- Со мной что-то странное творится,- сказал Юн. Руки дрожали, кофе казался безвкусным.
- Это потому, что ты не пьешь таблетки.
В мире Элизабет от всякого несчастья и страдания есть своя панацея. Если человек не излечивается, причин может быть лишь две: или он принимает лекарство в недостаточном количестве, или не знает, как правильно это делать. В любом случае ему просто не хватает информации.
- Дело не в этом,- сразу полез в бутылку Юн.
Он взял новое ружье, стер со ствола невидимое пятнышко ржавчины, поймал в прицел абажур, наслаждаясь ощущением того, что руку ему оттягивает это компактное, увесистое безупречное изделие.
- В чем тогда? - спросила она.- Во мне?
- Нет.
- Или ты считаешь, что я тебя забросила?
- Да нет.
- "Да" означает, что дело в этом?
- Нет. Но почему он сюда не приходит?
- Ханс? Ему не нравится, что ты носишься здесь с ружьями. Он боится тебя. Ты хочешь, чтобы я его пригласила?
- Нет, нет.
Голос, который он слышит, который зовет его с той стороны опушки,- вот в чем дело. Юн вдруг понял, что все может пропасть: Элизабет, дом, остров - ничего этого не станет. Голос - это первый звонок.
- Пойду договорюсь,- сказал он, забирая у сестры список покупок, который она успела написать в надежде, что вид острова и его повседневной жизни окажут на брата привычное успокоительное действие.
Он забежал к Карлу; тот потащил его в хлев показать надувную девку, обитавшую здесь тайком от жены,- накануне ее прислали по почте, и если Юн будет помалкивать, то сможет когда-нибудь и сам ее попользовать. Юн зашел в магазин, отоварился по списку и потолковал с хозяином о старом счете за бочку для укладывания яруса; заглянул в багажную экспедицию на причале, где встал на ремонт рейсовый корабль, мотор забарахлил. Потом наведался на почту и купил марки, чтобы послать заказ на охотничьи сапоги - присмотрел хорошие в рекламе в газете.
Все было как всегда. Петтер с Нурдёй сидел на ящике с песком перед бензозаправкой и записывал те же номера машин, что и вчера. Малыш Рюне, слишком агрессивный для детского сада, но слишком тупой для школы, пек, как обычно, пирожки из грязи на своей красной сковородке. Каждый, проходя, здоровался и заговаривал с ним - за исключением Герд на мопеде, смотревшей на него тем же хитрым и злобным взглядом сплетницы, что и на всех…
Возможно, бикфордов шнур уже подожжен, уже шипит, загоревшись, никому пока не видимый. Но внешне все без изменений, эрозии не заметно. Автобус, нагруженный пакетами молока, мешками с письмами и пассажирами, идет по расписанию; гора силоса на поле у Карла ровно на один тракторный прицеп меньше, чем вчера; пахнет навозом и водорослями, ветер дует в лицо. И так продолжается эта жизнь, просто жизнь, без потрясений, бесконечная тонкая нить, продернутая сквозь застиранную канву, расшитую узором из привычек и скуки, та жизнь, которой он хотел жить и жил всегда.
Наконец он добрался до здания администрации и зашел в Технический совет к инженеру Римстаду. Тот поинтересовался, почему Юн вдруг передумал, а он и сам не знал - его внезапно потянуло к воде. Место, конечно, оказалось незанятым: кто захочет торчать на болотах и пилить пластиковые трубы за несколько жалких крон в час.
Пока Юн дошел до дома, начался дождь, нагнало тучи с запада. Он оставил продукты в пристройке и бегом спустился к воде проверить лодку. Непогода уже так разыгралась, что он с трудом сумел вытянуть лодку на сушу, за два борта притянул ее тросом, закрепил, насколько хватило сил, и лег на плавучие бревна под стеной сарая. Здесь он провел много часов своей жизни, размышляя, обижаясь на природу и наслаждаясь ее стихией.
Море катило свои волны, словно зеленые сугробы, и они разбивались о берег, как всегда. Гаги сбились в стаи в расщелинах скал. Черные облака курились над заливом и оседали тяжелыми пластами. Но неприятное чувство не исчезало. Не такое острое, как прежде, приглушенное, словно вылинявшее, оно не покинуло Юна даже в шторм.
