- О'кэй! - воскликнул Гамильтон, встал и подошел к полированному книжному шкафу, одна из полок которого была уставлена бутылками, стаканами и рюмками. Не отходя от шкафа, он наполнил бесцветной жидкостью высокие стаканы, захватив их пальцами одной руки, а другой взял миниатюрную бутылочку с тоником. Вернувшись к столику, стал наливать тоник в стакан Рихарда.
- That's enoughl Thank you! [Этого достаточно, спасибо! (англ.)] - сказал Рихард.
- А у тебя вполне сносное произношение, - одобрительно кивнул американец и подлил немного тоника в свой стакан. Вдруг он стукнул себя ладонью по лбу и воскликнул: - Проклятый склероз! Я совсем забыл про лсд. Подожди!
Он снова встал и подошел к тумбочке, стоявшей около книжного шкафа. Когда он открыл ее, Рихард увидел, что это холодильник. Гамильтон снял с полки хрустальную вазочку, наполненную кубиками льда, и поставил ее на столик. На краю вазочки висели серебряные щипцы. Рихард взял их и, захватив кубик льда, опустил его в стакан. Гамильтон положил себе три кубика.
- За твой приезд и за твоих родителей! Прежде всего - за фрау Ангелику. Ведь дороже матери нет ничего на свете. Прозит! - сказал он, поднимая свой стакан.
Они отпили по глотку.
- Послушай, - чуть наклоняясь над столом, проговорил Гамильтон, - ты ведь еще ничего не рассказал о твоих родителях. Ну, об отце я кое-что знаю. Старина Адальберт, судя по всему, процветает. А как мать? Сколько ей сейчас лет?
Этот вопрос застиг Рихарда врасплох. В самом деле, сколько же лет матери? Несколько неуверенно он ответил:
- Я думаю, лет за шестьдесят…
- Time flies [Время летит (англ.)], - задумчиво произнес американец, но тут же снова перешел на немецкий: - Она была очень красива, когда судьба свела меня с… с твоими родителями.
Немного помолчав, он усмехнулся и сказал:
- Ну, а теперь вернемся из далекого прошлого в сегодняшний день. Тебя не помяли в этой потасовке?
"Что он имеет в виду? Сегодняшний митинг? - подумал Рихард. - Но откуда он знает, что я там был?"
- Все в порядке, - неопределенно ответил Рихард.
- Насколько мне известно, - продолжал Гамильтон, - в аэропорту тебя встретили и доставили в пансионат… Так?
- Да. Спасибо. - Рихард глядел на американца в упор. - Вы имеете в виду Клауса? Да, он меня встретил. Клаус - мой старый приятель. Он несколько раз приезжал в Аргентину. И мы с ним переписывались. Он давно звал меня в Германию…
- Та-ак… - задумчиво протянул Гамильтон. - Что ж, Клаус неплохой парень…
"А вы-то его откуда знаете?!" - чуть было не воскликнул Рихард. И, хотя он сдержался и внешне не реагировал на замечание американца, разные мысли и предположения одолевали его, как рой растревоженных пчел.
"Почему Гамильтон так добивался встречи со мной? Почему он держится не просто вежливо и приветливо, а с какой-то затаенной радостью? Может быть, мне это только кажется?"
Но вопросов Рихард не задавал. Что-то его удерживало. Он ждал, что американец раскроется больше, и тогда будет ясно, как себя надо с ним вести…
- Год или полтора назад, - снова заговорил Гамильтон, - твой отец писал мне, что ты поступил в университет.
- Да. На исторический факультет, - ответил Рихард. - Но с тех пор прошло больше двух лет.
- И за это время ты успел окончить университет? - спросил американец, поднимая свои густые брови.
- Нет, - ответил Рихард, - я закончил только два курса.
- И что же ты собираешься делать дальше?
- Когда начнется учебный год, поступлю в Мюнхенский университет.
- А что привело тебя в Германию? Только честно!
- Зов предков, - коротко ответил Рихард.
- Значит, ты романтик? - прищурив глаза, спросил Гамильтон.
- Речь идет не о романтике, а о патриотизме.
- Отец говорил тебе, что со мной можно разговаривать откровенно?
