Однако чего наши словарные ресурсы охватить пока еще не успели, так это безумия подлинного, безумия, которое в миниатюре выглядит так: "Понятно, что если ты просто возьмешь да и надуешь в штаны, то пожалеешь об этом. Они станут холодными, противными и вонючими. Но с другой стороны, тащиться в уборную тебе лень, так что – валяй". Результат: неприятности, неудобство и испорченные брюки.
Подобное поведение присуще – кому? Да как вам сказать, по большому счету, это та же разновидность безумия, которая заставляет нас говорить: "Понятно, что мы уничтожаем тунца как вид, истребляем дельфинов, китов, носорогов, слонов; вырубаем дождевые леса, отравляем землю, воздух и море, ну да и черт с ними". Правда, когда разыгрывается второй сценарий, испорченными оказываются не только брюки.
Многие из вас уже думают: "Экая чушь! Развелось же этих "зеленых"! Я лучше спортивную страницу почитаю", однако я вовсе не собираюсь повторять здесь доводы защитников окружающей среды. В конце концов, мы их и так уже знаем, в том-то все и дело.
Как нам описать безумие нашего биологического вида – настолько полное и всеохватное, что оно уже никакое и не безумие, а норма? "Возьмите самое безумное, что сможете вообразить, взбейте его до состояния полной умонелепости, психопатически промаринуйте в маниакальной бессмыслице, поместите в булькающий бедлам буйного помешательства и подогрейте на неуравновешенном огне ошалелого бреда. Слить, дать настояться и подавать как раздел Закона об охране психического здоровья".
Нет, и это недостаточно сильно – даже внешние симптомы и те не описаны. "Безумен, как человек"? Возможно, однако нам следует быть более честными. Ведь мы же знаем, как воспринимается нами наш мир, а что мы в связи с этим предпринимаем? – говорим о нем, как я сейчас, вот и все. Новый показатель безумия должен быть персональным. "Безумен, как я" – это следует внести в "Оксфордский словарь сравнений" отдельной статьей.
Молодой, нешаблонно мысливший мистер Кершоу счел бы это уподобление лишенным конкретики и поэтической силы, однако обвинить его в неточности не смог бы. И я получил бы четверку с плюсом (в скобках: минус и знак вопроса).
Видимость реальности
Мы способны видеть лишь то, что хотим увидеть. Это широко известная и хорошо документированная истина. Те, кто не питает приязни к мотивам и устремлениям политиков левого толка, взглянув в лицо, ну, скажем, Дениса Скиннера или Артура Скарджилла, увидят одни лишь голодные амбиции и буйное помешательство; люди, которые придерживаются противоположных воззрений, не понимают, как можно, окинув взглядом Теббита или Тэтчер, не различить в их чертах невменяемость как следствие мании величия и слепое полоумие. Наш предположительно бесстрастный и непредвзятый здравый смысл питается предрассудками и незатейливыми представлениями. "Довольно было всего лишь взглянуть им в глаза", – без устали повторяем мы об Энохе Пауэлле и Тони Бенне. Но ведь, как весьма мудро заметил король Дункан, мы, люди, читать по лицам мысли не умеем. В прошлом году выступавшая в программе "Диски необитаемого острова" леди Мосли получила возможность с задышливым восторгом девочки-хиппи распространяться о синеве гляделок, украшавших физиономию Гитлера, и, разумеется, она была совершенно права: глаза у Гитлера и были синими, да еще какими синими-то. Нам хотелось бы думать, что они были пустыми и безжалостными, как солнце, свирепыми, бессердечными и дьяволическими, однако жизнь устроена далеко не так просто. Можно ли утверждать, что в облике Швейцера святости больше, чем в облике Гриппена? И если мы покажем две фотографии – матери Терезы и охранницы из Равенсбрюка – человеку, с их лицами не знакомому, сумеет ли он сказать, кто есть кто?
