Раньше верил он в светлое будущее, учил в школе стихи "Через четыре года здесь будет город-сад". Потом верил каждому высокому руководителю, верил разным совковым россказням о будушем предоставлении всем отдельных квартир, о скором наступлении коммунизма.
Теперь он стал намного циничнее и злее, давно отбросив наивные мечты. Но куча незавершенных дел в городе росла с каждым днем, что казалось ему ужасом, который, как он справедливо предполагал, никогда не закончится, пока он у власти. И солдат сбежавших не нашли, и больница не то, что недостроена, а вдруг развалилась. И спорткомплекс, аэровокзал не построены. И мусор, грязь везде на улицах, а как министр из Москвы на всё это безобразие посмотрит? И жители Новопотемкино недовольны растущими, как дрожжи, ценами, а как их, эти треклятые цены, он может остановить, если одним приказом или окриком ничего не добьешься? По сути, как горестно размышлял Горемыков в кабинете, немногого он добился: да, есть партия, самая правильная партия, которая его безоговорочно всегда поддерживает, чтобы ни случилось; есть еще молодежное движение "Свои", которое тоже его поддерживает всегда, надеясь в будущем работать в мэрии; есть сенсационные археологические раскопки, свидетельствующие о древности города Новопотемкино, но только он, главный археолог и директор краеведческого музея Антипкин, знают истинную цену всем сенсационным находкам, как и его афере с предком Рюрика и кувшином, на котором будет написано "Сделано в древнем Новопотемкино" и также указана очень древняя дата изготовления кувшина.
Да, он подчинил себе почти всех депутатов и теперь любой его приказ одобряют послушной городской Думой.
Да, он реформировал исключительно по своему желанию и своей личной прихоти местное телевидение "Наше зрение" (а кто ему мог в том помешать?!), понимая, что именно телевизор смотрит почти всё население города, а не читает газеты, сделав из прежнего интересного телеканала с его частыми аналитическими программами, прямым эфиром, интересными иностранными фильмами просто бессодержательное пересказывание пустых и ничего не значащих новостей (пересказ избирательных новостей центральных телеканалов и отдельные местные новости, если их вообще можно назвать новостями – "мэр посетил машиностроительный завод Новопотемкино", "мэр встретился на улице с жителями города Новопотемкино", "мэр ответил на вопросы народа", "писательница Попцова написала новый иронический детектив", "певец К. развелся с женой П., парикмахер З. пытается петь, а портной С. пытается стать телезвездой"), трансляцию отечественных мыльных опер, фильмов-однодневок, пошлых юмористических телепрограмм, которые с немыслимым энтузиазмом показывались почти каждый день, чтобы жители города смотрели, смеялись, забывая всё на свете…
Да, он добился изгнания бизнесмена Крестовского, который ранее вложил большие денежные суммы в финансирование избирательной кампании Горемыкова и который помог с созданием послушной самой правильной партии, а потом после оглушительной и очень впечатляющей победы Горемыкова оказался почему-то не нужен и даже опасен, а посему мгновенно послушная прокуратура Новопотемкино неожиданно нашла финансовые махинации Крестовского, похищение им громадных денежных сумм из городского бюджета и не полностью уплаченные налоги за длительный срок.
В результате бурной деятельности прокуратуры Крестовский оказался под следствием, но он успел сбежать за границу и теперь прокуратура Новопотемкино разыскивает его.
Да, Горемыков также добился немыслимого: ряд крупных местных бизнесменов Новопотемкино стали вроде ручных зверьков, согласных плясать под дудку хозяина за кусок сахара – таких он называл "правильными олигархами" и не сажал их в тюрьму, а других, очень немногих, которые пытались что-то возражать ему, называл "неправильные олигархи" и ими интересовалась местная прокуратура, налоговая полиция с маски-шоу. Помимо этого, Горемыков даже создал себе имидж борца с опасными олигархами, которые хотели якобы отобрать у него законную власть и похитить всё народное добро.
