"Если Озорицкая ляжет ко мне еще раз, то я уволюсь! - пообещал в сердцах Коростылевский. - Уеду в Мухосранск, стану там заведующим, буду ходить босиком по росе, собирать грибы-ягоды, пить парное молоко, девок…"
Насчет девок он додумать не успел, потому что пришли к Озорицкой. Вот так всегда обрываются думы и рассказы на самом интересном…
Как и положено по статусу звезде больших и малых экранов, Озорицкая лежала одна. В двухместной палате. Доктора застали ее за наведением красоты - глядясь в маленькое карманное зеркальце, Озорицкая красила губы. Лежала поверх одеяла, закинув одну длинную точеную ногу на другую. Халатик, и без того короткий, сполз до пупка, явив миру эфемерные кружевные стринги, украшенные бантиком. Коростылевский малость смутился, хоть и был доктором, то есть человеком, видавшим разные анатомические виды.
- Вещи мои принесли? - поинтересовалась Озорицкая и эротично поиграла губами, проверяя, хорошо ли легла помада.
Поправить халат или изменить позу она, конечно же, и не подумала. Лежала как лежала. В одной руке помада наперевес, в другой - зеркальце. Вопрос задала с непонятной интонацией, то ли интересуясь, принесли ли из "камеры хранения" Склифа, то есть с вещевого склада, в отделение ее вещи, или же принесли ли ей вещи доктора.
Анастасия Даниловна села на стул, стоявший возле койки Озорицкой, а Коростылевский - на свободную койку.
- Вещи подождут, - сказала Анастасия Даниловна. - Давайте сначала определимся…
- Чего нам определяться?! - перебила Озорицкая, капризно выпячивая нижнюю губу. - Я уже определилась, выписывайте меня! И не забудьте про вещи, а то я уйду так, в чем есть!
Коростылевский обратил внимание на то, что губы Озорицкая накрасила неровно, кое-где помада попала на кожу вокруг губ, и решил, что причиной тому размеры зеркальца.
- У меня от лежачей жизни руки отниматься начали, - продолжила звезда больших и малых экранов. - Ни губы накрасить, ни глаза подвести. У вас здесь явно какая-то гадкая аура!
Доктора переглянулись. "Ну ведь чуяла я, что здесь не все так просто", прочитал Коростылевский во взгляде заведующей отделением. Да, действительно, с чего бы у молодой сорокалетней женщины (Озорицкая на первом обходе рассказала, что в паспортном столе ошиблись и вместо восьмерки написали семерку, добавив одним махом ей целых десять лет, а она сразу не заметила, да так и закрутилась, не поменяла) отниматься рукам. В ауру, засоренность чакр, преломления внутренних меридианов, перекруты космических пуповин и тому подобное врачи, по неграмотности, не верят, предпочитая давать явлениям, происходящим в организмах, более прозаические объяснения.
- А что, кстати, с руками? - спросила заведующая отделением. - Расскажите поподробнее…
- Ах, ну что тут рассказывать? - Озорицкая вздохнула, положила помаду и зеркальце на тумбочку, медленно и очень картинно перешла из лежачего положения в сидячее, и протянула к Анастасии Даниловне обе руки. - Вот. Вроде как слушаются, но не очень хорошо. Это потому, что я у вас тут спинной мозг совсем отлежала!
"А головной?" - чуть было не спросила Анастасия Даниловна, но вместо этого спросила другое:
- А слабость? Слабость в руках отмечаете?
- И в руках, и в ногах, и во всем теле! Койка дурацкая, неудобная, место тоскливое…
Под причитания Озорицкой Анастасия Даниловна устроила ей неврологический осмотр. Не самый подробный, но довольно обстоятельный. Это только наивные люди считают, что доктора разбираются лишь в своей специальности, ничего не понимая в специальностях "смежных". На эту тему сложено множество анекдотов. Но на самом деле врачи никогда в рамках своей узкой специальности не замыкаются, потому что жизнь не дает им такой возможности. У одного пациента неврологическая проблема, у другого - эндокринологическая, у третьего - урологическая… Желающие могут продолжить перечисление вариантов.
