Мелодраматический триллер. Московская девушка Варя, международный террорист Анхель Ленин, бель-гийский авантюрист и старый советский шпион в маске профессора - в огненной и кровавой мистерии на подмостках трех континентов. Революции, заговоры, побеги, чехарда фальшивых имен и поддельных документов, Че Гевара и Сербия, страстная любовь и кровная месть. Все узлы стягиваются вокруг одной даты: 11 сентября отрубили голову Иоанну Предтече, 11 сентября Пиночет взял власть в Чили, 11 сентября Варя лишилась девственности…
Содержание:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - ПУТЕШЕСТВИЕ 1
ЧАСТЬ ВТОРАЯ - GOLPE DE ESTADO* 14
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ - ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ САМОУБИЙЦА 26
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ - ИМПЕРИЯ 37
Варламов Алексей
11 сентября
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПУТЕШЕСТВИЕ
Глава первая
Сестры
Все события, происходившие в ее жизни, Варя делила на две части: те, что будут и не будут иметь последствия. Она легко расправлялась с мелочами, которые отравляют жизнь каждому человеку, а женщине в особенности, никогда не переживала оттого, что у нее перед носом уходил троллейбус или рвались колготки, и очень трепетно относилась к вещам серьезным, каковые могли сказаться на ее репутации. Однако именно на пути у самоуверенных и не зависящих от душевных капризов женщин встают преграды, которые не объехать, не обойти.
За пятнадцать лет до скончания века, когда Варя училась в хорошей московской школе и была почти круглой отличницей, правда, многие оценки получая за тихий нрав, большие серые глаза и легкое заикание, проявлявшееся в минуты волнения, с ней произошла история, о последствиях которой она поначалу не задумывалась, но которая перевернула ее жизнь.
В последний день октября она вышла из школы позднее обычного и заметила, что кто-то на нее смотрит. В ту пору на нее пялилось немало мальчишеских глаз, она к ним привыкла и воспринимала как естественную и неизбежную часть жизни, но этот взгляд был особенным. Взгляд был таким глубоким и мудрым, будто залетел не то из далекого прошлого, не то из отсроченного будущего, хотя принадлежал он самой обыкновенной девочке. Не особенно красивой, круглолицей, пухленькой, в очках и короткой юбке, в каких мало кто рисковал ходить. А уж тем более в студеную пору. Да и ноги у нее были не такие, чтобы всем открывать. Говорила девица простуженным, гундящим голосом, из носа у нее капало, она вытирала его рукавом зеленой болоньевой куртки, а довершали эту картину болтавшаяся у колена холщовая сумка и синий берет с красной звездочкой на малость большеватой голове.
- Здравствуй, - просипела незнакомка на курьих ножках. - Ты чего так долго?
- Нас задержали, - сама не зная почему, стала оправдываться Варя. Встреча была с ветераном.
- Вот тоска-то. Я бы сбежала сто раз.
- И никакая не тоска. Очень даже интересный дядечка. В Испании воевал. А потом еще в Америке и на…
- Ладно, давай знакомиться. Меня Марией зовут.
Назвавшая себя библейским именем протянула руку с обгрызанными ногтями и посмотрела на нее теперь не так бездонно, как из толпы, но пристально и дерзко.
- Целоваться не будем, а не то я тебя заражу.
"Ненормальная", - только и успела подумать Варя.
- А ты ничего. Красивее, чем я думала. Но на меня ничуть не похожа.
- А почему я должна быть на тебя похожа? - осторожно спросила Варя.
- Да так, - Мария склонила голову набок, - пройдемся, что ли?
- Пройдемся, - кивнула школьная красавица, ощутив легкое покалывание на кончиках измученных музыкальных пальцев.
Девочки свернули налево по переулку и вышли на Рождественский бульвар, где неспешно прогуливался праздный люд, обитающий в центре Москвы и свысока относящийся к приезжим из-за Садового кольца.
