Впервые на русском один из знаковых романов мастера британского магического реализма, автора таких интеллектуальных бестселлеров, как "Зубная фея", "Курение мака", "Дом Утраченных Грез", "Скоро будет буря", "Правда жизни".
Индиго - мифический цвет, недоступный человеческому глазу и сулящий, по легендам, невидимость. Но в сумеречном мире, где таинственный отец Джека Чемберса - царь и бог, индиго приводит к измене, наваждению, безумию.
Узнав о смерти отца, богатого нью-йоркского арт-дилера с обширными эзотерическими интересами, лондонский судебный исполнитель Джек Чемберс не испытывает особых эмоций: он не виделся с отцом пятнадцать лет. Однако именно ему предстоит выступить исполнителем отцовского завещания; на первый взгляд - ничего сложного, но сумеречный мир уже готов распахнуть Джеку свои объятия..
Содержание:
Грэм Джойс - Индиго 1
Пролог 1
От автора 46
Примечания 46
Грэм Джойс
Индиго
Посвящается бесподобным Тэм и Джо Тэнси
И отдам тебе хранимые во тьме сокровища и сокрытые богатства.
Исаия 45:3
Пролог
Клиника Сан-Каллисто, Рим, 31 октября 1997 года
Белый греко-римский свадебный торт здания клиники Сан-Каллисто высился посреди обширного парка милях в пятнадцати к западу от Рима. Джек припарковал взятый напрокат "фиат", галантно распахнул заднюю дверцу, выпуская Луизу, и они направились по аллее стройных кипарисов к портику входа.
Поднимаясь по мраморным ступеням, Джек сказал:
- Вообще-то ты не обязана идти со мной. Можешь обождать в машине.
- Меня это касается не меньше, чем тебя, - ответила она.
Так оно и было: потому-то она вернулась с ним в Рим, потому-то оставила Билли в Чикаго, попросив Дори посидеть с малышом.
Их шаги по идеально натертому полу приемного отделения отзывались гулким эхом; у стойки регистратуры они назвали себя, и сестра в белом халате и того же цвета шапочке предложила им подождать, указав на жесткие пластиковые кресла. В большие, от пола до потолка, окна вливалось солнце, плавясь на стерильных мраморных поверхностях. Они молча сидели и ждали.
Из тени в конце длинного коридора появился врач с историей болезни в руках. Казалось, он приближается целую вечность; ботинки его скрипели при каждом шаге. Он с важным видом поздоровался, жестом приглашая следовать за ним, и направился обратно - бесконечным коридором, потом вверх по внушительной мраморной лестнице. На ходу несколько раз шумно фыркнул, словно прочищая ноздрю. Двое пациентов, болтавших на лестнице, замолчали и уставились на посетителей.
Читая мысли Джека, врач сказал:
- Мы тут не придерживаемся строгих правил. Больные пользуются определенной свободой. У нас есть что-то вроде солярия, застекленная терраса. Она любит бывать там. Может весь день просидеть, если ей позволить.
Наконец он распахнул дверь на террасу. Поначалу Джеку показалось, что там никого нет. Обращенное на юг окно напоминало экспонат художественной галереи - узор из декоративного железа и стекла. Там и тут стояли белые плетеные шезлонги. Потом Джек заметил молодую женщину. Она сидела на самом краешке шезлонга и глядела в окно; на ней были джинсы и белая футболка. Пожалуй, он ожидал увидеть ее босой и в смирительной рубашке.
- Buon giorno Натали! - окликнул ее доктор неожиданно радостным голосом.
Женщина не пошевелилась.
Он подошел к ней и легонько погладил по голове:
- У нас сегодня гости!
Она посмотрела на них через плечо и встала.
- Оставляю вас одних, - сказал доктор, удаляясь, - Я буду поблизости.
Молодая женщина шагнула вперед:
- Тим?
