- Не откажусь! - задорно тряхнув головой, ответила девушка и, обратившись к стюардессе, уже подкатившей свой столик, сказала: - Джин с тоником и кофе.
- Мне то же самое, - проговорил Рихард.
- Яволь, яволь! - отозвалась стюардесса. Приладив полочки-столики к креслам Рихарда и Герды, она поставила на них бутылочки с тоником, налила в высокие бокалы джин, а потом наполнила чашечки дымящимся кофе из большого термоса.
Рихард подлил тоник в стаканы и торжественно произнес:
- Прозит! За наше знакомство. За то, чтобы оно не прекращалось ни в воздухе, ни на земле. Вас зовут, кажется, Герда?
- Герда Валленберг. А вас - Рихард, не так ли?
- Рихард Альбиг к вашим услугам, фройляйн, - с улыбкой ответил он.
Они выпили по глотку.
- Вы живете в Аргентине? - спросил Рихард.
- Нет, нет! - ответила Герда, ставя свой стакан на столик. - Я живу в Мюнхене.
- Что же вас заставило отправиться в такую даль?
- Работа, - коротко ответила Герда.
- Как это понимать? - с любопытством спросил Рихард.
- Пишу книгу.
- Ах вот как! - полуиронически, полууважительно протянул Рихард. - Роман, я полагаю?
- Да нет, что вы! Это сугубо политическая книга. Я собираю материалы о происках американцев - в районах скопления немецких иммигрантов.
- И что же вы хотите доказать?
- Я хочу доказать, что американцы исподволь готовят нацистские резервы для Германии.
- Вы уверены, что у американцев нет других дел, более важных и интересных?
- Есть, конечно. Но и это для них немаловажно.
- Гм-м… Послушаешь вас, можно подумать, что вы живете в той Германии, которая оккупирована большевиками.
- Вы имеете в виду ГДР? Я там бывала. И, честно скажу, не заметила никаких признаков того, что вы называете оккупацией.
- А вы, может быть, коммунистка? - Рихард подозрительно сощурил глаза.
- Я просто хочу писать правду, - спокойно сказала Герда.
- Какую правду? - не без сарказма спросил Рихард. - Уж не о том ли, как в третьем рейхе сжигали ни в чем не повинных людей? Или пили кровь младенцев? Вы принимаете эти россказни всерьез?
- Меня удивляет ваш вопрос, - сухо ответила Герда.
- Не понимаю, чем он вас удивляет. Я как историк знаю, что на побежденную страну победители вешают всех собак. Так было в прошлом, и, надо полагать, так будет всегда.
- Вы, наверное, неонацист? - пристально взглянув на него, спросила Герда.
Рихард понял, что зашел слишком далеко.
- И как только эта мысль могла прийти вам в голову? - спросил он с наигранным возмущением.
- А почему же нет? - спросила Герда, пожимая плечами. - Ведь вы спросили, не коммунистка ли я.
"Боже, какой я дурак! - подумал Рихард. - Судьба свела меня с очаровательной девушкой, а я затеял никому не нужный политический спор!"
Герда демонстративно отвернулась. Это разозлило Рихарда. "Ну и черт с тобой! - подумал он. - Не хочешь разговаривать, не надо!"
Тут показалась стюардесса с катящимся столиком, на котором теперь лежали газеты и журналы. Когда она подошла ближе, Рихард громко спросил:
- Что у вас есть интересного?
- На каком языке? - осведомилась стюардесса. - На испанском, английском, немецком?
- На немецком, конечно! - буркнул Рихард, оглядывая стопки газет и журналов. Потом сказал: - Дайте мне, пожалуйста, "Штерн", "Цайт" и "Шпигель".
В еженедельнике "Цайт" внимание Рихарда привлекла статья о предстоящих выборах в бундестаг. Один из абзацев он перечитал дважды.
"Единственный вопрос, - говорилось в статье, - сводится к следующему: может ли наше государство примириться с существованием национал-демократов - партии, которая ничего не в состоянии предложить, кроме своих мелкобуржуазных эмоций. То, что она хочет перевернуть государство вверх дном, не доказано. То, что она могла бы перевернуть государство вверх дном, - мысль, порожденная бессилием демократической системы".
