Тук. Тук-тук. Тук-тук. Что-то равномерно постукивало. Артем поднял голову. И поймал себя на интересном ощущении – словно он здесь, в этой комнате, в которой оказался в общем-то впервые, когда-то бывал, только, наверное, мебель стояла несколько иначе, может, другое время суток было, или другая пора года. В общем, что-то было по-другому.
Сидевший напротив сосед по комнате Потемкин выстукивал стены. Его рука каким-то непостижимым образом удлинялась, ударяла со звуком бильярдного шара о стену, отскакивала, как мячик, ударяла в противопожную стену… Сам же Потемкин имел постную, если не сказать, отсутствующую, физиономию и, казалось, нисколько не замечал, что выделывает его рука.
Потемкин подмигнул юному коллеге и спросил:
– Ну, как? Как оно?
Что "как", что "оно", Артем не уловил. Собрался было ответить, даже рот открыл, однако подумал: "А что я собираюсь сказать?" – и понял, что сказать ему нечего, а между тем разговор надо бы поддержать. Ему показалось, что поджарый Потемкин знает, что он собирался сказать, в то время как сам Артем не знал, что же именно.
– Это еще что, – продолжал Потемкин. – Пойдем, не такое покажу.
Артем послушно поднялся, они зашли в смежную комнату к плешивому Сычаге. Специалист по растаможиванию грузов занимался чем-то невообразимым и вместе с тем сродни тому, что делает человек, когда хочет убить время, как-то занять себя: скажем, постукивает карандашом по столу или напевает какой-нибудь навязчивый мотив. В общем, Сычага выворачивал себя наизнанку. Сначала наизнанку, а потом обратно, и так раз за разом. Сперва исчезала одежда, вслед за ней кожа вместе с волосами, обнажая неприятно-желтый подкожный жир, под которым обнаруживалось налитое кровью мышечное мясо. Потом оставалась одна кроваво-грязная масса. По образовавшейся поверхности плавали разноцветные, самых неприятных оттенков студенистые потеки; когда Сычага выворачивался обратно – на нем по-прежнему был сухой и чистый костюм.
Потемкин пояснил:
– Представь, что выворачиваешь шар наизнанку. Ведь невозможно, так?
И довольно улыбнулся. Сычага же хмыкнул; был он при этом в фазе полупогружения, то есть обозримы были только ребра и кишки.
Вошла секретарша Светочка. Не обращая на присутствующих никакого внимания, она принялась чертить пальцем на стенах, дверях, столах загадочные знаки. Знаки вспыхивали, переливались радужно и медленно растворялись.
Потемкин снова подмигнул и потянул Артема за рукав в третью комнату конторы, в бухгалтерию. Бухгалтерша Людочка с брезгливой миной вертела в пальцах зажигалку, тоже помеченную, наверное, той же Светочкой, радужным знаком. Одним словом, вела себя, как нормальный человек. Вдруг бухгалтерша размахнулась и запустила зажигалкой в окно. Окно было закрыто жалюзи. Зажигалка исчезла, должно быть, пролетела и сквозь жалюзи, и сквозь стекло. Потемкин, улыбнувшись, сообщил:
– Так умеет только наша Людочка. Она наш телепортер.
– Кто вы? – спросил Артем.
– Мы – сопутствующие, – ответил Потемкин так, словно этим все объяснил.
Артему стало все равно. Он зевнул и побрел в свою комнату. Но не дошел, потому что вдруг пропел мелодичный звонок – в контору пожаловал босс, и Артем проснулся. Он машинально глянул время на дисплее компьютера и присвистнул: проспал без малого четыре часа.
– Ну что? – с порога спросил Шкурченковв.
– Разбираюсь, – деловым, как ему казалось, тоном, ответил Артем. – Думаю, я знаю, как сделать. Надо…
– Ладно, работай, – перебил босс, а сам недовольно подумал: "Еще одного бездельника взял".
И принялся орать на Потемкина:
– Почему мне присылают отказы?! Я вам, бездельникам, деньги плачу не за то, чтобы мне отказы приходили! Где счет-фактура на контейнер из Бельгии?