Она была невероятно худа, кожа да кости, все время щурила глаза, словно ее слепил слишком яркий свет. Темно-русые волосы лежали узлом на затылке, но, увидев посетителей, она распустила их и тряхнула головой.
- Я не Тим, - заговорил Джек, но она прижала палец к губам и громко зашипела.
Подошла к ним и, взяв ладонь Луизы, медленно и с наслаждением понюхала тыльную сторону. Затем наклонилась и обнюхала ее колено. Луиза сдержалась, не отступила назад, когда женщина провела носом вдоль ее бедра всего в дюйме от юбки, задержалась внизу живота. Удовлетворенная, она передвинулась к Джеку, обнюхала его талию, бок и наконец почти уткнулась ему под мышку. Джек только и мог, что бросить отчаянный взгляд на Луизу.
- Меня зовут Джек Чемберс. Тим был моим отцом. А это Луиза, его дочь.
- Вы пропитаны им, - сказала женщина.
- Чем?
- Индиго. Запахом волка. Особенно ты. Он придет? Тим придет?
Она медленно, очень медленно обошла вокруг него.
- Тим умер, - ответил Джек. - Умер уже давно. Как бы то ни было, он оставил вам кое-какие деньги. Я приехал проследить за тем, чтобы вы их получили.
- Ты знаешь, куда они все исчезли?
- Кто? Кто исчез?
- Все они. Нас было много. Потом осталась только я одна. Я думала, ты пришел сказать, куда они исчезли. Это так горько - быть одинокой.
Она подула в лицо Джеку - нежно, ровно. Потом подошла к Луизе и принялась кружить вокруг нее.
- Натали, - сказала Луиза, - вы знаете, где сейчас находитесь?
Натали слегка отшатнулась, видимо обидевшись, что ее принимают за неразумное существо, если задают такой глупый вопрос.
- Конечно. Я - в Индиго. Потому-то вы и не можете меня видеть.
1
Чикаго, международный аэропорт О'Хейр, 2 октября 1997 года
Всегда беспокойный во время полета, Джек Чемберс пил пятый скотч с содовой, когда самолет начал снижаться. Стюардессы слишком быстро сновали по проходу между рядами, чтобы попросить принести еще порцию. Джек осушил пластиковый стаканчик, вытер наморщенный лоб крошечной бумажной салфеткой, пахнущей лимоном, уселся поглубже в кресле и с беспокойством задумался о деле Бёртлса.
Хорошо, что все это случилось именно сейчас, решил он. У него осталось единственное незаконченное дело - фирма явно шла на дно. Он проинструктировал своего секретаря, миссис Прайс, даму пенсионного возраста, велев брать любой новый заказ, хотя и не спешить с ним до его возвращения, а заниматься делом Бёртлса. Он не стал посвящать ее в обстоятельства, которые вынудили его все бросить и лететь в Америку.
Итак, Чикаго; начало октября, за дверьми аэропорта солнце цвета текилы с солью и лаймом. Джек поежился от пробиравшего холода, чувствуя себя слегка неуютно. Перед стоянкой такси тянулся ряд странных будок, в которых сидели чернокожие аэропортовские женщины-служащие в наушниках, уставясь перед собой застывшим взглядом, безжизненные, как под наркозом. Лица и у них, и у таксистов были задубелые, сизые, словно иссеченные сильным ветром. Вскоре Джек обнаружит, что у всякого чикагца вид такой, будто тот схлопотал пару ударов на ринге. Он постучал в толстый плексиглас окошка одной из будок, и женщина внутри едва повела головой в сторону желтого таксомотора.
До города ехали долго; постукивал счетчик, отсчитывая, сколько осталось до смерти. Стены ущелья по сторонам шоссе, только не скалистые, а из стекла, стали и предварительно напряженного бетона, становились все выше; поток машин мерцал, как река. В стенах ущелья вместо пещер и веревочных лестниц - лифты и устланные коврами холлы.
В одном из таких холлов на Уэст-Уокер его встретил Харви Майклсон, человек, который и звонил ему в Англию.