3
Юн долго стоял в темноте под деревьями, все не мог решиться войти. Над парковкой, над машинами, мотоциклами и горланящей молодежью разносился из открытых окон клуба праздничный гвалт и гремела музыка. И сегодня получилось, как обычно: он так долго собирался с духом, что перегорел. На нем были парадная куртка и лучшие брюки; сапоги, правда, заляпаны глиной, но сейчас там этого все равно никто уже не заметит.
Тут он обнаружил, что на углу одиноко маячит Карл, и направился к нему. Они взглянули друг на друга. Говорить Карл был не в состоянии, красные запавшие глаза слезились, в горле что-то булькало, рвалось наружу. Это на него Юн обычно пахал в страду, забивал ему скот, каждую осень разыскивал в горах пропавших овец и вырыл чуть не все дренажные канавы на его болотах.
Карл напрягся, запрокинул голову и вытащил из кармана бутылку - без пробки и почти пустую. Юн сделал глоток и двинулся к входу. Двое парней остановили его в дверях и заговорили с ним, но он молча прошел мимо. В танцзале купил себе чашку кофе, умудрившись не сказать ничего глупого девчонке-подавальщице, и встал у колонны. Пока все шло неплохо.
Но тут подошли парни, пристававшие к нему у дверей. У них свое рыбохозяйство на севере острова, лосося разводят. Юн знал этих ребят с пеленок. Насколько он помнил, их дежурными шутками и насмешками сопровождались все самые позорные его появления на публике.
- Приветик, Юн,- сказали парни, поводя широкими плечами. Женщин у этих обладателей мощных мотоциклов, кожаных курток и шейных платков было столько, что они и не собирались смотреть в эту сторону раньше трех часов ночи. Их лососевая ферма считалась на острове курицей, несущей золотые яйца,- большей удачи здесь сроду никому не выпадало. Юн этих двоих не выносил.
- Привет,- ответил он, отвернулся и стал смотреть на танцплощадку, там веселилась заезжая компания из города. Кто-то наступил на бутылку из-под пива и с грохотом упал. При этом он опрокинул пару стульев и сшиб на пол молоденькую девчонку, она заплакала и дернулась в сторону от потянувшихся к ней рук. Юн громко засмеялся.
- Ты сбежал из дому? - спросил один из парней.
- Угу,- ответил Юн.
- И что ты здесь делаешь?
- Не знаю.
- Ну да, ведь танцевать ты не мастер.
Они засмеялись, потом взялись обсуждать, хороши ли у Элизабет сиськи. Юн не вслушивался в эти сальности: он старался пореже открывать рот, когда ему встречались эти двое. Но сегодня вдруг огорошил их вопросом:
- Кто это там за столом, вместе с Кари и Герд?
- Чего ты сказал? А - это водолазы, они работают на Лангеванн. А тебе зачем? Кстати, ты стричься когда собираешься? Длинные волосы уже не в моде.
Юн всегда носил длинные волосы. Он и хотел бы не отставать от моды, но попытки угнаться за ней делали его еще смешнее. К тому же все старые звезды "Нэшвилла"
по-прежнему ходили с длинными гривами, как и кумиры Юна - английские музыканты, игравшие тяжелый рок.
Он отошел от своих мучителей, встал рядом со. столиком водолазов и молча стоял так, пока они не обратили на него внимание. Кари спросила, чего он на них таращится.
- Напился, что ли? - крикнула она. Юн в упор разглядывал одного из водолазов.
- Вы не местные,- сказал он.
- Нет,- ответил мужчина и под хихиканье девиц смерил его ответным взглядом.- Мы здесь работаем. А ты здешний, да?
Да, Юн здешний.
- Я так и понял по твоему костюму.
Он потрогал вязаный галстук Юна, и по смеху девушек догадался, что перед ним поселковый дурачок.
Водолаз был хорош собой: лет тридцати или сорока, невысокий, с мягкими чертами смуглого лица, черными вьющимися волосами и бойкими карими глазами, похоже, успевавшими заметить почти все. Что-то есть в нем темное, крысиное, подумал Юн. Всякого человека он для ясности любил сравнить с животным. Элизабет, к примеру, числилась лебедушкой, правда немного раскормленной.
