24 января
С неделю назад кто-то задал мне вопрос, который был мне приятен, - наверное, барышня. В вопросе заключался комплимент. А комплимент, как известно, и кошке приятен. Меня спросили, как я научился так классно завязывать шарф.
С этим связан интересный эпизод. Несколько лет назад я работал со студентами во Франции. Это были ребята, которые учились на актёров и режиссёров, они по собственной инициативе разучивали и играли отрывки из моей пьесы "Зима", переведённой на французский. Я всё просил их не пытаться делать эту пьесу русской пьесой про русских. А они где-то раздобыли шапки-ушанки, очень наивно изображали, как пьют водку… Я им говорил: "Вы видели американские фильмы про французов, про Наполеона? Смешно?" Они отвечали: "Очень смешно!". Я объяснял, что нам так же смешно смотреть, как кто-то изображает русских. И ещё я сказал: "Вы не сможете носить шапку-ушанку как русские. Туристов, которые покупают в Москве ушанки и напяливают их, сразу видно: русские люди надевают шапку каждый день и не задумываются об этом, а вы задумываетесь. Это точно так же, как никто не сможет носить шарфы так свободно, не задумываясь, и так классно, как французы".
На следующий день один студент пришёл и с весёлой укоризной сказал: "Вы лишили меня возможности завязывать шарф, я сегодня утром понял, что думаю, как это делаю, и у меня ничего не получилось".
Чтобы хорошо носить шарф, нужно носить его каждый день, нужно иметь шарфы для всех сезонов, нужно к ним привыкнуть как к ежедневной необходимости. И всё получится само собой.
27 января
Неделя проскочила так быстро, что я не могу восстановить в памяти несколько дней: писательская работа происходит практически целиком и полностью в себе и очень бурно, а внешне - это монотонное, спокойное, требующее усидчивости дело.
За окнами и над крышей на днях пронесся ураган. Мы живём в мансарде, и ветер сотрясал крышу и выл в печной трубе, выдувая из печки пепел. Рядом с домом упало большое дерево, и надо же - прямо на машину. Благо не на нашу, и благо, что в машине никого не было. В такие моменты всегда думается: "Странно, почему это рядом с нашим-то домом, и почему прямо на машину?"
За всю неделю по причине усидчивости из дома удалось выйти только один раз: постригся. Стригла меня молодая парикмахер, в салоне работал телевизор, по телевизору тихонечко звучало МузТВ. Вдруг заиграла песня "Apologize" от "Опе Republic". Мой мастер пошла и сделала погромче. А потом стригла меня и тихо проговаривала слова припева. Я тоже с ней вместе проговаривал. Следом заиграл Тимати, она пошла и убрала звук вовсе. Настроение моё улучшилось. Я сидел в кресле и думал: "Всё-таки надо выходить из дому, всё не зря…"
Вчера наконец-то послушал почти готовую песню "На заре". Максим Сергеев и музыканты "Бигуди" после Нового года сделали аранжировку. Осталось совсем немного: сведение музыкального материала. Мне очень нравится то, что получилось, даже в ещё не сведённом виде.
28 января
Мы живём в квартале, который практически не был затронут войной. Наш дом и другие вокруг, в основном, двадцатых годов постройки. Когда в новогодние праздники каждый вечер откуда-то доносятся залпы фейерверков, я думаю: "Вот сидели в нашем доме когда-то немцы в сорок пятом, слушали приближающуюся канонаду боя, как должно было быть им страшно!" Но дом они построили хорошо, спасибо им.
Когда-то вокруг нашего маленького озера у немцев был парк, а по озеру плавали лодочки. Сейчас оно сильно заросло и замусорено, но местные мужички ловят в нём рыбу. Попадаются маленькие щучки и карасики, я сам видел. Уток на нем по осени много, и лебеди залетают. А как в июне и июле квакают лягушки! В тёплые ночи у них любовь, и они поют - слышно даже в доме. Очень я люблю наш околоток.
Помню, как приехал три года назад впервые в Одессу. Кстати, нужно говорить ОдЕсса! Если вы скажете ОдЭсса, одесситы ответят, что нет такого города. Так же и в Перми надо говорить ПерЬмь, а не ПеРмь. Так вот, приехал в Одессу и сразу стал ждать всего того, что про неё слышал. Я хотел услышать знаменитую одесскую речь, увидеть колоритных персонажей, но первые два дня никого и ничего особенного не увидел. Был разочарован, обескуражен, а всё равно ждал. И оно случилось.
Я решил постричься. Подошел к администратору гостиницы "Чёрное море", в которой остановился, и спросил, могу ли у них постричься. Администратор, дама в годах, с причёской и в больших очках, не оторвалась от чтения каких-то документов. Она даже не взглянула на меня. Но ответила: "Конечно можно, но только вам нужно быть осторожным!" Она сказала это с неподражаемой одесской интонацией. Я удивился и спросил: "А почему мне надо быть осторожным?" Тогда она подняла на меня спокойный взгляд и сказала: "Так вас же ж будет стричь Лидочка! А если вас пострижет Лидочка, вам всегда придётся приезжать стричься в Одессу".
Прекрасный, великий, глубокий, не сразу открывающийся и любимый город! Нет города, похожего на Одессу. И Одесса ни на что не похожа.
Мне задали один вопрос, который очень меня повеселил. Вопрос такой: что слышат в наушниках певцы, когда записывают песню. Мой ответ такой: я не знаю, что слышат певцы, но я слышу музыку без моего голоса. А что слышат певцы, точно не знаю: никогда в жизни не пел.
31 января
Неожиданно повстречался с другом. И как-то мы так посидели… Короче, напился я сильно, очень сильно. И роман вчера тоже не продвинулся, сегодня буду выдавать двойную норму.
Часто читаю в комментариях соображения о том, что было бы хорошо напечатать этот ЖЖ в виде книги. Хочу сразу сказать, что такой книги не будет, даже если будет щедрое предложение от издателей. То, что ЗДЕСЬ происходит, - не литература и не произведение искусства. Не считаю возможным переносить всё то, что говорится в ЖЖ, на бумагу - в отрыве от постоянно меняющегося сегодняшнего дня, который каждый раз сегодняшний.
Я и сам не вполне понимаю, что для меня ЖЖ. Такой возможности общения не было у прежних поколений писателей. Я читал ЗДЕСЬ, что кто-то даже разочарован тем, что можно со мной общаться таким вот образом. Для кого-то исчез некий недосягаемый образ. С этим можно согласиться. И даже, наверное, можно согласиться, что такое общение лишнее и необязательное.
Я думаю, что ЖЖ и возможность общения писателя с читателями, артиста со зрителями и прочее - неизученная тема. Но в моей жизни ЖЖ занял определенное место. Конечно, это не художественное творчество, не искусство: это общение. Общение с уже сложившимися правилами, всё более и более понятными. Так что если бы я согласился, получилась бы необязательная и в общем-то скучная книга, потому что живая жизнь, как только её зафиксируешь, часто становится скучной и необязательной. Будем просто жить ЗДЕСЬ, как получится.
ФЕВРАЛЬ
2 февраля
Многие любопытствуют, каким я бываю пьяным. Не расскажу. К тому же в новом романе будет изрядный фрагмент, где герой сильно напивается. Опыта чужого опьянения у меня нет, а есть богатый опыт наблюдения за чужим опьянением. Но изнутри могу знать только про собственное. Скоро можно будет прочесть в книге. Там же есть и литературное освоение темы похмелья. Эта тема очень изучена русской литературой XX века. В XXI веке больше изучают другие состояния. А я - по старинке, в лучших традициях…
Поскольку сейчас нахожусь в глубоком погружении в литературную работу, меня, конечно, больше всего интересуют вопросы, связанные с литературой. Много спрашивали о том, как я отношусь к ранее написанным книжкам, не хочется ли мне что-нибудь изменить.
В тексты своих пьес и монологов, напечатанных в книге, совсем не могу заглядывать: воспринимаю их как абсолютно устаревшие. Но эти пьесы мною и не ощущались как литература. Я записывал тексты уже существующих спектаклей, а каждый спектакль я вначале создаю в голове, год его играю и только после этого записываю в виде текста. И раньше я пытался в этих текстах изобразить речь, экспериментировал с синтаксисом. Теперь меня это не интересует. У меня даже есть желание не исправить тексты, а сесть и по новой их написать. В том виде, в каком они звучат в спектаклях сейчас. Зато текст "Дредноутов" написан уже с пониманием того, что я только что сказал, и поэтому он меня устраивает.
Это я говорю про те тексты, которые сам исполняю на сцене. Те же пьесы, которые писал для театра, а сам не ставил… К ним у меня особое, еще не сформировавшееся отношение. Да и какая разница, какое у меня к ним отношение! Они уже давно идут в разных театрах.
А свою прозу я могу перечитывать, и у меня не возникает желания что-то переделать. Для меня каждая книжка - ясный документ, демонстрирующий мои литературные возможности на момент написания. Тогда я мог так, и меня интересовало то, что там написано. Теперь могу иначе, и меня интересует другое. Возвращаться в прошлое и пытаться в нём что-то поменять - дело бессмысленное и бесперспективное. Я очень стараюсь любить своё прошлое и поэтому спокойно признаюсь, что люблю свои книжки, мне за них не стыдно.
Недавно пересматривал "Рубашку" и отчетливо вспомнил, как писал этот роман. Тогда я был ^очень-очень счастлив, и сам процесс меня радовал невероятно: это был новый, неизведанный процесс вхождения в профессиональную литературу, и было много неизведанных ощущений от писательского труда. А теперь я вижу в тексте "Рубашки" признаки и отголоски того счастья. Это очень счастливый текст. Хотя также вижу, насколько тогда был беспомощным и неоснащённым писателем. Но счастье там прорывается, а это важнее.
Расскажу свою любимую историю, связанную с романом "Рубашка". Понять её могут только те, кто читал. В романе герои играют в Хемингуэев, в тексте есть подробное описание этой игры. Были вопросы, придумана ли эта игра или она существовала в жизни. Отвечаю: игра придумана и не раз осуществлена мною и моим другом Алексом Дубасом, который тогда работал в Риге, а теперь работает на радио "Серебряный дождь". Мы неоднократно играли. До сих пор обращаемся друг к другу не иначе, как "Эрнесто".
Так вот, несколько лет назад в Новосибирске я встречался с читателями в книжном магазине. Было довольно много людей, я подписывал книжки, и среди прочих подошел ко мне парень близкого возраста, но всё-таки помладше, хорошо одетый. Он попросил меня подписать три книги "Рубашка". Главным в его облике было то, что на лице были следы сильных побоев. Очевидно, дней пять-семь тому назад попал в переделку: синяки уже позеленели и пожелтели, но досталось ему серьёзно. Я подписал книги, не удержался и спросил: "Дружище, что же с вами случилось? Откуда такие раны?" А он ответил, улыбаясь не вполне зажившими губами: "Знаете, мы тут в прошлую субботу с другом решили поиграть в Хемингуэев, но немножко перебрали и неожиданно дали Ремарков". Мы подружились тогда с этим парнем. И я понял, что грань между Хемингуэем и Ремарком тонкая, но чреватая.
4 февраля
Два дня уже в Калининграде фантастическая погода: солнце. Вчера полгорода выезжало к морю, в Светлогорск. Люди гуляли по променаду. Красота!
Часто объясняю урождённым калининградцам, что для меня как для сибиряка такая погода в разгар зимы, и ещё долгая весна с цветением яблонь, слив, вишен, каштанов и прочего, с подснежниками на клумбах в феврале, а осенью - с падающими на крышу большими яблоками, с удивительными дюнами, соснами и морем, до которых можно доехать за сорок минут… - всё это никогда не будет для меня нормальным и обычным, а останется чудом расчудесным.
Вроде не к месту вспомнилось, как вернулся со службы и в первый раз за три года сел на унитаз, которых на флоте нет: ощутил его под собой как чудо. Я ощутил тогда, что цивилизация и её достижения прекрасны.
Меня часто просят поделиться своими музыкальными или литературными пристрастиями. Я это делаю иногда, очень редко и очень осторожно. Бессмысленно высказывание, что о вкусах не спорят. Если вникнуть в суть любого спора, он всегда в итоге только о вкусах. Не хочу и не могу сообщать о своих пристрастиях, потому что бережно отношусь к отношению к моим книгам и спектаклям. А вдруг выяснится, что писателя, который нравится мне, вы на дух не переносите. Или напротив, я скажу, что терпеть не могу того или иного музыкального деятеля, а он - ваш любимый исполнитель. Скажу неосторожно, что писателя Минаева читать не смог по причине неспособности читать глазами такого уровня литературный текст, а он, может быть, кому-то глаза на жизнь открыл. Раз - и осадочек остался!
При этом мои пристрастия и вкусы - это частное дело. И то, что нравится мне - ничуть не важнее того, что нравится вам.
Я помню полученный от вас сильный, искренний и эмоциональный упрек в том, что про Гену Бачинского я высказался, а про смерть Абдулова - нет. Это связано с тем, что сказано выше. Ровно так же, как все, я - рядовой зритель, слушатель и читатель. Я не был знаком ни с ушедшим любимым Абдуловым, ни с чудесным и любимым с детства Игорем Дмитриевым. И со многими, многими другими тоже, хотя любил их роли с детства, как все. Как-то я объяснил Михаилу Андреевичу Глузскому, с которым за пару лет до его смерти у нас сложились очень тёплые отношения. И он, и я тогда играли спектакли в одном театре… Он попросил меня относиться к нему с меньшим и не таким подчеркнутым почтением. А я ему тогда сказал: "Не могу, Михаил Андреевич! Я из Кемерова, я вас на экране увидел раньше, чем побывал в Москве и увидел Кремль. Вы для меня - часть русской культуры". Моё отношение к писателям, артистам, музыкантам, которых знаю и люблю с юности, осталось прежне-почтительным. И о них в связи с их триумфом или кончиной есть кому говорить: коллегам и друзьям. А я, как и все остальные, почтительно и смиренно слушаю.
5 февраля
Песня "На заре" наконец готова. Мы честно приобрели на неё права у группы "Альянс", и теперь каждый, кому интересно, может бесплатно её скачать. Только у всех, кто над ней трудился, большая просьба: если захотите с кем-то поделиться песней, давайте на неё ссылку, не посылайте файл. Эта просьба связана с тем, что нам интересно и важно знать, сколько людей её скачало и послушало.
Лично я посвящаю эту песню Гене Бачинскому. Он первый поставил в эфире нашу первую совместную работу с Ренарсом, ему нравилось то, что мы делаем. Он знал, что мы работаем над песней, и ждал её…
6 февраля
Не так уж часто удаётся испытать совершенно новые, особенно связанные с профессией ощущения. Но то, что я испытал вчера вечером и ночью - совершенно новое… Не помню, когда я так волновался в последний раз. Я читал и читал отклики на песню, отходил от компьютера, снова возвращался. Понимал, что её кто-то слушает именно в данный момент, а я в этот момент дома… Пока не могу сформулировать свои ощущения. Но это новая форма профессионального счастья.
А ещё для меня важнейшим культурным переживанием является то, что я прикоснулся к песне, которая была созвучна с моей юностью.
Года три тому назад я услышал из проезжающей машины "альянсовскую" "На заре". Помню, встал тогда посреди улицы как вкопанный: я не слышал песню со времен юности, и меня накрыло. Тогда же я понял, что хочу, чтобы какой-то сегодняшний юный и чувствительный человек мог пережить мои давние ощущения. А те, кому приблизительно столько, сколько мне, могли вспомнить их снова. Я объяснил свою идею Максиму Сергееву, но тогда я хотел, как это теперь часто делается, просто взять оригинал песни и использовать припев. Но Максиму моя идея показалась неинтересной творчески, а потом ещё и выяснилось, что это технически невозможно, потому что у "Альянса" нет записи музыки и голоса по отдельности: такие были тогда времена. Мне долго казалась моя идея невыполнимой, а Ренарс Кауперс в Риге в это время ни о чем даже не подозревал. И как-то ночью мне пришло в голову: есть же Ренарс! И теперь уже есть и песня.
Для того чтобы представить в ЖЖ песню, мы - Максим Сергеев, Ренарс и я - собрали наши юношеские фотографии, чтобы можно было посмотреть на то, какими мы были в юности. У меня совсем мало фотографий того периода, почти нет. Но пока рылся в семейных альбомах, нашел два снимка, которые сам никогда не видел. Они меня потрясли. Их сделал мой отец, ночью. Я не мог уснуть, потому что утром уходил в армию. Я не знал тогда, что попаду на три года на флот. Я не знал, что это моя самая последняя ночь безмятежной и ещё ничего не знающей юности. Я тогда даже не очень боялся, просто какие-то сильные предчувствия переполняли и тревожили. Я помню, как отец меня фотографировал, но снимков не видел, а увидел лишь спустя почти двадцать четыре года. Сидел, смотрел на них… Не могу говорить.
Вернулся я со службы с совсем другими глазами. А на этих снимках последние часы нетронутой жизнью юности.
7 февраля
Как же приятно, нет, радостно и даже счастливо ощущать такое единодушие в комментариях, и со стороны друзей, и знакомых, и даже родителей по поводу песни. Для меня это большое событие.
8 связи с песней один человек, который много меня младше, задал мне интересный вопрос. Он спросил, отношу ли я себя к какому-то поколению. Для него самого этот вопрос непраздный.
"Я не ощущаю себя человеком определённого поколения. Наоборот, я постарался расстаться в себе со всем тем, что определяло бы мою принадлежность к конкретному поколению. Люди одного поколения придерживаются признаков своего поколения. Это хорошо, удобно и по-человечески правильно. Людей одного поколения можно определить даже по тому, как они говорят. Есть определенно поколенческие слова, словечки, выражения. У каждого поколения своя музыка, фильмы, книги, люди, темы, разговоры, одежда, причёски.
Но я для себя отчетливо понял, что если буду делать литературу или спектакли поколенческие, я остро попаду в сердце тем, кто себя к этому поколению причисляет, но останусь мальчишкой для поколения шестидесятников и стариком для поколения "Пепси". А я хочу быть современным, сегодняшним, остро сегодняшним. И это совершенно не значит, что я хочу понравиться и тем и другим. Я хочу быть интересным и тем и другим - ну и своим. И для этого я заставил себя испытывать тотальный интерес и к тем, и к другим.
Поэтому в моей фонотеке практически нет той музыки, которую я слушал в юности, почти нет музыки начала девяностых. Я слушаю сегодняшнюю музыку, мне интересно сегодняшнее состояние культуры, не той культуры, которая называет себя современной, а той, которую можно назвать сегодняшней.
И поэтому то, что мы сделали в нашей новой песне, - это всё-таки не дань памяти, не поклон прошлому, не цветы на могилу ушедшим восьмидесятым, а сегодняшнее осмысление и прочувствование собственной любви. Моя юность проходила в восьмидесятые, у кого-то она сейчас, у кого-то завтра. Эпоха в этом смысле не важна, важны переживания, а переживания универсальны, без поколенческих вопросов.
Но при этом я подробно помню и эпоху, и детали, и кино, и музыку, и то, во что мы одевались, и чего хотели.