– Во все времена Помпеи служили объектом пристального внимания специалистов и любителей античности благодаря своей уникальности: римский город сохранился до наших дней в первозданном виде, как будто еще вчера по этим улицам ходили люди и кипела торговля на городском рынке. В тысяча семьсот восемьдесят седьмом году Помпеи посетил Иоганн Вольфганг фон Гёте и сожалел, что к раскопкам не привлекли умелых немецких шахтеров. А в тысяча восемьсот тридцать третьем году выдающийся русский художник Карло Павлович Брюллов создал живописное полотно "Последний день Помпеи" – четыре с половиной на шесть с половиной метров, если считать без рамы. Из литературных произведений, посвященных Помпеям, больше известен роман Булвера-Литтона, меньше – Ингмара Кляйна…
– В связи с чем, – открыла дебаты Юлия Феликс, – у меня два вопроса к докладчику. Первый! Почему вы постоянно упоминаете о себе в третьем лице?
– А мог бы и в пятом, если учесть, что совсем недавно развелся! – ответил я.
– И как это связано с вашим семейным положением? – уточнила Юлия Феликс.
– Ну, первая жена не сомневалась, что я отъявленная скотина, – охотно пояснил я. – Вторая жена…
– Понятно, – кивнула Юлия Феликс. – Дальше можете не продолжать. Поэтому плавно переходим к другому вопросу… Где вы начитались подобной белиберды о Помпеях?
– Справочная литература, – торжественно объявил я. – Письма Плиния Младшего, адресованные Тациту; "Прогулки русского в Помпеи" – сочинение Алексея Левшина, изданное в тысяча восемьсот сорок третьем году; и "Помпеи" Марии Ефимовны Сергеенко. Можно еще почитать "Археологию Крита" Пендлбери, но это необязательно…
– И что же, по-вашему, происходит в Помпеях теперь? – с подвохом, как мне показалось, спросила Юлия Феликс.
Однако и тут я блеснул эрудицией.
– Современные Помпеи населяет около тридцати тысяч жителей! – гордо сообщил я, как будто сам принимал участие в преумножении поголовья и добился потрясающих результатов.
– Простите, что делают жители? – оживилась Юлия Феликс.
– Населяют! – подчеркнул я.
– Жаль, – заявила Юлия Феликс. – Мне послышалось, что…
– И заняты обслуживанием туристов, – быстро добавил я.
– Уже лучше, – откликнулась Юлия Феликс. – И где находится этот райский уголок?
– В двадцати пяти километрах от Неаполя, – озадаченно произнес я. – Неподалеку от древних Помпей и места проведения раскопок… А в чем, собственно говоря, дело?!
Конечно, женщина может потерять что угодно. Перчатки, невинность, свои иллюзии, кредитную карточку, лучшие годы жизни с этим подонком, зажигание в автомобиле, розовые очки, упругость в теле, пять килограммов за три месяца, бдительность после текилы. Я видел дамочку, которая уверяла, что в молодости была приблизительно одного роста с Анной Курниковой, а с возрастом утряслась до полутора метров в диаметре… Но впервые я встретился с женщиной, которая потеряла свою гостиницу.
– Дело в том, – пояснила Юлия Феликс, – что Помпеи, как оказалось, находятся в Италии. А у вас заграничный паспорт с визой имеется?
– Нет! – обомлел я.
– Тогда нам следует заручиться поддержкой контрабандистов, – невозмутимо заметила Юлия Феликс. – И выходить затемно!
– По суше?! – как ненормальный, воскликнул я. – В смысле… Вы умом повредились?!
– Морем, – успокоила меня Юлия Феликс. – Я хорошо знаю местные промыслы и надежных людей. Они регулярно снабжают меня товарами.
– Но это же черт знает что! – заявил я. – Если подумать!
– Возможно, – кивнула Юлия Феликс. – Но я беру только водку, икру, валенки и матрешки! В Помпеях такого ассортимента днем с огнем не найдешь!
И ласково потрепала меня по колену, мол, не расстраивайтесь, все неприятности еще впереди. А небольшая прогулка с контрабандистами на запредельную территорию писателю не повредит.
