- Она сама просила вас никогда не напоминать ей о нем?
- Да нет. Просто я не видел причин заводить с ней об этом разговор. Чтобы услышать, что она все еще любит его, стоило ли начинать?..
- У вас такой характер: вы всегда избегаете говорить о вещах, способных причинить вам боль?
- Да, такой уж я уродился.
- А вы знали, что из-за него она пыталась покончить с собой? Бросилась в пруд…
- Я узнал об этом уже после нашей свадьбы.
- Каким образом?
- В те времена я был активистом одной политической партии. Эти воспоминания связаны у меня с политикой, потому что как раз один парень родом из Кагора, с которым я случайно тогда познакомился, и рассказал мне эту историю. Когда занимаются партийными делами, редко говорят о личном. Так что мы быстро сменили тему.
- И после этого вы ни разу не попытались заговорить об этом с ней?
- Нет, ни разу.
- И ваши отношения никак не изменились?
- Нет, изменились, и, само собой, в худшую сторону. Теперь я знал, что, брось я ее, уж из-за меня-то она никогда не наложит на себя руки…
- А вам никогда не приходило в голову и вправду сделать это?
- Приходило, но ни разу достаточно серьезно, чтобы осуществить это на самом деле.
- Скажите, а прежде чем вы узнали об этом, могло ли вам прийти в голову, что она из тех женщин, которые способны наложить на себя руки?
- Узнав об этом, я не слишком-то удивился. Стало быть, наверное, в глубине души подозревал, что способна. Но вот чтобы она совершила это… этот кошмар - нет, мне бы и в голову не пришло.
- Вы уверены?
- …
- И все-таки почему вы так и не расстались с нею?
- Все, в чем я мог упрекать ее, не было достаточно веским мотивом для развода. Да, она была нерадивой хозяйкой, но ведь к нам переехала Мария-Тереза, и это перестало быть проблемой.
В такие минуты я пытался воскресить в памяти всю нашу с ней жизнь. Был период, когда я еще слишком любил ее, чтобы бросить, - это тогда я больше всего страдал от ее равнодушия. Потом многие годы - у меня уже появились другие женщины - равнодушие ее, вместо того чтобы причинять мне боль, напротив, нравилось мне, еще больше привязывало к ней. Тогда она время от времени даже кокетничала со мной. Порой вечерами вела себя как незнакомка, изображала из себя случайную гостью. Она долго сохраняла миловидность, изящные манеры, улыбку молодой девушки. Потом все это кончилось, ушло навсегда.
- Вы оформили свой брак на правах раздельного владения имуществом, ведь так?
- Да, это была моя идея.
- А вы не боялись, что с ней что-то случится, если вы вдруг ее бросите?
- Нет, ничуть. Уверен, она бы вернулась в Кагор. Скорее всего, в ту же самую молочную лавку. Так что мне совершенно не о чем было беспокоиться.
- Между вами никогда не было разговоров о разводе?
- Нет. Я ни разу не заговаривал с ней об этом. Может, все дело было в том, что я так и не встретил женщины, которую бы полюбил настолько, чтобы расстаться с ней. Пару раз мне казалось, будто я нашел такую женщину, но теперь, на расстоянии, понимаю, что никогда ни одну женщину не любил так, как любил ее. Она этого не знает.
- А прежде чем жениться на ней, вы знали о существовании того, другого мужчины?
- Да, знал от нее самой. Она не сказала мне, что они жили вместе. Но все же я знал о его существовании еще до женитьбы. И еще о том, что она была с ним очень несчастлива. Я решил закрыть на это глаза. Ведь нельзя же требовать от тридцатилетней женщины, чтобы у нее не было никакого прошлого. И потом, я так хотел, чтобы она стала моей, что был готов закрыть глаза на что угодно, только бы заполучить ее для себя.
- А разве вы не могли бы жить с ней просто так? Не оформляя брака?
