У Куракина был мягкий и вкрадчивый голос. Такой, что говорение не забирало у него физических сил. То есть говорить он мог очень долго. Пока он вспоминал, я искоса разглядывал Мэри (странно, никогда не испытывал к ней чувств) - вполне расслабленную, пившую, как обычно, водку с каким-то соком. Вот, думал я, как оно все на свете. Сначала она была Лолитой (далась мне эта Лолита…), потом - стала Мэри П., а ведь придется стать еще и старушкой. Не мог я ее представить старушкой. А и то сказать- решительная тайна: откуда они, старушки, берутся? Вот представить по какой-нибудь из них, как она в молодости блядо-вала налево-направо и парней раскручивала на развлечения. Редко по какой представишь, а ведь блядовали-то, поди, не менее половины, ну а раскручивали и того больше. А вот комсомолками и пионерками их всех представить- легко.
Разумеется, у меня были все возможности увидеть, как это чудесное превращение происходит наяву. На примере той же Маши: ну вряд ли она вдруг съедет из нашего района в Америку, уже бы раньше это сделала. Вообще, она держала себя в стиле, аккуратно, строго, никаких рюшечек - декоративных строчек, разрезиков, серебристых туфелек или дутых серег. Только однотонная одежда, хорошо к ней прилегавшая. Теперь она была в сандалиях с плоской подошвой, темно-синих джинсах, черном свитере. Еще был плащ, тонкий, темно-синий, нацепленный на рогульку вешалки, а пахло от нее чем-то горьковатым.
- Ну вот, примерно так, - собрался с мыслями Куракин. - Големы бывают из плоти, каменные, железные и земляные. Големы из плоти почти ничем не отличаются от людей, хотя выглядят в среднем менее привлекательными, чем они. Обычно их создают, чтобы они были помощниками в алхимических экспериментах. Каменные и железные големы обладают колоссальной силой и практически неуязвимы, при этом железные големы способны к обучению и самостоятельному существованию. Земляные големы делать проще всего, но способностей у них почти никаких, фактически это просто медленно передвигающиеся кучи земли, обычно их используют, чтобы освободить от земли некоторую яму (земля сама уходит из ямы). Хм… Маша, тебе не скучно?
Маше не было скучно. Она скорее блаженствовала, щеки ее порозовели. Вообще, отчего бы не блаженствовать женщине еще молодых средних лет, попивающей "отвертку" в компании двух вполне приличных мужчин средне-средних лет?
Куракин встал; пошел к стойке взять себе сто грамм - явно сработали какие-то профессиональные щелкоперские инстинкты, требующие долива вдохновения. Водку - в отличие от моей яичницы с чаем - буфетчица выдала ему моментально и автоматически. Вернулся, отпил половину и стал гнать свою телегу дальше:
- Для голема земляного обыкновенного необходима пудра Гамбринуса, изготовляемая из 1 частей древесного пепла, которые перемешиваются с 3 частями земляной пыли и 9 частями сухой растертой человеческой плоти. После трех циклов инвольтаций как его, блин, звали… Лунитари - 45 минут ночью, - к пудре добавляется человеческая кровь до консистенции густого теста. Из этого теста изготовляется сердце голема, внутрь которого запекают листок пергамента из лошадиной кожи, на котором надписывается имя голема и магическая формула оживления. Такой голем после смерти оставляет непроходимый завал там, где умирает.
Казалось, что он вошел в некую прострацию, собственно - вошел несомненно. Возможно, чтобы произвести дополнительное впечатление на даму, но зачем даме подобные прострации, она и так была к нему мила. Из чего следовало, что знакомы они все-таки недавно, кроме того - раз уж он старался произвести впечатление, то имел на Машу какие-то виды, а что до Маши, то (уж я-то ее реакции немного знал), она явно имела неопределенные виды на Куракина. Всюду жизнь, в натуре. Но вот почему одинокие люди, имеющие виды друг на друга, склонны вести себя вычурно? Все же так понятно на этом свете, а они сходятся друг с другом будто своими тенями - на какой-то кинематографической простынке, беспокоясь вовсе не о том, чтобы сойтись, а чтобы другой не заслонил его тень, но - ее бы видел. Не думая, наверное, о том каком-то свете, который и производил в миру их - увы, уже вполне стареющие тени.