Да, также Горемыков заставил жителей Новопотемкино побаиваться и сторониться разных иностранных представителей, иностранных туристов, разных иностранных общественных организаций в Новопотемкино, считая всех их почему-то шпионами различных разведок мира. А майор Антохин, слыша по местному телеканалу буйные демагогические речи мэра о росте числа внешних и внутренних врагов, с непонятной никому неистовостью искал врагов вертикали стабильности Горемыкова (можно сказать чуть иначе, но сути это не меняет – гламурной авторитарной стабильности) везде, где только мог и часто допрашивал разных ученых-физиков, правозащитников, пытаясь объявить их шпионами и предателями своей страны.
Да, он отобрал бизнес у Крестовского (теперь Крестовского ехидно называли "бизнесмен в изгнании"): теперь люди Горемыкова (бойцы невидимого фронта) возглавляют фирму Крестовского "Сикос", торгуя лесом, газом, нефтью, металлами, и вывозя все природные ресурсы за рубеж.
Да, он добился громадного усиления власти мэра города, демагогически утверждая, он действует исключительно для блага народа и только лишь для народа; огромная власть сосредоточена была в его руках, что ведет порой к искушениям и ошибкам – не может один человек, даже гений, уникум, заниматься всем и вся в своей вотчине, вникая сразу во множество вопросов и дел, пытаясь решать их все сам, хотя имеются многочисленные замы, которые находятся не у дел, если всё должен решать только один человек!
Да, он заявил во всеуслышание, что борется с коррупцией, но не названо ни одной фамилии крупного коррупционера, ворующего миллионы из бюджета или получающего миллионные взятки, а названа фамилия одного бедного врача поликлиники, попавшегося на получении взятки за дачу липового больничного листа.
Да, он немного стал увеличивать зарплаты бюджетникам, за что многие горожане были благодарны ему, но это не являлось большой заслугой мэра – увеличись доходы от продажи деса, газа, металлов, нефти, вследствие чего Горемыков смог увеличивать зарплаты.
Еще он, Горемыков, вспоминал свои первые выборы на должность мэра и тоскливо вздохнул, бурча:
– Король-то голый Фикция то была, а не честные выборы… М-да… Сколько бюллетеней подделали…
Он налил себе еще стакан водки и выпил залпом.
Серый костюм встал, ой, простите, Горемыков встал, прошелся по кабинету.
С годами почему-то вспоминается чаще прошлое, которое, как ему казалось, вот-вот рядом, но его, к сожалению, руками не ухватишь и не удержишь быстротечное время, несущееся вперед… Он вспоминал, как в детстве пел в школьном хоре одну революционную песню: "Смело мы в бой пойдем!" Он видел себя со стороны, видел сейчас, как мальчик в серой плохо пошитой форме старался петь более громко, чем следовало, за что учительница пения постоянно делала ему замечания и неодобрительно глядела в его сторону. Тогда он пытался петь баритоном, желая выглядеть старше своих лет, что вполне естественно, но петь баритоном не получалось, к тому же у него ломался голос в период полового созревания и выходило странное и даже смешное сочетание фальцета и подобия баритона.
– Да-а, мы в бой шли, шли, а что мы потом нашли? – тихо произнес Горемыков, ударяя кулаком по столу. – Шли, пришли и ничего не нашли… До сих пор одними надеждами питаемся!
В дверь тихо постучали.
– Да, кто?
– А-а… извините, Демид Демидович, – секретарша Анна вошла в кабинет, но, увидев мрачного мэра и бутылку водки на столе, не знала говорить ли дальше.
– Чего тебе?
– А-а…
– Когда-нибудь ты сможешь говорить слитно и четко без этих пустых а-а и э-э?! – неожиданно для Анны заорал Горемыков. – Я занят!
Горемыков сел за стол.
– Да?
– Да. Я думаю!
– О чем? – зачем-то спросила Анна.
– Обо всем… Но ты чего хотела?
– А-а… У вас… а-а… пять посетителей.
– И что? Где они?
– А-а… они ждут в приемной.
– Чего они ждут? Чего хотят все от меня?
– А-а… у них… э-э… заявление по поводу капитального ремонта их…
– Черт, в шею гнать их, в шею!
Анна вылетела из кабинета, не задавая больше никаких вопросов.
Горемыков встал, прошелся медленной походкой по кабинету, подойдя к окну.