Однако я так и вышел из самолета с раззявленной пастью, поскольку никак не мог оправиться от изумления – насколько ловко меня облапошили и вовлекли. Кстати, Юлия Феликс была натуральной и весьма соблазнительной брюнеткой, что не оставляло мне выбора – участвовать или не участвовать в этой авантюре…
Книга II
Евтерпа
Гетеры же в Навкратисе вообще отличались особенной прелестью. Эта, о которой здесь идет речь, так прославилась, что каждый эллин знает имя Родопис. После Родопис была еще некая Архидика, которую также воспевали по всей Элладе, хотя о ней было меньше толков, чем о Родопис. А когда Харакс, выкупив Родопис, возвратился в Митилену, то Сапфо зло осмеяла его в одной своей песне. Впрочем, о Родопис довольно…
Геродот
И вот на другой вечер обрядили меня в мундир полицая, дали напарника со словами и оставили за кулисой – ждать своего выхода… А сотоварищ мой по несчастью оказался блохастым, да вдобавок не из актерского цеха и племени. То есть чешется, нервничает и поскуливает. Я за него тоже переживаю, ведь, можно сказать, дебютируем вместе, но ответственность разная. У партнера роль со словами, а у меня – без слов.
– Может, он в туалет хочет?! – интересуюсь я у гримерши.
– Вот у него и спросите, – отвечает она. – Что вы по пустякам меня беспокоите?
– А если он текст забудет? – не унимаюсь я.
– А суфлер для чего?! – отмахивается гримерша. – Сразу видать, что вы дилетанты и партера не нюхали!
Тут мой напарник то ли решил отрепетировать роль со словами, то ли партер перепутал с апортом, но – как подпрыгнет! Как зарычит на гримершу! То есть вошел, понимаешь, в образ немецкой овчарки, когда до этого был непонятно какой породы. Рылся у мусорного бачка за театром. Там его и ангажировали!
– Держите своего партнера! – верещит гримерша. – А то намордник ему надену!
– Как же он будет реплики подавать?! – удивляюсь я.
– А вы для чего?! – намекает гримерша. – Здесь, господин хороший, не Голливуд! Дублеров нетути!
– Вы что же, мне предлагаете гавкать на партизан?! – возмущаюсь я.
– Не гавкать, а выручать партнера! – возражает гримерша.
Тут на мою закулисную перепалку с гримершей из недр Театра оперы и балета имени Голопупова является главный режиссер и говорит:
– С этого места, пожалуйста, еще раз!
– Чего-чего? – переспрашивает гримерша.
– Озвучьте авторскую ремарку, – таращится на нее режиссер. – Лай возмущенных собак. Шум негодующей толпы! – И поясняет: – В данный момент партизан ведут на расстрел! По ходу пьесы, разумеется…
После чего он снова исчезает в недрах театра, а мы с гримершей продолжаем скандалить, но вяло. Не от души, а по долгу службы. Да и партнер мой, как только увидел главного режиссера, вышел из образа и завалился на спину, мол, я издох!
– Вы знаете, – говорю я гримерше. – Мне тоже как-то не по себе!
– Известное дело! – отвечает гримерша. – Это мандраж! Но есть актерское средство, проверенное веками!
И достает непонятно откуда большую бутыль с жидкостью отвратительной по первому впечатлению. И по второму, как оказалось, тоже.
– Вот, – сообщает гримерша, – специальный коктейль из нашего театрального буфета! По рецепту Шаляпина! Только не увлекайтесь!
Как я выхлебал половину бутылки – не знаю, как занюхал полицайским мундиром – не помню, но обязательно плюну гримерше в морду, как встречу. Потому что адская смесь была не рассчитана для дебюта…
Короче говоря, администратор командует: "Фашисты, вперед!", а мой напарник по-прежнему в оцепенении, и даже блохи на нем замерли и призадумались. Вот что мандраж с актерами делает!
– Тащите его на сцену за поводок! – советует гримерша. – А то всех партизан без вас расстреляют!