Закончив с осмотром, Анастасия Даниловна сказала:
- Вам рано выписываться, Вера Вячеславовна. Вам обследоваться надо. Неврологическая симптоматика неясного происхождения - это может быть очень серьезно!
- Что вы мне голову морочите своей нервной симптоматикой! - возмутилась Озорицкая. - Говорю же вам - весь спинной мозг отлежала, оттого и руки отнимаются! Или вы думаете, что если я актриса, то совсем не разбираюсь в медицине? Разбираюсь, да получше вашего!..
"Получше вашего" вызвало у Коростылевского короткий смешок.
- …Я же знаю, почему вы не хотите меня выписывать! - продолжала накручивать себя Озорицкая. - Популярности дешевой ищете! В лучах чужой славы погреться норовите! Как же - пока я здесь, от журналистов отбоя нет…
"Сейчас Даниловна ей выдаст!" - подумал Коростылевский, наблюдая за тем, как тяжелеет взгляд заведующей отделением. Что-что, а "выдать" Анастасия Даниловна умела. По первое число, выше крыши, так, что добавки никогда не просили.
Заведующая отделением сдержалась. Дала пациентке возможность выговориться, то есть - наораться, а потом сказала:
- Выписывать сегодня не будем. Покажем невропатологу, а там решим.
- Я уйду! - пообещала Озорицкая, поправляя халатик на высокой упругой груди, стоившей целое состояние (делали в Лондоне). - В чем есть уйду!
- Да хоть безо всего! - ответила Анастасия Даниловна, никогда не поддававшаяся на шантаж. - Если вам охота разгуливать в феврале по улицам в чем мать родила - то я вам этого запретить не могу, да и не собираюсь. Только учтите, что…
- Это вы учтите, что у меня съемки! - перебила звезда больших и малых экранов.
- Съемок много, жизнь одна, - ответила Анастасия Даниловна и вышла из палаты.
- Вера Вячеславовна, будьте благоразумны, - попросил Коростылевский. - Мы же не просто так…
- А вы, Максим Павлович, не можете распорядиться, чтобы мне выдали одежду? - проворковала Озорицкая, пуская в ход часть своего богатого арсенала - доверчивый взгляд широко распахнутых глаз, ласковую улыбку, страстную хрипотцу в голосе и томное, как бы приглашающее к чему-то, движение плечами. - Вы же не такой, вы до-о-обрый…
Согласившись, Коростылевский мог бы получить в награду поцелуй и несколько ласковых слов, но он не согласился. Помотал головой и сказал:
- Это невозможно.
Озорицкая придала лицу выражение "как же я вас всех ненавижу!", демонстративно отвернулась и уставилась в окно. Коростылевский ушел. Едва он вышел из палаты, как Озорицкая схватила с тумбочки мобильный телефон и позвонила заклятой подруге Анне, тоже актрисе, но рангом пониже, "второплановой", то есть играющей роли второго, а то и третьего плана. В академических и близких к ним театрах подобных актеров называют "театральным горошком", недвусмысленно намекая как на размер их дарования, так и на то, что они являются чем-то вроде гарнира. Размеры одежды и, что самое главное, обуви у подруг совпадали.
- Анька, спасай! Меня не выписывают и не отдают вещи! Привези мне куртку, сапоги, джинсы, свитер, ну в общем все, что надо для побега. Только в сумку сунь, чтобы не светиться. В отделение не ломись, стремно, позвони, я выйду на лестницу…
Анастасия Даниловна в это время тоже разговаривала по телефону. С заведующим вторым неврологическим отделением Демишевым, которого считала лучшим невропатологом Склифа (нейрохирург - это тот же невропатолог, правда, владеющий не только молоточком, но и скальпелем). Демишев поворчал, что стар он по актрисам бегать и что дел у него невпроворот, напомнил, что существуют штатные консультанты, но все же сдался, потому что знал, что Анастасия Даниловна, не добившись своего, не отстанет. Не поленится даже спуститься с десятого этажа на четвертый, чтобы за ручку отвести консультанта к пациентке.