Как-то раз у меня брала интервью весьма уважаемая журналистка (если таковое явление существует в природе) из воскресной газеты. В ресторан, где мы должны были встретиться, я заявился в мотоциклетном шлеме, свободной куртке из козловой кожи, джинсах и футболке. Опубликованное затем интервью начиналось так: "Одетый в твид Стивен Фрай…" Для этой журналистки я – ходячий отрез пестрого твида, вручную сотканного на Гебридах, и она готова скорее отправиться в ад, чем позволить глазам оспорить ее устоявшиеся представления.
На этой неделе Шеридан Морли напечатал в "Другой газете" рецензию на первую телевизионную постановку вагнеровского "Кольца". Он рассказал о вступлении, в котором загримированный под Бернарда Шоу Норманн Родуэй превосходно прочитал отрывки из "Совершенного вагнерианца". Вступление Морли очень понравилось, однако при поднятии занавеса он, по его словам, увидел толпу поющих толстушек. После чего вся эта телевизионная затея покатилась, как он считает, по наклонной плоскости. Ну так вот, существует множество людей, которые, по всему судя, ни музыку, ни драматургию Вагнера не переносят, – стыд и срам, конечно, но это так. Ричард Инграмс, рецензируя в последнем субботнем номере "Телеграфа" некую книгу, ухитрился и вовсе отказать Мастеру в музыкальности. Поверить в то, что это сделал человек, способный столь толково писать о Бартоке, трудно, но вот вам, пожалуйста, кто одному "имярек", тот другому "как бишь его". Странность же написанного Шериданом Морли состоит в том, что ни одну из женщин, появившихся на сцене в постановке "Золота Рейна", невозможно, даже напрягая воображение до последней крайности, описать как хотя бы отчасти пухленькую, округлую, полную, дородную, корпулентную, тучную, обильную телом, упитанную, пузатую или обладающую чрезмерными запасами подкожного жира. Дочери Рейна были стройны и гибки, Фрикка, Фрейя и Эрда отличались совершенством пропорций. А других женщин в этой опере не имеется. Однако Шеридан Морли убежден в том, что все вагнеровские певицы – толстухи, да и все тут, и если зрение его свидетельствует об ином, так шло бы оно в тартарары.
Сама музыка Вагнера навеки запятнана тем известным фактом, что она нравилась Гитлеру. Есть люди, которые считают "Кольцо", произведение, говорящее прежде всего об искупительной силе человеческой любви и бессмысленном, разрушительном безумии власти, пригодным лишь для музыкального сопровождения документальных фильмов о зверствах нацистов. Бедный Рикки В. проклят навеки – по ассоциации.
Нам предстоит следить за телевизионным Вагнером еще девять недель, так что вы сможете составить о нем собственное представление. Мы пока не видели Зиглинду, Брунгильду или сестер-валькирий. Мне остается только молиться о том, чтобы они не оказались толстухами, не подтвердили бы привычных для вас предрасположений. Но даже если они окажутся совершенно необъятными, я, разумеется, так и буду слепо клясться, что они тонки как тростинки. От предвзятости подобного рода не свободен никто. Кроме вас, разумеется.
* * *
В последнее время наша газета печатала письма читателей, которые содержали удручающие сообщения о бессмысленных и оскорбительных переименованиях пабов. А недавно я услышал о решении известной частной школы "осовременить" титул ее казначея. Отныне он будет именоваться "финансовым менеджером". Да помилует нас Бог.
За что мы сражаемся
Как всякий свободолюбивый, мужественный, пахнущий ветивером англичанин, я целиком и полностью согласен с тем, что пора уже задать Саддаму Хусейну хорошую порку. Думаю, все мы понимаем, что настало время залезть в пыльный чулан, вытащить из него гибкую, как стриптизерша, трость и уложить прохиндея пузом на табурет. Парень это заслужил, тут и сомневаться нечего. Не надо было выпендриваться, дерзить старшим, издеваться над малышами и вообще расхаживать перед нами павлин павлином, с таким никто долго мириться не сможет. Не удивительно поэтому, что в преподавательской нашего мира решено было показать безобразнику, где раки зимуют, объявить ему бойкот, конфисковать все его сладости и позаботиться о том, чтобы никто и ничего маленькому мерзавцу больше не давал, – пусть сначала вернет все им наворованное. Естественно также и то, что старостами, которым доверили поработать, если окажется необходимым суровое наказание, розгами, назначили американцев.