- Да. Он говорил, что в свое время вы оказали большую услугу ему и моей матери.
- Назовем это так… Но тогда расскажи более конкретно о цели твоего приезда. Должна же она существовать.
- Она существует.
- Ив чем она состоит?
- Прежде всего я хочу стать историком, мистер Гамильтон.
- И поэтому ты бросил университет?
- Нет, не поэтому, конечно… Впрочем, может быть, отчасти и поэтому.
- Не говори загадками!
- Тут нет никакой загадки. Я хочу изучать историю моей страны, живя здесь, а не на другом конце света.
- Ты сказал "отчасти". А что еще?
- Для меня реальная история Германии начинается с Фридриха Великого. А продолжили ее Бисмарк и Адольф Гитлер. Коммунисты изувечили нашу историю. Так вот, я хочу бороться за возрождение Германии. В рядах национал-демократической партии. Как? Я еще сам не знаю. Могу сказать только одно: любыми способами.
- Ты думаешь, у НДП хватит сил, чтобы поставить Германию на рельсы, с которых ее столкнули? - спросил Гамильтон, глядя на Рихарда своими немигающими, точно стеклянными, глазами.
- Не знаю, - неуверенно ответил Рихард.
- А я знаю, - твердо сказал американец. - У расчлененной Германии сил не хватит. Ей нужны союзники. По крайней мере один мощный союзник.
- Союзник? - переспросил Рихард. - Вы имеете в виду. - Вот именно! Соединенные Штаты Америки, - подсказал Гамильтон,
- Но… но ведь Америка воевала против Германии! - воскликнул Рихард. - Какая же новая цель заставит ее теперь с ней объединиться?
- Борьба с коммунизмом! - четко произнес Гамильтон и слегка ударил кулаком по столу.
Теперь Рихард поверил, что американец говорит с ним вполне откровенно.
- Да. Я понимаю, - сказал он. - Вы, конечно, правы.
- В таком случае выпьем за взаимопонимание! - улыбнулся Гамильтон и поднял свой стакан с недопитым джином. - Итак, ты намерен вступить в НДП? - немного помолчав, спросил он.
- Конечно.
- И принять гражданство ФРГ? Ведь у тебя аргентинский паспорт и виза на три месяца?
- Да… Я даже не знаю, насколько трудно будет уладить все формальности.
- С божьей помощью все легко. Gott mit uns [С нами бог (нем.)], как любят говорить твои соотечественники.
- Вы не могли бы в этом случае выступить в роли господа бога? - с улыбкой спросил Рихард.
- Попробую, - сказал Гамильтон, - но при одном условии.
- Каком? - насторожился Рихард.
- Ты вступишь в НДП и займешься политической деятельностью всерьез. Я хочу, чтобы ты сделал карьеру в партии, которая, возможно, со временем придет к власти.
- Вы хотите, чтобы я стал политиканом, одним из тех, кто с утра до вечера чешет языком? - с раздражением воскликнул Рихард.
- Я хочу только одного, - чеканя слова, ответил Гамильтон. - Я хочу предостеречь тебя: никаких авантюр! Ты должен тщательно изучить политическую ситуацию в Германии. В результате выборов у власти могут оказаться социал-демократы во главе с Брандтом. И тогда правительство пойдет на примирение с Москвой и со всем восточным блоком. А задачей твоей партии станет борьба за то, чтобы оставить германский вопрос открытым, а положение на восточных границах считать лишь временным.
- Большое спасибо за ваши советы, - с несколько преувеличенной вежливостью проговорил Рихард. - Я их, конечно, учту. И если мне предложат участвовать в какой-либо схватке, я обязательно посоветуюсь с вами.
- О-бя-за-тельно! - с расстановкой повторил Гамильтон, сверля Рихарда своим взглядом. - Иначе отдашь богу душу где-нибудь под забором. Кстати, имей в виду: затеешь какую-нибудь глупость, я узнаю об этом еще до того, как ты успеешь ее сделать.
- Еще до того?.. - удивленно переспросил Рихард. - Каким образом?
- Считай меня пророком. Или ясновидящим. Впрочем, я, конечно, шучу! - Гамильтон встал. -
Что ж, на сегодня хватит. Не знаю, запомнишь ли ты мои советы, но об одном помни: ты мне дорог.