- Тело же каменного голема изготавливается из камней средней величины, сложенных в кучу, сходную очертаниями с человеческим телом, а впрочем - это даже не важно. Куча чем-то посыпалась, что ли толченым алмазом и какой-то еще алхимической тайной. Металлического же делают из какого-то металла. Тоже чем-то посыпают и пишут на лбу знаки "силы", "разума" и "жизни", а также его имя. Может поднимать грузы до 32 тонн. В силу неких причин гальванического свойства он чрезвычайно подвержен действию воды (причем золотые големы тоже ее боятся), но покрытие лаком спасает от преждевременной гибели. По причине чрезмерных собственных напряжений в металле подвержен спонтанному разрушению, в среднем существует не более недели.
- Ну, это ты компьютерную игру какую-то рассказываешь. Ты про настоящего скажи.
Куракин задумался, припоминая. Похоже, что про големов он писал совсем недавно. В какую-нибудь "Экспресс-газету".
- Да, наверное. Это уже больше на игру похоже. Не помню, откуда я это вычитал. Но все равно, что же получается? Значит, все так на свете и разыгрывается, если все время повторяется?
- Ну дальше, а живой-то? - это уже и Маша меня поддержала.
- Такой голем сшивается из разрозненных кусков плоти: человеческой или животной. Для оживления требуется гальваническое воздействие, для чего устанавливаются у головы и у ног оживляемого голема два электрода, связанных с молниеулавливателями. Когда все готово, остается ждать грозы: аппаратура эффекта не даст. В сущности, он такой же человек, как и настоящие люди, только несколько странный и медлительный. Относительно него не вполне ясна степень его подчинения и то, что он может делать.
"Гроза вчера была", - тут же вспомнил я.
- Ужас какой, - пожала плечами Маша. - Это же надо так было забивать себе голову.
- Вот в том-то и дело, - сказал я, несколько охмелев, наконец, после ста пятидесяти грамм. - В том-то и дело, что они голову себе забивали. Значит, перло из них это, то есть для них это было вполне конкретно. Хотя бы для того, кто это записывал… вот в чем пафос.
- Однозначно - кивнул Куракин. - Причем надо вот на что обратить внимание. По одной логике, его делают из глины, по другой - из куска мяса. И оживляют тоже - либо именем Бога, либо словом "жизнь", а еще в одном варианте необходимо было дотронуть ся до его лба и написать там слово "emeth" (правда) - он оживал. А чтобы его уничтожить, надо было соскрести первую букву, тогда слово сокращалось до "meth" (он мертв) и голем превращался обратно в сухую глину.
Что ли зря я все это затеял, потому что Маша погрустнела, как бы украдкой, но все же и демонстративно зевнула, и сказала, что пойдет домой. Куракин встал и присоединился к ней, дабы сопровождать. Кажется, я им все-таки испортил посиделки. А куда было деваться и о чем бы иначе стали говорить? Не про былые же годы… Впрочем, Мэри могла сдуру принять вопрос про Голема на свой счет - с нее бы сталось. Ну так и поделом. Или же она вовсе не погрустнела?
Но было в ней еще что-то не съеденное. Как объяснить? Что-то пригодное для чего-то. Даже и не то чтобы пригодное, а вот именно что еще не съеденное. На примере юных девиц: в них же есть эта "несъеденность", что, в общем, и причина их привлекательности, а иначе чем они могут быть интересны? К таким же ничего нового никогда не придет, у них есть только что-то "это", пока его не сожрут. К сексу это отношения не имеет, он и без этой вещи происходит, некая иная штучка. Возможно, люди такого сорта именно ее имеют в виду, когда говорят о самовыражении: то есть как-то сделать так, чтобы от этой штуки избавиться, куда-то ее вложив. В Мэри это "что-то такое" еще оставалось, что, похоже, и служило опорой ее сохраняющейся загадочности. С Куракиным же было сложнее: отчего он, например, такой разговорчивый? Впрочем, как и большинство журналистов средних лет. Ну а про себя, конечно, никогда ничего не знаешь.
