10
Когда-то одна очень близкая женщина сказала мне, что идеальная семья должна напоминать стайку обезьян: чаще сбиваться в кучу и вычесывать друг друга.
Возможно так оно и есть, по крайней мере в семье Галкиных подобное случается нередко.
Поздними вечерами женщины располагаются на диване, голова матери – на коленях дочери. Дочь расчесывает ее длинные волосы, слушая дремлющие речи.
– Когда я была молодой, любила до смерти одно стихотворение Вознесенского, сейчас уже забыла… А ты все расчесываешься, а ты все расчесываешься там был рефрен… Я люблю когда со мной чего-нибудь делают…
– А я терпеть не могу когда прикасаются к моему телу. Никто и никогда. Я тебе говорила про одну у нас на работе? Упорно пишет в туалете "Дико хочу…" Ну и тэдэ. Не можем поймать эту незнакомку.
– …волосы расчесывают… моют… Это из детства. Я до сих пор помню тепло маминых рук. Теперь она обмывает только покойников…
– Когда она перестанет их избивать?
Подумала, добавила:
– А может за дело? Это правда, что после сорока обмытых – прямиком в рай?
– Поищи вошек. Она в детстве часто искала вшей.
– Да нет никаких вшей.
– Ну и что – а поискать разве трудно?
Дина как будто ищет вшей. Звонок на городской. Дина протягивает трубку.
– Тебя. Молчит и молчит. Почему он звонит на городской?
– Он так шифруется.
Говорит в молчащую трубку:
– Ангел, я люблю Вас, успокойтесь… Из всех ангелов я люблю только Вас…
Ласково (как будто поет):
– Вас… Вас… Вас…
Дала отбой.
– Бедный Ангел. Мама, выходи за него замуж. Он тебя уже год носит на руках… Правда, пьяную…
– Тебя, кстати, тоже… Тоже пьяную…
– А трезвая ты сама не захочешь. Ибо глупость. Чего он звонит и молчит?
– Он боится получить отказ. Поэтому молчит.
– Кстати, ты заметила какой у него огромный пенис? Когда он несет тебя на руках, у него жутко набухает эта штука, сто раз видела.
– У ангела не должно быть пениса. Я его люблю, но без пениса.
– Ну и куда теперь ему деть эту штуку?
– Хочешь расскажу как я хочу ребеночка?
– Дорогая мама! Я это слышала уже сто раз.
11
"Дни бегут… За рассветом закат…" – пелось в одной старинной душевной песне.
Надя режет красиво лимон к коньяку. Елена Андреевна набирает в Скайпе номер дочери. Ее мобильный откликается.
– Куда ты мне звонишь? Я на объекте.
– Скажи мне еще чего-нибудь про геев. У нас недобор…
– У тебя же есть консультантша эта смешная… в платье… Амалия, что ли?
– Он тоже говорит, что геев полно вокруг, все геи, надо только приглядеться… Я, правда, никогда не приглядывалась…
Галкина показывает жестом Наде налить стопочку.
– Правильно она говорит. Те, что не геи – козлы. А те что не козлы – геи. Ты так не думаешь?
Выпила.
– Я ни о чем не думаю, я думаю только о себе и о своей мерзкой заднице. Видела ли ты в жизни огромную задницу ужаснее моей? Когда она успела нарасти? И где была я?
– Мама, не начинай.
Надя стонет:
– Господи, Елена Андреевна, ну хотя бы один день можно обойтись без Вашей задницы?
Пошла к дверям, спрашивает:
– Опять этот… с блохой… С антиблошиным пресперантом…
– А что мы решили с блохой?
– Не брать. Мерзко, неэлекторально. Люди испугаются.
– Весь день я пью коньяк и не пьяная. Я уже не умею пьянеть?
– Да, это ужасно. Так звать его? Он принес дополнительные промоматериалы, поступившие от поставщика.
– Блоха… Это кошмарно. Я ни разу их не видела.
– Их не видел никто, только ученые.
Дает знак. Входит Вологжанин.
У Вологжанина хорошо поставлен голос, хорошая дикция, сразу видно что шельма.
– Вашему вниманию предлагаются дополнительные материалы для постановки нашего продукта "Фервецид-Бло" в рекламный блок.
Он протягивает фото какой-то старушки с букольками.
У него хорошая дикция, мать его за ногу!