- Не знаю, тогда мне это как-то и в голову не приходило. С тех пор прошло уже двадцать четыре года. Будто другая жизнь.
- А сейчас, оглядываясь назад, вы не жалеете, что женились на ней?
- Какая разница, жалею я или нет, ведь все равно уже ничего не вернешь…
- Но все же ответьте, жалеете или нет?
- Я жалею обо всем, что сделал.
- Но насчет нее больше, чем обо всем остальном, не так ли?
- Да нет. Я пережил с ней такие счастливые мгновения, разве о таком можно жалеть… Из всего, что я могу вам рассказать, вас ведь интересует только она одна, разве не так?
- Не стану отрицать.
- Только из-за убийства?
- Вернее было бы сказать, что это убийство привлекло мое внимание к ней, заставило заинтересоваться ею.
- Потому что она не в себе?
- Скорее потому, что я увидел в ней человека, который так и не смог приспособиться к жизни.
- А то, что вы узнали от меня, навело вас на какое-то объяснение мотивов преступления?
- На несколько объяснений, отличных от тех, что приходили мне в голову до нашего с вами разговора. Но я не вправе выбрать одно из них, чтобы опубликовать в своей книге.
- Какая разница, это всего лишь слова. Все равно теперь уже ничего не изменишь.
- Вот только что вы сказали: "Какая разница, это всего лишь слова. Все равно теперь уже ничего не изменишь". Это ведь ваша обычная манера говорить, я прав?
- Думаю, да, я говорю, как привык. Может, немного по-дурацки, но такой уж уродился…
- Почему вы так сказали? Машинально, как и многое другое?
- Да, пожалуй.
- Должно быть, она никогда не говорит таким манером?
- Нет, никогда. Она никогда не размышляет о жизни.
- А были ли другие причины, по которым вы так и не решились с ней развестись?
- Какой смысл - столько мужчин вокруг были еще более несчастливы, чем я. И потом, признаться, с ней я чувствовал себя свободным. Она никогда не задавала никаких вопросов. Такой свободы у меня не было бы ни с кем, ни с одной другой женщиной. Понимаю, это не самый блестящий предлог оставаться с женщиной, зато чистая правда. Теперь, когда все уже позади, могу сказать кому угодно, мне все равно: если уж я изменял ей, женщине, которую так любил, то наверняка изменял бы и любой другой, только не так свободно. Вот что я думал. Как видите, я не строил себе никаких иллюзий.
К тому же, как я уже говорил, она еще очень долго оставалась для меня привлекательной… Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду, это было сильнее меня.
Как-то раз в той же самой политической партии я встретил одну молодую женщину, с которой мне захотелось жить вместе. Она была свободна и очень мне нравилась. Моложе меня, но ей это было безразлично - тем более что в те годы я еще выглядел моложе своих лет. Наша связь длилась два года.
Я часто говорил Клер, будто еду в командировку, а на самом деле проводил время с ней. Один раз мы поехали с ней на Лазурный берег. Две недели. В Ницце. Мы договорились, что после этой поездки я приму решение - либо оставить Клер, либо порвать с этой женщиной. Я порвал с ней.
- Почему?
- Сам не знаю, может, потому, что эта женщина ужасно ревновала меня к Клер и все мои признания насчет нашей с ней жизни использовала потом, чтобы убедить меня оставить ее.
А может, слишком привык к Клер, ведь она никогда ничего от меня не требовала, ровным счетом ничего. Я назвал вам другие причины, кроме тех, о которых уже говорил - моя свобода и моя привязанность к ней.
- А вы никогда не пытались… у вас никогда ничего не было с Марией-Терезой Буске?
- Не могу сказать, чтобы это ни разу не приходило мне в голову… но не более того. Я не из тех мужчин, кому нравятся приключения такого сорта.
- Приключения такого сорта?..