Интересно все-таки, почему они теперь начали вместе расхаживать. Не по причине пошлого любопытства, а странно - чего это вдруг теперь. Надо будет к нему завтра зайти и выяснить, на этой улице ведь мало что происходит. Что ли с возрастом все становятся ленивее, рассуждая, что нам и так неплохо живется, и чего тут входить в непривычные сферы, связи и пространства.
Я некоторое время еще посидел в забегаловке - у меня был чай и водка на донышке, так что мой неуход с ними мог быть списан именно на это, хотя кого волновало. У них, у нас - одиноких - рано или поздно все как-то хочет устроиться. Есть же внутри человека ощущение какого-то дома. Должно быть - при всех расходящихся по жизни историях. Душа же как-то ощущает, что для нее дом и даже каким бы он мог быть тут. Вот и находится что-то приблизительное, но тогда лучше, чтобы со скандалами, они отвлекут от того, что это лишь приблизительно. А если тебя лично кто-то когда-то заколдовал и ты согласился на то, что тебе подсунули, так сам и виноват, что с тобой этот трюк прошел.
Потом я все же вышел, да меня и выгнали - закрыться хотели. Было около часа ночи. Тем не менее неподалеку обнаружился вчерашний мальчонка - я, кстати сказать, так и не спросил, как его зовут, - но, что характерно, - с Симпсоном. Они приближались, причем парень меня и не узнал даже. Я его окликнул. Тут он узнал, уже по голосу.
- Ну вот, нашелся, - показал он на пса. Пес выглядел довольным и, как бы это сказать, несколько таинственным. По всей видимости, у него появился некий новый опыт, полученный им за время отсутствия, причем пес кумекал, что хозяин о сути этого опыта дознаться не сможет.
- А как нашелся? - поинтересовался я.
- Сам пришел. Мать утром приехала, а он возле дверей лежал. Разругала меня.
- Тебя-то за что?
- Ну как… за то, что без поводка гулять вывел. Хотя я сто раз его с поводка спускал, да и она сама тоже. Зачем на нашей улице поводок.
- Ну вот и хорошо, что обошлось, - оставалось констатировать мне. - Что ж ты все по ночам-то ходишь?
- Так он просится, - . ответил мне вслед пацан.
И вот тут, дойдя до своей квартиры, я понял: Гал-чинская-то могла иметь в виду что-то вовсе другое, но я увидел, как ее слова могли оказаться правдой. Вот в чем дело: теперь големом могло быть сочтено просто модифицированное существо. Не обязательно клонированное, а просто генетически измененное. То есть существо, которое полностью - в результате какой-то процедуры- теряло некую… не физическую даже, а смысловую, родовую связь со своим происхождением. Как крещение искупает первородный грех, то есть выводит человека… из-под кармы что ли. Аннулируя, скажем, его генетические, наследственные зависимости. Человек, он же может стать совсем другим. Как после Чечни.
Она, конечно, могла сама и не знать, что именно сказала: все так и сходится из кусочков. Каким-нибудь паззлом. Я же пока тоже не знаю, что может получиться в сумме, пока только два-три кусочка картинки сошлись, составились, слиплись.
Можно было, наверное, не уничтожать даже память - например, если в человеке в самом деле есть точка какой-то настройки, которая производит ему объяснения того, что с ним происходит. Ее перемена сделает человека иным, то есть внедрение в него чужой точки и произведет на свет голема.