– М-да, – тихо говорил он сам себе. – работай, пыхти, потом тебя выкинут на пенсию и забудут даже, как тебя звали… Это сейчас, когда ты мэр, памятник твой кошке построили, а когда будешь на пенсии, не то, что кошку, и тебя забудут, как зовут… Пока ты мэр, всё пока хорошо у тебя!.. Как я пел раньше в молодости? "Кто был ничем, тот станет всем!" Я пел эти бредни, пел, как понимаю, абсурдный марш нищих придурков, которые хотели грабить награбленное! Как может ноль, если он ноль по сути своей, стать тузом? Ноль, помноженный на ноль, останется нулем. Человек у нас не жил пока хорошо. Пока не жил… Сказать, что я жил хорошо раньше? Сомневаюсь… Тогда были одни проблемы, сейчас другие… Пока живу, всё надеюсь… Пока не умру… Вот это поганое и ужасное слово "пока" меня с ума сведет!.. Что делать?.. Бежать за лучшей жизнью, всё в беготне. И суете, а так и жизнь проходит… Да!.. Жизнь в беге от инфаркта и в постоянной беготне за счастьем… Надежды питают не только юношей, но и старцев… Все на что-то надеются до самой смерти. Авось выйдет, авось удастся, авось всё будет хорошо хоть в старости… Но не всем птицу счастья удается поймать! Поймавших относят к избранным, остальных – к неудачникам, которые не успевают убежать от инфаркта и не успевают схватить птицу счастья за хвост!
Горестные раздумья Горемыкова прервал телефонный звонок. Но он подходить к телефону и брать трубку не хотел, продолжая смотреть в окно. Однако телефон настойчиво звонил, поэтому раздраженный Горемыков подошел к телефону.
– Да?.. Слушаю! – Горемыков взял трубку, стоя у стола. – Привет, прокурор, что у тебя? Ой, тебе заняться больше нечем, да? Опять этот бизнесмен в изгнании? Пусть этот Крестовский говорит, чего его душе угодно, если душа у него есть… Смену власти он готовит в Новопотемкино?!.. Шиш… шиш у него выйдет!.. Опять он сказал полную ерунду. Да, согласен, ерунда… Но это для поддержки своей дьявольской репутации, как я думаю. Да, сказал ерунду для поддержки своей дьявольской репутации… Я не боюсь?.. А ты не боишься его? Боишься? Тогда действуй!.. Как?.. Как я могу вмешиваться в работу свободной и неподкупной прокуратуры? Ха-ха… Я же этот… черт, забыл, как меня называют… Да, вспомнил… Гигант, нет, гарант стабильности!.. Ясно?.. Светоч суверенной демократии!.. И как я, демократ из демократов, патриот из патриотов, могу тебе что-то приказывать?!.. Усёк? Чего тебе делать? А ты покопайся в делах этого Крестовского… Да, покопайся в них, покопайся в делах его фирм десятилетней давности и поищи-ка ты там криминал… Да, криминал, неуплата налогов, неправильно оформленные договора, похищение денег из бюджета… Понял, да?.. А я тут при чем? Я ему денег красть не помогал… Ну, да, раньше он у меня работал… Да, работал он со мной раньше… Но тогда скажи: прокуратура выявила ряд финансовых нарушений, похищение денег из бюджета и еще чего-нибудь насочиняй… Усёк? Да, после долгой, очень долгой и кропотливой работы с документами налоговая полиция и прокуратура нашли факты преступлений Крестовского в течение целых десяти лет его позорной деятельности в нашем городе! Хотели мы его арестовать, а он неожиданно… да, неожиданно (это должно прозвучать особо, чтобы все поняли: наша прокуратура всегда ищет преступников, всегда на страже закона и порядка) он взял и уехал за рубеж… Понял, да?.. Кто этому не поверит? Жители Новопотемкино?.. Они верят нашему телевизору! Верят телевизору, всё чего там набрехают, всему они верят, ха-ха!.. Да, они газет не читают, а телевизор смотрят и ему верят… Поэтому я сейчас приказал (конечно, в частном порядке, личная беседа) Миловидову, чтобы он следил за каждым словом дикторов в новостях!.. Ну, пока…
Положив трубку, Горемыков тяжело вздохнул, сел за стол. Он вспомнил о прорабе Короле, позвонил ему:
– Привет, как строительство? Да?… А почему сегодня ты не явился с докладом ко мне?.. Занят был?.. Ты там кирпичи случайно сам не таскаешь, ха-ха?.. Нет? Не таскаешь? Ладно, пошутил… Пошутил… Нет, завтра явишься само собой, мне сегодня нужен твой ответ… Та-ак. Хорошо… Фундамент заложили? Строить начали, так… Сколько этажей будет в спорткомплексе? Два? Всего два?… Ладно… А аэровокзал? Остался второй этаж? Быстро строить начали, хорошо! Эскалаторы в последнюю очередь! Главное, чтобы внешне хорошо выглядело… Ну, пока!
