- Хотя это и государственная тайна, но я охотно выдам ее, - весело проговорила Герда. - Нет, я не замужем. Может быть, ты хочешь сделать мне предложение?
- Ты, конечно, шутишь. Или даже смеешься надо мной, - с грустью сказал Рихард. - Нет, я не осмелился бы сделать тебе предложение. У меня еще даже нет работы. Я понимаю, что такой муж тебе не нужен. Но если бы ты захотела иметь настоящего друга… Если бывает любовь с первого взгляда, почему не может так же возникнуть и дружба? Она менее требовательна, чем любовь… Ты, очевидно, хорошо обеспечена?
- С чего ты это взял? - удивленно приподнимая брови, спросила Герда.
- Ну, а как же?… Летаешь по всему свету, у тебя машина."
- Нет, - серьезно ответила она, - ты ошибаешься. Мой отец погиб на войне, как я тебе говорила. Мать еле сводит концы с концами. Разъезды? Но ведь я журналистка и езжу не за свой счет. Машина? Это развалюха куплена в рассрочку.
- Так… понятно… - задумчиво произнес Рихард. - Прости меня за эти расспросы… Но все же как-то странно: мы ведь могли никогда не встретиться с тобой.
Некоторое время они ехали молча.
Рихарду не терпелось посмотреть на места, связанные с именем фюрера, - в первую очередь, конечно, на знаменитую пивную. Но он не решился попросить Герду повезти его туда. Он понимал, что она не питает особых симпатий к национал-социализму, и поэтому не хотел проявлять повышенного интереса к этой теме. Но внутренне он пытался найти какое-то оправдание Герде. Ведь рядом с ней не было такого убежденного национал-социалиста, как его отец, да и училась она уже в такие времена, когда история третьего рейха преподавалась тенденциозно, когда учителя пытались очернить, оклеветать фюрера…
- Послушай, Герда, - сказал Рихард, - в нашем распоряжении еще есть немного времени. Может быть, заедем в какой-нибудь ресторан или кафе?
- Сейчас я отвезу тебя домой, - твердо ответила она, - а насчет еды сама позабочусь. Да мне и есть-то сейчас не хочется.
- Хорошо, - покорно проговорил он, - подбрось меня домой.
…Он вошел в пансионат, взял ключ от своей комнаты, поднялся на второй этаж, открыл дверь. Комната была убрана, постель застелена, газеты, которые он разбросал, аккуратно сложены в стопку на столе.
Рихард сел в кресло и посмотрел на часы. Спуститься вниз и пообедать? Да нет, есть ему не хотелось. Он прикрыл глаза и стал перебирать в памяти все детали свидания с Гердой. Вот он увидел ее желтый "фольксваген" в потоке машин. Вот они колесят по городу, время от времени останавливаясь то тут, то там… Вокзал. - Университет… "Белая Роза"… Мутные воды Изара… Рихарду казалось, что и сейчас рядом с ним сидит Герда в своей синей кожаной куртке, ее светлые волосы собраны сзади в пучок и перевязаны ленточкой, длинные пальцы охватывают рулевое колесо."
Когда они возвращались, Рихарда охватило непреодолимое желание обнять Герду и поцеловать ее на прощание, но они попрощались, даже не пожав друг другу руки. Когда Герда затормозила свой "фольксваген" у подъезда пансионата, раздались нетерпеливые гудки идущих сзади машин. Они лишь успели перемолвиться двумя-тремя фразами, и Рихард выскочил на тротуар.
Да, за все время поездки не произошло ничего, что давало бы ему повод считать эту встречу каким-то новым этапом в их отношениях. Ничего! Герда держалась спокойно, даже несколько отчужденно, можно сказать, как добросовестный гид.
"Я увижу ее! И не раз! - стал успокаивать себя Рихард. - Конечно, несколько дней надо выждать". И тут его охватила тревога: "Да, но ведь к тому времени вернется Клаус! А он строжайше запретил мне встречаться с Гердой. Правда, Мюнхен - большой город. Можно найти такое место, где Клаус нас наверняка не увидит. И все же…"
И все же Рихарду тяжело было сознавать, что он не подчинился приказу Клауса. Он вспомнил, как отец, рассказывая ему о зарождении национал-социализма, не раз повторял, что одним из нерушимых законов организации была верность.