– У Сычаги, – равнодушно пожал плечами Потемкин. – Я ознакомился и передал.
Босс ринулся в соседнюю комнату, и крик рвался уже оттуда. Потемкин же подмигнул Артему. Артем так и не понял, насчет чего на сей раз подмигнул Потемкин – насчет босса или того, что творилось во сне. Отчего-то казалось, что насчет второго. Наверное, казалось так оттого, что Потемкин чересчур равнодушно отнесся к эмоциям босса. А может, сон был слишком странным – странно пришел, странно оборвался.
– Тебе коньяка налить? – осведомился Потемкин, доставая из шкафчика бутылку и две рюмки.
В дверь заглянула бухгалтерша Людочка:
– Потемкин, дай огоньку! Я опять осталась без зажигалки…
А что же Чичиков? Наутро после "тюремной ночи" он, отоспавшись и плотно позавтракав, решил вновь ехать на морские купания. Степан с кислой миной уселся за баранку "Мерседеса", Чичиков расположился, по своему обыкновению, на заднем сиденье, и они покатили из города. В дороге Чичиков изучал вырезки и заметки из "Мышкиной" папки.
Чичиков во всем любил порядок и уделял много внимания мелочам. Если бы он жаловал французских мудрецов с их любовью к максимам, он бы и сам сочинил нечто наподобие короткого выразительного девиза, скажем – "мелочи – это все!", или посложнее – "мелочи – всегда больше, чем мелочи!". Так вот, он стал искать римскую цифру два, которой должен был быть помечен раздел, следующий за тюремным. Ее не было! "Мышка" старательная, но несобранная", – укорил он мысленно безымянную составительницу досье и углубился в чтение.
Читая, Чичиков то и дело хмыкал, чмокал, цокал языком – столько жалкой дребени происходило в этом городишке. Какое-то уфологическое общество, какие-то контакты с пришельцами из иных миров с похищениями тележек для покупок в супермаркете "Золотой бум"… Технологический университет поражал воображение городского обывателя то прорывом на мировой рынок высоких технологий, то таинственными экспериментами с какими-то "вращательными полями" и чудесными явлениями, их сопровождающими, то новыми, небывало вольными правилами поступления. Чичикова из всех чудес Технологического университета позабавило лишь наглое им присвоение себе звания "академический" да отчет об экспедиции в Гималаи, где на высоте восьми тысяч метров был водружен флаг Технологического. Альпинист, бывший выпускник, чертыхался, рассказывая, как он пер на себе этот символ альма-матер там, где каждый грамм тянет на десять тонн.
Зазывальные сведения о магах, целителях и всевозможных тетеньках и бабушках-провидицах Чичиков просто пропускал. В отдельном файле были собраны сведения о всяческих сектах и течениях. Было их в городе великое множество. Чичиков брезгливо полистал, остановился на неком Обществе трансцендентальной медитации не потому, что заинтересовало слово "трансцендентность", а потому, что статья была о чудесном исчезновении незнамо куда местного гуру-йога, по совместительству преподавателя все того же Технологического университета, во время показательной медитации во Дворце спорта. Гуру трижды исчезал и появлялся, чему были свидетелями тысячи людей, а также объективы видеокамер и фотоаппаратов. Чичиков посмотрел на фото преподавателя, цыкнул зубом и произнес в задумчивости: "Делать людям нечего…"
Местный же университет, то есть просто университет, вылядел на фоне технологического тезки-самозванца бледновато. Видимо, оттого, что в нем главным образом занимались образованием и наукой. В интервью с ректором речь шла о создании при университете научного центра, в котором будут представлены все возможные науки, где студент сможет и учиться, и двигать науку. Здесь же ректор с обидой упоминал о противодействии его замыслу со стороны Института прогрессивной кибернетики, выросшего в свое время из этих же, университетских недр.
Чичиков остановил внимание на словосочетании "прогрессивная кибернетика". И принялся живо перебирать бумаги в поисках еще какого-нибудь упоминания об этом институте. Но увы, видимо, это учреждение нимало не задело воображение "мышки". Впрочем, как осталась вне поля зрения целая куча научных и иных учреждений. Чичиков поморщился, обозвал составительницу обзора непечатным словом. Захлопнул папку и бросил ее в сердцах на сиденье.