- Трудно работать на болотах?
- Со временем, конечно, это выматывает,- громко ответил водолаз.- Но мы, к счастью, уже почти закончили, еще пара недель - и все…
На лице его красноречиво отразилось это счастье: всего две недели, и они наконец уедут отсюда навсегда.
- К счастью? - переспросила Герд обиженно.
- Нет, конечно, мы мечтали бы остаться тут насовсем, с вами. Скажи, Пол?
Второй закивал. Юн заметил у обоих черную кайму торфа под ногтями и обручальные кольца. И он видел, что они того же мнения об острове, как почти все приезжие: медвежий угол, преддверие смерти. Каждый день дожди,
дома стоят так редко, что соседнего не видно. Что здесь человеку делать? Только деньги заколачивать, бешеные деньги, и на полную катушку использовать все скудные возможности поразвлечься, какие тут можно найти.
Юн без обиняков сообщил, что болота скрывают тайну. Водолазы вдруг перестали смеяться.
- Ты что имеешь в виду? - сурово спросил невысокий чернявый водолаз.
- А ничего,- ответил Юн и взглянул на него столь же сурово - для того он и собирался с духом, а молчать он умел как мало кто. Следующий ход был за водолазом. Но тут вмешалась Кари и, чтобы развеять сгущающиеся тучи, сказала, что Юн, мол, никогда не думает, что говорит.
- У тебя все в порядке, Юн? Присаживайся, стопочку нальем.
Юн опрокинул ее стоя, лихо глотнув желтого самогона, налил немного и в кофе, но по-прежнему не сводил с лица водолаза выжидающего взгляда. Чернявому явно было не по себе из-за того, что он сидит, а Юн стоит. Он прокашлялся и чуть отодвинул стул назад.
- Там человек сгинул,-сделал Юн следующий выстрел: короткая фраза, без всяких пояснений.
- Что значит "сгинул"?
- Сгинул? Утонул в болоте! Страшно тебе?
- Мне страшно? - Лицо водолаза налилось кровью.- Какого дьявола мне должно быть страшно, парень,- ты в уме?
- Он имеет в виду старое предание,- вмешалась Кари.- Здесь, на острове, мы живем в каменном веке. Народ верит в сказки, в привидения, приметы, в черта с дьяволом, только не в Бога… Вот и Юн так же.
Водолаз перевел взгляд с нее на Юна, глотнул самогона и отвернулся к танцплощадке. Юн заметил, что его товарищ Пол, все время державший руку на бедре Герд, теперь убрал ее. Что-то здесь нечисто. И Герд улыбается как-то неуверенно.
- А я в сказки не верю,- сказал Юн, продолжая стоять и неотступно смотреть на них, непреклонный в своем любопытстве.
И терпение водолаза лопнуло.
- Какая еще тайна? - сорвался он на крик.- Этот придурок что, всю ночь будет тут стоять и загадки загадывать?
- Любовная, конечно,-угодливо ответила Кари.- Несчастная любовь. В деревнях сохранилось предание о прекрасном юноше, что жил когда-то на болотах, на хуторе у Лангеванн. Он полюбил дочь пастора, а она - его. Он был готов на все, чтобы жениться на ней, но пастор и слышать об этом не желал: юноша был беден. В конце концов пастор согласился дать им шанс, если юноша исполнит его задания…
- Ясно,- прервал водолаз.- Не надо мне всю историю рассказывать…
- Это была девушка,- сказал Юн, чтобы удержать беседу в нужном русле.
- Фу-у,- вздохнула Герд.
- Ну какая девушка, а? Погиб юноша. Он не сумел…
- Девушка,- сказал Юн.
- Юноша!
Он посмотрел водолазу в глаза.
- Ты как считаешь?
- Я?! Мне откуда знать?
Кари запрокинула голову и засмеялась дребезжащим
смехом.
- Он может сказать одно иностранное слово,- оживленно затараторила она.- Правда, Юн?
Он замахнулся на нее для острастки, но болтушку это
не остановило.
- Ну, давай, давай, говори! Нам хочется послушать.