- Ты чего как в воду опущенная?
- Сама ты в воду опущенная! - рассердилась Варя.
- Четверку, что ль, получила?
- Ты откуда знаешь?
- Да по тебе видно, что зубрилка.
- Никакая я не зубрилка. Ты вообще кто такая? - Она остановилась и краем глаза заметила двух знакомых подростков - коротышку и верзилу, которые с независимым видом стояли у крыльца и делали вид, что одноклассница их вовсе не интересует. В случае чего защитят. Хотя что ей может эта кубышка сделать? Варя была патологически труслива и любопытна одновременно, но умела оба этих качества скрывать и производила впечатление уверенной в себе и невозмутимой барышни.
Но девица оказалась прозорливей.
- Ты меня не бойся.
- Вот еще! Я только не понимаю, почему должна за тобой тащиться, если мне в другую сторону?
- Потому что мы с тобой сестры.
- Что-о?
- Мне про тебя папа рассказывал.
- Где он? - вскинулась Варя и сразу же девочке поверила.
- Умер. А ты не знала?
- Не з-знала.
- И другого папы у тебя нет?
- Нету, - почему-то покраснела Варя.
- Значит, теперь будешь знать. Присядем, сестренка.
Ошарашенная, Варя поплелась к лавочке вслед за той, что назвала себя сестрой. Девочка была примерно ее возраста. Значит, папа одновременно… Варя едва не задохнулась от этой мысли. Она видела своего родителя только в младенчестве, не помнила ни его лица, ни голоса, но ассоциации он вызывал у нее добрые, как плюшевый мишка.
Девочка меж тем достала из холщовой сумки початую бутылку "Пшеничной" водки.
- Ну давай.
- Я не буду. Ты что? - Варя заозиралась по сторонам, но на бульваре в этот час никого не было, только обнаженные мужские и женские фигуры, поддерживавшие крышу, смотрели на девочек с фасада четырехэтажного дома напротив.
- Чуть-чуть хлебни. За знакомство.
- Вот еще.
- Тогда за помин папиной души, - строго и укоризненно сказала сестра, наливая водку в складной пластмассовый стаканчик. - Знаешь, сколько за ней люди теперь стоят и мучаются?
Запах из стаканчика шел чудовищный.
- Меня вытошнит.
- Пей, говорю!
Варя зажмурилась, разом опрокинула в себя ужасную жидкость, и та неожиданно показалась ей приятной. Единокровная сестра достала плитку шоколада и разломила надвое. После водки горечи в шоколаде не ощущалось, а дрожь прошла.
- А как он умер?
- С моста в реку бросился, - не переставая жевать, ответила сестра.
- Папа покончил с с-собой?! - вскрикнула Варя.
- Тише ты, ненормальная! Знала б я, что ты такая психованная, не стала б ничего говорить.
- Почему он так сделал?
- Он записок не оставлял. Еще будешь?
Они по очереди отхлебнули, и Мария вытащила сигарету.
- Куришь? Я так и думала. Сразу видно, что паинька. А это что за кенты? Тебя ждут?
Варины пажи застыли шагах в сорока как две статуи. Должно быть, они так опешили, что даже не скрывали больше волнения и интереса, но оба виделись Варе не совсем четко, и весь бульвар покосился, так что если бы школьница встала, то покатилась бы вниз на Трубную площадь как с ледяной горки.
- А, ничего чувачки. Особенно тот, что с краю.
Девочка помахала мальчикам рукой и закинула ногу на ногу.
- Наш папа был человеком странным, с судьбой, окутанной туманом, говорила она насмешливо, выпуская колечками ароматный дым "Золотого руна", и сердце у Вари больно сжималось. - Ты не грусти о нем. Он жизнь прожил короткую, но насыщенную.
- А я даже не помню, как он выглядит, - произнесла Варя печально. - И фотографии дома ни одной нету.
