– А мне-то как интересно было! Правда, я думала, что это все из-за домоседства недельного, и к исходу седьмого дня постельного режима уговорила-таки предков отпустить меня на концерт. Вот. Пришла я в "точку"… и там такооой треш начался… Ну, обычным людям незаметно было, а я себя ощущала как в открытом море во время шторма. Это ж был мой первый выход в общество после комы. Миллионы мыслей в голове крутились. Я нашла место на балконе и стала просто молча наблюдать за происходящим, стараться улавливать какие-то закономерности. А потом встретила тебя. И как-то сразу заинтересовалась, почувствовала что-то. Ты извини, что весь вечер тогда неразговорчива была, теперь знаешь, почему.
Я поспешил заверить Натку, что и не думал обижаться. Она улыбнулась и ответила, что знает об этом. Ну, еще бы.
– А как родители отреагировали, что дома не ночевала?
– Я позвонила, сказала, что все хорошо и обещала с утра пораньше приехать домой. Так и сделала.
Её история, конечно, поразила меня. Во многом из-за того, что прежде мне не доводилось сталкиваться с паранормальным и, услышь я такое при других обстоятельствах, вряд ли бы стопроцентно поверил. Но еще больше удивляло то, с какой легкостью она об этом рассказывала. Метаморфоза, случившаяся с Наткой за эти три месяца, была колоссальной. И такой, открытой и позитивной, девушка мне очень нравилась, а не просто вызывала интерес как при знакомстве.
Мы закончили с пиццей и допили напитки. Я спросил у Натки, хочет ли она чего-нибудь еще. Она сказала, что нет, и предложила прогуляться по старому Арбату. Я согласился и заплатил по счету.
На улице стемнело, на Арбате зажглись стилизованные под девятнадцатый век фонари. Потихоньку сворачивали свои монатки уличные художники, закрывались некоторые палатки с сувенирами, расходились отдельные кучки тинейджеров. В то же время многие шумные компании все так же громко пели под гитары и не собирались останавливаться. Кто-то танцевал, кто-то показывал фокусы, кто-то рассказывал толпе анекдоты.
Меня заинтересовала группа кришнаитов, с большим позитивом исполнявших ритуальные песнопения и приглашавших прохожих присоединиться. Руководили процессом двое – пожилой мужчина с длинными самозаплетающимися в дреды волосами и с бубном в руках и коротко стриженая женщина, игравшая на каком-то экзотическом подобии то ли маленькой дудочки, то ли губной гармошки. В одежде у этих людей преобладал ярко-оранжевый цвет. Я спросил Натку:
– А можешь сказать, эти ребята, правда, какие-то просвещенные или это все просто игра?
Мы остановились в толпе зрителей. Натка стала внимательно смотреть на кришнаитов. Главный старик сел на фанерный лист, принял позу лотоса, закрыл глаза и положил руки на колени ладонями вверх. Через пару минут моя подруга, кивнув в его сторону, сказала:
– Ну, вот от этого какие-то странные вибрации исходят. От остальных – вполне обычные мысли.
– Обычные мысли?
– В том плане, что могу их понять. А у него – нет, как мантры какие-то читает.
В этот момент гуру открыл глаза и посмотрел прямо на нас. Из всей многочисленной толпы его взгляд безошибочно за долю секунды остановился точно на Натке. На пару мгновений она словно "зависла", потом взяла меня за руку и вполголоса шепнула:
– Идем отсюда. Нехорошо мне.
Мы направились дальше по улице, миновав "оранжевых" людей. Оглянувшись, я увидел, что старик провожает нас взглядом. Мне захотелось узнать, что случилось:
– Что-то почувствовала?
Натка ответила не сразу, задумавшись о чем-то. Она снова напоминала себя во время зимы.
– Он сказал мне: "Не мешай".
– Телепатически?
– Да не знаю я, как это называется. Он почувствовал, что я сконцентрирована на нем. Прикинь? Странно это.