- Я хотел сказать, с женщиной, которая работает у меня в доме и к тому же кузина моей жены. Думаю, вам уже говорили, что с Марией-Терезой все было очень просто, никаких проблем.
- Да, мне говорили, будто ее по вечерам часто видели в лесу с португальцами. И что, неужели у нее ни разу не было ни одной постоянной связи?
- Да нет, какие уж там постоянные связи… При ее-то немоте и глухоте…
- А с Альфонсо?
- Вряд ли, хоть и не берусь утверждать наверняка.
- Если бы вас спросили, какую роль сыграли вы в жизни Клер Буске, что бы вы на это ответили?
- Признаться, никогда не задавал себе подобного вопроса.
- Конечно, этот вопрос не имеет большого смысла. Но все равно ответить-то можно.
- Я не знаю, какую роль играл в ее жизни. Понятия не имею.
- А что бы с ней стало, если бы вы на ней не женились?
- О, не я, так нашелся бы кто-нибудь другой. Она ведь и вправду была на редкость мила. И жила бы точно так же. Уж в чем в чем, а в этом-то я абсолютно уверен. И точно так же охладила бы пыл любого мужчины, который бы оказался на моем месте. Скорее всего, рано или поздно ее бы бросали, но она быстро находила бы замену. Это уж точно. Помните, я говорил вам, что она солгала мне насчет кое-каких фактов своего прошлого?
- Да, помню.
- Так вот, я имел в виду именно это: что до нашего знакомства у нее было полно любовников.
- Сразу после того, как она пыталась наложить на себя руки?
- Да, это продолжалось два года. Я понятия об этом не имел, узнал только после женитьбы.
- Она солгала вам? Или просто никогда не заговаривала об этом?
- Разумеется, она никогда не заговаривала со мной об этом, с чего бы ей затевать такой разговор, но потом я как-то сам задал ей вопрос, но она все отрицала. Понятия не имею, почему…
- Выходит, вам случалось говорить с ней о ее прошлом?
- В тот раз да. Это случилось пару недель спустя после нашей женитьбы. А потом… больше уже никогда.
Так вот, отвечу на ваш вопрос: кто-нибудь другой… да что там, многие другие на моем месте думали бы, будто, женясь на ней, выступают в роли этаких спасителей и якобы именно в этом-то и заключается их роль в ее жизни… Само собой, единственная, какую им суждено в ней сыграть…
- А самому вам такие мысли никогда не приходили в голову?
- В худшие минуты - да. Я даже делился этим с другими женщинами. Но я лукавил. Знал, что нет никакого смысла спасать человека, которому глубоко наплевать, спасут его или нет. И потом, от чего бы, интересно, я мог ее спасти? Что мог бы дать ей? Я без всякого предубеждения отношусь к шлюхам или женщинам, зарабатывающим себе на жизнь как придется.
Даже если бы на ней так никто и не женился, она бы до самой старости продолжала спать с кем попало и до одури работать в своей молочной лавке. Ну, и что бы от этого изменилось в ее жизни? Теперь мне кажется, что хуже бы ей не стало.
- А может, так для нее было бы даже лучше?
- Ах, знаете, такая жизнь или любая другая, какая ей разница, она всем была довольна. Ничто не могло ее изменить - и рано или поздно все закончилось бы этим кошмаром, жила бы она со мной или с кем-то другим, все равно преступление было неминуемо, в этом я абсолютно уверен.
Даже с этим полицейским из Кагора, уверен, у нее не было ни малейшего представления, как именно ей хотелось бы жить вместе с ним, иначе говоря, какой образ жизни она предпочла бы всем остальным.
- Виорнцы, местные лавочники, соседи, все в один голос говорят, что между вами никогда не было никаких размолвок или ссор.
- Это правда, ничего такого между нами и близко не было. А что они еще говорили?
- Говорили, что у вас действительно были связи с другими женщинами, даже здесь, в Виорне. Но что ваша жена относилась к этому совершенно спокойно.