Чтобы понять, что это так, вовсе не надо никаких страшилок вроде психотропной обработки в КГБ или глубинного НЛП. Достаточно вспомнить, как переменились знакомые за десять лет, прошедшие с конца совка: тихие терапевты превращались в широких менеджеров, горлопаны становились смирными. То есть подобные перемены происходили, были возможны. Да и вообще, откуда на свете берутся, например, спартаковские фанаты? Чем не големы. Земляные там, железные, сшитые из мясной плоти. Конечно, такие перемены можно и провоцировать. Была бы цель.
Тут мне стало муторно, что-то не то происходило по жизни. Она лежала как пласт дерна. Так бывает, когда немного выпьешь и от нечего делать примешься перечитывать классиков - и тут видишь, вот у них роман, повесть, рассказ - что-то там происходит, какие-то страсти и интриги, но всякий такой текст, история - это только пласт дерна: отдельный, в нем все переплетено слабыми бесцветными корешками, а так он отдельный, откуда-то вырезанный. А где этому куску положено лежать? В твоей душе что ли? А там ему негде, на этом месте хотя бы воспоминания о том, как ты это читал впервые и что из этого пытался приспособить себе - по молодости, конечно.
А теперь это стало ощутимым и по поводу собственной жизни. Что ж за тоска-то такая.
Между тем под окнами затеялась какая-то кутерьма. Будто бы подъехали сразу несколько машин, донесся топот ног, хлопанье дверей. Но весь этот народ никуда не делся. В смысле - не грохотнула никакая из дверей подъездов, и шаги не стали подниматься наверх. Внизу затеялись разговоры, невнятное топтание, невразумительные, но явно подначивающие крики.
Я вышел на улицу. Там было такое зрелище: вдоль улицы небрежно встали несколько мощных тачек, среди которых был и совершенно монструозный джип. Человек семь в слегка лоснящихся в свете фонарей костюмах стояли поодаль, что-то покрикивая. Метрах в пяти от них, практически на проезжей части, один худощавый малец махался с четырьмя отнюдь не субтильными пацанами.
Странно, такое обычно бывало в первой половине 90-х, и не здесь, а на аллейке. Там тогда стояли ларьки, но в торце аллеи оставалось место для того, чтобы драться на деньги. Там делались ставки на дерущихся, с милицией при этом имелась какая-то договоренность, да и сами менты иной раз с любопытством наблюдали этот спорт. Дрались, понятно, в кровь.
А теперь дрались как-то странно. Не в том дело, что один против четверых, - и такое бывало. Но вот где уж выкопали этих четверых, понять было трудно. Будто просто какая-то компания, ресторанный столик, пошла на принцип и стала доказывать, что его, этого парня, любой уложит, а он типа сказал, что хоть все четверо сразу, они и потребовали ответить за базар. Чего они только до аллеи не доехали? Видимо, раньше в нашем районе не бывали.
Похоже, мое предположение было верным: судя по невнятности их движений, равно как и полной неприспособленности к боевым действиям нападавших. Они явно обленились и потеряли форму. Малец попеременно поотламывал им руки-ноги - не полностью, понятно, но повыключал из активной жизни. Впрочем, он вел себя деликатно, даже на землю их не стал класть - что не составило бы ему никакого труда. Возможно, он опасался, что у зрителей в руках могла оказаться монтировка, а то и нечто режущее или огнестрельное. Так что он просто доработал до выключения из процесса последнего соперника, после чего возникла тихая пауза - как бы в ожидании дальнейшего.
Дальнейшим, однако, оказался я - отчего-то двинувшийся вперед. Меня тут же обнаружили. Ну а что им, если подумать, какой-то мужик, переходящий ночью улицу? Конечно, чтобы его спросить, где тут продают водку. Известно где, в киоске.
Да, это же была воскресная ночь, так что ребята, похоже, просто догуливали и решили сыграть в какой-нибудь "Бойцовский клуб". Или же парнишка стал в кабаке набиваться к ним в секьюрити, и ему устроили чисто конкретную проверку. Никакого ожесточения между присутствующими не наблюдалось и они, вполне дружелюбно подначивая друг друга, расселись по своим лакированным гробам и рванули вперед, к ларьку.