Слова "хочет" и "могла" были набраны курсивом. "Лихо написано!" - подумал Рихард. В "Шпигеле" его заинтересовало интервью парламентского статс-секретаря министерства внутренних дел Кеплера, высказывавшегося по вопросу о "социологии" национал-демократической партии: "Нельзя отмахиваться от мысли, - заявил Кеплер, - что с политической точки зрения едва ли было бы целесообразно разогнать партию, ядро которой, возможно, и состоит из нацистов, старых или новых, но которая в значительной своей части представлена недовольными, неудовлетворенными и, быть может, даже консервативными элементами".
На другой странице цитировался девиз НДП: "Мы - не последние представители вчерашнего дня, а первые представители дня завтрашнего!"
"Если ведущие западногерманские газеты и журналы так много пишут о национал-демократах, - подувал Рихард, - то это значит, что НДП - весьма влиятельная и активно действующая партия. Все, что говорил Клаус, - чистейшая правда".
А когда на второй странице партийного издания "НДП-Курир" он прочитал призыв "Помогайте НДП в ее тяжелой борьбе!", то решил сделать денежный перевод сразу же по прибытии в Мюнхен - адрес банка и номер текущего счета национал-демократической партии указывались на той же странице.
Сложив газету, Рихард посмотрел на свою соседку.
- Герда, дорогая, не будем ссориться! - мягко сказал он. - Я наговорил лишнего, вы наговорили лишнего… Словом, забудем это! - Он поднял стакан с недопитым джином и весело воскликнул: - За мир и дружбу, как любят говорить наши друзья-коммунисты.
Герда усмехнулась, но все же подняла овой стакан. Они чокнулись и выпили.
- Вы замужем? - как бы подводя черту под недавней размолвкой, спросил Рихард.
- А вы женаты? - спросила она вместо ответа.
- Был бы женат, если бы встретил вас раньше.
- Так уж и сразу5 - рассмеялась Герда.
- Не надо иронизировать. Я счастлив, что познакомился с вами. Вы только подумайте: я лечу в Германию, на свою родину, но у меня там нет ни друзей, ни родственников. И вдруг милосердный господь посылает мне вас! Вы учитесь? Или служите? - спросил он.
- Окончила университет два года назад, - ответила Герда.
- А какой факультет?
- Журналистики…
- Неплохо! - воскликнул Рихард. - Вы работаете в журнале или в газете?
- Я не состою в штате какой-либо редакции. Я принадлежу к категории "вольных художников", к числу тех журналистов, которых американцы называют "фри-лэнс". - Сотрудничаю в разных изданиях.
- У вас есть родители?
- Отец уже умер. А мать живет во Франкфурте-на-Майне. Преподает в школе математику. Я училась в Мюнхене, а потом осталась там жить. А вы в каком городе живете?
- А я… - нерешительно проговорил Рихард, - я всю свою жизнь прожил в Буэнос-Айресе.
- В Буэнос-Айресе? - слегка повысив голос, переспросила Герда.
- Да, - сказал Рихард.
- Значит, ваш отец… - начала было Герда, но тут же осеклась.
Рихард мысленно договорил ее невысказанный вопрос: "Значит, ваш отец был нацистом и бежал, когда Гитлер проиграл войну?" Чтобы предупредить возможность такого вопроса, он сказал:
- Мой отец был крупным специалистом по финансовым делам, и вскоре после окончания войны ему предложили работать в одном из аргентинских банков. Мне было тогда года два или три. Естественно, что отец забрал с собой меня и мою мать.
- А зачем вы едете в Германию сейчас? - спросила Герда.
- По служебному делу, - ответил Рихард. И, немного помолчав, добавил: - Я всю жизнь мечтал побывать на родине. Но отец удерживал меня под разными предлогами. А вот теперь я своего добился.
- Значит, вы даже не представляете себе, как выглядит страна, в которой родились?
- Как вам сказать… Я представляю себе Германию по фильмам… по книгам, по газетам и журналам. Использовал каждую возможность, чтобы расспросить о Германии тех, кто оттуда приезжал.