Поглядел в окно – машина мчалась по трассе, разделенной зеленым газоном. Взгляд Чичикова упал на стоявшую у обочины встречной полосы иномарку с задранным капотом. Водитель ковырялся в ее внутренностях, а хорошо одетый человек, с виду прокурор или депутат, энергично рубя воздух рукой, что-то орал в мобильник.
– Степан, ну-ка давай к ним, – распорядился Чичиков.
– Сейчас, Сергей Павлович, разворот будет, – невозмутимо отозвался привыкший к капризам Чичикова Бычок.
– А поскорее нельзя?
– Можно, – согласился Бычок и, сбросив скорость, переехал на встречную прямо по газону.
– К "Пежо" рули.
Остановились возле терпящих бедствие. Чичиков опустил стекло и спросил:
– Проблемы?
– Да видишь, братик, – смерив Чичикова цепким, все же скорее прокурорским, а не депутатским взглядом, от колес его машины до собственно физиономии, ответил тот, – вроде бортовой компьютер сдох. Хана дело.
– Микросхемы, мать их, – пробормотал Бычок.
Чичиков неторопливо выбрался из машины и, расплывшись в улыбке, протянул руку:
– Чичиков.
– Иван.
К слову сказать, блестевшие у обоих на шеях золотые цепи были примерно одинаковой толщины и размера, поэтому между собеседниками сразу же установились ровные взаимоотношения. Оба как-то вдруг ощутили необычайное взаимное расположение. Скажем же пару слов о новом знакомом Чичикова.
Иван Федорович Мотузко был человеком целеустремленным. Начав во время оно банщиком в номенклатурной бане, Мотузко на манер летящего ядра сумел сделать приличную карьеру, то есть поднялся весьма высоко с удивительной даже для новых времен скоростью. Однако, достигнув назначенной ему вершины, он, в отличие от ядра, хоть и замедлил полет, но все же не упал. Был он высок, крепок телосложением, а черты лица были той примечательной твердости и воли, что отличает образ работника НКВД из фильмов времен перестройки. Даже любезно улыбаясь, Иван Федорович смотрел так, что казалось, сейчас он произнесет нечто такое, отчего судьба собеседника, а может, и не только его, а и всего государства, в один миг изменится радикальнейшим образом. Подаст вдруг команду: "Молчать! Лицом к стене!" и увенчает дело коротким и решительным: "Залпом пли!" Впрочем, ничего подобного он себе не позволял, предпочитая говорить то, что собеседник хотел бы слышать. Многие считали Ивана Федоровича человеком недалеким и на этом сильно погорели.
Вскоре "Пежо" Мотузко было взято на буксир, а сам он сидел в машине Чичикова и рассказывал тому о своих неприятностях. Выяснилось, что он-таки прокурор, но, увы, все еще районного масштаба.
– Представь, Серый, – рассказывал он Чичикову, – шесть лет, как Буратино, на заочном юридическом. В наше время без диплома уже нельзя. Зачеты, экзамены, а это все бабки. Должны были сразу на город посадить. Суки! Зачем шесть лет учился, чтобы в районе упираться? Где справедливость? Когда надо кого вытащить – к Мотузко. Одного мудака от "вышки" спас, сто штук мне обещал, козлина… Кого опустить ниже плинтуса – к Мотузко. А когда Мотузко на дороге встал, ни один шакал не подъехал. У всех дела, понимаешь. Один ты, Чичиков, человек!
Тут зазвонил мобильник, и Мотузко заговорил совсем в иной манере – ожесточенно и зло, да в общем-то скорее, заорал:
– Ну и что ты мне втираешь? Где твой Игорь?! Его разорвали, понял?! Разорвали! Иди к Тихонычу, иди куда хочешь! – дал отбой и в прежнем, совершенно дружеском тоне продолжил: – А давай, Серый, загоним мою тачку на техсервис и махнем в кабак?
– Давай! – запросто согласился Чичиков.
В дороге Чичиков расспрашивал Мотузко о городских делах, тот же, довольный сторонним собеседником, охотно распространялся об н-ских нравах.