– Как тащить?! – интересуюсь я. – Кверху брюхом?!
– Фа-ши-и-и-сты! Впе-ре-о-о-од! – надрывается администратор. – Впе-ре-о-о-од! Фа-ши-и-и-сты!
Ну, делать нечего – выходим на сцену. Точнее сказать, выхожу только я, а партнер выезжает за мной на веревочке…
Овации неистовые! Как будто раньше никто из зрителей не видел пьяного полицая с дохлой собакой. Партер аплодирует стоя, ложи первого яруса бьются в истерике, а галерка требует повторить мой выход на бис! И как признался мне главный режиссер после спектакля, такого успеха местный Театр оперы и балета имени Голопупова еще не знал. Словом, дивертисмент!
Труппа в полном составе держится из последних сил, чтобы от хохота не загреметь в оркестровую яму. Ибо момент по ходу пьесы самый драматический! Фашисты прижали партизан к декорациям и готовы стрелять, а унтерштурмфюрер команды такой не дает и ведет себя несколько странно. Вылез на авансцену и причитает:
Бесконечно унылы и жалки
Эти пастбища, нивы, луга,
Эти мокрые, сонные галки,
Что сидят на вершине стога…
То есть закатил глаза, как пономарь, и декламирует стихотворение Некрасова. Вдобавок напарник мой, паразит, как только грянули аплодисменты – приоткрыл правый глаз, что ближе к зрителям, и снова сощурился. Тоже мне, Дездемона в последнем акте – лежит кверху брюхом и улыбается! Как будто ему тут "Ковент-Гарден", а не Театр оперы и балета имени Голопупова! Я полагал, грешным делом, что бобик действительно издох, и собирался пустить шапку по кругу, мол, "добрые люди, подайте на гроб дворовому артисту! Он верно служил Мельпомене!". А этот прощелыга, как оказалось, вместо дебюта устроил себе бенефис, скотина!
Суфлер из будки подсказывает: "Поднимайте пса! Иначе этот бедлам никогда не закончится!" А как?! Ведь собака не стул на четырех ножках – взял и поставил, а божья тварь, прости господи!
Сперва я воззвал к его совести. "Вставай, – говорю, – Охлопков! Что же, мне одному здесь отдуваться?!" И пнул пару раз, для ясности, как трагедийный актер трагедийного актера. То есть замах по высшей тарификации, а исполнение – на деноминированную копейку. Ну, зрительный зал, конечно, взорвался аплодисментами, что моему партнеру совсем не понравилось. Во всяком случае, он прекратил улыбаться, щелкнул зубами и ухватил меня за штанину. Я говорю: "Ты зачем театральный костюм зажевываешь? Им занюхивать надо!" А тот волочится за мной по сцене и полштанины уже заглотил.
Партизаны с фашистами рыдают в обнимку, партер корчится в судорогах, один унтерштурмфюрер еще кое-как держится. Только с Некрасова перешел на псевдо-Есенина:
Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую шавку не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую московскую погоду!
Но тут проклятая скотина все-таки стащила с меня штаны, и они упали на сцену с неподобающим грохотом. Потому что в одном кармане там находилась бутыль с напитком Шаляпина, а в другом – автоматический восьмизарядный пистолет марки "Вальтер"…
Местный еженедельник посвятил этому событию целый разворот, где я красовался на фотографиях: сверху – в немецком кителе образца сорок второго года, а снизу – в семейных трусах по колено из магазина "Гостиный двор". Статья называлась "Промышленное производство в Великобритании продолжает сокращаться!". Конечно, верстальщику дали по шее за перепутанные заголовки, но в целом текст я запомнил…
"На этой неделе в Театре оперы и балета имени Голопупова с большим успехом давали пьесу "Бурная стремнина" местного краеведа Ивана Иванова. И не даром! Вот уже два сезона "Стремная бурнина" (тут верстальщика догнали и врезали ему еще раз) не сходит с подмостков нашего театра! И не даром! Но в последнее время внимание зрителя стало ослабевать, и главный режиссер пригласил на роль полицая молодого столичного актера. И не даром! С его участием пьеса обрела второе дыхание и устремилась дальше, а на сцене вдруг обнажился подлинный облик фашистского наймита. И не даром! Хочется также отметить роль немецкой овчарки в исполнении местного пса по кличке Охлопков и пожелать дальнейших успехов главному режиссеру театра! И, если можно так выразиться, не зря, дорогие театралы, русский поэт Михаил Юрьевич Лермонтов написал: "Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спаленная пожаром, французу отдана?"".