- И какое же у вас сложилось впечатление? - спросила Герда.
- Думаю, что Германия - лучшая страна в мире. Я, конечно, говорю о той части Германии, которая принадлежит немцам, а не русским… Скажите, как немка немцу, ведь я не ошибаюсь?
Он задал этот вопрос с особой, интимно-дружеской интонацией в голосе.
- Да, я, конечно, люблю Германию, - задумчиво ответила Герда, - хотя, если говорить откровенно, далеко не все там так уж хорошо.
- Не все? - переспросил Рихард. - А что именно вам не нравится?
- Я думаю, будет лучше, если вы увидите все своими глазами, а не моими.
- Но вы все-таки скажите! - продолжал настаивать Рихард.
Герда пожала плечами:
- Например, мне не нравится, что очень многие люди не имеют работы.
- Лодыри! Или коммунисты! - со злобой сказал Рихард и тут же стиснул зубы, поняв, что опять сорвался.
- Не думаю, что речь идет только о лодырях и коммунистах, - медленно проговорила Герда, как бы не замечая тона Рихарда.
В салоне самолета как-то разом потемнело.
Рихард взглянул в окно и увидел, что они летят сквозь тучи. Где-то в отдалении вспыхнул зигзаг молнии. Самолет тряхнуло. В течение нескольких секунд - они показались Рихарду вечностью, - самолет падал, точно потеряв управление. Рихард ощутил холод в груди.
Он не помнил, сколько прошло времени, прежде чем за окном снова появилось голубое небо: самолет преодолел облачность, "воздушную яму" и ушел от грозового фронта. Радостное чувство избавления охватило Рихарда, и он только сейчас ощутил плечо Герды, прижатое к его плечу.
- Успокойся, дорогая! - сказал он и провел рукой по ее шелковистым волосам.
Эти слова вырвались у Рихарда как-то неожиданно для него самого - несколькими минутами раньше он даже не решился бы обратиться к ней на "ты". Но именно эти слова вернули Герду к реальности. Она увидела себя как бы со стороны и, отпрянув от Рихарда, откинулась на спинку своего кресла.
- Боже мой! - проговорила она. - Мне показалось, что мы летим в пропасть.
Хотя Рихард был перепуган ничуть не меньше Герды, он проговорил небрежным тоном:
- Пустяки, Герда! Сама смерть вовсе не страшна. Страшно то, что из-за нее ты не сможешь осуществить свою жизненную цель.
- А какая у тебя жизненная цель? - тоже переходя на "ты", с легкой улыбкой спросила Герда.
- Моя цель? Борьба.
- С кем? Во имя чего?
- Я хочу выполнить свой долг. Долг немца, - ответил Рихард и тут же торопливо добавил: - Я имею в виду укрепление нашей республики.
Он умолк и нежно провел ладонью по руке Герды, лежавшей на подлокотнике, который разделял их кресла.
- Испугалась? - спросил он ласково.
- Немного, - ответила она. - А ведь ты мне так и не сказал, что будешь делать в Германии.
У Рихарда внезапно появилось желание сказать этой девушке все: и то, что его давно уже влечет земля предков, и то, что ему надоела жизнь в Аргентине, опостылели улицы с их цветным сбродом и крикливыми толпами.
Но все же он сдержался. Излишняя откровенность была бы сейчас ни к чему.
- Ты веришь в судьбу? - неожиданно спросил Рихард.
- В судьбу? - чуть насмешливо переспросила Герда. - В каком смысле? В мистическом?
- Сам не знаю в каком. Но я это представляю себе так. Существуют два человека, не имеющие никакого понятия друг о друге. Они разделены границами, физическими барьерами, политическими взглядами и кто знает еще чем… И в одном случае из десяти тысяч самые невероятные обстоятельства вдруг сводят этих людей. А встретившись, они сразу осознают, что предназначены друг для друга.
- Как это понимать? - удивленно вскинув брови и широко раскрыв голубые глаза, спросила Герда.