Новый визит врачей Озорицкая встретила в штыки. Подруга пообещала "пошевелить задницей", то есть - приехать как можно скорее, а тут еще один осмотр.
- Я не хочу, чтобы меня осматривали! - заявила звезда больших и малых экранов. - Замучили уже своими осмотрами. Я хочу выписку и вещи.
- Александр Акимович как раз и пришел для того, чтобы решить вопрос о вашей выписке, Вера Вячеславовна, - тон у Анастасии Даниловны был ласковым, таким тоном любящие матери увещевают непослушных детей. - Он посмотрит вас, и тогда уже мы…
- Смотрите, мне не жалко! - Озорицкая сменила гнев на видимость милости, сообразив, что чем меньше она будет выкаблучиваться, тем скорее уйдут доктора.
Осмотр вместе с расспросами занял четверть часа, но Озорицкой, изнывавшей от нетерпения, он показался вечностью. Когда врачи ушли, она снова позвонила подруге.
- Стою в пробке на Крестовском мосту, - доложила подруга. - Как только, так сразу… о, поползли вроде!
- Давай быстрее! - поторопила Озорицкая.
- У меня не вертолет! - ответила подруга и отключилась.
Озорицкая вытянулась на кровати, прикрыла глаза и стала ждать.
Демишев подтвердил опасения Анастасии Даниловны.
- Не хочется так с ходу каркать, но в первую очередь, Настя, я бы поискал опухоль, - сказал он в кабинете заведующей отделением. - Или метастазы. Парезы просто так не возникают. Хорошо бы еще и нарколога пригласить…
- Нарколога потом, - Анастасия Даниловна представила реакцию Озорицкой на приход нарколога. - Давай вначале исключим органику. Ты распиши обследование, а я возьму всех за жабры, чтобы быстро управиться.
- С этими звездами никогда без сюрпризов не обходится, - посочувствовал Демишев. - Такая уж у них планида…
- Планида у всех одинаковая, Саша. Родился, заболел, умер… - Анастасия Даниловна явно настроилась на минорный лад. - Все дело в деталях и нюансах.
Подруга-спасительница позвонила через полчаса.
- Я тут, в Склифе, - доложила она. - Стою на десятом этаже у лифта.
- Выйди на лестницу, - велела Озорицкая. - Я мигом.
Одно дело - выйти из отделения с пустыми руками, и совсем другое - с сумкой в руках. Озорицкая не стала забирать ничего своего, кроме телефона, чтобы не привлекать лишнего внимания к своей и без того не обделенной вниманием персоне.
Искать укромное место для переодевания Озорицкая не стала. Просто поднялась этажом выше, чтобы ненароком не столкнуться с кем-то из "своих" врачей и медсестер, и быстро-быстро переоделась, доставая вещи из сумки по одной. Закончив, направилась к лифтам, потому что спускаться с одиннадцатого этажа пешком не хотелось.
Едва лифт тронулся, Озорицкая привалилась спиной к стене, закрыла глаза и издала странный звук, похожий на хрип.
- Кайфуешь? - спросила подруга.
Хрип усилился. Озорицкая сползла на пол и забилась в судорогах. Лицо ее посинело, перекосилось и стало таким страшным, что подруга завизжала от ужаса. Помочь было некому - они ехали в лифте вдвоем. Так и доехали до первого этажа. Обе обмочились, не обратив на это никакого внимания.
Озорицкую положили на четвертый этаж, в отделение реанимации и интенсивной терапии для нейрохирургических больных. Куда же еще класть пациентку после судорожного припадка. Подруга обошлась без госпитализации, быстро пришла в себя и уехала домой переодеваться в сухое.