- Но чем я заслужил… - .начал было Рихард.
- Считай, что мне дорог каждый борец против коммунизма. А о моих давних связях с твоими родителями я уже не говорю.
Гамильтон подошел к письменному столу, черкнул что-то в блокноте и вырвал листок. Затем выдвинул верхний ящик и достал оттуда какой-то конверт. По-дейдя к Рихарду и протягивая ему листок, он сказал:
- Это мой телефон. Звони мне в любое время… И возьми конверт.
В большом незаклеенном конверте Рихард увидел пачку денег.
- Что вы, мистер Гамильтон!.. Зачем?.. Как можно?! - растерянно пробормотал Рихард, пытаясь вернуть конверт американцу.
Но Гамильтон, заложив обе руки за спину, сказал с усмешкой:
- В компанию, которую ты со временем возглавишь, я хочу войти на правах акционера. А пока я настоятельно рекомендую тебе сменить пансионат на собственную квартиру. Либо купить, либо снять на длительный срок. А это обойдется недешево.
- Но у меня много денег! - воскликнул Рихард, все еще пытаясь отдать конверт Гамильтону. - Отец об этом позаботился.
- Денег никогда не бывает слишком много, - наставительно произнес американец. - Особенно при здешней дороговизне. Я рад, что в свое время помог твоим родителям. А теперь я хочу хоть немного, помочь сыну… - И уже повелительным тоном добавил: - Положи деньги в карман. И прекратим разговор на эту тему!
Рихард понял: возражать бесполезно. Он сунул конверт во внутренний карман пиджака.
- Вот и хорошо! - улыбнулся Гамильтон. - Он подошел к Рихарду еще ближе: - А теперь попрощаемся!
Тот протянул было руку, но Гамильтон, обхватив его голову обеими руками, прикоснулся своими тонкими, плотно сжатыми губами ко лбу Рихарда.
Потом, слегка оттолкнув его от себя, сказал:
- А теперь поезжай. Машина у подъезда. И звони. Мы еще не раз встретимся.
По дороге в пансионат Рихард пытался разобратьея в том, что произошло. Он думал: "Что ему от меня надо, этому американцу? И кто он в конце концов такой?"
Выходя из кабинета Гамильтона, Рихард еще раз взглянул на медную табличку справа от двери. Там было написано:
Арчибальд С. Гамильтон "Америкэн Джорнэл".
Рихард знал о "Америкэн Джорнэл" - правда, больше понаслышке. Кажется, это была крайне правая газета, как и все издания Херста. "Но какое Гамильтону дело до меня? - размышлял Рихард - В том, что он говорил, явно ощущалась какая-то цель.
Но какая? Удержать меня от реальной борьбы? Склонить к так называемой политической деятельности, иными словами, пустопорожней болтовне? Может быть, отец просил американца "присмотреть за сыном"? Может, Гамильтон так старается потому, что и отец в свое время оказал ему какую-то услугу? И еще эга история с деньгами…"
Вспомнив о деньгах, Рихард вытащил из кармана конверт и заглянул в него.
"Нет", - подумал он, - отказаться от реальной борьбы меня не уговоришь. И деньгами тоже не купишь! Обо всем этом надо рассказать Клаусу. Ведь он знаком с Гамильтоном".
…Было около семи вечера, когда Рихард вернулся в пансионат. Он вдруг почувствовал, что очень голоден. Подойдя к стойке портье и взяв свой ключ, он спросил:
- Буфет еще открыт?
- Да, конечно, - ответил портье и добавил: - Для вас тут записка, герр Альбиг.
Не оборачиваясь, портье протянул руку назад, немного пошарил в одной из ячеек для ключей и вытащил оттуда сложенную вдвое бумажку. Не отходя от стойки, Рихард развернул ее и прочитал: "Звонил герр Клаус Вернер. Просил передать герру Альбигу, что уезжает на два дня в Дюссельдорф по банковским делам. Советует воспользоваться этим временем и осмотреть город. По возвращении немедленно позвонит".
"Так, так, - подумал Рихард, - значит, два дня я должен провести, как праздношатающийся турист".