– Вот история Джессики Хампл из штата Коннектикут. Ей было 94 года, она была в блестящей форме: посещала клуб рок-н-ролла при местной христианской общине, плавала в бассейне и без ума увлекалась лаун-теннисом.
– Она что, умерла от паразитов? – спрашивает Галкина.
– Косвенным образом да. Ее любимую кошечку заели насмерть блохи. Вскоре от стресса умерла и она сама.
Надя с готовностью всхлипывает:
– …И сама… И сама…
Никогда Надя не может устоять перед серьезными историями, в которых кто-нибудь мрет.
– В геи к нам пойдете?
– Простите, не понял. Вы некоторым образом не по адресу.
Галкина вскакивает и грозно наступает.
– А кто Вам это сказал, кто?
Надя тоже наступает:
– Вот именно! Кто это проверял?
Добавляет – с радостью, вдруг:
– Елена Андреевна, он и так у нас в геях! Я просто забыла!
– Поработайте еще, а там решим вопрос с блохой. Пока неэлекторально.
12
В самом деле, это 3-этажное бывшее промышленное здание на окраине Москвы сидит у Дины уже в печенках. Просто какое-то проклятье, три месяца "Риэлт-Мастерс" не может найти арендатора!
Во двор въезжает машина Дины, за ней другая. В ней молодой человек Терехов, огненно-крашеный малый.
Терехов вытягивает голову из салона. На голову тут же садится курица, слетевшая с будки КПП. Рядом охранник этой будки, в ус не дует, зевает, сонный сегодня день.
Терехов брезгливо утирает платочком волосы.
– Что это у вас курицы тут того… понимаете, да?
– Понимаю.
– Они могут того… понимаете, да?
Он снимает огненный парик; обнажается полная плешь.
Терехов тычет в плешь:
– Она мне не того?
– Да нет, не того.
Терехов на всякий случай вытирает плешь платком, надевает парик.
…В унылом помещении под офис тянется вялый разговор между Диной и Тереховым, иногда вклинивается охранник этажа.
Вид из окна не способствует бодрости. Забор, за ним какой-то двухэтажный облезлый барак-залепуха, кирпичная труба, из который валит подозрительный ядовитый дым.
На бараке большой веселенький банер: "Культурный центр "Евразия и СНГ. Начало строительства октябрь 2011 г."
По двору ходит гастарбайтер, почесывая себя то сзади, то спереди. Время от времени он лениво вызывает кого-то из открытых дверей:
– А ну выходи… Выходи давай…
Терехов демонстрирует разочарованность:
– Вы мне сказали, что это прекрасный офис…
– Это действительно прекрасный офис для такой цены.
Мама в своем репертуаре:
– Кто мы без ребеночка, кто? Я – старая швабра, мочалка… А ты просто молодая блядь.
– Мама, ты на всю голову, да? Да? Как ты можешь так называть собственную дочь?
Галкина, чувствуется, стучит кулаком по столу:
– Сколько раз тебе говорить! Учись видеть правду, какая бы беспощадная она ни была! Открой глаза и посмотри на правду!
– Я вижу правду! Ты точно тупая старая калоша – это правда! А я не старая и не тупая, я живу интересно и насыщенно, ты поняла, да?
Гастарбайтер опять чешет то спереди, то сзади.
– Послушайте, почему он все время почесывается? – не понимает Терехов.
– Ах, ты не поняла, да, мама?! Не поняла?!
Отрывается от телефона:
– Кто почесывается? Еще раз повторяю: культурный центр Азии и Востока… Мы с уважением относимся к чужим традициям… Что тут непонятного? Мама, это ужасно то, что ты сказала, ужасно!
Гудки, Дина дала отбой. Не услышала как мать с досадой стучит ладонями по столу.
– Нас Бог не любит, Дина, за то, что мы без детей… Неужели ты не чувствуешь, как страшно жить, когда тебя не любит Бог? Дина, ты не чувствуешь?
Возмущению Терехова нет конца:
– Хватит чесать свою немытую жо…
Подумал, пришел к выводу:
– Ну и урод!
Из дверей наконец выходит тот, кого ласково зазывал гастарбайтер: ишак.
Терехов злорадствует:
– А зачем они выводят ишака под наши окна? Откуда здесь, вообще, взялся ишак?