Конечно, в последнем предложении Лермонтов выглядел как "не пришей кобыле хвост", но в целом статья носила позитивный характер. Ведь не даром (!) брательник мой чудесным образом исцелился и еще несколько лет таскал Охлопкова на веревочке…
* * *
Адлер встретил Юлию Феликс ведрами, а меня – проливным дождем… Как только мы получили багаж – два чемодана и мою спортивную сумку, – я неосмотрительно вышел из помещения и принялся ловить такси. Тут все хляби небесные и разверзлись над моей головой. А как только слегка прояснилось, стало понятно, что я попал под единственную в Адлере поливальную машину.
– Вы случайно не знаете, – спросил я у Юлии Феликс, когда та подоспела к месту происшествия, – почему ясная и сухая погода зовется у нас ведро?
– Потому что оно вам сигналило! – сказала Юлия Феликс. – А вы рот раззявили и ни с места!
Она оглядела меня критически, как нянечка ползунковую группу, а я продолжал выпендриваться, как памятник Владимиру Маяковскому – с широко расставленными ногами, поскольку проветривал штанины. И, словно тот же памятник, провоцировал голубей, вроде слабительного.
– А разве до моря было не потерпеть? – осведомился водитель такси, когда насладился этой картиной.
Он тихо припарковался рядом и теперь дожидался, пока я обсохну под жарким южным солнцем.
– Лучше проваливай! – посоветовала ему Юлия Феликс. – Тут не шапито!
– А то могу подвезти по двойному тарифу, – не унимался настырный водитель.
– Мне просто-таки интересна ваша логика, – ответила Юлия Феликс. – Почему по двойному?
– Потому что у меня такси, а не прачечная, – охотно пояснил водитель. – Но я готов закрыть на это глаза.
– Спасибо за участие, – поблагодарила его Юлия Феликс. – Но скоро за нами придет машина.
– Ага, – согласился водитель. – Мусоросборочная!
Однако быстренько отвалил, потому что Юлия Феликс пообещала проколоть ему шины.
– Вы зря запугали местное автопредприятие, – посетовал я, как только такси скрылось из виду. – Теперь придется идти пешком да еще тащить за собой неподъемные чемоданы. Откуда у нас машина?
– Покуда вы принимали душ, я позвонила своим знакомым контрабандистам и обо всем договорилась, – сообщила Юлия Феликс. – А вот и транспорт, – добавила она и кивком указала на темно-синий "фольксваген", что подруливал к нам со стороны аэропорта.
– Оперативно, – отметил я, не обращая внимания на глупую шутку по поводу душа. – И все-таки интересно – как нас доставят в Помпеи?
– Через Боспорский пролив и Дарданеллы, – пожала плечами Юлия Феликс. – Как же еще? Но лучше не вникать в технические детали и нашим контрабандистам таких вопросов не задавать. Не то меня изнасилуют, а тебя вздернут на рее.
– Радужные перспективы, – согласился я.
А Юлия Феликс тем временем продолжала:
– Или меня выбросят в море, а тебя изнасилуют.
Как я понял, эти контрабандисты были весьма неразборчивы в своих половых связях.
– Первый вариант меня больше устраивает, – усмехнулся я. – Но хорошо бы остаться молодоженами, если уж мы перешли на "ты".
– Хочешь выпить на брудершафт? – с готовностью отозвалась Юлия Феликс. – Тогда я согласна остаться в молодоженах.
– А брачная ночь будет? – вовремя спохватился я.
– Будет-будет, – успокоила меня Юлия Феликс, – если не стошнит. Ты хорошо переносишь качку?