"А я здесь только четвертый день и уже нарушил этот закон! Может быть, повиниться Клаусу? - думал Рихард. - Нет, ни в коем случае! Это означало бы захлопнуть перед собой дверь, у порога которой я уже нахожусь. Клаус - человек непримиримый. Он сделает все, чтобы не допустить меня в боевую организацию НДП… Как же быть? Проститься с мечтой, ради осуществления которой я приехал в Германию? Нет, об этом страшно даже подумать. Но может быть, Клаус подозревает Герду без всяких оснований? Ведь в газетах, которые я просмотрел, не было ни одной статьи, ни одной заметки, подписанной инициалами "Г. В.". Правда, Герда в эти дни не была в Мюнхене… Нет, надо убедить Клауса, что он ошибается. Но как? Сказать, что Герда, прямая и решительная девушка, не стала бы скрывать, что она коммунистка?.. Хорошо, пусть у нее либеральные взгляды. Она их открыто высказывает. Наверное, таких людей в Германии немало".
"Разве чувство к ней может помешать мне выполнять свой долг? - убеждал он себя. - Да я расстанусь с ней немедленно и навсегда, если случится что-либо подобное!"
И тут он осознал, что Герда - пусть невольно - уже помешала ему выполнить свой долг. Ведь еще утром он решил, что воспользуется ее машиной, чтобы заехать в банк и перевести деньги в фонд НДП. Номер текущего счета фонда он переписал на листок из блокнота и сунул его в карман пиджака. Сунул и забыл… Рихард почувствовал, как кровь прилила к лицу. Он понимал, конечно: ничего не изменится, если деньги поступят в фонд НДП на один день позже. Да и к тому же какая-нибудь тысяча марок мало что изменит в бюджете партии… И тем не менее ему было неприятно сознавать, что он забыл о своем долге, пусть чисто символическом, именно из-за Герды.
Он вскочил с кресла, выбежал из комнаты и запер дверь. Не сдавая ключа портье, быстрыми шагами вышел на улицу и стал всматриваться в поток машин, пытаясь разглядеть в нем свободное такси.
Несколько минут спустя он увидел темно-красный "гольф" со светящимся "гребешком" такси.
Хотя Рихард по дороге в гостиницу уже успел побывать в этом банке, где у него был открыт текущий счет, он не очень четко представлял себе, далеко ли банк от пансионата.
Оказалось, что не так уж далеко. Минут через десять машина остановилась у знакомого уже подъезда, над которым красовалась надпись, выведенная золотыми буквами прямо по стене: "Коммерцбанк".
Толкнув застекленную вращающуюся дверь, Рихард оказался в большом зале. Он сразу же вспомнил, где находится окошечко, к которому подходил в прошлый раз. И узнал клерка, который обслуживал его тогда.
- Добрый день! - сказал Рихард. - Я хотел бы положить на мой счет девять тысяч марок. А на этот счет я попросил бы вас перевести тысячу марок. - И он протянул в окошко листок из блокнота.
- С удовольствием! - приветливо улыбаясь, ответил клерк. Он узнал своего клиента. - Вы желаете сделать именное пожертвование в фонд НДП?
На мгновение задумавшись, Рихард ответил:
- Нет, анонимное.
Само собой разумеется, он не боялся указать свое имя. Но считал, что будет гораздо скромнее выступить в роли анонимного сторонника партии. Ведь он просто выполнил долг сердца. И знать об этом будет только он один.
Вся банковская операция заняла несколько минут. "Теперь домой?" - подумал Рихард, засовывая в карман свою чековую книжку и квитанцию. Ему вдруг захотелось есть. Ведь с самого раннего утра у него и маковой росинки во рту не было. Но тут его осенила неожиданная мысль.
- Извините, - снова обратился он к столь любезно встретившему его клерку: - Вы не слышали о такой пивной.:, она называется "Бюргербройкеллер".