Пришедшую в себя Озорицкую срочно повезли на томограф - проверять головной, а заодно и спинной мозг. После случившегося, да еще и на фоне сделанного внутримышечно реланиума, Озорицкая была вялой, сонной и выписаться не порывалась и вообще не разговаривала, потому что прикушенный во время приступа язык ощутимо побаливал.
Томограф не выявил ничего, кроме признаков повышения внутричерепного давления. Озорицкую оставили в реанимации. В Интернете появилось сообщение о том, что "выдающуюся русскую актрису Веру Озорицкую" едва не загубили в институте имени Склифософского. "Актриса потеряла сознание вскоре после того, как ее выпихнули из отделения, и теперь лежит в реанимации, где за ее жизнь борются врачи", - писал анонимный автор и добавлял: "Хочется верить, что борются". Подобно всем "горячим" (хотя правильнее было бы сказать - "горячечным") новостям, новость начала активно "размножаться". Два телевизионных канала показали стандартно-традиционный сюжет - корреспондент стоит возле Склифа, сожалеет, что его вместе со съемочной группой не пустили внутрь, и кратко пересказывает творческую биографию Веры Озорицкой. Несмотря на разность корреспондентов и каналов, заканчивались оба сюжета одинаково: "Вера Озорицкая еще не сыграла свою главную роль. Будем надеяться, что ей это удастся!"
Откуда только не звонили в администрацию института на следующее утро! Даже из какого-то совета ветеранов позвонили и умоляли "сделать все возможное и невозможное, чтобы спасти нашу Верочку!". Журналисты начали осаду Склифа. Впрочем, эта осада длится дней двести в году, если не двести пятьдесят. В Склифе частенько лежат известные люди, иногда - по нескольку сразу.
Судорожные припадки не повторялись, но Озорицкая начала терять сознание при попытке сесть в постели. Не успевала садиться, как тут же заваливалась. Ее обследовали "от" и "до", цепляясь за малейшие зацепочки, но так и не нашли мало-мальски убедительных данных за неврологическую патологию. Думали и о наркомании, но следов наркотических и сильнодействующих веществ в крови и моче не обнаружили. Все же пригласили на консультацию нарколога. Тот час просидел возле койки Озорицкой, прочел от корки до корки историю болезни и кратко резюмировал: "Не наша".
А чья?
Анастасия Даниловна с неослабевающим интересом следила за диагностическим поиском у Озорицкой. Этим-то и отличается настоящий врач от "не настоящего", ремесленника с врачебным дипломом. Ремесленник бы сказал: "с глаз долой - из сердца вон", - а настоящему врачу подобное даже в голову не придет. Увы, поиск зашел в тупик. Потери сознания при изменении положения тела попытались было связать с ортостатическим коллапсом, то есть с недостаточным притоком крови к головному мозгу при вставании вследствие снижения артериального давления. Привлекли кардиологов, но и те ничего "своего", профильного, не нашли.
Диагностический поиск зашел в тупик. Совсем как следствие. Про следствия ведь принято говорить: "На седьмом году следствие зашло в тупик". Вот так же и с поиском.
Циничные сверх всех мыслимых и немыслимых пределов люди (а среди врачей, увы, попадаются и такие), заблаговременно просили заведующего патологоанатомическим отделением Тутубалина оставить им "лишний билетик" на вскрытие Озорицкой. Тутубалин, не любивший, когда торопят события, посылал горе-шутников на три веселые буквы, но шутники не унимались.
Расширенный консилиум (столь блистательного сборища врачей возле своей кровати мало кто удостаивался) осмотрел Озорицкую, повертел и так и сяк историю болезни, но поиск из тупика не вывел. Озорицкая сильно сдала - отощала, подурнела, скандалила редко, а если и скандалила, то вяло и недолго. Выписываться больше не порывалась. Куда выписываться, если до туалета дойти нет возможности, приходится все дела в постели делать.