- Я его тоже не помню.
- Да ведь ты же говорила, что он тебе про меня рассказывал!
- Если по правде, это только чтобы с тобой познакомиться, - шмыгнула носом сестра. - Но мне мама говорила, что папа хотел с тобой встретиться, честно. Давай еще по одной.
Где-то далеко было слышно, как несется машина "скорой помощи", кричали вороны, но видимый мир не желал возвращаться к прежнему незамутненному образу, а, напротив, становился еще туманнее, и лишь разбойная девица в берете не исчезала. Состояние это было для Вари не только ново, но и приятно. Девица снова отхлебнула из горлышка, но, когда Варя потянула руку к стаканчику, строго сказала:
- Больше не дам. - И убрала стаканчик.
- А ты вообще откуда взялась? - спросила Варя, с трудом ворочая языком.
- Из Кеника.
- Откуда-откуда?
- Калининград знаешь?
- Да, - ответила Варя неуверенно. - У нас в Калининграде Арсеньев живет. Он на электричке в школу ездит. А потом на метро две остановки.
- Чего ты мелешь, - возмутилась сестра. - До Кеника двенадцать часов на поезде!
- Как же Петька тогда? - расстроилась Варя.
Петька Арсеньев был чудовищный зануда, хиляк и маменькин сынок, его дразнили и девчонки, и мальчишки, и когда Варя представила, что ради этих мук он каждый день катит по двенадцать часов в одну сторону и потом столько же в другую, ей сделалось жалко неказистого мальчика до слез: "Надо будет сказать ребятам, чтобы его поменьше мучили".
- Не знаю, как твой Арсентьев… - отрезала Мария. - Может, он блаженный какой. Или на самолете летает. Слушай, мне пописать надо. Я себе, кажется, там застудила все, к черту, из-за твоего старикана. Пошли к тебе.
Девочки поставили на скамейку недопитую бутылку, к которой тотчас же ринулся непонятно откуда взявшийся маленький, остроносый, длиннобородый субъект в фетровой шляпе, похожий на умного гнома, и двинулись вверх по бульвару. С младенчества знакомый каждым деревцем, он показался Варе таким узким, что трудно было вписаться в дорожку. Бульвар кидало как палубу в корабельный шторм, ажурные решетки были похожи на леера, рядом, то смеясь, то сердясь, шла не по сезону одетая невесть откуда взявшаяся девица и поддерживала подпрыгивающую Варю за локоть. Ухажеры потоптались и отстали, прохожие оборачивались и смотрели вслед, уверенные, что подружки дурачатся. Знакомые и незнакомые лица мелькали перед глазами, сливаясь в одну полосу, точно спицы в колесе, к которым привязали разноцветную тряпицу. Сестры свернули на Сретенку, потом в Последний переулок и поднялись по темной лестнице старого дома на последний этаж.
Сходил на нет короткий предзимний день, Москва лежала перед ними: крыши домов, купола церквей, два высотных здания, за ними вокзалы и путепроводы, а все, что дальше, терялось в серой мгле, словно там находилось море. Обе затихли и уставились перед собой.
- Я часто туда смотрю, когда грустно. А еще, знаешь, - потянуло Варю на откровенность, - я люблю ложиться на подоконник и перегибаться на улицу. Мне кажется, сейчас полечу. Вот так. Смотри.
- Ты что, спятила, бабахнутая?!
Мария едва успела схватить сестру за подол и оттащить от окна.
- Ну ты, блин, даешь! Папина дочка.
Она перевела дух и закурила:
- А это твоя комната? Класс! У меня своей нет. Я с братьями живу. Ботанами. - Легкая гримаса исказила ее лицо. - Один стихи пишет да любит всякую дребедень слушать, а у самого рожа в прыщах. А другой вообще в кровать писается.
