Поселение стояло не просто пустое и безлюдное - теперь казалось, что оно было пустым и безлюдным всегда, нежилое, покинутое давным-давно, то есть нет, с самого начала так и задуманное: оболочка, декорация, съемочный павильон. Со скудной массовкой расплатились, и эти люди ушли, не оставив по себе даже отпечатка человеческого духа. Все двери заперты, все окна закрыты глухими ставнями: войти я могла только в зимнюю кухню, снабженную всем необходимым для ведения хозяйства, скромного, трудоемкого, натурального, так и нужно. Газовый баллон почти полон, к стене прислонен запасной. Типового набора продуктов, сушеностей и солений в подполе должно хватить надолго; сам подпол, отдельный аттракцион с квадратной рассохшейся дверцей в полу и шаткой лестницей в средневековый могильный холод, я уже опробовала накануне. И невидимый колодец во дворе - можно жить. И даже, наверное, дожить до весны.
Не дождетесь. Я все равно не останусь тут, уйду, убегу, встану на рельсы перед поездом, никогда я не отказывалась от поставленной цели только потому, что кто-то - обычно весь мир - был против. Другое дело, что слишком часто банально не хватает сил. Черт, это мерзкое, унизительное, несправедливое ощущение слабости: не потянешь, надорвешься, не сдвинешь с места, и надо срочно выбирать, что именно сбросить, как балласт, без жадности и жалости, ведь настоящие авантюристы всегда идут налегке. И сбрасывать всегда приходится дорогое, драгоценное, жизненно необходимое. Ради чего? Всего лишь призрачных, ненастоящих искорок внутри камня, которые все равно исчезают без следа, как только на него падает тень.
В углу по-прежнему валялся комок вчерашних пеленок, все, халява кончилась, больше никто прибирать за тобой не будет, стирай сама, пока все вокруг не пропиталось совсем уж невыносимой вонью. Нагнулась, и от этого простого движения дикой болью переломило спину: перегрузка, крепатура, надо было рассчитывать силы, а теперь что, остается только терпеть. И приготовить чего-нибудь на завтрак, хотя бы омлет, как вчера на ужин, или глазунью, вон лежит пара яиц, добытых накануне из внушительной яичной пирамиды в подполе… Откуда они, между прочим, там взялись - ты видела здесь хоть одну курицу?
Вот на таких мелочах обычно и прокалываются: у самых лучших режиссеров попадает в кадр то след от реактивного самолета в византийском небе, то полоски от купальника в декольте герцогини, то короткое слово на спинке скамейки, где происходит кульминационное объяснение в любви. Кто бы ни режиссировал эту многоступенчатую авантюру - она небезупречна, далеко не все концы сходятся с концами, не все сцены выстроены соответственно законам драматургии, даже реквизит, тьфу, не подобран как следует. Я сама умею лучше. И я привыкла всегда - сама. Почему же здесь и сейчас я должна играть неизвестно кем написанную идиотскую гипертекстовую роль?
Нет. Я в любом случае найду третий, десятый, двадцать пятый авантюрный вариант, который никак не могли предусмотреть и встроить в сценарий. Придумаю что-нибудь свое. Вырвусь отсюда.
Зажгла газ, разбила яйца на шипящую сковородку. Сдвоенный звук заставил прислушаться, почудился детский плач вдали, выскочила на крыльцо - нет, показалось, в конце концов, она там накормленная и в свежем памперсе, должна была заснуть. Закрыть полупрозрачными веками черные глазищи, которые держат меня здесь вернее любой привязи, прошивая по рукам и ногам бесчисленными нитями, в которых я раньше не подозревала и десятой доли подобной прочности.
Уж эту ключевую деталь продумали как следует, попали точно в цель, в десятку, в нервный узел кончиком иглы. Для такого попадания надо было знать меня слишком хорошо, гораздо лучше, чем я позволяла кому-либо в своей жизни. Лучше, чем я сама знала себя до сих пор.
Черные глаза младенца с искорками на свету. Всего-то. Непостижимо.