– Думаю, ничего странного. Вернее, не более странно, чем вся твоя странная история.
Натка улыбнулась и крепче сжала мою руку. Только сейчас я обратил внимание, что мы все еще держимся за руки – настолько естественным мне это казалось. Она разделила мою мысль:
– Да, мне так тоже нравится.
Прогулочным шагом мы дошли до метро "Арбатская" и спустились на эскалаторе глубоко под землю. Натке нужно было на другую ветку. Мы остановились около перехода. Она поправляла юбку-пачку и смотрела куда-то вниз, потупив глаза.
– А ты, вроде, хороший… – очень смущенно проговорила моя подруга, все так же склонив голову.
– И ты, вроде, тоже, – ничего более подходящего в тот момент мне на ум не пришло. Должно быть, звучало это ужасно глупо.
Натка подняла взгляд, игриво ухмыльнулась и резюмировала вечер:
– Ладно, пока, – при этом она внезапно чмокнула меня в щеку и быстро-быстро засеменила по ступенькам, ведущим на другую ветку метро. Как обычно, не дождавшись ответного прощания.
Я находился в легком ступоре еще какое-то время, а потом медленно побрел к своей платформе.
9. Трудности перевода
Опубликовано: май 2007
Отредактировано: на этой неделе
Играет: Психея "Он Не Придет"
Пару недель спустя начала цвести сирень. Город наполнится ароматом поздней весны. Периодически бывали грозы – сильные, свежие, смывающие зимнюю хандру. В самый разгар одной из них мне довелось оказаться в Марьино. Зонт я с собой, как частенько бывало, не взял, а потому вынужден был пережидать ливень за стеклянными дверями метро.
За несколько дней до этого Натка постучала мне в "аську". С нашей последней арбатской прогулки мы пока так и не виделись, но общались почти каждый день через интернет. В разгар беседы на отвлеченную тему она вдруг спросила:
SadlyButTrue: а, слушай, хотела спросить. у тебя ведь с английским очень хорошо по-моему?
me: вроде нормально, а почему спрашиваешь?
SadlyButTrue: порепетиторствовать не хочешь? за деньги, конечно.
me: подробности?)
Натка рассказала, что младшей сестре ее подруги нужно подтянуть английский, работы буквально на месяц, а заплатят неплохо. Подумав, я дал свое заочное согласие. Через день или два мне позвонила мама моей будущей ученицы и согласовала все условия. Сошлись на 600 рублях за занятие и двух визитах в неделю – по вторникам и пятницам.
В силу того, что никаких смартфонов с gps в широком распространении еще не было, я изучал распечатанную на бумаге карту местности. Вскоре дождь кончился, и я побрел по тротуарам московского спального района в поисках нужного дома. Нашелся он довольно быстро, это была обычная для городских окраин высокая панельная башня в двадцать два этажа. На лифте я поднялся на семнадцатый и нажал кнопку звонка. Ждать пришлось недолго. Дверь открыла высокая худая женщина в деловом костюме с собранными в пучок русыми волосами – должно быть, мама девочки. Так и оказалось:
– Здравствуйте, это я по телефону с вами говорила, – она держалась подчеркнуто вежливо, – сама вот только с работы пришла. Проходите, пожалуйста.
Она жестом пригласила на кухню. В квартире, по-видимому, давно не делали ремонт. Вернее, не обновляли интерьер. Мебель – шкафы, кухонный гарнитур, стулья – все было из восьмидесятых-девяностых. С другой стороны, везде царил полный порядок, все лежало очень аккуратно и на своих местах. "Скорее всего, жилье съемное", – подумал я.
– Так, ну, вроде бы все основное по телефону обсудили… – начала женщина. – Наташа вас рекомендовала как большого специалиста.