Накал страстей за пределами Склифа тем временем нарастал. К звонкам и мельтешению журналистов здесь все привыкли, но когда и того, и другого слишком много, то вся эта суета начинает досаждать. Какой-то ловкий прохиндей даже затеял сбор средств на лечение Веры Озорицкой за рубежом. Ясное дело, что не в Таджикистане, и не в Молдавии, а в некоей "самой передовой клинике Германии". На первом этапе требовалось ни много, ни мало, а триста тысяч евро, во всяком случае именно такая сумма была заявлена. Какая-то истеричка в Живом журнале разродилась постом, озаглавленным: "Таких актрис больше не делают". Пост сутки провисел в топе Яндекса. А Вера Озорицкая лежала и не могла встать. Укатали сивку крутые горки, называется. И, вдобавок ко всему, затемпературила и покрылась мелкой точечной сыпью.
Срочно вызванный инфекционист диагноза не выставил, но санкционировал перевод многострадальной звезды больших и малых экранов во вторую инфекционную больницу. Подозревали геморрагическую лихорадку, говорили о карантине, но через три дня Озорицкую вернули обратно без инфекционного диагноза. Не нашли ничего.
В нейрохирургической реанимации к Озорицкой уже привыкли и звали ее "наша Вера".
- Осталось еще, чтобы крыша поехала, и будет полный набор! - сказал заведующий нейрореанимацией Жиров.
Жиров, как самое заинтересованное лицо, сломал голову, сточил мозг и чуть ли не рехнулся в поисках диагноза Озорицкой. Она даже начала ему сниться. Не той обворожительной соблазнительницей, что раньше, а такой, как сейчас - "доходящей". Ломали головы и стачивали мозги в отделении острых хирургических заболеваний печени и поджелудочной железы. Как-никак Озорицкая была им не чужая, да и вообще, любопытно же, что там за диагноз. Чисто с профессиональной точки зрения, а не досужих сплетен ради.
- Доктор ходит по палате от кровати до кровати. Возле Кати сел на стул и в лицо ей заглянул, - бубнил Коростылевский, сидя за своим столом в пустой ординаторской. - Приложил ко лбу ладонь - лоб горячий, как огонь! Кате жарко и неладно, и знобит ее слегка, но приятна и прохладна чья-то добрая рука. Врач лекарство назначает: "Через каждых два часа". Катя плохо различает над собою голоса. Только слышит: "Все пройдет…" Продолжается обход…
- Что за декламация, Максим Петрович? - поинтересовалась вошедшая Анастасия Даниловна.
- Это специальная мантра, настраивающая на обход, - ответил Коростылевский.
- А вы в курсе, чем клоун отличается от психбольного? Клоуну нужны зрители, а псих спокойно обходится без них.
- Спасибо на добром слове, Анастасия Даниловна, - поблагодарил Коростылевский.
- А мантры, просветляющей мозги, у вас в запасе случайно нет? - уже более мягко спросила заведующая отделением и даже улыбнулась, давая понять, что шутит. - Не знаю, что мы будем делать с Озорицкой. Неужели только на КИЛИ мы узнаем ее диагноз? Не знаю, как вы, а я скоро тупо поверю в то, что Озорицкую сглазили. Хотя бы только для того, чтобы успокоиться.
- У меня, вообще-то, есть один способ, - признался Коростылевский. - Только он очень нудный. Надо взять справочник практикующего врача и пойти от буквы "а" к букве "я". Рано или поздно нужное заболевание попадется на глаза.
- Жуть! - оценила Анастасия Даниловна.
- Пару раз срабатывало. Кстати, Анастасия Даниловна, ехал я полчаса назад в лифте с Жировым, так он сказал, что Озорицкая начала чудить. Вызвали психиатров.
- Этого еще не хватало! - воскликнула заведующая отделением. - Пойду-ка спущусь, узнаю…