– Вон, – кивнул Мотузко на витрину шикарного магазина, – магазин фирмы "Эъ".
– Странное название, – заметил Чичиков рассеянно.
– Название странное, а фирма сраная! – хохотнул Мотузко. – Нет, братик, все чики-чики, элитные стройматериалы и все такое, даже мэр там гуся покупал. Только люди оттуда бегут.
– Вот как, бегут? – так же рассеянно заметил Чичиков и подумал: "Запомню".
– И дела вроде путем, и все у него схвачено, а хорошие специалисты больше двух месяцев не держатся. Что возьмешь с бывшего мясника? – объяснив одним этим вопросом все затруднения фирмы "Эъ", подытожил Мотузко.
В этот момент он был совершенно искренен и совсем не помнил, что тоже когда-то был не академиком.
– Стоп, Бычок! – вдруг с неожиданным волнением потребовал Чичиков.
Тормоза "Мерседеса" взвыли, и он неловко ткнулся в бордюр.
– Чо ты, Серый? – удивился Мотузко.
– Подожди. – Чичиков впился взглядом в придорожный рекламный щит.
"Вы хотите стать гениальным? Быть может, Вы – гений! Мы откроем миру Ваш талант! Лечебно-методический центр при Центральной городской клинике приглашает всех желающих протестироваться на гениальность!"
Улыбающийся дядька в белом халате панибратски обнимал за плечи лохматого Эйнштейна.
– Плодовитый городок, – выдохнул Чичиков. – Езжай, Степан.
– Психи, видал? – жизнерадостно, в своей манере, вопросом, пояснил Мотузко.
– Так это психдиспансер шутит?
– Ха, диспансер! Тут целый цирк, братик. Не верь глазам своим. Написано – центральная клиника? Читай, психлечебница. Читаешь – психлечебница, а это ни хрена не психлечебница, это Институт прогрессивной кибернетики. Думаешь, все? Хрена, все, прогрессивную кибернетику органы курируют. А я тебе как человеку скажу, – есть у меня там человечек, – так вот, им эти органы до одного места, они там делами покруче занимаются.
Чичиков нарисовал на лице гримасу крайнего изумления, а Мотузко, польщенный произведенным впечатлением, понизил голос и значительно добавил, словно заколотил последний гвоздь:
– Они там чакры раскрывают…
"Чакры ему… Много ты знаешь, что они там раскрывают", – подумал Чичиков и решил было в ресторан не ехать, расслабляться время еще не подошло. Но тут же передумал – Мотузко такой, что, пожалуй, обидится, а он еще Чичикову пригодится.
Ресторан носил странное, на вкус Чичикова, название: "У "Титаника". Однако народ бойко выпивал и закусывал за столиками затонувшего корабля. Мотузко мясных блюд заказывать не стал, только рыбные и салаты, сообщил, что мяса не ест уже три года и прекрасно себя чувствует. Не взял он и водки, лишь бутылку шампанского, из которой выпил едва ли полфужера, а все больше подливал Чичикову.
За обедом говорили о пустяках, вроде перспектив коммунистов на грядущих выборах. Чичиков скучал. Наконец, поели-попили, и Мотузко предложил:
– Давай, братик, девочек выдернем. У меня девочка сейчас – закачаешься. Семнадцать лет, ноги от шеи, фигура. Я тебе честно скажу – водки я выпить, как видишь, – Мотузко кивнул на шампанское, – не любитель, всякой наркотой – ни-ни, а вот девочек люблю. Влетаешь, конечно, на бабки, а что делать?
Чичиков открыл было рот, но Мотузко слова вставить не дал:
– Слушай, Серый, у моей девочки подружка – закачаешься. Чеченка между прочим. Огонь-девка. Как-то разговор зашел, так она говорит: "Я, Иван Федорович, всегда на все готовая. Я и трусы не ношу, попробуй". Нет, ты веришь, я ей руку под юбку – и правда, голая. Ну, так как?
