- Да, вот так получилось, - продолжал гость, - потом меня в Китай послали. А в Москву перевели капитаном первого ранга, но на адмиральскую должность.
- Боже мой! Так ты и есть полковник из Китая?! Мне тебя еще в прошлом году подруга обещала. Садись, Вань. А лучше пойдем гулять по Москве. Можно, ма?
Анна Карповна кивнула и засмеялась от общей радости.
- Если мы до утра прогуляем, я сразу на работу! - уже из-за двери крикнула Александра.
- Хорошо, - громко отвечала Анна Карповна. Села на табуретку и заплакала тихими горькими слезами: так внезапно исполнились ее пожелания.
XVII
6 октября 1948 года в 21. 00 по московскому времени два стратегических тяжелых бомбардировщика Ту-4, переделанные под транспортные самолеты, поднялись с секретного подмосковного аэродрома и взяли курс на Саратов, где им предстояла дозаправка комплекта из 22 топливных баков, размещенных в крыльях четырехмоторных гигантов. Конечно, если бы весь комплект топливных баков (более 11 тонн горючего) был заполнен на сто процентов, Ту-4 смогли бы долететь до цели перелета без промежуточной посадки. Но самолеты были недозаправлены специально, чтобы вес незалитого топлива можно было заместить грузом дополнительных лекарств, перевязочных материалов, медицинской аппаратурой да и самими медиками.
Днем студентку четвертого курса Александру Домбровскую вызвали с лекций на кафедру Папикова, где она продолжала работать лаборанткой на полставки.
- Немедленно домой! Два часа на сборы. Желательно надеть военную форму и сапоги, ордена или планки. Взять все необходимое, как на войну, - шагая взад-вперед по кабинету, отрывисто говорил Папиков. - Сбор в семнадцать ноль ноль здесь. Куда? - останавливаясь посреди кабинета и, меняя тон, спросил он самого себя. - Этого я не знаю, но что-то чрезвычайное. За нами придет машина.
- Неужели война?! - встретила разгоряченную быстрой ходьбой Александру Анна Карповна.
- Непохоже. Но что-то из ряда вон выходящее. Нас никогда так не дергали. В команде Папиков, Наташа, Горшков, я и сам Иван Иванович - наш бывший начальник госпиталя, а теперь замнаркома, извини, замминистра. Надо мне еще по пути забежать на квартиру к Ивану, оставить ему записку. Потом он наверняка придет к тебе, ма, ты ему все объяснишь. А по телефону ему звонить я не стану. Зачем его баламутить?
- Понятно. Ване я все объясню, ты будь спокойна. Как у тебя с ним? - потупившись, спросила Анна Карповна. Вопрос был для нее очень нехарактерный.
- Привыкаю, - не глядя матери в глаза, отвечала Александра, - он хороший, а тем более адмирал, - закончила она с явной самоиронией в голосе.
- Дай Бог, - сказала мать, - человек он чистый, это правда - и тебя любит - это тоже правда…
- Да-да, мамуль, все в порядке! - скороговоркой выпалила Александра, надевая заплечный мешок, привезенный еще с войны и полный сейчас необходимыми пожитками. - Поправь, пожалуйста, лямки на спине. Спасибо.
- Присядем на дорожку, - предложила мать.
Присели на табуретки, помолчали минуту.
- С Богом! - первой поднялась со скрипучей табуретки Анна Карповна, троекратно поцеловала дочь и перекрестила. - С Богом!
О чреве тяжелого дальнего бомбардировщика, приспособленного на скорую руку под транспортный самолет, трудно было сказать "салон". Наверное, правильнее будет говорить "пространство". Так вот, все это немаленькое пространство - шагов тридцать в длину и шагов семь в ширину - было настолько забито всевозможными тюками и коробками, что для людей почти не оставалось места.
- А ну-ка, Натали, давай все быстренько разберем, растыкаем по пустующим углам, - после того как самолет поднялся в воздух и лег на курс, предложила Александра.
Женщины взялись за дело, и вскоре выяснилось, что если уложить все по уму, то для пятерых человек места более чем достаточно.
- Ай, да молодцы, девочки! - похвалил Ираклий Соломонович. - А у меня и выпивка, и закуска!
В новеньком, еще пахнущем заводской краской огромном по тем временам Ту-4 было шестеро членов экипажа и пятеро пассажиров, знакомых друг другу не первый год, что называется, своих людей: три генерала медицинской службы и два старших лейтенанта - операционные медсестры.
- Разрешите, товарищ генерал-лейтенант, фронтовые сто грамм? - обратился Ираклий Соломонович к Ивану Ивановичу.
- Фронтовые не надо, авось не на фронт летим, - весело отвечал Иван Иванович, невольно помолодевший в близкой его сердцу компании. - Фронтовые не фронтовые, а по сто грамм налить можно, - перекрывая шум двигателей, громко добавил генерал.