Вот только мне с каждым годом внушают все большую тревогу повадки, намерения и поведение этих самых старост. На этой неделе одна из воскресных газет напечатала фотографию американского солдата пустыни, стоящего у стены, на которой намалеваны слова: "ГОРИ В АДУ, САДДАМ". Я знаю, существует традиция писать мелом на бомбах и снарядах фразочки вроде "Это тебе, Адольф" или "Получи, фриц", однако способность украшать столь убогой и лютой руганью стены свидетельствует, по-моему, о присутствии в американском солдате устрашающего изъяна.
Христианский фундаменталист Джимми Суоггарт заявил, что мать Тереза Калькуттская будет гореть в аду, поскольку она не была тверда в вере. Фундаменталисты исламские настаивают на том, что Салмана Рушди следует убить за некоторые из эпизодов его романа. Фанатики и фундаменталисты, в которых не осталось, похоже, и следа сочувствия к людям, грозят нам со всех сторон. На основании достоверных свидетельств мы убедили себя в том, что Саддам Хусейн, как главнокомандующий миллиона преданных ему бойцов, есть один из самых опасных и злобных фанатиков подобного рода и что его следует остановить. А возглавить соединенные глобальные силы, которые его остановят, должна армия Соединенных Штатов.
Я люблю Америку, и меня там любят, и потому мне очень неприятно это говорить, однако я и правда не думаю, что эта армия представляет ее хотя бы в малейшей мере. Мне ну никак не удается убедить себя в том, что она сражается за ценности, которые я мог бы безоговорочно принять как мои собственные. И объяснить, почему это так, позволяет фраза "ГОРИ В АДУ, САДДАМ".
Я думаю, все началось во время Вьетнамской войны, когда пошли в ход головные повязки и боевая раскраска. Американским солдатам нужна была рок-музыка, официально разрешенные наркотики вроде марихуаны и амфетаминов, пришлось заодно разрешить им и одеваться так, по сути дела, как им заблагорассудится.
Те силы, что вторгались затем в Гренаду и Панаму, походили уже скорее на банду наемников, чем на армию какого бы то ни было государства. Нога в ногу со странной готовностью Пентагона мириться с причудами своих солдат, касавшимися косметики и бандан, шли смехотворные попытки манипулировать общественным мнением, наделяя эти военные авантюры товарными знаками и названиями брендов. Так, вторжение в Панаму было поименовано операцией "Правое дело". Американские солдаты бесплатно раздавали панамцам майки с надписью "Операция Правое Дело". Это чистая правда, уверяю вас.
Теперь бедному президенту Бушу приходится смиренно слушать генералов, обещающих с телевизионных экранов, что они "возьмут Багдад за пять дней", – фантастические заверения, правдивость которых мгновенно отрицается знанием истории и обычным здравым смыслом. Высшие офицеры армии с их невероятно ребяческими прозвищами – "Норман-ураган" и так далее – и ведут себя на людях, как десятилетние мальчишки, которым не терпится "надрать задницу" и "дать сукину сыну по кумполу ядерной бомбой".
Я понимаю, что "нашей стороне" необходимы утешения, ободрения и позитивная пропаганда, которые не дадут обществу размякнуть, но неужели в этом десятилетии, в этот момент истории объединенные нации нашей планеты наилучшим образом олицетворяются инфантильной позой, которая приводит к тому, что на стенах армейских лагерей малюют краской лозунги наподобие "ГОРИ В АДУ, САДДАМ"? Мне хочется думать, что в английском лагере, разбитом в пустыне, повинный в подобных художествах солдат получил бы от своего командира хорошую головомойку.
Ощущая тревогу и страх, сталкиваясь с такими проявлениями фундаментализма в поведении американских солдат, становишься антиамериканцем не в большей мере, чем американец, которому отвратительны наши футбольные хулиганы, становится антибританцем. Разница, однако же, в том, что мы наших футбольных хулиганов стыдимся. А я не уверен, что такое уж большое число американцев стыдится образа, который, похоже, столь дорог сердцам их военных.