В буфете он заказал сосиски с кислой капустой и кружку пива. Примерно в половине восьмого вернулся наконец в свой номер. Сев за стол, вынул из кармана конверт и стал пересчитывать деньги. Десять тысяч марок! "Завтра отнесу их в банк", - решил Рихард, засунул деньги в свой разбухший карман, но, увидев, что он очень оттопыривается, решил избавиться от ненужных бумаг. Вытащил из кармана смятые листовки, которые подобрал на митинге, потом несколько толстых конвертов с письмами Клауса.
"А зачем я таскаю их с собойН - подумал Рихард, бросив конверты на стол. На верхнем он увидел запись: "Хартманнштрассе, 88, тел. 53-24-85. Герда Валленберг".
Герда!.. За весь день он ни разу не вспомнил о ней.
Но теперь… Теперь Рихард стал вспоминать все… Вот она сидит рядом с ним в самолете… Вот она прижалась к нему, когда самолет провалился в воздушную яму…
Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Рихард схватил телефонную трубку и, услышав гудок, стал медленно набирать номер, записанный на конверте: "Пять… три… два.." Наконец он набрал все шесть цифр. В трубке раздался продолжительный гудок. Сердце Рихарда колотилось так, что ему хотелось схватить его рукой и замедлить биение… Сейчас он услышит ее голос. Один длинный гудок. Пауза. Телефон свободен. Второй гудок… Сейчас она возьмет трубку. Третий гудок… Четвертый… пятый… седьмой… и девятый. После десятого Рихард положил трубку. "Ее нет дома, - подумал он. - Может быть, еще не - приехала в Мюнхен". На всякий случай он снова снял трубку и набрал номер. Первый сигнал… второй… третий…
"Нет! - Рихард тяжело вздохнул, - Бесполезно".
ГЕРДА
На другое утро Рихард проснулся с таким ощущением, будто его кто-то толкнул. Мелькнула мысль, что он не успел сделать что-то очень важное… Немного погодя, однако, он во всех деталях вспомнил вчерашний вечер, когда тщетно пытался дозвониться Герде.
Рихард взял с тумбочки часы. Десять минут девятого. "Если она в Мюнхене и вернулась поздно вечером, то сейчас наверняка еще спит", - подумал он. Герда говорила ему, что она журналистка "фри-лэнс" и, стало быть, не обязана торопиться с утра на работу. "Пусть поспит еще часок!" - мысленно произнес он.
Рихард снял пижаму, принял душ, оделся и спустился вниз. Поздоровавшись с портье, вспомнил, что где-то по соседству находится газетный киоск. Он выбежал на улицу, купил "Зюддойче Цайтунг", "Цайт", "НДП-курир" и вернулся обратно в гостиницу. В буфете он заказал свое любимое блюдо - яичницу с колбасой - и неторопливо накрошил туда хлеба.
Не успел он покончить с яичницей, как официантка принесла ему небольшой фаянсовый кофейник на белом никелированном подносике и молочник. Рихард наполнил чашку крепким кофе и разбавил его сливками. Потом взглянул на часы. Без четверти девять. Раньше, чем в начале десятого, звонить Герде неудобно.
Он стал просматривать газеты, прихлебывая кофе. Сначала он взял "НДП-курир", орган национал-демократической партии. На первой же странице увидел заголовок, набранный крупным шрифтом: "Красные срывают мирное собрание НДП".
Под заголовком был помещен большой снимок: здание с куполообразной крышей, толпа людей у дверей, несколько поодаль - полицейские машины и сами полицейские с поднятыми дубинками. Текст под снимком гласил: "Вчера разъяренные банды коммунистов и социал-демократов сорвали предвыборный митинг НДП и не дали говорить председателю партии фон Таддену. Вооруженные палками и велосипедными цепями, они прорвались в зал, где происходил мичинг, и устроили там крввавое побоище. Вызванные отряды полиции пытались навести порядок, но безуспешно. В целях самозащиты они были вынуждены пустить в ход дубинки Уже в самом зале им удалось утихомирить хулиганов, которые забрасывали трибуну тухлыми яйцами и помидорами. Виновность левых экстремистов не вызывает никаких сомнений. Ее подтверждают и разбросанные ими листовки, которые мы воспроизводим".