– Бортовую или носовую? Сверху или снизу? – деловито уточнил я.
На что Юлия Феликс только фыркнула. Кстати, я тоже многое слышал о "Камасутре", но запугивать себя не позволю! А контрабандисты и правда выглядели устрашающе…
Я даже слегка попятился, когда из темно-синего "фольксвагена", как из гроба, вылезла девушка, одетая в стиле "гот", или "вандал", и уставилась на меня черными глазенапами.
– Ида, – представилась она, – контрабандист и гладиатор.
Для тех, кто не видел подобных девушек, а-ля племянница графа Дракулы, даю краткую характеристику: жуть! Какая-то замысловатая татуировка на левом плече, в виде гадюки; короткая стрижка каре, что называется – ворон ворону глаз не выклюет; высокие ботинки из гардероба морских пехотинцев; кожаные штаны в обтяжку и такой же квинтэссенции топ. А если упомянуть про макияж, как у енота, и косметические средства всех болотных оттенков…
– Я хочу, чтобы меня похоронили по христианскому обряду, – решительно заявил я. – Только скажите, как переводится имя Ида? Аделаида?
– Изида, – ответила девушка, – или Исида, кому как удобнее.
– Час от часу не легче, – насупился я. – А гладиатор – это профессия или прикол?
– Хотите попробовать? – осведомилась любезная Исида.
– Воздержусь, – на всякий случай отказался я. Потому что предположил, чем занимаются девушки в армейских ботинках. У них своеобразное хобби – поджаривать современных писателей на медленном огне. Во всяком случае, я бы этому не удивился.
– Ну, – обратилась ко мне Юлия Феликс, – ты все выяснил, дорогой?
Причем после эпитета "дорогой" Исида смерила меня взглядом, словно я был родом из города Секонд-Хенд, что переводится как Урюпинск.
– Я сяду вперед, чтобы пощебетать с Исидой, – сказала Юлия Феликс. – А ты, дорогой, забирайся на заднее сиденье.
Тут меня оценили вторично и списали в утиль. Поэтому я решил, что лучше поеду в багажнике, но туда, как нарочно, засунули чемоданы Юлии Феликс.
– А сколько вам лет? – спросил я у Исиды.
– Не обращай внимания, – посоветовала Юлия Феликс. – Этот вопрос он задает всем.
– Мне восемнадцать, – сообщила Исида. – Мы ровесницы с Юлией Феликс.
– Ну-ну, – пробурчал я и, как было велено, забрался на заднее сиденье, чтобы не препираться по мелочам.
Однако никак не рассчитывал, что Юлия Феликс сядет за руль.
– Ты управляешь автомобилем? – удивился я.
– А еще пью, курю и занимаюсь садомазохизмом, – призналась Юлия Феликс. – Да здравствует утро после первой брачной ночи!
Она вставила ключ в замок зажигания, пристегнула ремень безопасности и рванула с места, а я подумал, что, наверное, зря так доверяюсь женщинам и автомобилям…
Однажды я отправился в гости к даме и забыл ее предупредить о своих намерениях… А надо сказать, что этот сексуальный объект находился под неусыпным контролем. Рыцари-тамплиеры, собираясь в поход, надевали женам смирительные рубашки и с криками "На Иерусалим!" скакали в указанном направлении, а моему объекту муж из Японии притащил специальные трусы. Которые, по утверждению узкоглазых разработчиков, могли контролировать пульс и температуру тела да вдобавок отсылать сообщение на мобильный телефон ревнивого супруга. Мол, "Внимание-внимание! Уровень гемоглобина у вашей суки-сан опасно повысился!". И, как хвалился чужими научно-техническими достижениями муж, найти и обезвредить в трусах этот передатчик было практически невозможно…
– Ты чего приперся? – спросила дама сердца, как только открыла мне дверь. – Я с десяти утра под сигнализацией!
Однако я интеллигентно соврал, что забежал выпить чаю и ни о каком разврате даже не думал.
– Зато я теперь думаю, – заявила дама. – И чувствую, что муж получит сейчас телеграмму.