Потянуло дымом, я метнулась назад в кухню - сгорело, и безнадежно, дырчатой угольной подошвой, на которой дрожали два сырых еще желтка, подернутые слизистой пленкой, гадость, к черту! Подцепила, не нагибаясь, с пола грязную пеленку, подхватила за ручку сковороду, выскочила наружу, огляделась по сторонам: куда здесь, черт возьми, ни разу не обращала внимания, утилизируют отходы?!. А вдали теперь уже точно плакал ребенок, ну почему она все время орет, это же невыносимо, кто это выдумал?!. И громадная корзина подворачивается под ноги, корзина с орехами, которые некому теперь лущить, некому, слышите?!! Раскаленной сковородой, как топором, сверху вниз, со всей отчаянной, загнанной в угол силой, и трещит лоза, и еще раз, и еще, и корзина падает, катится по ступенькам, взрываясь на каждой из них звездчатой ореховой россыпью, дробным стуком, недостаточным, вялым, нужно еще! Отшвырнуть ненужную горячую тяжесть, вяжущую руки, вложившись в бросок целиком, без направления, без цели, одно самоценное усилие в сведенных болезненно мышцах, и удар, и звон стекла!.. Наконец-то стекла!!!
И тогда открывается такая бесконечность, такая огромная тьма, внезапно прошитая искрами, такой немыслимый простор, такая неизмеримая свобода, головокружительная сверкающая дорога. Пронзительное счастье, недостижимое больше ничем и нигде. Широкий, единственный, уникальный мир, где возможно все, потому что он недоступен никому - только тебе одной. Если пробило.
Пробило!!!
…А потом этот странный, трогательно знакомый эффект ненастоящего, ватного мира вокруг, игрушечной земли, по которой приходится ступать, и ничего, а ведь она, по идее, должна прогибаться под ногами. Забавная легкость, половинная сила тяжести, и надо спешить, спешить, и не потому, что боишься опоздать, просто промедление неестественно, противно природе, диссонансно жизни. И ты уже летишь, звенишь на тонкой запредельной ноте, переливаешься изнутри, ты знаешь и можешь абсолютно все - осталось только записать.
Маленький белый ноутбук поверх лоскутного одеяла, и никто не удивлен, все правильно, так и должно было быть. Осенний лес на мониторе, знакомый значок моей любимой из сценарных программ. Двойной клик, перевести дыхание и на остром выдохе отстучать несколько первых заглавных букв.
Самая невероятная из возможных и выдуманных человеческих авантюр. Вот так: поджав ноги на низкой кровати, опираясь на локоть, вперившись в монитор, согнувшись наискось над клавиатурой.
И время от времени покачивая левой рукой притихшую колыбель.
* * *
Авантюрин - это, между прочим, тоже кварц, полевой шпат. С мелкими включениями пластинчатых или чешуйчатых минералов: слюдки-фуксита, например, или магнетита, гематита, самородной меди… В зависимости от этого он зеленый, красноватый или золотистый. И обязательно с искорками внутри, которые вспыхивают на свету, при повороте камня, сейчас покажу, подожди. Знаешь, почему "авантюрин"? "А вентура" - по-итальянски "случай", такое имя дали венецианскому стеклу, в которое случайно попали пузырьки воздуха и еще какая-то ерунда, и получилось примерно то же самое. Представляешь? Сначала назвали стекло, подделку, а только потом уже настоящий камень. Но зато, что мне нравится, они тогда не видели разницы между случаем - и приключением, авантюрой.
Какой ты нетерпеливый. Ну ладно, смотри. Коснуться, легонько подтолкнуть, наподдать со всей веселой силы, пускай закружатся быстрее планеты, засверкают кометы и метеоритные потоки, вспыхнут сверхновые звезды, разовьются в спирали туманности, родятся новые галактики - а запросто, что хочу, то и делаю, это же все мое!
Мой мир.
Мой собственный сад камней.
ЧАСТЬ
ВТОРАЯ
Марина Маркова
ВСЕ ПРИДУМАНО
оригинальный сценарий полный метр
ИЗ ЗТМ
Сначала непонятно, что это такое: неровный белый фон, на нем какие-то бугорки, выпуклые линии, пересекающиеся сеточкой, белые на белом. Камера медленно отъезжает, и поверхность постепенно выравнивается, а тем временем за кадром звучат, приближаясь, голоса и характерные шумы богемной дружеской пьянки.
МУЖСКОЙ ГОЛОС
У меня родился тост!
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС
Тише вы! У Игоря тост!
МУЖСКОЙ ГОЛОС (ИГОРЬ)
Сорок два, старик, - это коварный возраст. Главный рубеж, подстерегающий нас, гениев, после тридцати семи. Высоцкий, Джо Дассен, кто там еще?.. Элвис Пресли…
ДРУГОЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС
Перестань, а?
МУЖСКОЙ ГОЛОС (ИГОРЬ)
Оля, Олечка, стоп, я ж не закончил еще. Не перебивай. И я желаю тебе, Михайль, с честью преодолеть данный рубеж и в сорок три по-прежнему оставаться гением, каким мы все тебя знаем!
Смех, неразборчивые реплики, звон бокалов. Камера отъезжает все дальше, и становится видно, что белый фон - это огромный загрунтованный холст, прислоненный к стене. На него падают длинные тени гостей за столом, силуэты рук с бокалами беспорядочно тянутся к центру.
ТИТРЫ
ИНТ. МАСТЕРСКАЯ МИХАЙЛЯ - ВЕЧЕР
За столом теснится большая компания, сидят кто на чем, в два ряда, некоторые женщины на коленях у мужчин. Все смеются, пьют, болтают, жестикулируют. МИХАЙЛЬ, обаятельный и подвижный, одной рукой обнимает свою жену ОЛЮ, другой разливает гостям вино.
МАРИНА, брюнетка чуть за тридцать, но с заметной сединой, сидит напротив. Ее лицо выделяется среди остальных резким, замкнутым выражением.
ПЕРВЫЙ ГОСТЬ
Ну так ты рассказывал?..
МИХАЙЛЬ
Ага. Это будет совершенно гениальная штука! Никто ничего подобного раньше не делал.
Широким жестом показывает на холст у противоположной стены мастерской. Все оборачиваются в ту сторону, звучат одобрительные междометия, кто-то присвистывает.
ПЕРВАЯ ГОСТЬЯ
Имеешь в виду размер?
МИХАЙЛЬ (подмигивая ей)
Размер, дорогая, не имеет такого значения, как тебе кажется. Хотя, знаешь, когда я заказывал подрамник, на меня там посмотрели как на идиота…
ОЛЯ
И правильно.
МИХАЙЛЬ
Жена всегда поддержит! Кого угодно, лишь бы не родного мужа.
Целует Олю, встает и подходит к холсту. На его фоне Михайль смешной и маленький. Начинает говорить увлеченно, жестикулируя, водя руками по загрунтованной поверхности.
МИХАЙЛЬ
Это будет многофигурная композиция, персонажей на двести пятьдесят. Философская, многоплановая вещь…
ВТОРАЯ ГОСТЬЯ
Название придумал?
МИХАЙЛЬ
Я все уже придумал! Осталось начать и кончить, фигня. А называться будет "Репетиция времен". Красиво, а?
ПЕРВЫЙ ГОСТЬ (поднимает бокал)
Ну, за "Репетицию времен"!
Все пьют, Михайль вприпрыжку возвращается к столу и успевает чокнуться со всеми по кругу. Кроме Марины - ее полный бокал стоит перед ней на столе.
МИХАЙЛЬ
Чернобурка, ты пьешь?
МАРИНА
Выпью, когда будет за что.
МИХАЙЛЬ
А ты не веришь? Будет. Правда, будет. Скоро.
Они смотрят в упор друг на друга. У них совершенно одинаковые непроглядно-черные глаза.
МАРИНА (вполголоса)
Этот холст у тебя тут уже полгода.
МИХАЙЛЬ (тоже вполголоса)
Не ври. Месяца четыре, не больше.
Тем временем пьянка продолжается, за столом уже обсуждают другое.
ПЕРВЫЙ ГОСТЬ
Новости смотрел? Разбомбили нафиг еще три села.
ВТОРОЙ ГОСТЬ
Миротворцы? Наши?
ПЕРВЫЙ ГОСТЬ
Там непонятка. Валят, как всегда, друг на друга. Но скандал, куча жертв среди мирного населения - женщины, дети…
ПЕРВАЯ ГОСТЬЯ
Ужас какой.
МИХАЙЛЬ (встревая в разговор)
Это в Слободенских горах?
ПЕРВЫЙ ГОСТЬ
По официальной версии, они там укрывали лесовиков в своих селах.
ВТОРОЙ ГОСТЬ
А по неофициальной, типа не укрывали?
ПЕРВЫЙ ГОСТЬ
Ну слушай, все равно. Если это наши, как-то нехорошо получается.
МИХАЙЛЬ
Когда наши лезут туда, куда их не звали, всегда получается нехорошо. Это у нас национальная традиция.
ИГОРЬ
Да расслабьтесь, по-любому америкосы бомбили. И, кстати, правильно сделали. Вы хоть знаете, что эти лесовики вытворяют?
МАРИНА (резко)
А ты знаешь? Ты там был?
ИГОРЬ (оборачиваясь к ней)
Мариночка, солнышко, я журналист. Я умею сопоставлять информацию. И анализировать.
МАРИНА
Не отрывая задницы от стула.
ВТОРАЯ ГОСТЬЯ
А может, хватит о судьбах родины? У Михайля день рождения все-таки.
ВТОРОЙ ГОСТЬ(подхватывает)
И я предлагаю выпить за нашу прекрасную хозяйку, которая уже столько лет его терпит. За тебя, Олечка!
МИХАЙЛЬ
Терпит - не то слово. Она меня, подозреваю, даже любит. А, Оль?
Поворачивается к жене и, развернув ее к себе, целует долго, как на свадьбе. Гости, балагуря, тянутся к ним с бокалами, но это бесполезно, и в конце концов все выпивают, чокнувшись друг с другом.
Марина пьет одна.
ИНТ. МАСТЕРСКАЯ МИХАЙЛЯ - ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР
Вечеринка постепенно сходит на нет. Играет музыка, посреди мастерской топчутся две пары, одна из них - Михайль с первой гостьей, блондинкой выше его на полголовы, он что-то увлеченно рассказывает ей в шею.
Оля собирает посуду со стола. Гости расползлись небольшими группами: кто курит у окна, кто разглядывает картины Михайля, кто дискутирует по интересам.
Марина стоит возле огромного холста. К ней подходит Игорь.
ИГОРЬ
Я тоже так думаю.
МАРИНА(не глядя)
Как?
ИГОРЬ
Михайль у нас действительно гений, без дураков. Был.
Марина оборачивается к нему, и в этот момент мимо протанцовывают Михайль с блондинкой, доносится обрывок его убалтывательного монолога. Блондинка смеется. Рука Михайля гораздо ниже ее талии.
ИГОРЬ
Ничего стоящего он уже не напишет. Выдохся. С гениями, Маринка, это случается сплошь и рядом. Я сам, чувствую, выдыхаюсь на своей чертовой…
МАРИНА
Ну, тебе-то как раз не грозит.
ИГОРЬ
Да ладно, при чем тут я. Просто жалко смотреть на этот идиотский траходром. Перевернул бы уже, что ли, горизонтально…
Марина внезапно дает ему пощечину. Игорь отшатывается, хватается за щеку, задевая локтем холст, и тот гудит, как барабан.
ИГОРЬ
Ты чего?!
Марина молча, с неподвижным лицом, наклоняется, нащупывает на полу у стены жестянку с кистями и так же молча с силой запускает в Игоря. Тот успевает пригнуться, жестянка летит через всю мастерскую, роняя кисти, и врезается в створку открытого окна. Сыплется битое стекло, после паузы раздается женский визг.
Музыка замолкает, гости приходят в движение, нарастает гул бессвязных голосов.
МАРИНА (коротко, Михайлю)
Извини. До свидания.
Быстрым шагом пересекает мастерскую и выходит. Михайль, отпустив блондинку, смотрит Марине вслед, затем поворачивается к гостям и пожимает плечами.
МИХАЙЛЬ
Это Чернобурка. Кто ее знает, тот не удивлен. Остальным бесполезно объяснять.