Чичиков хотел произнести фразу насчет интернационального города Н., чтобы соскочить с темы. Но успел только сделать страдальческое лицо. Мотузко понимающе заулыбался:
– Не бойся, девочки чистые. А вообще, ты прав, у нас в городе на кого попало лезть не стоит. Первое место по СПИДу, и все такое… Не хочешь? Ну и правильно. Правильно, о душе тоже думать надо. Ты не думай, братишка, что я о душе не думаю. Очень даже думаю. Было дело, Тибетом увлекался. Даже съездил туда два раза. Ну, у них там главное – чакры. Но не то оно все. Мы ж русские люди, православные. Я на иконы перешел. Есть у меня двое грамотных ребят, у них только покупаю и себе, и на подарки.
– В иконах разбираться надо, – сказал Чичиков, просто, чтобы что-нибудь сказать.
– Так я и говорю – грамотные ребята.
– Не нажухают?
– Так они ж, красавцы, не только грамотные, они еще и умные. Вот был недавно день рождения у начальника ГАИ – я ему икону красивую, блестящую, всего за сто баков, он доволен. Теперь могу ездить как король, – тут Мотузко помрачнел, вспомнив о поставленном в ремонт "Пежо". – Короче, если тема интересует, могу познакомить с человечками…
– Ты меня лучше с фирмой "Эъ" познакомь, – предложил Чичиков.
Мотузко смерил собеседника таким интересным взглядом, что тому не без усмешки подумалось: "Сейчас отдаст команду расстрелять". Но прокурор продолжал вполне ровно.
– А что, интересно? Нет проблем. – Мотузко взялся за телефон. – Алло! Алло, Валек? Как ты, братишечка? Тут у меня человек, твоей темой интересуется… Да, по делу. Кто? – Мотузко пощелкал пальцами, и Чичиков вложил туда свою визитку. – Генеральный директор фирмы "Гадес". Очень нормальный человек. Когда? Ага. Ага. Понял, спасибо. Давай, Валек, всех благ… Все, нет проблем, – сказал Мотузко Чичикову. – Сегодня в восемь вечера. Помнишь, магазин проезжали? Там на втором этаже…
– А в Институте прогрессивной кибернетики у тебя никого нет?
– Экий ты, Чичиков, хват! – восхитился Мотузко. – До всего у тебя дело… Есть человек, но ты к нему сам. Куратор ихний, полковник Паляниц. Скажешь, что я направил. Он мужик толковый. Прозвище, знаешь, у него какое? Лаврентий. Думаешь, обижается? Хрена, доволен. А вообще, лучше бы ты…
Мотузко задумался на мгновение, махнул рукой, глянул на часы:
– Ну что, Серый, по коням? Время. Эй, ласточка, где там наш счет?
Расстались сердечно, как лучшие друзья. Однако не успела машина Чичикова скрыться за углом, а Мотузко уже звонил Паляницыну.
– Алло? Привет доблестным чекистам. Слушай, Славик, тут к тебе человечек скоро нарисуется. Душевный человечек, только сильно любопытный. Ага. Ты пробей на всякий пожарный по своим каналам, что он и как он. – Мотузко продиктовал в трубку данные Чичикова. – Записал? Ага. Да, в субботу, как всегда. Давай.
И неторопливо зашагал к ожидавшему неподалеку такси.
Заканчивался рабочий день Артема. Заканчивался поздно, около восьми вечера, потому что работники фирмы "Эъ" не могли уйти из конторы без разрешения босса. Бывало, и до полуночи упирались.
– Ну вот, поработали, – сказал Артем.
Потемкин в который за сегодня раз задал вопрос:
– Коньяка налить?
– Спасибо, ограничусь кофем.
Потемкин достал из навесного шкафчика пузатую бутыль "Хеннесси" и стопочку. Молча налил и молча выцедил.
– Порядок.
Затем аккуратно спрятал бумаги в стол, выключил компьютер, но уходить не стал, а сел на диван под кондиционер в ожидании босса.
Пижонистый Потемкин нравился Артему. Не задирал нос, не указывал, что называется, молодому сотруднику его место. Без уговоров присоединился к рутинной работе – перебирать базы данных магазина и склада, подсказывал, какие из них можно похоронить навсегда, какие оставить, но засекретив, а какие подготовить для пытливого ока проверяющего.