- О-о! - снова расплылся в улыбке клерк. - Кто же в Мюнхене ее не знает? Розенхаймерштрассе. Это в районе Мариенплатц.
- А Мариенплатц отсюда далеко?
- Нет, недалеко. Выйдя из банка, повернете налево, а затем - во второй переулок направо. Вскоре вы окажетесь на Мариенплатц.
- Спасибо, - сказал Рихард. - Теперь найду.
- Вы, очевидно, первый раз в Мюнхене? - спросил клерк.
- Почему вы так думаете? - поинтересовался Рихард.
- У вас отличный немецкий язык, но не баварский. А мы, как вы знаете, говорим на диалекте. Нас не всегда понимают в Берлине или, скажем, в Гамбурге.
- Да, я приехал совсем недавно, - почему-то смутившись, проговорил Рихард.
- Что ж, добро пожаловать! Мюнхен - самый гостеприимный город в Германии.
…Рихард довольно быстро добрался до Мариенплатц. Выйдя на площадь, он увидел Новую Ратушу и застыл в немом восхищении перед этим торжеством готики. Множество остроконечных башенок, каменные изваяния святых, окна, напоминающие амбразуры средневековых замков, ниша, в глубине которой, точно на театральной сцене, виднелись какие-то сказочные персонажи в причудливых национальных костюмах. По обе стороны взмывающей ввысь башни развевались государственные флаги, а на самой ее верхушке стояла величавая фигура Христа. Он раскинул руки, то ли стремясь обнять, то ли благословляя всех, кто находился внизу.
Вдоль первого этажа тянулась колоннада, из-за которой поблескивали витрины магазинов. Под окнами второго этажа стояли длинные ящики с красными цветами. На просторной площади перед ратушей автомобильного движения не было - она была целиком отдана во власть пешеходов.
Рихард подошел к дому, на фасаде которого выделялось название: БЮРГЕРБРОЙКЕЛЛЕР
С замиранием сердца он перешагнул порог. Он думал о том, что в свое время этот порог переступал фюрер. Да и не только он: все его соратники. У Рихарда было такое ощущение, словно он вступил в Прошлое, в героическое Прошлое Германии…
По большой комнате сновали официанты, державшие по две-три кружки пива в каждой руке. Справа и слева, перпендикулярно к стенам, стояли длинные деревянные столы. Десятки людей сидели за этими столами на таких же деревянных скамьях, склонившись над кружками с пивом и тарелками с едой. Все они говорили наперебой, гоготали, со звоном чокались кружками, чуть ли не заглушая хилый оркестрик, игравший где-то там, в глубине. Четыре оркестранта были одеты в национальные баварские костюмы.
Под окнами лежали, упираясь днищами в стену, большие бочки с блестящими медными кранами. Официанты то и дело подставляли под них пустые кцуж-ки.
Давно уже Рихард не ощущал такого радостного подъема. Конечно, и там, в Буэнос-Айресе, были хорошие немецкие пивные, и он их усердно посещал. Но сейчас он вспомнил о них как о бледном отражении "Бюргербройкеллера".
Рихард стал пробираться между снующими официантами, мимо столов в поисках свободного места. Но все скамьи были заполнены людьми, и, судя по всему, никто из них уходить не собирался.
И вдруг сквозь разноголосый гомон и звуки оркестра прорезался оклик:
- Рихард!
Но он даже не обернулся в сторону, откуда раздался голос, решив, что просто ослышался.
- Рихард, давай сюда!
Он оглянулся. С дальнего конца одного из столов ему махал рукой какой-то широкоплечий парень.
Увидев, что Рихард наконец заметил его, парень крикнул еще громче:
- Валяй сюда! Есть место!
"Да кто же это такой?" - пытался сообразить Рихард, продвигаясь вдоль стола и задевая лешем спины сидящих на скамье людей. И вдруг вспомнил. Это же Курт! Да, Курт - один из тех, кто был у Клауса вечером, накануне митинга.
- Здорово, дружище! - сказал Рихард с улыбкой.