- Значит, у нас есть еще и братики? - всхлипнула Варя, которую сама идея, что ее родственный круг за несколько часов невообразимо расширился, привела в восторг, и сквозь слезы на лице заиграла блаженная улыбка.
- Стасик и Вася от других пап, - уклончиво ответила Мария, и острый, как у мышки, взгляд маленьких, круглых, черных глаз стал перемещаться по комнате, пока не наткнулся на фотографию военного летчика.
- Это кто такой?
- Сент-Экзюпери.
- А… А это?
- Джон Леннон.
- А этого я, кажется, и сама знаю. Актер какой-то.
- Нет. Поэт. Лорка.
- Ты в них влюбилась, что ль, во всех, целый иконостас повесила?
Варя вспыхнула:
- И ни в кого я не влюбилась.
- Никогда не понимала, как можно сходить с ума по знаменитостям, отрезала сестра. - У нас в классе тоже все перевлюблялись. А по мне, лучше обычного парня завести.
- Да кто на тебя посмотрит!
- Посмотрят. У-я! Кассетник какой классный. Откуда?
- Мама из Швеции привезла, - с холодным торжеством молвила Варя.
- Везет! А мне хоть бы "Электронику" купили. Дождешься, как же! Я раньше вообще в интернате жила.
- Ужас какой!
- Ничего не ужас, у нас там клевая была компания. А потом меня забрали домой, и через неделю я сбежала обратно. Но меня уже не взяли.
Она вздохнула и так мастерски, одним щелчком выбила из пачки новую сигарету, что Варе тоже захотелось попробовать курить, как вдруг она почувствовала страшную слабость и вцепилась пальцами в косяк.
- Я вообще часто сбегаю, - голос Марии доносился точно из радио на коротких волнах, пробиваясь сквозь помехи не тронутых сережками Вариных ушей. - Достанут все, сяду в автобус или на попутке. А ты чего такая зеленая?
- Мне что-то нехорошо… - прошептала Варя, сползая по стене на пол. Я, наверное, заболеваю гриппом.
- Ерунда, это от водки, с непривычки. Пойди в туалет и блевани. Сразу полегчает.
Варе и половины этих слов хватило, чтобы густо покраснеть, вспотеть и провалиться сквозь землю, но сестра уже тащила ее по закоулкам большой квартиры, путаясь в дверях и отпихивая кусавшего за ноги большого, похожего на окуня полосатого кота.
- Ну и хоромы у вас. Да брысь ты, чертова кукла! Терпеть не могу кошаков. Ну, сестренка, давай! И не стесняйся меня, мы ж не чужие. А теперь водой холодной умойся, и все. Я давно тебе написать хотела, - продолжала неприятно трандычать девочка, когда Варя, пошатываясь, вышла в коридор. Знаешь, несколько раз пыталась. А только начну, спотыкаюсь. Ну правда. Здравствуй, дорогая Варя! А может, ты и не дорогая, а мымра? Пишет тебе твоя сестра, но ты меня не знаешь. Ерунда какая-то! Да ну, взяла и приехала. Проводнице наврала, что от класса отстала. Думала, не понравишься - уеду. На фиг мне такая сестра. А оказалось ничего. Я даже не ожидала, если честно. Приезжай летом ко мне. У нас там море, коса. Ты была когда-нибудь на косе? Ой, Варька, там такие волны. И янтарь можно собирать. Я бы дружить с тобой по-настоящему не могла - мы обе красивые, - такие пацанки не дружат. Но мальчишкам такие нравятся. У тебя с кем-нибудь было? У меня пока тоже. Целовалась, конечно, ну там кофточку расстегнуть. А по-настоящему нет. Ты когда собираешься? Я тоже не решила. Слушай, а подари мне что-нибудь. Вот это можно? - Мария выхватила из шкафа любимый Варин батник кремового цвета, который та всего два раза успела надеть.
Безо всякого стеснения сестра стянула с головы свитер и футболку, под которой ничего не оказалось, и надела батник, обтянувший ее бочкообразное туловище.