- Я и понятия не имел, когда звонил, что вы еще ничего не знаете. Не ожидал, что окажусь первым, кто сообщит вам печальное известие.
- Я не виделся с ним больше пятнадцати лет. Мы не были близки, - сказал адвокату Джек.
Майклсон провел Джека в свой роскошный, отделанный дубовыми панелями кабинет, предложил кофе, сэндвичи и пирожные, поинтересовался, как прошел перелет, какая в Англии погода. Это был его ответ на то радушие, с каким его встречали в Лондоне, который он посетил в студенческие годы. Майклсон выглядел столь гостеприимным и непринужденным, что Джек сообразил: адвокатское время наверняка обойдется ему в кругленькую сумму. Он бросил взгляд на часы - пусть адвокат поймет, что он догадывается об этом.
На Майклсоне были золотые запонки.
- Как я сказал по телефону, вы не столько получатель наследства, сколько его распорядитель.
В Англии никто больше не носит золотые запонки, ни аристократ, ни плебей; здесь же это символ высокого положения наряду с шедевром дантиста во рту, напомаженными волосами и полированной буковой дощечкой с твоим именем на дверях конторы.
- О, разумеется, вы кое-что получите при условии, что исполните волю покойного. А это сделать непросто.
- Ручаюсь, что получу куда меньше вас, - сказал Джек, и Майклсон рассмеялся, хотя оба понимали, что это не шутка.
Несмотря на то что он без всякого стеснения заговорил о деньгах, которые причитались ему по завещанию, Джек не был черствым человеком. Просто он ненавидел отца. И не испытывал по этому поводу душевных страданий. Он не мог понять, отчего Фрейд так носился с подобной ерундой. Джек ненавидел отца и предполагал, что тот отвечал ему тем же.
- Ваш отец был необыкновенный человек, - сказал Майклсон.
- Говнюк он был.
Майклсон было засмеялся, но тут же замолчал, видя, что Джек даже не улыбается.
- Да, характер у него был не сахар, - признал он, - Доставалось вам от него?
Глаза адвоката расширились в ожидании ответа, и Джек обратил внимание, что веки у него слегка воспалены - след ночей, проведенных в злачных местах.
- Не хочу говорить об этом.
Не те ставки.
Но Майклсона это не смутило.
- Могу себе представить. Давайте разберемся в бумагах, не против?
Документов, когда их разложили на столе, оказалось порядочно. Роль Джека как исполнителя завещания была непростой. Чтобы получить причитавшееся душеприказчику приличное вознаграждение, он должен был распорядиться оставшимся имуществом и выполнить несколько странных условий. Опубликовать непонятную рукопись, выделив на это необходимые средства. А еще разыскать некую Натали Ширер, которой была отписана основная часть наследства.
- Я уже начал предварительный розыск этой Ширер. Желаете, чтобы я продолжил?
- Да, пожалуйста. Я сейчас чересчур занят у себя в Лондоне.
- Вот как? И чем же?
- Я судебный исполнитель.
Это была довольно близкая сфера юридической деятельности, чтобы Майклсон понимал, о чем идет речь, однако слишком непрестижная, чтобы у него возникло желание расспрашивать о подробностях. Джек пожалел, что упомянул о своей работе. Это как если бы человек, торчащий на улице с рекламными щитами на груди и спине, дал понять владельцу рекламного бюро, что они занимаются одним бизнесом.
- Интересно. Вот копии всех документов. Посмотрите на досуге. Где вы остановились?
- Я прямо из аэропорта. Надеялся, вы посоветуете какой-нибудь недорогой отель.
- К черту экономию. Я велю помощнику поселить вас в "Дрейке". Расходы возместите из наследства. Это предусмотрено завещанием.
- Но если я правильно понял, - ответил Джек, - по условиям завещания я не получаю ничего. И в конце концов может получиться, что я расплачусь за отель из своего гонорара.
Майклсон снисходительно улыбнулся:
- А если бы получили, пришлось бы платить налог на наследство, не говоря уже о… Вот послушайте.
Адвокат объяснил Джеку, как он может реально заработать, остановившись в более дорогом отеле, и Джек понял, почему отец первым делом нанял этого человека.
- А если вызову в номер девочек, то заработаю еще больше?
Майклсон растерянно заморгал.
- Шучу, - успокоил его Джек, - Правда, шучу.
Вот они, адвокаты, подумал он: ты не понимаешь их шуток, они - твоих. Что еще преподнесут ему Соединенные Штаты Америки? - гадал Джек.
2
Последовав совету Майклсона, Джек поселился в помпезном "Дрейке" на Норт-Мичиган-авеню. Просторный центральный холл отеля был уставлен пальмами и смахивал на салон знатной дамы, каким его изображают в кино. Играл невидимый квартет - четверо призраков в смокингах, регистратор встретил Джека как важную персону. Чувствуя себя разбитым от смены часовых поясов, он пообедал в одиночестве в ресторане отеля. Официанты так старались ему угодить, что он решил: должно быть, приняли за какую-нибудь знаменитость.
Он принял душ, завернулся в гостиничный халат и налил стакан скотча. Приглушил звук телевизора, но оставил его включенным, чтобы скрасить одиночество, после чего разложил на широченной, как императорское ложе, кровати бумаги, которые дал ему Майклсон. Завещание старика было составлено профессионалом: коротко и относительно ясно. Тут же лежали перевязанная бечевкой рукопись и пачка очерков, отпечатанных на машинке, - все это ожидало публикации. В отдельной папке находился составленный Майклсоном список отцовского имущества. У отца имелась квартира на Лейк-Шор-драйв, о чем Джек знал, и дом в Риме, что было для него новостью. Кроме того, акции как американских, так и итальянских компаний и порядочная сумма в банке. Джек отхлебнул виски; понятно, ничего из этого ему не достанется. Наверно, следовало вести себя со стариком настойчивее или, может, даже проявить побольше терпения.
Но этого никакими деньгами не окупить. Неожиданно Джек сообразил, что он даже не спросил Майклсона о том, как умер старик. Настолько ему было на него наплевать.
Последний раз Джек видел отца двадцать лет назад в Нью-Йорке, ему тогда исполнилось двадцать один. За несколько месяцев до этого Тим Чемберс, бросивший мать Джека с пятилетним сыном на руках, вдруг объявился с подарками, подходящими молодому человеку его возраста. Джек, изучавший геологию в Шеффилдском университете, шел по кампусу, направляясь на последние экзамены. Навстречу из дверного проема выступил высокий человек в светлом костюме и водолазке. В руках у него были бутылка шампанского, книга стихов и запечатанный конверт.
- Джек Чемберс? - спросил он у Джека.
- Да.
- Я твой отец.
Джек, прищурясь, посмотрел на него. Он мог быть той смутной фигурой, которая запомнилась ему пятилетнему. В каком-то смысле он выглядел слишком молодо. Не по моде длинные для мужчины под пятьдесят, начавшие серебриться волосы были откинуты назад и напоминали львиную гриву. Средиземноморский загар наводил на мысль о его высоком положении, какое матери Джека и не грезилось. Было и кое-что еще. Человек в дорогом костюме не носил туфель и носков. Джек посмотрел на его босые ноги и сказал:
- У меня экзамен через полчаса.
Мужчина грустно взглянул на шампанское.
- Не вовремя пришел. Всегда я выбираю неподходящий момент. А после экзамена можем мы встретиться?
Договорились, что Джек будет ждать на ступеньках экзаменационного корпуса. Экзамен он сдавал как во сне. Ощущение было такое, словно голова, как шар, наполненный гелием, плывет к потолку и он смотрит с высоты на себя, сидящего за столом и быстро пишущего. Позже он винил драматическое появление отца в том, что получил плохие оценки, но тогда казалось, будто он сдал вполне прилично.
Освободившись, он вышел из экзаменационной, и отец поинтересовался:
- Как, справился?
У Джека было отчетливое чувство, что отец ждал все это время на ступеньках. Три часа. Со своими подарками. Босой.
- Неплохо.
- Ну и отлично. Перекусим?
Тим Чемберс подвел его к спортивному "альфа-ромео", положил шампанское и подарки на заднее сиденье и повез его во французский ресторан. Джек не мог отвести глаз от босых ступней, лежавших на педалях. Метрдотель тоже обратил внимание на то, что отец бос, но предпочел промолчать. Джек потрогал тяжелые серебряные ножи и, поглядывая на своего спутника, сосредоточенно изучавшего меню, старался делать все, как он. На глаза попался крохотный костяной диск, висевший у отца на шее, - что-то вроде амулета.
- Не повезло тебе, - сказал Тим Чемберс.
- Почему это?
- Экзамен пришелся на день рожденья.
- Они всегда приходятся на чей-нибудь день рожденья.
- Да ты философ. Говоришь, геологию изучаешь? Надо было заниматься философией.
- Чувствуешь себя виноватым? Поэтому так неожиданно возник?
Не успел отец ответить, как появился официант с картой вин. Со знанием дела Тим Чемберс выбрал вино.
- Чувство вины - самое пустое из всех; в моей жизни ему нет места. И тебе стоит задуматься, не последовать ли моему примеру, - Рядом топтался другой официант, держа наготове ручку и книжку заказов, но Чемберс не обращал на него внимания, - Любопытство и забота - вот что двигало мной: во-первых, естественно, хотелось посмотреть, что за человек из тебя получился, и пока мне нравится то, что я вижу; во-вторых, проявить по крайней мере остаток отцовской ответственности, помочь, если вообще могу чем-то помочь и если ты мне это позволишь. Скажи официанту, почему мы не станем заказывать фазана в миндальном соусе.
Джек взглянул на официанта; тот в ответ лишь пронзительно посмотрел на него.
- Потому что для фазанов сейчас не сезон; если у них и есть фазаны, то только мороженые; а мы пришли сюда не затем, чтобы есть мороженые вещи.
Джек не был уверен, кому именно выговаривает Чемберс, но когда отец вместо фазана заказал филе миньон, машинально попросил того же. Чемберс ел и говорил не умолкая. Джек, кипевший от обиды на него и одновременно поддавшийся его изысканному и гипнотическому обаянию, бормотал что-то односложное в ответ на его расспросы.
Перед тем как высадить Джека возле университета, отец сунул ему шампанское, Дантов "Ад" в кожаном переплете и запечатанный конверт. Он уже был далеко, когда Джек вскрыл конверт. Внутри лежал чек на сумму, превышающую его годовую стипендию.
Весь тот день Джек был не в себе. Старался держаться так, словно ничего не случилось, но лишь впал в хандру. Хотел казаться невозмутимым, но выглядел просто замкнутым. Он чувствовал себя неуютно при мысли, что все это время отец мог видеть его насквозь.
С той поры много времени утекло. Сейчас Джек растянулся на огромной постели в номере чикагского отеля и перебирал документы, измученный воспоминаниями, долгим перелетом и глухой болью в голове. Сон сморил его.
Когда он проснулся, по телевизору показывали в повторе матч по американскому футболу. Он тупо уставился на экран, пытаясь понять действия игроков, одетых как супермены из комиксов. Было четыре утра, а у него сна ни в одном глазу. Ничего не оставалось, кроме как без всякой надежды на успех попытаться разобраться в том, что собой представляет американский футбол.
Майклсон договорился, что Джек встретится с Луизой Даррелл в квартире на Лейк-Шор-драйв. У нее были ключи и от этой квартиры, и от римского дома. Она приходилась Чемберсу дочерью, Джеку - единокровной сестрой.