Красноватым тревожным светом светила одна-единственная лампочка над входом в пилотский отсек, но глаза привыкли к полутьме, и все вполне различали друг друга. Когда нужно было подсветить, Ираклий Соломонович жужжал фонариком-"жучком" и давал свет в нужную точку.
На случай выпивки у Горшкова был припасен не медицинский спирт, а настоящая хлебная водка. Закусывали килькой в томате на кусках черного хлеба, намазанных сливочным маслом. Было очень вкусно.
- Хорошо в своей компании, - растроганно сказал Иван Иванович. - Давайте выпьем за Наташу и Александру.
Хотя пол под ногами зыбко подрагивал, а от потолка до небесной канцелярии было всего лишь несколько миллиметров - а может, и того меньше - дюралевой обшивки фюзеляжа, мужчины встали с тюков и выпили свои стопки молодцевато, от плеча, честь честью.
- Сейчас, когда в Саратове сядем, а потом вылетим к месту назначения, я вскрою конверт, и все станет ясно: куда и зачем? - умащиваясь на своем тюке, сказал Иван Иванович. - Во втором самолете бригада из пятнадцати человек, но это далеко не все мобилизованные, малая толика.
С секретного аэродрома в степи под Саратовом взлетели ночью. Иван Иванович тут же достал из вкусно пахнущей кожей командирской сумки серый запечатанный красной сургучной печатью конверт. Придерживая его на левом колене, протезом кисти левой руки в черной лайковой перчатке надорвал конверт, вынул оттуда единственный листок бумаги.
- Посвети, - велел он Ираклию Соломоновичу. Тот понажимал быстренько свой "жучок" и осветил ярким в полутьме лучом предписание.
- Так. Землетрясение в Ашхабаде силой более девяти баллов по шкале Рихтера. Имеются жертвы. Медперсонал стягивается из Ленинграда, Казани, Ростова-на-Дону, Новосибирска, Алма-Аты и др. Так тут написано, - смущенно улыбнулся старый хирург, волей судеб ставший большим начальником. - М-да, и др-р-р… С настоящего момента и до особых указаний поступаете в распоряжение командующего Туркестанским военным округом генерала армии Петрова И. Е.
- Так это же командующий Четвертым Украинским фронтом! - воскликнула Александра.
- Тот самый, - подтвердил Иван Иванович. - Я в этом марте у него в Ташкенте в командировке был. Дома меня принимал. Да мы с ним еще довоенные знакомцы. - Генерал помолчал и вдруг добавил негромко, но услышали все: - Ребята, у меня вчера сын родился.
Теперь в гуле моторов повисла пауза так пауза.
- Саша, ты аж рот раскрыла! - засмеялся Иван Иванович, впервые называя Александру так по-домашнему. - Староват я, конечно, - пятьдесят шестой год пошел, а вот случилось… Спасибо, жена молодая, на нее вся надежда. Теперь мне долго надо жить, чтобы сына на ноги поставить.
- Ой! Можно я вас поцелую? - Наташа Папикова обняла и расцеловала Ивана Ивановича.
Александра тотчас последовала ее примеру и даже внезапно прослезилась от нахлынувших чувств. Слишком уж было для нее все неожиданно и прямо в точку к ее собственным мечтам и надеждам.
- Наливай, Ираклий! - скомандовал Папиков. - Как назвали парня? - обернулся он к Ивану Ивановичу.
- Еще не решили. Жена решит. Она у меня блокадница. Из всей своей семьи одна выжила. Наверное, в память ее отца - Алексеем.
Выпили за новорожденного.
- А крестить будете? - вдруг вспомнив, как на Сандомирском плацдарме у них в женской палатке перекрестился Иван Иванович, спросила захмелевшая и осмелевшая Александра.
- Здесь все свои. Я бы окрестил, - просто отвечал генерал. - Да как туда сунешься? Мне заказано, а жена никого не знает в Москве.
- Все сделаем! - воодушевленно пообещала Александра. - Окрестим в той самой купели, где Пушкина крестили.
- Спасибо! Ловлю на слове, - сказал Иван Иванович. - Тогда так и решим. Вот здесь решим, на небесах. Ты, Саша, будешь крестная мать, а…
- А я крестный отец, - торопливо вставил Папиков. - Я и беспартийный, и православный. Не сомневайтесь, - и он умело осенил себя крестом.
Если бы не фронтовое братство, то такой разговор между облеченными чинами людьми был бы в те времена просто невозможен… А так и фронт помог, и положение между землей и небом по дороге в тартарары, и хлебная водочка Ираклия Соломоновича.
- А теперь все закрыли глаза и спим! - приказал Иван Иванович. - Спим!