Дина набирает номер:
– Мама? Повторяю: это культура востока, мы уважаем чужие традиции…
Охранник сочувствует Дине:
– Что Вам все не так? Чего девушку мучаете?
Ишак обильно испражняется.
Терехов зорким глазом это замечает первый.
– Вы видите – он того! Я еще на вахте почувствовал, что все к тому!
Охранник – горой за Дину.
– Ну и амбиции у Вас, молодой человек! Еще спросите, а будет ли он подтирать задницу!
Добавил с апломбом:
– Не будет. У него нет туалетной бумаги.
– А вы умник, я смотрю! И за эту красоту 200 долларов?! За квадрат?! Я с ума, что ли, сошел арендовать этот цирк? Никогда!
Ушел, хлопнув дверью.
13
Снова про любвеобильных обезьян поздним вечером. Женщины – на диване, голова матери на коленях дочери. Дочь расчесывает.
– Хочешь расскажу как я хочу ребеночка?
– Я слышала двести раз.
– Скоро мамы не станет. Скоро и ты упорхнешь в свою жизнь. С кем я останусь? Доча, а я так тебя люблю… Ну с кем я останусь? Ты у меня одна. У меня никого нет.
Дина передразнивает:
– С кем? С ребеночком… с пусенькой-апусенькой…
– Не дразни меня. Поживешь с мое – все поймешь…
И ласково бормочет, закрыв глаза:
– Ах ты моя крохотулечка… Если я не рожу – я сойду с ума.
Звонок на городской.
– На, опять тебя.
– Ангел плачет. Его слезы невидимы миру.
Ласково в трубку:
– Ангел, успокойся. Я никогда не выйду замуж.
Трубка молчит.
– Я просто рожу ребенка и все. Не плачь, Ангел. Ты всегда со мной. Спокойной ночи.
– Если рожать, то почему не от него? Он хороший преданный мужик. Почему?
– Нипочему. Не знаю почему.
14
На Проспекте Мира в середине дня ее машину тормозит инспектор Михайлов.
– Превышаете. О чем-то опять задумались?
Галкина молчит: да фиг знает о чем…
– За полгода я остановил Вас 25 раз. По сути Вы законченный рецидивист, Елена Андреевна.
Галкина открывает дверь. Михайлов с заметным удовольствием садится.
– Так о чем думают женщины, когда находятся за рулем.
– Не знаю.
– Вы 25 раз не ответили мне. Может быть сегодня по случаю юбилея?
Галкина опустила голову на руль. Как ему сказать о чем думают женщины, когда они думают фиг знает о чем.
– Я думаю о том, что я тупая и одинокая. И это ужасно понимать, ужасно чувствовать.
– Да.
– Я просто одинокая и неустроенная. Иногда мне хочется закрыть глаза и уйти куда-нибудь…
– Босиком?
– Почему босиком?
– Потому что мне тоже хочется уйти куда-нибудь. Босиком.
– А что Вам мешает?
– Не знаю. А вам?
– Не знаю. Но я никуда не уйду потому что я жду… Жду ребенка…
Михайлов ироничен:
– Семь месяцев назад вы говорили то же самое… – Кивает на живот. – А где оно оно? Ничего не видно.
– Но я же жду оно…
15
В кастинг-центре уже давно завелась какая-то рыхлая молодуха с больным ребенком – все дни таскается за всеми, тянет за рукав.
– Ну, хорошо, я слушаю тебя: я – мерзавка, я дрянь, у меня мерзкая жирная задница… Ты это хочешь сказать, Дина?
Молодуха канючит:
– Ну-ка, скажи "а"!
– Зачем? – не понимает ребенок.
– Видите, даже "а" не говорит! И где теперь денег взять на лечение? Тут без телевидения не обойтись…
Галкина торопится дальше. Заскакивает в туалет, захлопывает кабину.
Дождался! Подкараулил!
Из соседней кабины выходит косой парень (Геннадий Запечный) с непомерной клетчатой сумкой, набитой всяким мелким товаром – утюгами, фонариками, зажигалками, мягкими игрушками и т. д. Геннадий Запечный – торговый представитель хрен знает чего. Может быть бренда "1000 мелочей и всякая херь впридачу"?