Горемыков, говоря по телефону, не заметил присутствия в кабинете одного незнакомца, который с усмешкой наблюдал за ним. Подняв голову, Горемыокв увидел постороннего и спросил:
– Вы чего хотите? И как сюда попали?
Не получив ответа, Горемыков с удивлением обнаружил в незнакомце полное сходство со своим обликом: то же лицо, то же телосложение, тот же серый костюм.
– Э-э… кажется, вы заходили ко мне недавно? – вспромнил Горемыков визит его души.
– Нет, я ранее не заходил сюда.
– А… а кто же вы?
Незнакомец стоял возле стола и пристально глядел на Горемыкова.
– Чего… чего молчите? И как попали ко мне?
– Я захожу в любой кабинет любого чиновника без всяких разрешений! – то ли похвастался, то ли просто сообщил незнакомец, посмеиваясь.
– Гм, а чего вы смеетесь? Выйдите и не мешайте мне работать!
– Да? А вы сейчас работаете? – Назнакомец поднял бутылку водки, смотря на Горемыкова.
– Не ваше дело, чем я здесь занимаюсь! – вспылил Горемыков, ударяя кулаком по столу. – Я сейчас милицию вызову!
– Не посмеете.
– Вон!!
Горемыков вскочил, быстро подходя к незнакомцу.
– Не посмеете, – повторил свои слова незнакомец.
– А это почему?
– Ну, вызовете вы милицию, – ответил снисходительно незнакомец, – а кто тогда из нас, как подумают милиционеры, мэр города? Вы или я?
– Но…
– Кого милиция признает из двух нас за Горемыкова?
Горемыков отошел на шаг от незнакомца, вздыхая.
Только сейчас он понял, что лучше не орать и спокойно, очень спокойно выяснить наедине без милиции и охраны мэрии, чего хочет незнакомец, точь-в-точь похожий на него, к тому же и одетый, как он, Горемыков.
Горемыков сел снова за стол и мрачно взглянул на незнакомца, пробурчав:
– Ну, говори…
Незнакомец ухмыльнулся, после чего погрозил указательным пальцем Горемыкову:
– Понял, что был неправ, желая вызвать ментов? Хотя зря ты ментов не вызвал, зря. Какая анекдотичная ситуация бы получалась, а? Входят менты, а тут сразу не один Горемыков, а целых два! Ха-ха!
– Стоп! Попрошу мне не тыкать!
– Да? А почему тогда ты всем тыкаешь? – возразил незнакомец.
Короткая пауза.
Горемыков тихо выругался, зло смотря на незнакомца, потом сказал:
– Прошу без фамильярностей.
– А ты как сам говоришь?
– Один такой мой двойник приходил ко мне.
– То была добрая часть твоей души.
– Тот двойник сказал мне, что у меня нет души, – вспомнил Горемыков, стараясь не смотреть в сторону незнакомца.
– Да? И почему у тебя нет души?
– Он якобы моя душа, – ответил Горемыков.
– Кто?
– Тот мой двойник.
Незнакомец кивнул:
– Верно. А я есть злая часть твоей души.
– А он?
– Он – добрая часть твоей души.
– Это как же? – не понял Горемыков.
– Двоедушие, – ответил незнакомец, ухмыляясь, – слышал ты такое слово?
– Ну…
– Значит, слышал. На работе одно говоришь, дома жене другое, а в мыслях черт те что!