- Маловат, - деликатно произнесла Варя, и в желудке у нее заурчало.
- Растянется, не наше барахло. Эх, мне бы еще шубку как у тебя.
- Шуба у меня только одна, - испугалась Варя.
- Ладно, ладно, я пошутила… Слушай, а у тебя деньги есть?
- Так, немного.
- Дай, а? А то неохота опять с этими проводницами… Я потом вышлю, честно. А теперь быстренько похаваем, перекурим, и мне пора.
Варя на еду смотреть не могла. А Мария опустошила наполовину холодильник и пропала. И было непонятно, была она или только Варе привиделась. Если бы не исчезнувший батник, некормленый кот, запах табака, тяжелая голова и грязная посуда на кухне, можно было б подумать, что никакой сестры у Вари и не было.
- Целовалась, не целовалась, - пробормотала она, подходя к окну. - Чушь какая-то. Как Карлсон, с крыши прилетела. Лучше бабуле ничего не говорить. Иди сюда, Пиночетик, буду тебя кормить.
Глава вторая
Ложки
Но бабушке рассказать пришлось, хотя, конечно, и не все. Старушка любила всякие житейские истории и, если бы Варя утаила такую важную, никогда бы ей этого не простила. Просто не поняла бы ее, поджала губы и стала говорить в нос. Стремительно трезвея, внучка навела на кухне порядок, затем, преодолев отвращение, съела чеснок и, когда в восьмом часу на пороге появилась изящно одетая старенькая женщина маленького роста, в пальто и шляпке с вуалью, старательно занимавшаяся Вариным воспитанием в связи с долговременным отсутствием ее мамы, девочка открыла было рот, чтобы поведать о внезапно объявившейся сестре, но бабушка не дала ей слова молвить.
- Варвара! Только что я встретила в молочном Евгению Львовну…
Евгения Львовна была самой чудовищной сплетницей на всем пешеходном пространстве от Яузского бульвара до Гоголевского, и можно было предположить, что она бабуле наговорила.
- Я ее не видела, - переходя в атаку, отрезала Варя.
- Зато она тебя видела и рассказала, что…
- Я водку пила на бульваре?
- Фу, Варя! Этого она не говорила. Но ты была в обществе… в обществе… - Бабушка защелкала пальцами. - Деточка, подруг надо выбирать из своего круга. Что о тебе подумают?
- А чем она ей не понравилась? Подумаешь, юбка у нее короткая.
- Дело не в длине юбки. Но она одевается не в тон. Что ты такое ела, не пойму.
- Бабушка, папа умер.
- Господи, помилуй. - Старуха перекрестилась. - Шалопай был, но добрый человек. А ты откуда знаешь?
- Сестра сказала.
- Гм… Сестра?
- Да, - с вызовом сказала Варя. - У меня есть сестра. Очень добрая и хорошая девочка.
- Матери-то, пожалуй, не надо про сестру писать. Расстроится, плакать там опять будет, - произнесла бабушка задумчиво.
- Не будет, - отозвалась Варя угрюмо. - Она вообще не знает, что такое плакать.
- Это ты, деточка, жизни не знаешь.
- А Мария сказала, что ей ее мама сказала, что папа говорил, что ему перед тобой стыдно было.
- Передо мной-то что? - Бабушка опустила голову, но видно было, что последние слова в Вариной тираде ее растрогали. - Конечно, если бы мама тогда не поехала в это свое Чили… Я ей говорила, убеждала.
- Не могла папу за измену простить?
- Вот еще какие глупости, - пробормотала бабушка. - Из-за такой ерунды разве люди расходятся? Нет, там другое было. И все равно с Евгенией Львовной надо здороваться. Ее муж был нашим торговым представителем в Индии. Это, конечно, не Персия, но тоже место недурное. Я тебе не рассказывала, какие у нас висели в Тегеране ковры?