– Но, чтобы оставаться здесь, нужны деньги, – в отчаянии завопил Пол. – Кроме того, я не могу бросить свой бизнес! Нет, это невозможно. Нам необходимо вернуться домой.
– Кстати о бизнесе. Расскажите, чем вы занимаетесь? Вы ведь капиталист, не так ли? А кто ведет дела в ваше отсутствие?
– Я продаю антиквариат. Книги, украшения, мебель. Если, называя меня капиталистом, вы подразумеваете, что я владею своим предприятием, то я с вами соглашусь. Если же вы имеете в виду, что я купаюсь в роскоши, мне остается только рассмеяться. Ха-ха-ха, – невесело усмехнулся Пол.
Доктор Лазуркина взглянула на него с едва заметным интересом.
– Значит, вы очень переживаете, что не сумели разбогатеть? – полюбопытствовала она. – Чувствуете себя ущербным? Что ж, вы сами выбрали такую жизнь.
– Сейчас в магазине, – продолжил Пол, – хозяйничает мой юный помощник. Но его нельзя оставлять одного надолго. Он еще слишком неопытен.
– Я вас отлично понимаю. Но давайте решать возникающие проблемы по очереди. Сейчас главное – здоровье вашей жены. Сначала необходимо ее поставить на йоги, а уж потом думать обо всем остальном.
– Послушайте, – снова заговорил Пол, – а не могли бы вы ей просто оказать помощь, сделать так, чтобы она смогла перенести обратную дорогу. А дома я бы спокойно сдал ее на руки ее личному доктору. Пусть он ее лечит сколько надо.
– Это было бы весьма неразумно, – поджала губы женщина. – Нет, я не утверждаю, что у вас в Англии плохие врачи. Вовсе нет. Среди них встречаются отличные, высококвалифицированные специалисты. Я шесть месяцев работала в разных английских больницах и точно знаю, что говорю. Но мы отвлеклись. Я вас позвала сюда не для того, чтобы давать ответы, а чтобы задавать вопросы.
– Ладно, – вздохнул Пол, – задавайте.
– Прежде всего о вас, вашем детстве и воспитании. У вас в Англии все еще имеются классы. Скажите, из какого класса вы происходите?
– Полагаю, что из рабочего. Мой отец занимался строительством. А мама из семьи мелких торговцев. Когда я был ребенком, мы жили в трущобах Брадкастера. Вы это хотели узнать?
– То есть вы хотите сказать, что говорите на том английском языке, на котором сегодня говорит английский пролетариат?
– Конечно нет, – признался Пол. – Я пытаюсь говорить на английском языке образованных людей, принадлежащих к высшему классу нашего общества.
– А зачем?
– Я стремился выбиться из рядов своего класса. Я хотел вращаться в обществе, где ценится литература, искусство, музыка. По-моему, совершенно естественное желание. Вы так не считаете?
– Нет, – честно ответила доктор Лазуркина. – Откровенно говоря, я не понимаю, почему одно должно исключать другое. Мы, например, все принадлежим к рабочему классу. Скажите, – спросила она удивительно наивно, хотя, может быть, и очень проницательно, Пол не сумел сразу разобраться в оттенках чужой речи, – было ли желание подняться над своим классом причиной того, что вы женились на американке?
– Прошлой ночью, – нахмурился Пол, – вы называли ее англичанкой. И какое, в конце концов, все это имеет отношение к…
– Она говорила, – сообщила доктор Лазуркина. – Мы ввели ей небольшую дозу пентотала, и она мне кое-что рассказала. Я слушала очень внимательно, поскольку хотела воспользоваться возможностью усовершенствовать свой английский. Мне был необыкновенно интересен ее диалект. Понимаете, в русском языке отсутствует такое понятие, как диалект. Поэтому мне всегда очень интересно слушать речь на всевозможных диалектах английского языка.
– Пентатал? – удивился Пол. – Вы хотите сказать, что у нее имеются неполадки с психикой? С чего вы взяли? Я уверен, что ее заболевание имеет чисто физическую причину, и должен сказать, что мне совершенно не нравится то, что здесь происходит.