- А ну, приятель, подвинься немного! - обратился Курт к своему соседу справа и даже слегка подтолкнул его в бок. - Этот парень приехал издалека. Он наш, окажем ему мюнхенское гостеприимство!
Рихард опасался, что возникнет перепалка, но ничего подобного не произошло. Люди за столом потеснились, и образовалось небольшое свободное пространство.
- Устраивайся поудобнее! - сказал Курт. Рихард перешагнул через скамью и кое-как уселся.
- Что будешь есть? Что будешь пить? - спросил Курт.
- Не знаю, - ответил Рихард, взглянув на пустую тарелку, стоящую перед Куртом. - А ты что ел?
- Сосиски. Только не говяжьи, а телячьи. Тут их готовят на славу. И, конечно, пиво. - Он ткнул пальцем в большую фаянсовую кружку с откинутой крышкой.
- Ну, тогда и я то же самое, - сказал Рихард.
- Разумное решение, - одобрил Курт и гаркнул на весь зал: - Герр обер!
Склонивщемуся над его плечом официанту в белой куртке он сказал, кивнув в сторону Рихарда:
- Телячьи сосиски и кружку пива для моего Друга.
Выпрямившись и приосанившись, официант сделал пометку в своем блокнотике и исчез.
- Ты бывал здесь раньше? - спросил Курт.
- Нет, - ответил Рихард и, немного помолчав, добавил: - Впрочем, да, бывал.
- Как это понимать? Бывал или не бывал?
- В мыслях бывал… Я очень хорошо представлял себе эту пивную.
- Знаешь о ней из книг?
- Да, из книг. И по рассказам отца о моем деде. А уж он-то бывал здесь нередко.
- Значит, еще до войны?
- Задолго. В двадцать третьем году.
- О-о, понимаю! - протянул Курт многозначительно.
- Я рад, что встретил тебя, - искренне сказал Рихард. - Часто бываешь здесь?
- Этого я не могу сказать… Когда карман пуст, особенно не разгуляешься.
- А "ты где работаешь? - поинтересовался Рихард.
- Спроси лучше, где работал! - с неожиданной злобой проговорил Курт.
- Бросил работу?
- Не я бросил работу, а работа бросила меня. Вот уже три месяца, как наслаждаюсь полной свободой. Раньше был шофером.
- Ты что же… безработный? - с сочувствием спросил Рихард.
- До чего же ты догадлив! - иронически вое кликнул Курт. И добавил с горечью: - Проклятая страна! Иногда хочется разбить ее вдребезги.
Эти слова отозвались острой болью в душе Рихарда. До встречи с Куртом его обволакивала царившая здесь атмосфера непринужденности и веселья. Но два слова, всего лишь два слова - "проклятая страна!" - повергли его в уныние.
Официант принес тарелку с толстыми сосисками и горкой тушеной капусты. Почти беззвучно он поставил на стол большую пивную кружку с откидной крышкой.
- А ты не хочешь повторить - указывая на пиво, спросил Рихард. - Я угощаю, - и, не дожидаясь ответа, обратился к официанту: - Еще одну кружку!
- Спасибо, друг! - потеплевшим голосом сказал Курт. - Тут у меня еще стаканчик шнапса. Это тебе обойдется…
- Деньги пока есть, - прервал его Рихард и поднял свою кружку: - Ну, за встречу!
- За встречу! - повторил Курт. - За то, чтобы идти рядом до самой победы.
Они чокнулись.
Появился официант, протянул руку между их головами и, подхватив пустую кружку, поставил перед Куртом полную.
- Спасибо, - сказал Курт, кивнув официанту. Обхватив кружку обеими руками, он обратился к Рихарду: - Я во время первой же нашей встречи распознал в тебе товарища, партайгеноссе, как говорили в былые времена… Ну, за что мы теперь выпьем?
- За борьбу! - ответил Рихард. - За борьбу решительную и беспощадную. И за верность!
- За верность! - повторил Курт. - А Брандта - к стенке!
Они снова чокнулись и поднесли кружки к губам.
- А где пропадает Клаус? - спросил Рихард. - Мне передали от пего записку: вроде бы уехал на пару дней по банковским делам.