Я поспешил несколько урезонить ожидания от моего преподавательского таланта:
– Наверное, это слишком смелая характеристика. Просто я неплохо говорю по-английски…
– Это то, что надо! Ане нужно именно разговорный подтянуть. С грамматикой у нее все хорошо. Вы можете вообще только на английском говорить, прямо с самого начала. Идите в маленькую комнату, она там, познакомьтесь.
Я миновал небольшой коридор-прихожую и постучал в закрытую дверь. Ответа не последовало, я постучал еще раз. Безрезультатно.
– Наверное, музыку слушает, – раздался с кухни голос мамы. – Попробуйте еще раз, громче.
Именно в этот момент дверь открылась. Передо мной стояла девочка лет четырнадцати в красном спортивном костюме с российской символикой от Bosco. Ростом на голову ниже меня, она выглядела очень грациозно, спортивно. Распущенные светлые волосы и зеленые глаза. Эффектная внешность.
– Hi! – я поздоровался и представился на английском.
Она немного скованно отошла в сторону, пропуская меня в комнату и сказала по-русски:
– Мы так прям сразу и будем на инглише?
Я присел на диван и ответил:
– Yep.
Девочка закрыла дверь и пожала плечами:
– Okay. I'm Anny. Or Anya. As you like it.
– Nice to meet you.
Дальше мы общались на иностранном.
– Итак, Аня, я здесь, чтобы по просьбе твоей мамы помочь тебе свободнее говорить по-английски.
Девочка села за компьютерный стол и развернулась ко мне в пол-оборота.
– Хорошо. Как будем заниматься? По учебнику?
– Нет, просто общаться. Вот так, как сейчас. Только разговоры, никаких скучных книжек.
Аня заметно преобразилась, услышав об отсутствии атрибутов классического образовательного процесса.
– Круто! Я готова. С чего начнем?
– Сколько тебе лет и в каком классе учишься?
– Пятнадцать. В десятом. А ты в университете?
– Да, я студент.
К моему удивлению Аня говорила вполне неплохо. Паузы между словами делала редко и небольшие. Произношение тоже было в порядке. Я спросил:
– У тебя есть трудности с английским? Ты очень хорошо говоришь.
– Нет. Просто нужно практиковать перед экзаменом в другую школу. И еще у меня игры через год. Там тоже общаться придется.
– Игры?
– Олимпийские, в Пекине.
Я на несколько мгновений растерялся, так как прежде не общался со спортсменами олимпийского уровня. Аня это заметила и задала вопрос:
– Спортом не интересуешься?
– Смотрю только крупные соревнования. Футбол, бывает, с друзьями. А ты каким занимаешься?
– Спортивной гимнастикой.
– И как часто девочки твоего возраста получают шанс выступить на олимпиаде?
– Ну, вообще, в нашем виде спорта в основном такие и выступают. У нас в сборной и по тринадцать лет девчонки есть.
– Ого.
– Да, к двадцати годам связки деревенеют, менее пластичной становишься. Риск ошибок возрастает.
Аня с большим интересом рассказывала о своих увлечениях: о гимнастике, рисовании, любви к лошадям. Спустя какое-то время она спросила:
– Ты учишься на переводчика?
– Нет, это хобби. Моя специальность – автоматизация производства.
– А о чем это?
Я усмехнулся:
– Думаю, тебе будет скучно. Давай, как-нибудь в следующий раз расскажу в подробностях. Если замучает бессонница – сразу спрашивай меня об этом. Крепкий сон гарантирую.
Она засмеялась.
– А английский откуда?
– Смотрел фильмы, слушал музыку, читал тексты песен. Так и выучил.
Вскоре в комнату зашла мама, поблагодарила меня за урок и обратилась к дочке:
– Ань, давай на тренировку отвезу, если уж все равно дома оказалась в такое время.
Та посмотрела на часы в углу компьютерного экрана и в спешке поднялась со стула, прощаясь со мной все так же на иностранном языке:
– Спасибо за это занятие, время прошло незаметно. Сейчас мне пора на гимнастику. До следующего раза, пока!