– Я только хотела, чтобы она расслабилась и выговорилась. Кажется, она очень несчастная женщина. Нет, не думайте, – встрепенулась доктор Лазуркина, – мы не верим в этого вашего хваленого Фрейда. Еврей из Вены… что он может знать? Он утверждал, что все умственные расстройства имеют корни в несчастливом детстве. Более того, он утверждал, что у всех было несчастливое детство, просто некоторые сумели от этого оправиться, а некоторые – нет. В любом случае, к нам это неприменимо. В России ни у кого не может быть несчастливого детства.
Пол медленно кивнул. В эту минуту он вполне искренне верил в правильность последнего тезиса.
– Но зачем вы копаетесь в ее мозгах? – растерянно спросил он. – Ей нужно всего лишь несколько уколов пенициллина. – Спохватившись, он виновато взглянул на доктора. – Извините, я не знаю, что ей нужно.
– Я тоже не знаю. Но я это обязательно выясню. Л сейчас я должна вам задать очень важный вопрос: почему вы женились на своей жене?
– Почему? Разумеется, потому что любил ее. Очень любил.
– Да? А мне она сказала, что ненавидит мужчин. Всех мужчин.
– Ну, это из-за наркотика… Поверьте мне, что все это чепуха. Просто она говорила когда-то очень давно, что в детстве ненавидела всех своих дядей и кузенов, а также веснушчатых и прыщавых подростков, живших по соседству. В этом виноват ее отец.
– Про отца она ничего не говорила. При чем здесь ее отец?
– Посудите сами, – ухмыльнулся Пол, – как можно относиться к мужчинам, если твой собственный отец ложится в твою постель, когда тебе едва исполнилось семь лет.
– Я часто спала, с моим сыном, – поджала губы доктор Лазуркина, – он всегда был теплым как печка.
– Я говорю не об этом. Она иногда просыпалась оттого, что отец ее ласкал и называл именем матери.
– У них были разные имена? – поинтересовалась доктор Лазуркина.
– Точно не знаю. Ее мать умерла задолго до нашего знакомства. Отец был убит горем. Он был профессором английской литературы, но при этом не слишком уравновешенным человеком.
– Понятно… Это весьма интересно. Значит, здесь имел место инцест, – сказала доктор Лазуркина и углубилась в записи.
– Она справилась с этими проблемами, – забеспокоился Пол. – Она повзрослела и очень сочувствовала своему горюющему отцу. Возможно, в Амхерсте, штат Массачусетс, стране Эмили Дикинсон, не так легко отнестись спокойно к такой вещи, как инцест. В трущобах Брадкастера, где меня воспитывали, вернее, где я рос, к этому было иное отношение. В субботу вечером… отец и дочь… на краю кухонного стола… – Пол замялся, а потом решительно заявил: – Думаю, нам не стоит развивать эту тему.
– Хорошо, – легко согласилась она, – будем считать, что вы это уже пережили. Но все-таки, раз уж мы заговорили о сексе, скажите, как вы считаете, почему она утверждает, что ненавидит всех муж-чип. Под воздействием этого наркотика люди, как вы, безусловно, знаете, говорят правду. Как вы ведете себя в постели? Что вы можете сказать о вашей половой жизни? Вы ее считаете нормальной?
– Это слишком личный вопрос.
– Да, конечно, но я прошу вас ответить на него. – Доктор Лазуркина ждала ответа, постукивая карандашом по передним зубам.
– Я не слишком большой любитель активного секса, – пробормотал Пол, – конечно, в былые времена… Но в последнее время мы не особенно увлекались этим занятием. Дружеские взаимоотношения, интеллектуальное общение… я считаю именно это важнейшими элементами семейной жизни. Если быть до конца честным, у нас никогда не было полной гармонии в постели, – неожиданно для самого себя выпалил Пол, – но это не меняет моего отношения к жене. Я любил ее и люблю.
– Не было гармонии? – переспросила доктор Лазуркина. – Значит ли это, что вы знали о ее склонности к женщинам? Точнее, к одной женщине. Я хочу сказать, что в каждый конкретный период у нее была только одна женщина, а не много.