- Стесолид,- покорно исполнил Юн старый номер, лишь бы побыстрей вернуться к теме разговора, но водолаз не упустил шанса, захохотал. И Юн за один ход проиграл партию - они перестали бояться. Пол снова обжи-
мался с Герд, крысястый стрелял глазами по сторонам так же проворно и самоуверенно, как и до начала разговора. На повестке дня снова был праздник, танцы, самогон в белых чашках. "Профукал я такой отличный случай",- с горечью подумал Юн.
Он отошел от стола и сел у стены, рядом с двумя некрасивыми подружками, которых никто не приглашал, а они отчаянно делали вид, что их этот позор нисколько не тревожит. Юн начал пьянеть; смежив набрякшие веки, выжидал, не откроется ли водолаз для нового удара, но бесполезно. Кто-то налил Юну еще спиртного, и он отключился.
А очнулся, когда выходившая из клуба толпа вынесла его на улицу, под дождь. Праздник кончился. На крыльце к Юну подошел тот крысястый водолаз и взял его за локоть.
- Эти девчонки совсем сумасшедшие,- доверительно сообщил он. Потом сменил тон: - Мне надо с тобой поговорить. Есть минутка?
Он отступил в темноту, сунул в рот сигарету и стал возиться со спичками, они никак не разгорались.
- Закуришь?
–Нет.
Водолаз отшвырнул коробок.
- Почему ты пришел со своей историей именно ко мне?
С какой историей? В голове у Юна был туман. Насколько он помнил, его карта бита и второй раз не сыграет; время уже за полночь, ему надо идти. Но водолаз не отпускал его.
- Отвечай,- раздраженно велел он.
- Отпусти меня,- попросил Юн.
- Ты слышал, что я сказал?
Гнев еще сильнее подчеркнул крысиные черты его внешности, и Юн понял, что водолаз пьян. К тому же здесь он был чужим и допустил ошибку.
- Ты слышал, что я сказал,- повторил он слишком громко,- ты, дурак?
Толпа мрачно смолкла. Дальше Юну уже ничего не надо было делать - ни трепыхаться, ни вырываться. Он здесь свой, пусть недотепа, даже дурак, предположим, но он поселковый дурак, и чужих это не касается. Один из владельцев лососевой фермы втиснулся между ними и, дыша водолазу в лицо, поинтересовался, где он здесь дураков нашел.
Чужак посмотрел на толпу молодежи в круге света - ораву молодняка навеселе и на взводе - и понял, что весь вечер играл краплеными картами.
- Так где здесь дураки, я не понял? - переспросил парень с угрозой.
И поскольку водолаз не отвечал, противник деловито взялся за карман его куртки, повис на нем всей тяжестью налитого спиртным тела и висел так, пока куртка не разорвалась, а сам он не упал в грязь.
Толпа засмеялась.
Парень весело поднялся на ноги, вскинул руки и раскланялся как победитель. Из толпы вылетела бутылка и угодила водолазу в глаз.
Юн отошел на опушку березняка, чтобы наблюдать происходящее оттуда. Владельцы лососевой фермы по очереди наскакивали на водолаза - наполовину в шутку, наполовину всерьез; толпа их подзуживала, страсти накалялись. Но тут появились Кари с Герд, а они за словом в карман не лезут. Водолаза отбили, и под плевки и улюлюканье зрителей обе пары припустили вниз по дороге.
Шум утих. Некоторое время обсуждали, где продолжить праздник. Парами и поодиночке люди отделялись от толпы и исчезали в темноте, тарахтели мотоциклы, с парковки одна за другой уезжали набитые машины. Наконец погасили свет, и за последним шатающимся участником гулянья захлопнулась дверь клуба.
Обычно Юну было любопытно, кто с кем ушел и кто отправился не домой, а в амбар или на сеновал, чтобы вписать новые тайные страницы в бесконечный кондуит укромной жизни острова. Но сегодня его это не интересовало. Он побрел через лес, по старой колее спустился к воде и вдоль моря пошел домой.
Против ожиданий там было пусто: странно, вообще-то жена Ханса по субботам не работает, и Элизабет обещала быть дома.
Юн включил видеокамеру и уселся на стул.
- Я виделся с водолазами,- сказал он.- Говорил с ними. Они напуганны.