- Не знаю. Предназначены, и все тут! Может быть, им суждено стать верными друзьями… а может быть, и в ином смысле, если речь идет о мужчине и женщине.
- Мистика! - сказала Герда, негромко, рассмеявшись. - Все это чистая случайность, судьба тут ни при чем.
- Пусть так, - согласился Рихард, - речь идет в конце концов не о терминологии. Но я все же убежден, что есть какая-то необъяснимая закономерность в том, что мы оказались в одном самолете, что ты сидишь рядом со мной и что мы вместе пережили серьезную опасность.
- Боже мой, Рихард! - воскликнула Герда с нескрываемой иронией. - Ты, видимо, склонен все драматизировать. Да, действительно, рядом с тобой оказалась я, а могла оказаться и любая другая женщина. А насчет "серьезной опасности"… Неужели ты так мало летал, что до сих пор ничего не знаешь о всяких воздушных сюрпризах?
- Гм-м, - пробормотал Рихард. - А в Германии меня тоже ожидают сюрпризы?
- Какого рода сюрпризы ты имеешь в виду?
- Политические, конечно. Какие же еще?.. Газеты сообщают, что в Федеральной Республике развертывается борьба против восточных договоров. Как ты понимаешь, я говорю о договорах с большевистской Россией и ее сателлитами.
- Борьба? О какой борьбе ты говоришь? - слегка нахмурившись, спросила Герда.
"Стоп! - мысленно приказал себе Рихард. - Опять я болтаю лишнее!"
- Точно сказать не могу, - стараясь держаться спокойно, ответил Рихард. - Ведь я сужу о том, что происходит в Германии, лишь по прессе и по рассказам немцев, приезжающих в Буэнос-Айрес. Но у газет, как ты знаешь, разные политические направления… Да и люди, конечно, бывают разные. И я понимаю, что желаемое нередко выдается за действительное.
- Тогда воздержись от выводов, пока не приедешь в Германию, - назидательно проговорила Герда.
Пока что их связывала тоненькая ниточка, и достаточно было одного неловкого движения, одной необдуманной фразы, чтобы ее порвать.
Задумавшись, Рихард стал глядеть в окно с таким вниманием, будто там можно было увидеть что-либо, кроме белых и серых облаков, с которыми самолет, казалось, состязается в беге.
Потом он сунул руку в карман пиджака и достал пачку перехваченных широкой резинкой конвертов.
Это были письма от Клауса, и для Рихарда они служили талисманом, охраняющим его будущее… Всего он захватил с собой четыре письма. Теперь он стал вынимать их из конвертов и перечитывать. Клаус писал, что наслаждается атмосферой борьбы, давал понять, что состоит в нескольких неофициальных, хотя и не запрещенных властями, национал-демократических организациях, связан с военно-спортивными кружками и совсем недавно получил первый приз за "стрельбу по тарелочкам". Тысячи людей принимают участие в разного рода антикоммунистических манифестациях, требуют, чтобы Советский Союз, Польша и Чехословакия отдали Германии земли, принадлежавшие ей по праву до войны.
Последнее письмо, которое перечитал Рихард, содержало настоятельный призыв вернуться - не приехать, а именно вернуться в Германию.
…Перед вылетом из Буэнос-Айреса Рихард дал Клаусу телеграмму, в которой сообщил дату своего прибытия во Франкфурт-на-Майне и номер рейса. Он просил встретить его в аэропорту.
Аккуратно рассовав письма по конвертам, Рихард положил их в карман и вскоре услышал голос стюардессы, объявившей, что через двадцать минут самолет приземлится на франкфуртском аэродроме. Повернув голову в сторону Герды, он не увидел ее - кресло было пустым. Очевидно, она обиделась, когда Рихард демонстративно углубился в чтение писем, поняла, что тонкая ниточка, связавшая их, оборвалась, тихо встала и пересела на другое место.
Теперь же, после объявления о предстоящей посадке, нечего было и думать о том, чтобы найти ее в самолете. Не обращая никакого внимания на призывы стюардесс не покидать мест до полной остановки самолета, некоторые нетерпеливые пассажиры уже стояли в проходе и стягивали с полок свою ручную кладь. Рихарда охватило отчаяние. "Я потерял Гер-ду. Я потерял ее!" - стучало у него в висках.
