смирись со своей участью, которая, между нами, не так уж и плоха, ведь ты жив, и я тебя не загрызла, и веди жизнь тихой домашней мыши, не мечтая о том, чтобы опять стать человеком!
Горько плакал после таких бесед с безжалостной кошкой Аарон, но ничего поделать не мог: ведьма – Лолита была сильнее его. И сколько не молил он Бога освободить его от этого рабства, все было напрасно! Иегову не трогали мольбы маленького несчастного мышонка! Видимо, Лолита была права, и ему действительно до старости, которая должна была наступить через три или четыре года, придется жить в облике серой мышки, навсегда позабыв о мире людей!
Чего только не навидался Аарон, живя в тайном убежище Лолиты! У нее, между прочим, была в центре Иерусалима небольшая квартирка, в которой она проживала, как нормальная иерусалимская девушка, разве что лесбиянка, а так ничем не отличающаяся от остальные своих сверстниц, некоторые из которых тоже были лесбиянками, другие придерживались традиционных взглядов на любовь, а третьи даже успели к этому времени (Лолите было девятнадцать лет) выйти замуж. Лолита, помимо всего, работала секретаршей в одном иностранном посольстве, и даже позволяла ухаживать за собой второму секретарю этого посольства, которого раз или два приводила в свое тайное убежище и занималась с ним тем, чем обычно занимаются в таких убежищах девушки и мужчины, Но потом дипломат надоел ей, и она, превратив любовника в мышонка, на глазах у Аарона загрызла его, проглотив вместе с когтями и шкуркой.
– О несчастный город Иерусалим! – вздымал к небесам в своей норке маленькие серые лапки мышонок-Аарон. – О несчастный святой город, каких только мерзостей не происходит в твоих тайных и мрачных убежищах! Неужели все святые, которые когда-либо ходили по твоим улицам и площадям, не ужаснутся этому, не пошлют град из огня и серы если и не на весь город, то хотя бы на этот переулок и на голову этой похотливой кошки, заживо пожирающей, словно подземный демон, взрослых неосторожных людей!
Однако по-прежнему небеса были глухи к мольбам Аарона. А между тем время шло, и жить ему, суда по всему, оставалось на свете не более одного года. Лолита же по-прежнему вела двойную жизнь кошки и человека, оставаясь внутри страшной ведьмой, которая то предавалась забавами с такими же лесбиянками, как она сама, то приводила к себе мужчин, и, натешившись с ними любовью, превращала их в мышей, и тут же съедала. Иногда она съедала и своих любовных партнерш, которые чем-то не понравились ей, а иногда даже устраивала с другими кошками жестокие драки, нередко кончавшиеся смертью одной из них, Лолита была опытной кошкой, закаленной в многочисленных боях, и всегда выходила из таких драк победителем. Она потом лишь некоторое, весьма недолгое время, поскольку на ней все заживало, как на кошке, зализывала раны, да требовала от Аарона, чтобы он смазывал их йодом, или специальными мазями, которых у нее заранее было приготовлено в изрядном количестве, да дул на них своим слабым мышиным ртом. И маленький мышонок Аарон ходил вокруг огромной кошки-Лолиты с кусочком ваты, накрученным на длинную палочку, и смазывал ее раны йодом и мазью, а потом тихонько дул на них, приговаривая при этом: "У кошки боли, у собаки боли, у человека боли, а у Лолиты не боли!" Раны у Лолиты после такого лечения заживали особенно быстро.
Иногда Аарон рассказывал Лолите сказки, которые приучился сам же выдумывать, а она лежала на диване кверху лапами, и, мурлыкая, лениво слушала их. Иногда он даже чесал ей спинку и живот длинной палочкой, которую Лолита всегда для таких случаев держала при себе, и той это особенно нравилось. Она была взрослой прожженной кошкой, кошкой-оборотнем, прошедшей через огонь и воду, и могла прожить такой двойной жизнью очень долго, в отличие от несчастного мышонка, срок жизни которого, судя по всему, должен был закончиться через несколько месяцев. Впрочем, Аарон уже смирился с этим, и не роптал на свою злую судьбу, а разве только еще более страстно молился своему еврейскому богу, прося пощадить если не его, то хотя бы таких несчастных безумцев, как он.