Я понимаю, многие из прочитавших написанное заявят, что критика любых действий Америки в Заливе равноценна "потворству врагам", что придерживаться любых мнений на ее счет, кроме самых что ни на есть ортодоксальных, это преступление. Я безмерно уважаю Америку за отвагу, с которой она выполняет взятые ею на себя обязательства. Я уверен, что средний американский солдат – человек более чем достойный, храбрый и цивилизованный. Американцы – наши союзники, мы плечом к плечу стоим с ними в пустыне. Но мне хотелось бы также питать уверенность, вне всяких сомнений глупую и наверняка наивную, в том, что мы с ними сражаемся по одной и той же причине – по причине ненависти к фанатизму, фундаментализму и варварству – и что мстительная свирепость и ничем не стесняемая агрессивность не являются частью нашей стратегии.
Давайте противостоять Саддаму во имя цивилизованности, а не милой нашему сердцу разновидности варварства.
Правильные ходы
Все мы знаем, что в ходе последних десятилетий британская команда по перетягиванию каната добилась беспрецедентных успехов, раз за разом выигрывая чемпионаты мира, которому только и оставалось, что разевать от зависти рот. В родственных этому видах спорта – в футболе, теннисе и асинхронном плавании стилем брасс – победа от нас ускользала, но ведь если бы мы принялись хапать и прижимать к нашим мужественным грудям все подряд спортивные кубки мира, картина получилась бы нас недостойная. И все же доблесть, явленная англичанами в одном виде деятельности – наполовину спорте, наполовину игре, – оказалась неожиданностью почти для всех. В течение полувека Россия возвышалась, подобно колоссу, над шахматным миром, став и символом его, и хозяином. Как же получилось, что второй по мощи шахматной державой планеты стала Англия?
Да, за мировую корону все еще борются Карпов и Каспаров, и все-таки Англия, страна, в которой пятнадцать лет назад и гроссмейстера-то ни одного не было, теперь обладает большим их числом, чем любая другая, – за вычетом Советского Союза. Все началось с Тони Майлса, создателя удивительной "Бирмингемской защиты", теперь же у нас имеются и Найджел Шорт с Джонатаном Спилменом – шахматисты самого высокого ранга.
"Английский шахматный взрыв" – так обозначили это явление десять лет назад – стал, как говорят, результатом монументального сражения Спасского и Фишера, состоявшегося в 1972-м в Рейкьявике. Однако напрашивается вопрос: почему это сражение не распалило подобным же образом игроков американских? То, что Соединенные Штаты как шахматная держава оказались слабее Англии, представляется удивительным, – в конце концов, именно Америка получает самый цвет шахматистов-невозвращенцев, да и население ее в пять раз больше нашего. В Англии же шахматисты, как, увы, всем хорошо известно, денег получают мало, а ободрений и внимания средств массовой информации и того меньше, а между тем шахматы продолжают в ней процветать.
У меня имеется на этот счет своя теория, переоценить никчемность которой невозможно, и состоит она в том, что шахматы есть по основополагающей сути своей – театр. Я и игрой-то этой впервые заинтересовался по-настоящему, когда услышал о "винте Смыслова". Есть такой великий русский шахматист Василий Смыслов, чемпион мира, прославленный, в особенности, как мастер эндшпиля и переживший совсем недавно подобие бабьего лета. Так вот, перемещая фигуру из одного квадрата в другой, он обычно подкручивает ее, словно бы ввинчивая в поверхность доски. Другие шахматисты могут мягко опускать фигуру или агрессивно пристукивать ею, Смыслов ее ласково ввинчивает. Психологический эффект это движение создает сокрушительный. Оно выглядит таким необратимым, таким продуманным, полным такой абсолютной уверенности в себе. Каспаров нависает над доской с задумчивым выражением грозного мужа, увидев которое сразу хочется попросить у него фору в три пешки. Поза Джонатана Спилмена, сидящего за доской развалясь и расплывшись, точно благодушный осьминог, по существу своему комична, потешна без вульгарности и ставит его противника в очень невыгодное положение.