Закончив фразу, доктор Лазуркина получила возможность в полной мере насладиться потрясенной физиономией Пола и его разинутым ртом. Вдоволь насмотревшись, она достала из кармана халата листок бумаги и прочитала:
– Сандра, вам знакомо это имя? – И она протянула листок Полу.
Следует отметить, Пол не сразу обрел способность говорить. Несколько минут он молча открывал и закрывал рот, не в силах выдавить из себя ничего членораздельного.
– Я… – в конце концов проблеял он, – я ничего не знал.
И, только произнеся эти слова вслух, он понял, что все знал. Или, по крайней мере, догадывался. Где-то в глубине души. Вытащив эту истину на свет божий, он, конечно, испытал шок. Но этот шок по непонятной причине вовсе не был неприятным. Он чувствовал себя ошеломленным, но не оскорбленным и не униженным.
– А почему, собственно говоря, она не может испытывать любовные чувства к другой женщине? – пожала плечами доктор Лазуркина. – В этом нет ничего преступного. Женщины обычно весьма искусны в любовных играх и умеют доставлять сексуальное удовлетворение друг другу, не подвергаясь при этом риску нежелательной беременности. Женщины не могут все время беременеть, – заявила доктор Лазуркина. – Они не являются детородными машинами.
– Бедняжка, – совершенно неискренне протянул Пол. – Во всем виноват ее отец.
– В некоторых странах, например в Китае, – авторитетно заявила доктор Лазуркина, – мужчина и женщина совокупляются только с целью зачать потомство. Для достижения сексуального удовлетворения практикуются однополые связи.
А может быть, инициатива исходила от Сандры? Но Роберт здесь ни при чем, это точно. А чем был вызван последний сердечный приступ Роберта? Вопросы… вопросы… Пол ощутил, что находится в большой комнате, в которой везде книги. Десятки, сотни книг. Их все надо будет прочитать. Когда-нибудь. Когда будет время.
– Мне кажется, – сказал он после долгого раздумья, – все это можно легко объяснить.
– Да, – сказала его собеседница. – В прогнившем западном обществе вы не умеете относиться к своей жизни разумно. Вы рациональны, но не разумны. Не то что китайцы или индейцы. Вы ничему не научились от людей, которых когда-то поработили.
– Ой, только не надо…
– Я всего лишь пытаюсь вам объяснить, что ваша жена считает всему виною вас. Она утверждает, что у вас гомосексуальные наклонности, но вы недостаточно честны, чтобы это признать открыто.
Пол разинул рот от удивления, но вместе с тем заметил, что она вполне правильно произносит букву "h", a не так же, как "g".
– Вы хотите сказать, что не знали о своих собственных наклонностях? – холодно полюбопытствовала доктор Лазуркина.
– Нет… – растерялся Пол, – я никогда… То есть я…
Нет, это неправда, это просто не может быть правдой.
– Вам нечего стыдиться, – пожала плечами доктор Лазуркина, – тем более если вы честны с собой и окружающими. Дружба между мужчинами может быть очень красивой.
– Вы, наверное, имеете в виду Роберта, – сказал Пол. Пожалуй, лучше исходить из того, что ей известно абсолютно все. – Но наша дружба вовсе не была только гомосексуальной связью. И потом, все это происходило еще во время войны. Тогда это казалось вполне естественным. Но с тех пор ничего не было. Ни разу. Клянусь.
– Вас никто и ни в чем не обвиняет, – улыбнулась Лазуркина, – мы – то, что мы есть. Ваша вина заключается в том, что вы притворялись тем, кем на самом деле не были. Люди делают большую ошибку, когда отказываются смириться с реальностью.
– Но у меня это было только с Робертом, – запротестовал Пол, – и только во время войны. Согласитесь, обстоятельства тогда сложились весьма специфические. Он был летчиком, постоянно находился в напряжении и очень страдал.