- Не знаю, - ответил Курт, пожимая плечами. - Никаких сигналов от него пока не было.
- А между тем время не терпит. Мы должны провести какую-то решительную акцию. Акцию, которая произведет впечатление на всю страну. Ведь до выборов остались считанные месяцы… Кстати, как ты оцениваешь наши шансы?
- В стране, где бок о бок живут десятки тысяч зажравшихся бюргеров и сотни тысяч- безработных вроде меня, уверенным ни в чем быть нельзя, - махнув рукой, ответил Курт. - Мы должны раскачать страну. Пробудить в сердцах немцев стыд за проигранную войну, за потерянные земли… И разве можно мириться с тем, что разные турки, греки и прочие проходимцы отнимают у нас заработки?
"Он явно опьянел", - Рихард с опаской оглянулся на соседей. Но они были заняты своими разговорами и ни на кого не обращали внимания,
- Ты считаешь, - спросил Курт, заметив настороженный взгляд Рихарда, - что люди, сидящие за этим столом, думают иначе? Хочешь, я сейчас встану и крикну: "Хайль Гитлер!". Уверен, что они ответят "Хайль!"
Рихард понял, что Курта развозит все больше и больше.
- Потише, друг, потише! - предостерег он его. - Уверен, что здесь, как, впрочем, и всюду, достаточно предателей.
И тут произошло нечто неожиданное. Худой старик, сидевший напротив, метнул на Курта взгляд, полный презрения, и проговорил надтреснутым голосом:
- Значит, хочешь крикнуть "Хайль Гитлер"? А в морду получить не хочешь?
До сих пор он обхватывал своими узловатыми пальцами стоящую перед ним пивную кружку, но теперь положил сжатые в кулаки руки на стол.
- Уж не ты ли, старая рухлядь, дашь мне в морду? - прошипел в ответ Курт.
- Найдутся охотники и помоложе меня, - не отводя глаз, ответил старик. - Значит, по Гитлеру соскучился?
- Я соскучился по работе, а при нем безработицы не было. И поганых рож не было видно - ни черных, ни желтых, ни еврейских.
- Зато были концлагеря, а потом война, - сказал старик. - И миллионы убитых.
- Ты что же, из жидов будешь? Или из коммунистов? - подаваясь вперед, спросил Курт.
- Я немец. И коммунист. А войну просидел в Дахау.
- К черту предателей! А Брандта к стенке! - выкрикнул Курт так громко, что соседи стихли и повернули головы в их сторону.
"Мне надо уходить отсюда, немедленно уходить!" - подумал Рихард. Он вспомнил, как его предостерегал Клаус, как Гамильтон уговаривал его не ввязываться в стычки. Для владельца иностранного паспорта это очень опасно.
- Я должен идти, Курт. - Он достал из кармана двадцать марок и положил их на стол. - Надеюсь, ты извинишь меня. В доме, где я живу, рано запирают двери… Я рад, что обрел настоящего друга.
Не слушая протестов Курта, он перелез через скамью и быстрыми шагами направился к выходу.
Когда Рихард вернулся к себе в комнату, на Мюнхен уже опустилась ночь. Он уселся в кресло и посмотрел на часы. Было начало одиннадцатого. "Часок посмотрю телевизор и завалюсь спать", - решил он. И вдруг его обожгла мысль: а не позвонить ли Герде? Зачем? Просто из вежливости. Спросить, как доехала, как себя чувствует.
Рихарду очень хотелось услышать ее голос. Но он одернул себя: "Нельзя быть навязчивым!" И неожиданно вспомнил, как один аргентинский друг обучал его искусству завоевания женских сердец. Он сравнивал это с шахматной игрой. Надо тщательно обдумывать каждый ход. Особенно в начале и в середине игры. И все время помнить: обратно ходы брать нельзя. Только в конце игры, уже обеспечив себе несомненный успех, можно ринуться в лобовую атаку.
Верно! Приятель был прав. Надо выждать два-три дня, пусть она сама захочет встретиться. И тогда позвонить.