Скажите, а до того, как в доме появилась Мария-Тереза Буске, она все-таки хоть что-то делала по хозяйству?
- Делала, но, понимаете, без всякой охоты. Убиралась она очень чисто. Но стряпуха из нее всегда была никудышная.
- А после приезда Марии-Терезы она уже вообще ничего не делала по дому?
- С каждым годом все меньше и меньше.
- Но все-таки что именно?
- Через день ходила за покупками. Убирала свою комнату. Только свою. Всю жизнь, каждый день, старательно, до малейшей пылинки. Даже чересчур. Долго приводила себя в порядок, мылась, одевалась, причесывалась. Это занимало у нее каждое утро никак не меньше часа.
Многие годы любила подолгу гулять - здесь, в Виорне, или в Париже. Ходила в Париже в кино. Или отправлялась поглядеть, как Альфонсо рубит дрова. Смотрела телевизор. Стирала свои вещи, не хотела, чтобы это делала Мария-Тереза.
Кто знает, чем она еще занималась? Сидела в саду, а потом… Мы ведь ее почти не видели. Все выходные я проводил за домом, в огороде, а сад, он у нас по другую сторону, ближе к улице, Мария-Тереза, та вечно или на кухне, или шатается по Виорну. Встречались мы только по вечерам, за ужином. Клер приходилось звать раз по десять, не меньше, пока она наконец соблаговолит выйти к столу. Правда, последние годы, особенно последние месяцы, с весны, она вообще почти не выходила из сада, сидит себе там на лавочке целые дни напролет и ничего не делает, ровным счетом ничего. Знаю, в это трудно поверить, но так оно и было.
- А Мария-Тереза, она хорошо готовила?
- На мой вкус, она была отменной стряпухой.
- И что же, ее кухня нравилась вам больше, чем где-нибудь на стороне?
- Да, мне часто приходилось есть в ресторанах, так что было с чем сравнивать. Дома меня кормили лучше всего.
- Ваша жена, она тоже была довольна стряпней кузины?
- Думаю, да. Во всяком случае, она ни разу не выразила ни малейшего неудовольствия.
- Ни малейшего? Вы в этом уверены?
- Уверен. А почему вы об этом спрашиваете?
- Мария-Тереза Буске никогда не брала отпуска?
- Вы неправильно поняли, она ведь жила у нас в доме не в прислугах, и, приди ей охота уехать на пару недель, она была вольна делать все, что хочет.
- Однако она никогда этого не делала?
- Нет, никогда. Ведь это она была у нас настоящей хозяйкой. Дом был в полном ее распоряжении. Она решала, что подавать на стол, что починить по дому. Уехать значило для нее оставить свой дом на попечение этой неряхи Клер.
- Выходит, ваша жена Клер двадцать один год питалась стряпней Марии-Терезы Буске?
- Да. А почему вы об этом спрашиваете? Она действительно хорошо готовила, просто отлично, это была отменная кухня, разнообразная и здоровая.
- И что, неужели между двумя женщинами тоже никогда не возникало никаких ссор?
- Похоже, нет. Само собой, я не могу утверждать это наверняка, они ведь целыми днями оставались вдвоем, а иногда, как я уже говорил, и по несколько дней кряду, но, честное слово, не думаю, чтобы между ними возникали хоть какие-то размолвки.
- И все-таки припомните хорошенько.
- Пытаюсь. Да нет, пожалуй, и вправду ничего такого не было.
- А как она о ней говорила?
- Нормально. Помнится, как-то раз она позвала меня и показала на нее пальцем издалека, из дверей кухни. Ее разбирал смех. Сказала: "Глянь-ка, со спины она точь-в-точь молодой бычок". Мы посмеялись, но вполне добродушно, без всякого злого умысла. Это была чистая правда. Мне это тоже часто приходило в голову, когда я смотрел на Марию-Терезу.