Пол собирался сказать, что она даже представить себе не сможет ничего подобного, но передумал, решив, что это будет несправедливо по отношению к ней. Ее родной город во время войны пережил многомесячную осаду. Ленинградцы видели все: оружие, крохотные кусочки малосъедобного хлеба, отмороженные пальцы, валяющиеся на улицах трупы, которые не разлагались из-за сильных морозов.
– Это часто происходило во время войны, – сказал он, – в жизни приходится постоянно к чему-то приспосабливаться. А потом мужчины возвращались домой к своим женам и вели нормальную счастливую жизнь. По-моему, вы ко мне несправедливы.
– Несправедлива? А кто здесь говорит о справедливости или несправедливости? Всем вам, людям, живущим на Западе, свойственно обостренное чувство вины. Кстати, чаще всего напрасной.
– И между прочим, – продолжил Пол, – когда он и Сандра переехали жить поближе к нам, между нами тоже ничего не происходило. Роберт был человеком, обладающим большой сексуальной энергией. В отличие от меня. Да, мы были близкими друзьями, но теперь у каждого из нас была жена и, следовательно, сексуальные обязательства.
– Да, – проговорила доктор Лазуркина с истинно английским сарказмом. – Сексуальные обязательства. Вы, англичане, все-таки здорово отличаетесь от нас, русских. Очевидно, гомосексуальные отношения с вашим другом имели более важное значение, чем все ваши последующие связи. – Пол промолчал. – Большая сексуальная энергия, – повторила она, заглянув в свои записи. – Хорошее выражение. А вы, наверное, испытываете одновременно гордость и вину за то, что научили вашего друга столь многому.
– Я вас не понимаю, – удивился Пол.
– Ладно, ничего, – отмахнулась она. Собрав свои записи и прихватив подарки для Белинды, она встала. – Однако все это чрезвычайно любопытно. А самое интересное – так близко столкнуться с западным образом жизни. Подумать только, инцест, связь мужчины с мужчиной, женщины с женщиной. Скорее всего, вы стремитесь к вымиранию. У нас все по-другому. Что ж, еще увидимся.
– А когда я смогу повидать Белинду?
– Вам придется немного потерпеть. Думаю, через два-три дня. Не сомневаюсь, вы найдете чем заняться в Ленинграде.
Но Пол решил отложить поиски развлечений на неопределенное время. Оставшуюся часть дня он целеустремленно пил. Сначала он присоединился к длинной очереди мужчин, стоящей перед уличным ларьком, в котором торговали пивом. Затем он обнаружил несколько очаровательно грязных подвальчиков, в которых можно было выпить шампанское и русский коньяк. Он посетил их все. Полу необходимо было расслабиться, справиться с шоком. Он пытался себя убедить, что не является гомосексуалистом, проверяя свою реакцию на привлекательных молодых людях обоего пола, пробегавших мимо него по улице. Он был совершенно уверен, что чувствует больше интереса к девушкам, чем к юношам.
Будучи изрядно навеселе, Пол отправился в кинотеатр "Баррикада" на Невском проспекте. Зал был битком набит представителями пролетариата. Насколько он понял, фильм повествовал о счастливой паре молодоженов-метеорологов, которые жили где-то в сибирской глуши. Радостно улыбаясь, они бежали с работы домой на лыжах, чтобы послушать очередное постановление партии и правительства, транслировавшееся по московскому радио. Еще в этом фильме маленький мальчик, судя по всему чей-то сын, пел торжественную песню о красной звезде, которая сияет над всеми.
Пол старательно таращился на заснеженные пейзажи и думал о своем. О чем думали остальные, сказать было сложно. Утомившись от обилия снега на экране, Пол слегка прикрыл глаза и начал дремать. Но неожиданно сквозь неплотно прикрытые веки он увидел на экране удивительно знакомую картину, и весь сон как рукой сняло. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что он имеет счастье лицезреть свою собственную физиономию, демонстрирующую в открытой улыбке полный комплект белых зубов. Его успели заснять, когда он торопился за своим багажом в здание вокзала. Присмотревшись, он узнал еще несколько знакомых лиц. Советские музыканты. Пол не понял, что говорит о нем комментатор за кадром, но, очевидно, это было что-то веселое, поскольку в зале засмеялись.