Косой достает из сумки неказистую брошюрку: "Геннадий Запечный. Как быть красивой и привлекательной". Вкрадчиво начинает зачитывать у запертой кабины:
– "Красота женщины – сильная красивая духовная сила природы. И тот кто познал женщину, кто брал ее стремительно и страстно…"
– Я обязательно куплю, Геннадий, обязательно куплю, только дайте сходить в туалет!
– Так оно ж тому не мешает… А фонарик с зажигалкой возьмете? 32 рубля по скидке. Или ножеточку, хорошая вещь в хозяйстве…
Врываются Надя и Амалия, набрасываются на Косого, тащат на выход вместе с сумкой.
Амалия не на шутку сердита:
– Я ему сейчас такую истерику закачу!
Сунула несчастному пендель.
– Такую истерику закачу! Ну достал всех своим мелким бизнесом!
Галкина жалеет:
– Надя, купите у него две книжки и фонарик…
Косой вопит:
– И ножеточку! Вещь нужная: чик-чик и поточил!
16
Немецкая корреспондентка Наташа Рауберг наконец здорова после внезапной июльской московской простуды, деньги из Германии уже перечислены на счет кастинг-центра, Наташа в полной мере может приступить к многолетней работе над вопросом, который волнует весь женский мир: когда мужчины всего мира прекратят насиловать женщин всего мира?
Галкина торопится в студию, чтобы проверить как начались съемки в студии "Изнасилованные старушки+ДойчТВ", все ли в порядке с жертвами?
– Только мой ребеночек скажет это с настоящим восторгом, только он, доча, а не какой-то мужик, неужели непонятно? – Галкина деликатно протискивается в дверь. – Дина, это непонятно?
На площадке все хорошо.
Изнасилованная Елизавета Мироновна покойно сидит на стуле, сухопарая Наташа Рауберг тоже вполне довольна. Ко всему прочему ей поменяли переводчицу так как прежняя была излишне эмоциональна, что мешало работе с первого дня. Нынешняя суха как хворост.
Галкина автоматически начинает неторопливый круг хождения вокруг площадки.
– Он посылал на Вас психологическую атаку, перед тем как подвергнуть насилию? – возмущена Наташа. – Он говорил Вам всякие унизительные слова, принижающие образ женщины?
– Какие слова, пьян же был… – объясняет дедок. – А вот трусы тоже надо заснять. Первым номером!
Он разворачивает трусы в газеточке.
– Это теперь как платье Моники Левински, на вес золота. Снимайте.
– Чьи трусы? – не поняла переводчица.
– Да этого мерзавца! Сделал дело, а трусы забыл по пьяни… Мы их в экспертизу пустим.
На втором круге хождения Галкина восклицает:
– Я перезвоню, но ты выслушай меня. Слушаешь? Только мой ребеночек скажет с восторгом: мама, ну у тебя попа… Только моя кровиночка это скажет…
Наташа отрывается от интервью и говорит что-то встревоженным голосом остановившейся Галкиной.
Переводчица переводит:
– Елена, ужасный случай насилия в Россия. Эту бабушку на съемках народного деревенского шоу случайно изнасиловали…
– Да-да, я помню. И кажется, помню кто…
Переводчица поясняет:
– Молодой пьяный оператор, ночью. Пошел к своей девушке и случайно забрел в палатку со спящей массовкой…
– Какой ужас…
Дедок тоже возмущен:
– Ужас не ужас, а пусть заплатит теперь, правильно я говорю? Ты отстегни маленько жертве, правда? А так я до суда дойду. Это что же получается: среди бела дня твою супругу схватили…
– Ночью же… – не поняла переводчица.
На глаза Галкиной наворачиваются слезы:
– Но ты же говорила это, я помню! Я все помню, доча! Когда мой ребенок скажет такое – я заплачу от счастья!
Корреспондентка с удивлением смотрит на Елену Андреевну:
– Почему Елена плачет? Ведь Елизавета Мироновна жива и готова дать насильнику достойную месть!
Переводчица по-немецки поясняет Наташе:
– Елена Андреевна сказала, что у нее восхитительная огромная задница. И потом заплакала.
Наташа стала суха, теряя интерес:
– У нас в Европе среди прогрессивных женщин так не принято выражаться о себе.
Галкина, завершив второй круг вокруг съемочной площадки, выходит.
– Я просто хочу правильно расставить акценты в этом вопросе, Дина… Без сантиментов…