Я также поднялся с дивана и ответил:
– Не за что. Увидимся.
Каждый вторник в четыре часа дня и каждую пятницу в два – сразу после учебы – я приходил, чтобы поболтать. Аня рассказывала, как занималась гимнастикой с раннего детства и была самым перспективным ребенком в своей секции. До двенадцати лет они с мамой и сестрой жили в Хабаровске. Затем тренеры, заметив у девочки серьезные спортивные амбиции, посоветовали переезжать в Москву – Аня к тому времени переросла уровень любого из местных спортклубов. Мать пожертвовала неплохим карьерным положением – она работала заместителем главы городской администрации – и увезла дочерей в столицу.
– Довольно долго мы жили у родственников, пока мама не нашла нормальную работу. Потом сняли вот эту квартиру. Не Рублевка, конечно, – девушка иронично улыбнулась, – но зато отдельно. Не семь человек в трешке.
Они жили втроем: с мамой и старшей сестрой, той самой, которая через Натку узнала обо мне. Сестра две недели назад улетела в Штаты по Work&Travel на три месяца. Самой Ане в конце мая предстояло отправиться в Испанию на какой-то турнир и последующие трехнедельные спортивные сборы. Потом – поступление в новую школу и очень короткие (для летних) каникулы – всего один месяц.
Мне нравилось наше общение. Я поправлял грамматику или фонетику Ани очень редко, и все это было похоже на обычный треп, а не репетиторство. В этой связи работать мне было легко и приятно.
Однажды я как обычно во вторник после университета приехал в Марьино и застал девушку в крайне плохом расположении духа. По всему было видно, что разговаривать она не хочет. После нескольких попыток завязать беседу и Аниных односложных ответов я предложил:
– Слушай, если ты не хочешь сейчас разговаривать, может, мне лучше уйти? А ты отдохнешь. Тебя, наверное, очень измотали тренировки и учеба за последнее время.
Аня сидела на подоконнике. Она слегка поджала губы и посмотрела в окно, раздумывая о чем-то. Потом тихо, устало сказала:
– Нет, не стоит.
– Тогда расскажи, почему такая аморфная сегодня? Что-то случилось?
Аня продолжала наблюдать улицу сквозь стекло, словно не замечая меня. Минуту спустя она вдруг спросила:
– У тебя девушка есть?
Прямо дежавю какое-то. Она-то к чему спрашивает? Я в таком возрасте всерьез увлекался компьютерными играми. И правда что ли, акселерация?
Я завис на несколько секунд, подумав о Натке.
– Не знаю.
Моя собеседница с любопытством повернулась в мою сторону.
– Как это? Не знаешь, есть ли девушка?
– Не знаю, в каких мы с ней отношениях – просто друзья или что-то большее.
– Ты ее когда-нибудь просил сделать для тебя что-то такое, чего она сделать не могла?
– Не совсем понимаю, о чем ты говоришь. В моей голове это не укладывается. А почему спрашиваешь?
Аня опять замолчала в нерешительности – продолжать ли тему? Но все-таки решила рискнуть:
– У меня недавно появился парень. Он очень классный. Мы отлично ладим. Мне кажется, что я его люблю.
– Не хочу обижать твои чувства, но, по-моему, это обычная подростковая влюбленность. Я сам не верил, когда мне так говорили. Но теперь, по еще свежей памяти (всего пять лет прошло), могу сказать – так оно и было.
– Нет, у нас все не так! У нас – по-настоящему! Пусть все говорят, что это все ерунда – я не верю.
Типичный подростковый максимализм, пронеслось у меня в голове. Я решил увести разговор в русло проблемы:
– Ну, хорошо, у вас большая любовь. Что не так-то?
– Он считает, что я уделяю ему очень мало времени. Но у меня и так его мало! Истерики мне закатывает, мол, не ценю его.