Разморенная водкой компания послушно заснула и спала всласть до тех пор, пока один из членов экипажа Ту-4 не начал побудку.
- Товарищи, просыпайтесь, скоро пойдем на снижение.
- Слушай, а где тут у вас одно место? - свистящим шепотом спросил летчика Ираклий Соломонович.
- Пойдемте, товарищ генерал, а потом другим покажете, - с улыбкой отвечал тот и повел Ираклия Соломоновича в хвост самолета.
Через полчаса уши пассажиров заложило - самолет пошел на снижение.
Приземлились замечательно. За штурвалом Ту-4 был летчик-испытатель высочайшего класса. Выходили из самолета не по трапу, а по складной лесенке с веревочными поручнями. Спускаться было непросто, но все сошли без приключений. Насколько хватало глаз, кругом простиралась темно-серая равнина, залитая еще не жарким утренним солнцем. Как выяснилось позже, они совершили посадку на секретном военном аэродроме в стороне от эпицентра землетрясения. Чего-чего, а секретных военных аэродромов на территории СССР уже тогда было предостаточно.
- Товарищ генерал-лейтенант, с прибытием! - ловко откозырял старший по званию среди встречающих. - Командир разведбатальона подполковник Петров!
- Вольно! - скомандовал генерал и по-свойски обнял молоденького подполковника. - Как отец, Юра?
- Отец в Ашхабаде, приедем - увидите, - отвечал тот, несколько смущенный объятиями московского генерала.
- Знакомься: главный хирург - генерал Папиков, начальник тыла - генерал Горшков, операционные медсестры - старшие лейтенанты Наталья и Александра.
Подполковник кивнул всем по очереди, а при взгляде на Александру его совсем юное лицо вытянулось, и в молодых ясных глазах мелькнуло нешуточное удивление.
- Не удивляйся, мы все фронтовики, - перехватив взгляд подполковника, сказал Иван Иванович. И только тогда Александра поняла, что подполковника удивили ее орденские планки. Таких наград у него не было.
- Я тоже фронтовик, - смущенно пробормотал подполковник Петров, и теперь уже Александра кинула на него изумленный взгляд - слишком молод был подполковник.
Ираклий Соломонович остался дожидаться разгрузки самолетов, а Иван Иванович, Папиков, Наталья и Александра поехали с младшим Петровым на место назначения. Ехали двумя виллисами: в одном Иван Иванович, Александра и Петров за рулем, а во втором - Папиков с Натальей и водитель сержант. Машины были открыты, встречный ветер приятно холодил лица, дорога стелилась под колесами такая ровная, что не чувствовалось тряски. И можно было разговаривать, не напрягая голоса.
- Что нас ждет? - спросил Петрова Иван Иванович.
- Словами не передать, - отвечал тот, - тысячи погибших… Я и на фронте такого не видел.
XVIII
Вольготно расположившаяся на заднем сидении "виллиса", Александра удобно облокотилась о свой снятый с плеч походный мешок с пожитками и с удивительным спокойствием на душе любовалась бегущими по сторонам гладкими темно-серыми землями пустыни, которые подполковник Петров назвал "такырами". Нежась под лучами еще не жаркого солнца, Александра иногда вглядывалась в высокое светлое небо без единого облачка и даже без единой птицы, насколько хватало глаз. А когда она не смотрела в небо и на пробегающие безжизненные пространства по сторонам машины, взгляд ее упирался в бритый затылок юного подполковника, в его молодую, крепкую загорелую шею, и волей-неволей она рассматривала русые волоски на его шее, дышащие молодой жизнью поры его кожи. От сидевшего за рулем подполковника просто-таки веяло неизжитыми силами, и каждый волосок на его открытом ветру затылке, казалось, источал радость существования.
"Октябрь, а такая теплынь - красота! - подумала Александра, устав разглядывать затылок юного комбата и смежая веки. - Какая здесь благодать, не то что в Москве! Как там моя мамочка? Наверное, молится за меня…"
Молодой Петров погнал машину быстрей. Их разговор с Иваном Ивановичем относило встречным ветром, и до Александры долетали только обрывки: "…Гарнизон почти весь… кричат до сих пор… грузовиков много - ими спасаемся… мечеть… ЦК партии… электростанция… сортир круглый… тюрьма - две стенки… на гробы досок столько нет… отец велел в мешки…" В конце концов Александре надоело прислушиваться и она заснула. Ее разбудил неприятный запах серы.
- Фу, какая вонь! - громко сказала Александра.
- Разве это вонь?! Это запах! - обернулся к ней от руля подполковник. На его загорелом лице просияла белозубая мальчишеская улыбка. - Здесь недалеко серные рудники - оттуда ветром наносит. Сейчас отъедем - перестанет, - продолжал Петров. Чувствовалось, что ему приятно разговаривать с Александрой и потому, что она хороша собой, и потому, что фронтовичка, да еще и при таких орденах. - А вон и железка рудниковская блестит, - кивнул он направо, - от основной ветки прямо на рудники отходит колея. Там грузят и в Россию гонят платформы с серой.
Александре невольно вспомнились станция Семеновка, Дяцюк, тендер, в котором она ехала до Москвы. Она даже открыла было рот, чтобы сказать, что составы с серой ей знакомы, но подполковник опередил ее.
- А во-о-он блестит! - указал он рукой. - То основная ветка, она с северо-запада идет прямиком на Ашхабад. Присмотритесь, здесь она еще целая, а ближе к городу рельсы узлами завязаны, вокзал на земле лежит… Мы с северо-запада и подъезжаем, километров тридцать осталось… Я поднажму. - И Юрий Петров утопил педаль газа.
Александра представила себе лежащий на земле вокзал с вывеской "Ашхабад", блестящие под солнцем, завязанные узлом рельсы и подумала: "Фантазирует парень с перепугу - у страха глаза велики". Она еще раз вгляделась в беззащитный затылок комбата и опять задремала под нежными лучами благословенного солнышка в шуме встречного ветра от быстрого хода машины, несущейся по идеально ровной поверхности земли, которая казалась такой прочной, такой надежной…
Александра проснулась от того, что встречный ветер вдруг сошел на нет. Машина приостановилась.
Подполковник Петров разговаривал с вышедшим из встречного студебеккера лейтенантом, разводящим патрульных, которых он развозил по степи.
- Приказано ставить патрульных через каждые сто метров, в два кольца. Вся тюрьма бежала, только рецидивистов две шайки, - доложил лейтенант. - Многие вооружены: отделения милиции ограблены. Говорят, есть даже переодетые в милиционеров. Ну ничего, мы такое оцепление выставим, не то что мародер, мышь не проскочит.
- Я в курсе, - прервал словоохотливого лейтенанта молодой Петров. - Исполняйте! - и он взял под козырек, забыв, что без головного убора, что пилотка заткнута у него под погон на левом плече.
- Есть! - козырнул в ответ лейтенант, гордый тем, что поговорил с сыном командующего, и направился к студебеккеру, в крытом брезентом кузове которого было довольно много вооруженных солдат со скатками шинелей через плечо.
- А шинели им зачем в этой жаре? - спросила Александра.
- Тут пустыня: днем жара, а ночами холод, - с готовностью обернулся к ней подполковник. - У солдат и сухой паек, и боекомплект, и санпакет - все при себе. Это не мои, это четвертый батальон, а мой батальон в городе разгребает…
- А-а, - произнесла Александра, не очень поняв, что может разгребать в городе целый батальон. Тогда ей и в голову не могло прийти, что "разгребают" много батальонов, а не один батальон подполковника Петрова.
Молодой Петров погнал машину быстрее, и Александра не стала его ни о чем расспрашивать. Не спалось. Сквозь ресницы полуприкрытых век она смотрела, как медленно наплывает им навстречу Ашхабад. Как сказал еще в самолете Папиков, в переводе с персидского Ашхабад - город любви. Сначала казалось, что приближается действительно город. Почти все деревья были целы, и издали их можно было принять за силуэты строений, но чем ближе подъезжали они к Ашхабаду, тем отчетливей становилось видно, что домов между деревьев нет… Они действительно лежат на земле разновысокими грудами, а все деревья в желтовато-белесой пыли, и такая же пыль на дороге… Пухлый, проседающий под колесами слой пыли…
Подполковник не въехал в сам город, а погнал машину по краю. Он сделал это нарочно, чтобы его пассажирам поменьше бросались в глаза тягостные подробности.
- Какие прямые улицы, и сколько солдат на развалинах! Что они там делают? - спросила Александра Юрия Петрова.
- Людей вытаскивают, - сухо отвечал тот, - чаще мертвых, иногда живых. А улицы прямые потому, что город застраивался в конце прошлого века по генеральному плану. Одни улицы идут параллельно хребту Капет-Дага, а другие - строго перпендикулярно к ним. Удачно получилось: почти весь парк автомобилей остался в сохранности. Грузовики или под открытым небом стояли, или в фанерных гаражах - все целенькие. Ими спасаемся, а со вчерашнего вечера и войсковая техника подходит. Объявлена полная мобилизация… Работы много, сами увидите.
Хотя машина и шла краем города и молодой Петров гнал ее на большой скорости, Александра все же не могла не увидеть, как много тел лежит по обочинам улиц.
- Это все мертвые? - прикоснулась она к правому плечу Петрова.
- Нет, вперемежку, - отвечал тот, - так лучше. Когда было приказано по одной стороне класть живых, а по другой - погибших, то иногда путали. А так - никакой путаницы.