Но он не уточнил, чем именно, а обрушился с попреками на некоторых, кому дома не сидится.
- Ты мне обещала! - повторял он.
Когда Юн умрет (что могло случиться в любой момент), этот видеоархив усилит муки совести его эгоистки-сестры, все годы ловко душившей их в зародыше.
Он находил все новые и новые слова, чтобы выразить свое одиночество, и жалость к себе сильнее сжимала горло. Юн разрыдался. Зеркало объектива отразило его взопревший лоб с прилипшими мокрыми волосами: измочаленный замухрышка, еще более жалкий, чем в самые тяжелые часы своей жизни.
- Я не пью больше лекарств,- выкрикивал он,- и ты знаешь, как это ужасно! Ты обещала помогать мне!
Юн разошелся и бушевал, пока его не сразила ужасная мысль: все, что он тут выкрикивает,- это правда, и он воистину самая жалкая тварь на этой мерзкой Божьей земле. Он убежал в свою комнату и включил музыку на полную громкость.
- Я еще ребенок,- кричал он,- я еще мал, но никто не хочет заботиться обо мне!
Он посмотрел на себя в зеркало. Парадная куртка? Смешно! Он стащил ее с себя и швырнул в шкаф. А эти брюки? Кто теперь носит такую дрянь?
Юн открыл окно.
- Пожалейте меня! - захлебываясь слезами, прокричал он в темноту.- Пожалейте!
И стало легче.
Он закрыл окно, приглушил музыку и сел на стул, совершенно опустошенный.
- Псих я,– признался он самому себе и покосился на зеркало, сконфузившись.
Проверил, не хочет ли он женщину. Обычно после праздников у него всегда возникало разнузданное желание. Но нет - сегодня нет.
Юн улыбнулся.
4
В конце сентября, утром, в первый свой рабочий день Юн вышел из дому, отправляясь на озеро Лангеванн. Промозглый холод пробирал до костей. Солнце просвечивало сквозь дымку, как желток в яичнице. Ветра не было, на востоке лежало мертвое море. Первый снег белел, как плесень, в зазоре между горами и темно-синим небом и хрустел под ногами.
Когда Юн пришел, водолазы уже работали. Они стояли в воде, склонившись над концом черной пластиковой трубы, один со сварочным аппаратом, второй с разводным ключом и муфтой в руках. В гидрокостюме был только Пол.
На берегу гудел компрессор, из вагончика пахло свежим кофе, по траве были раскиданы инструменты и вещи, лежали бетонные грузила и муфты, громоздилась гора новых труб, чернело кострище. Юн вошел в воду и присел на борт лодки.
Крысястый заметил его первым.
- Ты? - удивился он.
Юн развел руками. Водолазы в недоумении переглянулись. Крысястый пошлепал к нему по воде, ключ у него в руке блестел, как оружие. Юн встал.
- Я пришел работать,- сказал он.- Трубы буду резать.
- Ничего ты не будешь делать. Глаза б мои тебя не видели. Марш домой!
Юн не тронулся с места.
- Я серьезно,- продолжал водолаз.- Пусть пришлют
другого.
- Других нет. Только я.
- Что за чушь! На острове полно безработных парней.
Он раскраснелся от возбуждения. Вокруг глаза еще заметна была желтизна от синяка, да и отек над верхней губой не спал. Юн смиренно глядел в землю, лишь бы не испортить все дело.
- Это заговор, что ли? Я прошу помощника, а присылают кого - тебя?
Теперь и Пол вышел на берег. Они вдвоем отошли в сторону, переговорили, и обратно крысястый вернулся в менее воинственном расположении духа. Он вытер руки о тряпье и кивком указал на джип, стоявший на пригорке, где было посуше. Мол, пошли туда.
Водолаз нашарил в деревянном ящике ножовку и включил ее в удлинитель.
- Значит, Римстад прислал тебя,- пробубнил он, вручая Юну катушку удлинителя. Они протянули провод до штабеля старых труб из ПВХ, сваленных в русле ручья метрах в пятидесяти.- Именно тебя?
- Да. Меня Юн зовут.
- Ты, Юн, умеешь пользоваться такой электроножовкой?
- Да.