Самолет уже катился по бетонной дорожке, постепенно замедляя ход. Потом мягко остановился.
Схватив свой кейс и буквально сорвав с вешалки пальто, Рихард ринулся в проход, ведущий к ближайшей двери. Он надеялся, что с площадки трапа можно будет увидеть всех, кто находится внизу. Но вместо трапа он оказался в примыкающем вплотную к двери туннеле, который уже был заполнен пассажирами. И тогда Рихард крикнул, сам испугавшись своего громкого голоса:
- Герда!
Какие-то люди повернули головы на крик, но Герда не отозвалась.
…Пройдет время, и Рихард попытается понять, почему эта девушка вдруг стала ему так дорога. А пока он знал только одно: ее ни в коем случае нельзя потерять!
Работая локтями и пытаясь протиснуться вперед, Рихард влился в туннель вместе с толпой пассажиров. Наконец этот поток вынес его прямо в зал аэропорта. Увидев человека в форме, подносившего ко рту микрофон "воки-токи", Рихард бросился к нему и, путаясь в словах, проговорил умоляюще:
- Ради бога!.. Я потерял свою родственницу… У меня ее деньги и документы…
Человек в форме опустил микрофон и спросил:
- Фамилия? Имя?
- Герда! - воскликнул Рихард. - А фамилия… фамилия - Валленберг!
Человек в форме поднес микрофон к губам и негромко, но отчетливо произнес:
- Фрау Герда Валленберг! Вас разыскивает родственник. Задержитесь у паспортного контроля!
Звуки этих слов, усиленные репродуктором; донеслись до Рихарда откуда-то сверху. ч
И тут он вспомнил, что у выхода его должен ждать Клаус. Но это там, по ту сторону таможни. А Герда?.. Где ему найти Герду?!
И вдруг из большой группы людей, толпящихся у окошка паспортного контроля, до него донесся женский голос:
- Рихард! Я здесь!
Его охватило непреодолимое желание броситься навстречу Герде, обнять ее, расцеловать.
- Куда ты исчезла, Герда? - воскликнул Рихард, когда они наконец пробились друг к другу.
- Просто пересела немного вперед, ближе к выходу, - ответила Герда, пожимая плечами. - К тому же мне показалось, что ты больше не хочешь со мной разговаривать. Как это тебе пришло в голову вызвать меня по радио?
- Герда, ты останешься здесь, во Франкфурте?
- Да. На два-три дня. Хочу погостить у матери.
- А в Мюнхен ты приедешь?
- Конечно, приеду. Я ведь там живу.
- Мы увидимся? - с надеждой в голосе проговорил Рихард.
- А так ли уж это необходимо? Ведь познакомились мы случайно… Да и то едва не поссорились.
- Ради бога, не придавай этому никакого значения! Это я во всем виноват. Не сердись. Знать, что ты живешь в одном городе со мной, и не видеть тебя… Это просто невыносимо.
Они стояли в очереди к паспортному контролю.
- Ты явно преувеличиваешь, - усмехнулась Герда. - Там, в Мюнхене, ты быстро освоишься, приобретешь друзей…
- Десятки новых друзей не заменят мне тебя! Пойми, Герда, я ведь ни на что не претендую. Только хочу с тобой видеться, хотя бы изредка… Прошу тебя!
С минуту она молчала. Потом, видимо, приняв решение, сказала:
- Хорошо. Запиши мой мюнхенский адрес. Рихард поставил свой кейс у ног, сунул руку в карман пиджака и нащупал один из конвертов с письмом от Клауса. Он вытащил его, затем щелкнул шариковой ручкой и сказал:
- Пишу!
Герда снова немного помолчала, будто сомневаясь в правильности своего решения, потом сказала:
- Хартманнштрассе, 88. Это недалеко от Променаден-плац. А телефон 53-24-85.
- Меня должны встречать, - сказал он Герде. - А тебя?
- Очевидно, придет мама, я ей телеграфировала, - ответила она.