– Я стараюсь быть честным, – признался Горемыков, но потом понял, что лучше бы этого он не говорил.
– Что? Ты честный? – захихикал незнакомец. – Да у тебя везде двойные стандарты.
– Нет!
– Да, двойные стандарты, вернее, даже тройные стандарты, – настаивал на своем незнакомец. – Один официоз (вертикаль власти, экстремизм, борьба с олигархами, шпионы везде, зажим местных СМИ, зажим всякой критики и оппозиции) на работе, дома совсем другое говоришь, а думаешь совсем иное.
– Откуда вы знаете, о чем я думаю? – удивился Горемыков, поднимая голову и смотря на незнакомца.
– Я всё о тебе знаю, – усмехнулся незнакомец. – Всё!..
– Ладно, чего ты хочешь?
– Чтоб еще больше гадостей ты делал! Чтоб еще злее был.
С этими словами незнакомец схватил бутылку водки, начиная жадно пить прямо из горлышка.
– Положи мою бутылку! – потребовал Горемыков, но незнакомец не обратил внимания на возмущенного Горемыкова, выпив немного и ставя потом бутылку на стол.
Горемыков вздохнул и уныло произнес:
– Я и так злой…
– Да, но ты должен стать еще злее, чем был раньше. Еще мстительнее, еще подлее, еще циничнее!
– Зачем?
– А я так хочу, – заявил нагло незнакомец, пристально глядя прямо в глаза Горемыкова.
Короткая пауза.
– Какой-то странный у нас разговор получился, – пробурчал Горемыков, отводя взгляд от незнакомца.
– Это почему?
– Я здесь мэр, уважаемый мэр города, а ко мне какой-то тип, какой-то наглец врывается.
– Не хамить! – вскричал незнакомец. – И не врать!.. Я к тебе не врывался, а тихо, очень тихо зашел, незаметно зашел… И я представился, назвал себя.
– Да? Ваше имя?
– Злая часть души Горемыкова.
– Гм, впервые слышу такое странное имя.
– Ну-ну, всё еще впереди у тебя, понял? Всё еще впереди, – со скрытой угрозой в голосе произнес незнакомец, усаживаясь на краешек стола.
Увидев, что незнакомец присел на край стола, Горемыков повысил голос:
– А ну встать отсюдова!
Но незнакомец и не думал даже встать, продолжая сидеть на краю стола и нагло глядя на Горемыкова.
– Чего орешь, а? – спросил незнакомец. – Сейчас твоя секретутка войдет и увидит в кабинете двух мэров.
– Не оскорбляй моих людей!
– Да? Обиделся? – хихикнул незнакомец. – А ты с ней спишь?
– Попрошу…
– Ну-ну, давай-ка свою спесь сбавь, хорошо? – хихикнул незнакомец, похлопывая Горемыкова по плечу.
– Что себе поз…
– Ну, орать только не советую… Я так и знал, что спишь с ней.
– Что?!
– Расслабься… А как она трахается? Хорошо?
Короткая пауза, во время которой Горемыков побагровел от злости и собственного бессилия. О, как он, Горемыков, желал раздавить этого поганого насмешника, как какого-то таракана или клопа, как он желал дать ему пощечину, но не он не мог этого сделать во избежание лишнего шума в кабинете, поэтому большим усилием воли сдержался.
– Чего ты молчишь и злишься? – хохотнул незнакомец, вновь похлопывая Горемыкова по плечу.
Горемыков сидел неподвижно и молчал.
– А у тебя есть конфеты, серый костюм?
– Нет.
– А если я заору? Войдут сюда люди и увидят двух мэров? Ну, быстро клади конфеты на стол.
– Как ты меня назвал? Серый костюм?
– Да.
– У меня есть имя и фамилия.
– Неужели? – хихикнул незнакомец. – А я думал, что с костюмом разговариваю. Ты же серость, ха-ха!
– Что-о?! Как ты…
– Ну-ну, только не сердись, дружок! Серость есть серость, что тут поделаешь…
– Гм, ты пришел надо мной смеяться?
– Ладно, конфеты давай.
Горемыков нехотя выдвинул ящик стола, вытаскивая из него коробку шоколадных конфет.