Тут же были помещены фотографии двух листовок, на которых четко выделялись лозунги: "Долой неонацизм!" "Да здравствует компартия!" "Москва с нами!"
Эти листовки, утверждала газета, выдают с головой тех, кто затеял беспорядки.
В памяти Рихарда ожила картина вчерашнего митинга. Да, написано все правильно.
Он стал просматривать другие газеты. Сообщения о митинге были в каждой, но они отличались друг от друга и по объему, и по тону. Покончив с газетами, Рихард посмотрел на часы. Было около десяти. "Пора!" Он быстрыми глотками допил остатки уже остывшего кофе, свернул газеты в трубочку и торопливо направился наверх, в свою комнату.
…Он протянул руку к телефону. А что, если и на этот раз никто не ответит? Что тогда делать? Позвонить еще раз вечером? Или завтра утром?
Но мысль, что ему придется провести весь день в полном одиночестве, была невыносима. "Впрочем, - подумал вдруг Рихард, - ведь это хорошо, что Клаус уехал! Если я и встречусь с Гердой, то с гарантией, что Клаус не увидит нас вместе".
Он услышал продолжительный гудок и стал набирать номер, который теперь уже знал наизусть: Пять… три… два… Перед тем, как набрать последнюю цифру, "пять", Рихард замер. Потом разом, словно бросаясь в холодную воду, повернул диск. Прошло несколько секунд. Один гудок, второй, третий…
И вдруг, после четвертого сигнала, Рихард услышал в трубке легкий щелчок, а затем женский голос:
- Да! Слушаю!
- Герда? - крикнул Рихард так громко, что сам испугался своего голоса.
- Да, я. Кто это говорит?
- Рихард!
- Кто?
- Рихард… Рихард! Мы вместе летели в самолете. Неужели ты не помнишь?
Он был готов к чему угодно, но не ожидал, что Герда не узнает его голоса.
- А-а, Рихард! - проговорила Герда, и ему показалось, что она произнесла его имя с радостью.
- Да, да, это я! Когда ты приехала? Я звонил тебе вчера вечером.
- Вчера и приехала. Еще в первой половине дня. А вечером была с друзьями в ресторане.
Последняя фраза слегка кольнула Рихарда. Он умолк.
- Куда ты пропал? - раздался недоуменный голос Герды. - Что-то с телефоном? Алло, Рихард!
- Да, да, я слушаю! - воскликнул он, испугавшись, что Герда положит трубку.
- А я уж решила, что нас прервали, - сказала она. - Ну… как ты устроился?
- Да вроде бы все в порядке. Пансионат небольшой, но вполне приличный.
- А где находится твой пансионат? Рихард назвал улицу.
- Что ты делал эти два дня? Осматривал город?
- Н-нет, - немного запинаясь, ответил он, - просто приходил в себя после длительного перелета.
- И даже не осмотрел Мюнхен. Почему? - с удивлением спросила Герда.
- Потому что ждал тебя! - выпалил Рихард. - Хотел, чтобы ты показала мне город.
- Что ж, - сказала Герда, - как-нибудь встретимся, погуляем…
- Нет, нет! Я хочу, чтобы мы увиделись как можно скорее! Что ты делаешь сегодня?
- Сегодня? - переспросила Герда. - Но ведь я только вчера приехала. Накопилась куча дел… Например, сейчас собираюсь пойти в редакцию.
- А потом?
Рихард понимал, что своей настойчивостью он может отпугнуть Герду, но желание увидеть ее во что бы то ни стало заглушало голос рассудка.
- Потом?.. - повторила Герда и, немного помолчав, неуверенно добавила: - Еще не знаю." Может быть, редакция даст какое-нибудь задание.
- А после этого? - не унимался Рихард.
- Послушай… - начала было она, но он прервал ее.
- Герда, - чуть ли не умоляюще проговорил он, - мы же все время друг друга теряем! Сначала в самолете, потом в аэропорту. Я и оглянуться не успел, как ты куда-то исчезла. Прошу тебя, давай встретимся сегодня! В любое время… когда ты сможешь.
- Ну, хорошо, - после короткого раздумья сказала Герда. И спросила: - У тебя есть машина?