Порой, когда они были помоложе, я частенько заставал их вдвоем за столом, они играли в карты. Особенно зимой. Да нет, думаю, они отлично ладили друг с другом. Никаких ссор… Да иначе и быть не могло… Ведь для моей жены все всегда было лучше не придумаешь. Если бы между ними случились хоть какие-то разногласия, пусть даже давным-давно, сами понимаете, это было бы первое, что я сообщил бы на следствии.
- Но, согласитесь, такие отношения между людьми, живущими в одном доме, случаются довольно редко.
- Знаю. Может, было бы даже лучше, если бы они все-таки время от времени ссорились, что ли…
- Вы действительно так думаете?
- Да. Но знали бы вы, как трудно повздорить с Клер, вызвать ее на ссору, изобразить, будто вы вне себя от злости… она сразу все чувствует и только смеется, вот и все.
- А как по-вашему, можно было что-нибудь сделать, чтобы предотвратить случившееся?
- Вряд ли. Да и какой смысл теперь думать об этом? Все равно уже ничего не вернешь.
- Выходит, у вас в доме царило безмятежное спокойствие?
- Между этими двумя женщинами, которые так хорошо ладили между собой, я, наверное, чувствовал себя словно в тихой колыбели. Повсюду, кроме собственного дома, я дурно спал, мне казалось, будто там слишком много говорят, что там грязно. Казалось, в доме не было ни одной живой души. И в то же время все было в порядке - прибрано, еда на столе. Я привык к ним двоим. У меня такое ощущение, будто я только что пробудился от какого-то долгого-долгого сна.
- Вы вот тут сказали, что Мария-Тереза присматривала за Клер, и добавили: деликатно, по-хорошему.
- Да, особенно в последнее время, без этого было не обойтись. Клер делала глупости, совершала какие-то несуразные поступки, это становилось опасно. Мария-Тереза сообщала мне обо всем. Когда я приходил домой, то отправлял ее к себе в комнату или в сад - и все сразу становилось на свои места. Самое лучшее было оставить ее одну.
- А когда вас не было дома?
- Это делала Мария-Тереза.
- И все это никак не нарушало покоя в доме?
- Нет. Мы считали, что он бы нарушился, если бы мы не пресекали ее причуд.
- Каких, например?
- То что-то испортит, сломает, то сделает какую-нибудь глупость. Разом сожжет в камине целую кипу газет… Ломала вещи, часто била посуду или просто выбрасывала в мусор. Иногда прятала какие-нибудь вещи по углам, закапывала в саду - например, свои часики, свое обручальное кольцо, - хоть она и клялась, будто потеряла, уверен, они где-то в саду. Потом могла что-нибудь разрезать. Помню, один раз она раскромсала свои одеяла, каждое на три лоскутка одинаковой длины. Правда, достаточно было не оставлять без присмотра спички и ножницы, и все было в порядке.
- А если Марии-Терезы не было в доме?
- Если не было меня, она никогда не оставляла ее в доме без присмотра. Некоторые комнаты запирались на ключ - кухня и наши спальни. Она могла рыться повсюду. Но стоило принять все меры предосторожности - и все шло спокойно. Я сказал вам правду: в доме царил покой, и они отлично ладили друг с другом. Клер никогда не возражала, если ее отсылали в сад, тут же послушно уходила.
- А что она искала, когда рылась у вас в комнатах?
- Вот это было настоящим безумием. Она искала то, что называла "особыми следами", якобы их нужно было непременно уничтожить. Это была полная загадка.
- Спокойней всего вы чувствовали себя тогда, когда она была в саду, не так ли?
- Да, разумеется.
- А по ночам ничего не запиралось на ключ?
- Думаю, иногда, особенно в последнее время, Мария-Тереза запирала кухню. Но не уверен. Может, она просто запирала ее, когда проводила ночи с португальцами.