– Еще раз прошу прощения, но, по-моему, твой так называемый парень ведет себя как девчонка. Что за сопли? Сколько ему лет вообще?
– Семнадцать. Это не сопли. Это эмоции. Он этим живет. Он – эмо.
Ну конечно, как же иначе. Не все эмо – слабохарактерные нытики, но почти все слабохарактерные нытики вдруг в одночасье стали эмо. И парень Ани, как мне казалось с ее слов, относился именно к таким. Я решил узнать о нем побольше, мало ли, может, мы были знакомы.
– А как зовут его? На Пушке зависает?
– Егор. Ну, бывает иногда, но редко. В основном здесь, на юго-востоке они тусят. А что?
– Да так. Вдруг встретимся. Интересно будет поболтать.
Аня пожала плечами и посмотрела на часы на руке. Потом медленно спустилась с окна и изобразила подобие улыбки:
– Ну ладно, на сегодня, наверно, хватит. Спасибо, что пришел.
– Не за что. Пока!
Следующие несколько дней я спрашивал у ребят на Пушке, не знает ли кто Егора из Марьино "или откуда-то оттуда". Отчего-то мне очень хотелось пообщаться лично с этим чересчур эмоциональным молодым человеком. Как и ожидалось, никто с ним знаком не был. Только одна девчонка из Люблино как-то упомянула, что вроде бы знает какого-то Егора-эмо со своего района, но давно его не видела. Изображать Коломбо и искать парня по всей Москве я не стал – все-таки, по большому счету, какое мне дело до личной жизни ученицы?
Пушка тем временем расцвела. Народу на площади было море, деревья пышнели с каждым днем, начали работать фонтаны, а самые многолюдные места не пустели даже ночью. Началась пора тёплого вечернего ветра и сухого асфальта. Грин, кажется, проводил на площади сутки напролет. Антон появлялся не очень часто – помогал родителям делать ремонт в квартире. С Наткой мы виделись один раз – ходили в кино на третью часть "Пиратов Карибского моря". Она была не очень разговорчива – сказала, что болит голова. Поэтому после фильма мы выпили по кофе и разошлись. Как обычно в мае я чувствовал полную гармонию с самим собой и окружающим миром. Мой месяц.
На наше с Аней последнее запланированное занятие я шел с чувством выполненного долга и легким настроением. Она также оказалась приветлива и улыбчива. После нескольких дежурных фраз я решил поинтересоваться о ситуации с Егором:
– Как у вас с парнем? Все выяснили?
– Да, все отлично. Теперь у нас нет поводов для конфликта.
– Он прекратил истерить? Смирился с твоим графиком?
– Нет. Это я поняла, что главное в жизни.
Меня последняя фраза несколько насторожила, и я попросил объяснить, что Аня имеет в виду. В конце концов, может быть, это обычные трудности перевода и беспокоиться не о чем. Девушка, однако, не сразу нашла, что ответить, а потом, чуть поразмыслив, выдала:
– Я брошу спорт. Ради него.
Я опасался, что она скажет как раз что-то вроде этого.
– По-моему, немного сумбурное решение. Я бы не советовал. Уверена?
– Да. Главное в жизни – любовь.
– Любовь, заставляющая отказаться от мечты всей жизни ради смутных перспектив – слегка сомнительная штука, не находишь?
– Что имеешь в виду под смутными перспективами? Егор – лучший человек в этом мире.
Я непроизвольно закатил глаза и вздохнул:
– Слушай. Знаю, я сейчас буду звучать как дедушка. Но то, что я совсем не намного старше, надеюсь, должно тебя убедить. Ты сейчас в таком возрасте… Да что ты – я сам еще из него не вышел. Возрасте, когда очень многое – впервые. Прежде ты этого не испытывала, и теперь тебе кажется, что это новое – самое лучшее. Не слишком абстрактно говорю?
Аня слушала и отвечала очень спокойно: