С годами Андрей перестал бунтовать даже и из любопытства. Чувство тревоги с годами так сильно развилось, что Андрей стал улавливать особенный запах тревоги, исходящий от людей, которым предстоят испытания. Это был странный холодный запах слёз, бессонницы, седеющих волос, ночи - глухой, безнадёжной… Странность запаха была в том, то исходил он от внешне совершенно благополучных людей. Мысленно Андрей роднил их с безумным архитектором, который когда-то, заглянул к отцу на огонёк. Андрей с жалостью смотрел на этих людей, пытался как-то их предостеречь, но люди - особенно в моменты благополучия - редко внимают предостережениям.
Тогда, в машине, стремительно летящей по направлению к даче, Андрея посетила первая в жизни тревога. Золотоглазая Анюта была средоточием тревоги, от неё исходил специфический холод. От неё и от коробки, лежащей у неё на коленях. "Анюта ни разу не сказала, что любит меня, - подумал Андрей, - глаза её всегда темны, а губы равнодушны!"
Тревога нашёптывала, что зря, зря, зря затеял он эту поездку, что беда, беда, беда пятым пассажиром едет в машине. "Поворачивай. Так будет спокойнее…" - шептала тревога, но Андрей не послушался.
- Анюта! - наклонился Андрей, - Ты меня любишь?
- Что-что? - громко переспросила Анюта. Даже шофёр обернулся.
- Ничего, - с досадой ответил Андрей. Позади осталась Москва. На тихое дачное шоссе свернули, где почти не ездили машины, где тополиный пух сплетал в воздухе кружева.
Свежий лесной ветер мало-помалу разогнал облако, развеял очертания беды.
А вот наконец и дача. Ласковый сторож кивает головой, открывает ворога. Каким жутким кажется Андрею это безличное доброе покачивание. Беда, беда вновь расставляет вокруг свои знаки!
Володя и Анюта с интересом разглядывали дачу - маленький кирпичный замок на зелёной траве, с верандочками и башенками, с диковинным, наклонным окном наверху.
- Я думал, так может быть только в Англии, - сказал Володя.
Солнце светило в наклонное окно. Окно пылало. Словно с горки съезжало с него солнце - играючи, весело.
Вошли. Для начала устроились в полукруглых кожаных креслах в большой, похожей на зал комнате.
- Какое дивное совпадение, - сказала Анюта. - Сегодня у меня день ангела.
- День ангела - церковный предрассудок! - назидательно сказал Володя. - Эх, жаль Дельту не взяли! Она так давно не была в лесу.
- Надо было её взять - и всё, - ответил Андрей. - Чего сейчас-то говорить!
- В таком случае… - Володя недоговорил, замер с открытым ртом.
На сосну прямо перед окном уселся дятел в красной шапочке, сосредоточенно и интенсивно заработал клювом, Володя моментально забыл про нудный спор, про всё на свете. Венец природы - дятел - сидел на сосне…
Андрей приблизился к Анюте, взял за руку. Никогда ещё не казалась она ему столь привлекательной. Белая полоска зубов матово светилась. Золото в глазах перемешалось с солнечным светом. За окном клубничные грядки, лужайки, цветы, лес - всё солнцем одето. И тишина за окном…
"Интересно, как подействует на неё простор, - подумал Андрей, - ничем не ограниченный вольный простор, где она хозяйка! Ведь я ни разу не видел её не просторе…"
И действительно, Володя и Андрей пошли собирать клубнику, а Анюта вдруг начала танцевать на лужайке. Туфли мешали - оно сбросила их, танцевала босиком, кружилась, смеялась, прыгала.
Упала на траву;
- Я живу, - прошептала, а потом закричала: - Я всё-таки живу!
Володя и Андрей облизывали красные клубничные губы.
- Андрей! - позвала Анюта, глядя в небо, сделав из смуглой ладони козырёк.
Андрей подошёл, наклонился.
- Поцелуй меня! А ты, Володя, отвернись.
- Идите вы знаете куда! - Володя широко зашагал по траве к воротам.
- Заблудишься, - сказал Андрей.
- Ничего, как-нибудь, - усмехнулся Володя, - сами смотрите не заблудитесь.
- Там прямо - озеро. - Андрей склонился над Анютой, увидел свет в её глазах, словно поплыл в счастливый какой-то сон, растворился в мерцающих золотистых искорках, "Вот оно, счастье… - мелькнула мысль. - Всегда бы так плыть и плыть". - Ты… сегодня необычная, - прошептал Андрей, - ты сказала: "Я всё-таки живу…" Что это значит?
- Ничего! - Анюта притянула Андрея, крепко поцеловала. - Просто я очень люблю танцевать. Я была бы самым счастливым человеком в мире, если бы всегда могла танцевать на этой лужайке…
Андрей обнял Анюту. Она засмеялась, ловко вывернулась, побежала по траве.
- Куда?
- На озеро. А то заблудится Володя.
Андрей поднялся, отряхнул одежду. Удивился нетвёрдому своему шагу. Какими смехотворными показались сейчас недавние тревожные мысли. Послушайся он их - ничего бы не было! До сих пор горели губы, а в глазах, точно невесомые, стояли золотистые искорки.
"Она сказала, что была бы счастлива, если бы всегда могла танцевать на лужайке… И всё. Где в этот момент должен быть я, она не сказала. Ладно…" Недоброе это было раздвоение, душа то горела, то леденела. То успокаивался Андрей, то лихорадка начинала его бить. Так просто, думалось сказать: "Андрей! Я тебя люблю". А вот не говорит!
…Словно заправский официант, с полотенцем через руку, встретил Андрей Анюту и Володю, возвратившихся с озера после купания. У Анюты блестели капли на плечах.
Володя удивлённо озирался, не в силах привыкнуть к полукруглой комнате, огромному панорамному окну.
- Зимой, - сказал Андрей, - люблю смотреть в это окно. Там метель бесится, ветки трещат, а ты сидишь себе у печки… Или на диванчике с книжкой. К вечеру воздух синий-синий. Я на лыжах всегда вечером хожу.
- И всё-таки Дельту надо было взять! - подвёл итог каким-то своим мыслям Володя.
Никто не стал спорить. Тем более что Дельта была далеко отсюда. Спала, наверное, положив морду на лапы. А Бисмарк, как боевой истребитель, совершал утренний облёт территории, смотрел неодобрительно на голубей, оккупировавших мойку.
Андрей заметил, что почти непрерывно Анюта смотрится в зеркало. То царственно покачивает головой, то дерзко встряхивает высыхающими волосами. Разные образы чудились Анюте в зеркале. Андрей улыбнулся. О, ему прекрасно была знакома эта захватывающая игра с зеркалом! Самая грациозная наконец была найдена поза из всех возможных. Чуть отвернувшись от зеркала, чтобы была видна и спина, на которой ещё дрожали прозрачные капли, с бокалом красного вина в руке сидела Анюта в удобнейшем кресле, как королева в своей загородной резиденции.
- Ты королева, да? - шёпотом спросил Андрей у Анюты.
- Королева… - задумчиво повторила Анюта, как бы впервые мысленно оценивая это слово, воспринимая его не как символ, а как живое, реальное понятие, - Зачем ты надо мной издеваешься?
- Я не издеваюсь, а говорю комплименты.
Не было Анюте покоя. Что-то её мучило. Андрей вспомнил недавнюю её фразу: "И всё-таки я живу!" Вновь догадка прошла сквозь него, как ток.
- Значит, вот здесь ты вырос? - спросила Анюта. - В этом симпатичном домишке? В какие же игры ты играл? И с кем? Тебе… кого-то приводили? Наверное, играл в какие-нибудь особенные игры, да?
- Почему же в особенные? - Андрей чувствовал насмешку, но не знал, как отвечать. - Я играл в разные игры. Всё время был один, никаких друзей, никого ко мне не приводили, всё время приходилось что-то самому выдумывать. Я же рассказывал тебе… Про белого волка и… прочее…
Володя подмигнул Андрею. Дескать, правильно, нечего выдавать дурочке свои тайны. Андрей вымученно улыбнулся.
- Это тебе за королеву, - сказала Анюта. Андрей глубоко вздохнул.
- Давайте ещё выпьем?
- Успеем. Подожди! - прямо в глаза Андрею смотрела Анюта. - А сейчас? Сейчас во что играешь?
Крохотные, словно иголочные укольчики, капельки пота на лбу и губах Анюты разглядел Андрей. А в комнате между тем было прохладно. "Она волнуется, - подумал Андрей. - Волнуется, волнуется, волнуется… Даже вино ей не в радость. Почему?" Взгляд его, вдоволь набегавшийся в одинокие дачные дни и вечера по жёлтым мудрым страницам, изрядно натренировавшийся в захватывающей зеркальной игре, уже заставляющий чужие зрачки дрожать и безвольно плавиться, теперь, казалось, видел сквозь плотный голубой картон.
Иное. Продолжение того, что началось в машине…
Так вот из-за чего волнуется Анюта! То есть отчасти из-за чего…
- Оставь ты в покое коробку, - сказал Андрей, - зачем всё время её пинаешь? Или уж открывай. Я знаю, что в коробке.
Молчание воцарилось в комнате. Андрей услышал, как тикают на втором этаже в мастерской отца часы, как лесной ветер обтекает крышу дачи и летит дальше.
- Да, кстати! Что это за коробка? - заинтересовался и Володя.
- Это невозможно! Ты не можешь знать, что с коробке, потому… Потому что я сама не знаю!
Какое это было наслаждение - созерцать изумлённые лица. Анюта теребила подарочную ленточку на коробке.
- Так сказать, что там? - Андрей положил Анюте руку на плечо, потрепал снисходительно. Сейчас он мог это себе позволить.
- Не томи, - сказал Володя, - а то она сейчас сама развяжет.
- В коробке то, что воруют из магазинов, - засмеялся Андрей, - точнее, из ларьков или продуктовых палаток… В магазинах ведь сторожа.
- С ума сошёл! - Анюта дёрнула ленточку, отбросила крышку.
В коробке двумя рядами лежали плитки шоколада. Анюта вытащила плитку.
- "Спорт"… - растерянно прочитала Анюта. - "Спорт"… Шоколад высшего качества. Цена…
- Бог с ней, с ценой, - улыбнулся Андрей. - Ну так что?
- Ты… ты… - Губы у Анюты дрожали. - Ты откуда знаешь? - спросила шёпотом. - Я… Я честно не знала, что здесь.
Андрей молчал. Недавняя победительная ясность вдруг улетучилась. Андрей понимал, Анюта ждёт продолжения. Но… всё смешалось.
- Ну! - шепнула Анюта. - Продолжай! Что ты ещё знаешь? Почему ты молчишь?
- Угощаешь? - Андрей вытащил шоколадку из хрустящей фольги, разломал.
- Зачем взял? - закричал Володя. - Надо же всё это вернуть! Откуда взялся этот шоколад?
- Ну да, вернуть, - засмеялся Андрей. - Так там и ждут. Нельзя ведь обратно… да, Анюта?
- Где ты взяла эту коробку? - закричал Володя. - Где стащила?
- Не ори, пожалуйста! - Анюта молча выкладывала плитками стол. Четверть стола, наверное, уже выложила, а плитки всё не кончались. - Я на улице нашла эту коробку. На скамейке в парке. Да господи, где угодно!
- Шоколад? Где угодно? - Володя выразительно посмотрел не Андрея, зовя к совместному негодованию.
- Правда, я не знала, что здесь шоколад… Я думала… ну, может быть, цветы.
- Цветы в коробке из-под обуви? - фыркнул Володя. - Легчайшие такие цветочки.
Анюта пожала плечами. Она уже совершенно успокоилась.
- Чего вы так разволновались? Или вас каждый день кормят досыта шоколадом? Ешьте, я угощаю!
- Я тебя сейчас так угощу! - Володя стукнул кулаком по столу. - Говори, откуда эта коробка?.. Я… Я два месяца коплю деньги на попугаев, а ты… Ты хоть понимаешь, что… Кто тебе дал коробку? Кто тебе её дал?
- Отвяжись! - Анюта медленно допила вино, закусила шоколадом. - Какой вкусненький… Чего не едите?
На Андрея она не смотрела, словно того не существовало. Словно не Андрей угадал, что в коробке. Всё вдруг оказалось забытым.
"Вот она, цена моей проницательности, - горько подумал Андрей, - Анюта платит чуть ли не презрением… Но за что? Неужели только за то, что я не знаю всего до конца? Но… разве может хоть кто-нибудь всё знать до конца?" Тогда это обескуражило Андрея, со временем, однако, он привык. Множество раз впоследствии нисходила на него проницательность, и всегда сначала изумлением, потом ожиданием, потом - когда ожидания не оправдывались - презрением отвечали люди. В лучшем случае - равнодушием. Как будто ничего не произошло. Как будто ничего Андрей не угадал. Позже Андрей понял, в чём тут дело. Его проницательность лишь на мгновение высвечивала человека. Возможно, впрочем, в это мгновение человеку казалось: Андрей знает всё! И Андрею, возможно, так казалось, но… лишь мгновение. Ему-то этого было вполне достаточно. Человеку - нет! Почуяв необычный дар Андрея, все желали, чтобы что-то следовало дальше, пусть неосознанно, но жаждали довериться, взвалить на него всю тяжесть собственных дум, поступков, болезней, бед… В конечном же счёте жаждали утешения, облегчения страданий, а кое-кто из впечатлительных - и чтобы Андрей научил, как жить. Эти могли бы стать наиболее фанатичными его приверженцами, ловили бы каждый его жест, каждое слово, но… Андрей был не тщеславен и славы пророка не хотел. Но люди рассуждали по-своему: "Раз знает, раз имеет дар, значит, должен помочь! На то и дар…" Андрей же и в мыслях не держал кого-то утешать, облегчать чьи-то страдания. Это был исключительно его дар, следовательно, распоряжался им Андрей по своему разумению. Проницательность, если угодно, была забавой, игрой. Люди же - материалом для этой игры.
Андрей считал, что ко всякой личности вполне применимы законы градостроительства. Например, прежние теории предписывали, чтобы наряду с надёжной защитой от вражеских нападений город был бы как можно более удобен для сообщения. Применительно к человеку Андрей видел здесь свободный, вольный бег мыслей, отсутствие заторов, могущих привести к маниакальным идеям, разным там странностям, "пунктикам". В Древней Греции при постройке улиц исходили из господствующих направлений ветра. И в человеке Андрей прежде всего старался определить именно господствующий ветер, будь то талант, добродетель, а возможно, и порок. Чтобы ослабить силу ветра, улицы должны быть проведены по медиане угла, образуемого двумя наиболее частыми ветрами данной местности. Если же, наоборот, ветер необходимо усилить, - улицы должны быть проведены по-другому. Древние ещё обращали внимание и на то, чтобы все улицы получали достаточно света и солнца. Таким образом, Андрей видел человека, как город: с его изяществами и трущобами, удобствами и чудовищными перекрёстками, недостатками и достоинствами, но не испытывал, совершенно не испытывал желания вмешаться, перестроить. Лишь наблюдал, и всё. Обманувшиеся люди остро это чувствовали и не прощали Андрею. При этом, правда, почему-то забывали, что не по своей воле открыли душу, без их согласия и ведома, благодаря одному лишь странному его дару это происходило. Следовательно, и судить надо было не Андрея, а его дар. Судили же всегда Андрея! "В конце концов, - думал Андрей, - полезь я в эти клубки, начни учить-поучать-советовать-угадывать… что получится! Что станет со мной, что? Ведь изменится господствующий ветер. Я - это буду уже не я…" Сколько раз зарекался он пророчествовать, но… не было сил сдержать иное, иногда даже просто необходимо было увидеть изумлённые лица. Ведь он ведал о людях то, что знали о себе лишь они одни. Сколько знакомств расстроил Андрей дурацкой своей проницательностью! Сколько женщин бросали ему в лицо горькие слова: "О, как ты всё видишь, как чувствуешь… Только скажи, зачем? Ведь никто не становится искреннее, честное после того, как ты… увидишь, каким-то образом разглядишь. Не то, не то ты высматриваешь! Или… или ты так развлекаешься? О, какое же ты в таком случае ничтожество!"
…Дачное застолье между тем продолжалось. Анюта с Андреем помалкивали, зато Володя не мог успокоиться, без конца возвращался к шоколадному вопросу. Но вот ведь как устроена человеческая психика; уже не так удивляла коробка с шоколадом - Володя, без конца задающий один и тот же вопрос: "Откуда она взялась?", - удивлял больше. А коробка, куда вновь сложили со стола шоколад казалось, вечно стояла на дачном серванте.
Кружение о голове усиливалось. Мысли словно катались на карусели, укатываясь до полнейшего абсурда. Ещё один глоток, понял Андрей, и всё покатится-завертится, станет непредсказуемым и, по-видимому, напрасным. Отставил бокал.
Андрей по-настоящему почти не выпивал до этого дня.
Недавно, правда, они пили ром с Володей. Безудержно фантазировал тогда Андрей, чувствуя, как из слов рождается красивый мир, и ромовые шпоры только подгоняли - вперёд! вперёд! Однако тогда же и обратил он внимание, что как-то уж чересчур жадно, не по-рыцарски пьёт ром Володя. Другое было у него отношение к спиртному, рей мог увлечься очередным враньём, забыть про бутылку, а вот у Володи посверкивали глаза, когда ром наливался из бутылки в стакан, и некоторое разочарование появлялось в них, когда ставилась бутылка на стол. Хотя ром-то ещё не был выпит! Выходило, Володе заранее было мало.
И сейчас Андрей заметил, что разрывается Володя между окном и столом. За окном уже другой дятел, куда крупнее прежнего, можно сказать, зверь-дятел, выколачивал из ствола вредителей. А на столе бутылки, где пока ещё оставалось вино.
"Не пей, Володя!" - едва не крикнул Андрей. - Умоляю тебя, никогда не пей, потому что пропадёшь!" Даже пот выступил на лбу, такого труда стоило сдержать крик. Он вдруг ощутил страдания Володиных зверюшек - забытых, несчастных среди пустых бутылок. Ощутил жалкую бессмысленность Володиной доброты, его дара понимать речь животных, несовместимых с зарождающимся господствующим ветром. Бисмарк, Трофим, Дельта и Петька, должно быть, сейчас поёжились под ледяным порывом, хоть и лето на дворе. Животные чувствуют всё.
"Что со мной? - Андрей потёр лоб. - Это не Володе, а мне не надо пить! Хватит… Что за чушь? Что за глупости лезут в голову? - Андрей чуть не расплакался, вспомнив, как преданно смотрел на него Володя во время вечерних бесед, как безоговорочно верил каждому слову. Дружба для Володи была превыше сомнений. - А я… Я… Как мне не стыдно!"
- Володя! - не удержался, крикнул Андрей. - Дело в том, что тебе лучше не пить! Я имею в виду не сегодня, а вообще… Потом… Всю жизнь. Ты хоть понимаешь меня?
- А, кстати! - Володя не понимал. Он жадно оглядывал стол. Вертел в руке ножку пустого бокала.
- Хватит! Идём гулять! - решительно заявила Анюта. - Всё, идём гулять! Такая погода, а мы, как сычи, сидим в комнате.
- Где это ты видела сычей в комнате? - иронически осведомился Володя. - И вообще, видела ли ты сычей?
- Видела!
- Где же?
- Только что! Здесь. Ты - сыч, - отрезала Анюта и больше не обращала на Володю внимания.
Бокал Анюты остался стоять на белой скатерти. А на дереве за окном вновь появился зверь-дятел. Володя гулять не пошёл.
- Я устал. Я посмотрю лучше на дятла… А потом догоню вас. - Володя махнул им рукой, дескать, идите.
- Мы скоро придём, - сказал Андрей.
- Ага… - Володя уставился в окно.
Андрей и Анюта вышли за ворота. Ласковый старик сторож покивал вслед. Грациозно приминая траву, шагала Анюта. Казалось, ничего Анюта не приминает - трава сама клонится и немедленно распрямляется от её лёгких шагов. Вот и лес начался.
- Направо, - подсказал Андрей.
- Но ведь озеро… кажется, в другой стороне. - Анюта указала на близкую голубизну между деревьями. - Или мы идём не на озеро?
- На озеро. Только на другое.
От солнца, от клубники, от красного вина и волнения чёрными сделались губы Анюты.
Как долго ждал Андрей этого дня! Как ждал его одинокими вечерами, глядя в небо, где звёзды выкладывали зелёными точками профиль Анюты. Жёлтые мудрые страницы, помнится, перелистывал Андрей, но и там одно слово: "Анюта… Анюта… Анюта…"
- Как же ты угадал, что в коробке? - привёл его в себя голос Анюты. - Ты… в самом деле ясновидящий?