Понедельник, который наступил сразу за предыдущим воскресеньем
В понедельник я снова шел к Галкиной, потому что накануне пообещал ей починить кран, который начал течь и не закручивался. Ключ она мне дала, а сама была на работе. Сам я к этому времени, а было уже около трех пополудни, уже перевел полагающуюся на данный час часть страниц жгучего лона и вполне мог отдать себя бытовым делам окружающих.
Но до нее я дошел не сразу, потому что решил зайти к Куракину. Вчера к ночи мне хотелось расспросить про его отношения с Мэри, утром же стало понятно, что разговор такой совершенно неприличен и мог прийти в голову только после стакана водки. Впрочем, после обоюдной водки он бы все рассказал, но сегодня это действие в распорядок дня не укладывалось. Зато спросить было о чем и сегодня - о чернобородом Распоповиче из дома № 15. Да, собственно, я у Куракина давно не был, а любопытно посмотреть, как жизнь видоизменяет все подряд.
Конечно, я понятия не имел о составе жизни и распорядке дня Мэри П. А что до Куракина, то тут была ясность: сотрудник таблоида, выходящего к концу недели, в понедельник еще должен быть дома, только лишь готовясь к дальнейшей порции жизни.
По дороге
Между 9-м и 10-м домами, возле прохода в сторону школы, по обыкновению, стояла старушка-нищенка-попрошайка- она просила денег на прокорм котятам, которые кишели в картонной коробке примерно из-под телевизора с экраном 72 сантиметра по диагонали. Старушка явно не утруждала себя кормлением животных, а паразитировала на местных обитателях- иначе бы она сместилась со своими котятами в центр. Тут ей подавали как по распорядку и обязанности, не очень много, зато подавали. Но! Каким образом в ящике у нее всегда были именно котята? Они никогда не вырастали в ее ящике. Ладно, новых котят могли рожать ей дома кошки, но куда она девала подрастающих? Что-то в наших окрестностях увеличения кошачьего поголовья замечено не было. В этой связи вспомнились давешние слова Хераскова о пирожках с котятами и появившееся на днях объявление "Требуется шаурмист" в окне киоска. Впрочем, старушка с котятами стояла давно, а шаурмист стал быть нужен только сейчас. Ну а пирожков в наших окрестностях, увы, сто лет уже не продавали. Даже тетка с сахарными петушками - тоже стоявшая тут, возле прохода к школе (там была такая небольшая лесенка чуть вниз), давным-давно пропала. И не умерла ведь, изредка попадалась на улице. Дети, похоже, отвернулись от сахарных петушков.
Вообще, у нас в районе было двое нищих. Старушка с котятами и еще один мужик, аккордеонист, тот паразитировал конкретно возле киоска - я теперь как раз проходил мимо, - играя различные мелодии. С ним была связана сильная история. Идя однажды не то от Хераскова, не то от Галкиной, я был практически потрясен звуками аккордеона, доносившимися от киоска, - это был категорический indie, такой звук бы и Курехин привлек бы в какую-нибудь из Поп-Механик. Я тогда подумал, что это кто-то из новых обитателей башиловского сквота вышел помузицировать на улицу, ибо был изгнан сожителями за свои звуки. Каково же было мое удивление - как пишут в романах, - когда я обнаружил все того же худого мужика, рвавшего меха то по горизонтали, то по вертикали. Промежуточные варианты - например, он всю жизнь мечтал играть настоящую музыку, а не "я другой такой страны не знаю" - я опущу, поскольку все было проще: он вытрясал из мехов попавшую в какую-то щель между ними монету. Пятирублевик, надо полагать, - судя по звуку, с которым тот в конце концов плюхнулся на асфальт. И все это правильно, потому что настоящая страсть не изъясняется припевами.