– Заткнись, – сказал он сидящему рядом мужчине, – нечего надо мной смеяться. Я – Пол Диннефорд Хасси, английский турист. Моя жена заболела, она в больнице. Поэтому заткнись.
Выслушав иностранную речь, сосед Пола добродушно хмыкнул. В этой стране пьяных не обижали.
Глава 12
Ему приснилось, что звонит телефон. Кто бы это мог быть? Дж.Б. Пристли? Или еще кто-то? Медленно переходя от сна к яви, он внезапно понял, что не чувствует опьянения. Еще через мгновение он осознал, что это как-то связано с запахом аммиака, щекотавшим ноздри, и мерзким рыбным вкусом во рту. Пол предпринял героическое усилие, стараясь припомнить, не съел ли он ската, пойманного в свои критические дни, но успеха не достиг. Он пошевелил языком и убедился, что протез на месте, правда, совсем разболтался. Слава богу, он не подавился им во сне и не выплюнул. Перед мысленным взором с трудом возвращающегося к действительности Пола промелькнул гостиничный служащий, протягивающий ему выглаженную рубашку, затем стонущая Белинда. После чего он в панике скатился с кровати и ринулся к телефону, при этом вяло удивившись, что он совершенно голый.
– Мистер Гасси? – по телефону с ним говорила женщина, и Пол инстинктивно прикрылся полотенцем. – Вы хотите, чтобы их обоих прислали в вашу комнату, или вы больше не намерены у нас задерживаться?
– Еще раз, пожалуйста, – неуверенно попросил Пол.
Что он успел натворить ночью? Кого пригласил к себе? Почему его хотят выселить из гостиницы?
– Я… не очень…
– Вас разыскивают служащие из портового офиса "Интуриста", – объяснил девичий голос, – они позвонили в гостиницу и сразу же вас нашли. Им повезло. Они говорят, что вы поступили очень предусмотрительно, написав на них свое имя, но почему-то после этого о них забыли. Вы хотите, чтобы их вам привезли?
– Что? Что, черт возьми, мне должны привезти? – завопил Пол и окончательно проснулся. – Погодите, – уже спокойнее сказал он. – Я сейчас спущусь. Только ничего не трогайте, – строго предупредил он тоном инспектора полиции из телесериала.
Чтобы одеться, Полу потребовалась всего одна минута. Он покосился на голую стену, словно опасаясь, что на ней появятся зловещие силуэты его гостей – товарищей Карамзина и Зверькова, – и поспешил к лестнице.
– Ключ! – грозно рявкнула на него дежурная по этажу.
Пол швырнул ей на стол тяжеленную штуковину, промахнулся и пробежал мимо, сопровождаемый злобной руганью. Лифт не работал. Он неуклюже запрыгал по лестнице, по которой ходили еще изумительные красавицы, описанные в романах Льва Толстого. Элегантные и грациозные, они лебедями плыли по мраморным ступенькам, приковывая к себе восхищенные взоры муж-чип. Пол скатился вниз и моментально увидел их, два чемодана, аккуратно стоящие на площадке между колоннами рядом с еще чьим-то багажом. Зверькова и Карамзина не было видно. Интересно, сколько времени? Почти десять часов, если, конечно, его часы не врут. Еще достаточно рано, чтобы успеть провернуть множество дел. У столика администратора было непривычно пусто. Простуженная девушка, большая поклонница Хемингуэя, радостно воскликнула:
– А вот и мистер Гасси, владелец чемоданов.
– Я сейчас их заберу, – быстро сказал Пол. – Остальные вещи пока в комнате. Я скоро вернусь и оплачу счет.
Полу пришло в голову, что единственное, что он может сделать, чтобы избавиться от Зверькова и Карамзина, – выехать из гостиницы. Он направится…
– Эй! Постойте! – Это был лысый мужчина с волевыми губами, любитель бесплатных уроков английского. – Как правильно сказать: "в животе" или "на животе"?
Бог его знает, какую ситуацию он имел в виду, в каком контексте собирался употребить это выражение. А может быть, он тоже преклонялся перед Хемингуэем?