Будьте также готовы, какое-то время добросовестно потренировавшись, увидеть во тьме удивительные вещи. Разве вы не обрели новые глаза, очищенные от слоев пелены, омытые росой восхитительного обновленного мира? Теперь вы готовы увидеть новый цвет. Неуловимый Индиго. Он ждет во тьме. Он все время находится там.
30
Луиза расхаживала по мавританскому залу Томсоновского центра, то и дело поглядывая на часы. Если тот, кто должен прийти, не появится через пять минут, она больше не будет ждать. Она даже не была уверена, что стоило соглашаться на эту встречу; даже не знала, кто попросил о встрече.
Ей позвонили домой сегодня утром. У звонившего был чикагский выговор, но голос - незнакомый.
- Мисс Чемберс, не могли бы вы прийти в Томсон сегодня, в половине пятого?
- С какой стати мне идти туда?
- Не знаю, мисс Чемберс. Мне лишь поручили передать вам эту просьбу, я и передаю.
- Кто вы?
- Я - это я. Итак, я передал вам просьбу, а остальное меня не касается. И если вы не пойдете, что ж, ваше дело.
- Погодите. Вы хотите сказать, я должна пойти в Томсон, чтобы встретиться с кем-то?
- Ну, я не сказал, что вам нужно пойти посмотреть все те "стекляшки".
- Хорошо, кто он? Кто хочет встречи?
- Пока!
Вот так. У нее возникло довольно смелое предположение, кто стоит за этим звонком. В конце концов, она оставила записку в квартире на Лейк-Шор-драйв.
Может, он даже видел, как она кружила по Литтл-Виллиджу. Хотя оставалось неясным, какой был смысл прибегать к помощи посредника. Впрочем, она очень редко видела какой-то смысл в том, что он делал.
Она еще раз пересекла зал - ее каблуки мягко стучали по гладкому граниту. Проходившие мимо редкие служащие с интересом поглядывали на нее. Вообще, считала она, госслужащие смотрят на нее с каким-то особенным вожделением. Сжав губы, она сделала вид, что не замечает их улыбочек, и повернулась на каблуках. И тут увидела его.
Он сидел в зоне отдыха, сцепив пальцы на колене, и пристально смотрел на нее. Она едва не усомнилась, что это он. Прическа другая, строже, чем в последнюю их встречу, но, несомненно, он.
Она поспешила к нему, стиснула его ладонь.
- Какого черта ты делаешь в Чикаго?
- Встречаюсь с тобой, - ответил Джек.
- Я хочу сказать, ты же пропал в Риме! То есть, казалось, никто не знает, где ты, и вот…
- Вижу, ты удивлена. Ты ожидала встретить кого-то другого?
Луиза, прищурясь, посмотрела на него.
- Откровенно говоря, да. Другого. Но не думай об этом. Скажи, что ты задумал? Лучше, чтобы это было что-то доброе. Но сначала: кто тот парень, что звонил мне?
- Его зовут Руни. Помнишь издателя, к которому я ходил договариваться насчет книги отца?
- Почему было просто не позвонить самому?
- Я в Чикаго всего пару дней, - вздохнул Джек, - Руни - хороший малый. Даже приютил меня у себя.
Я спал на его диване. Тебе бы посмотреть на его берлогу: огромная ванная комната, стены до потолка оклеены… Пожалуй, тебе это видеть ни к чему. Дело в том, Луиза, что в последнее время я превратился чуть ли не в параноика. Мне все кажется, что… Я должен был застать тебя врасплох, чтобы увидеть твою реакцию.
Луиза покачала головой. Она не понимала, о чем он говорит. Но, снова посмотрев ему в глаза, заметила мерцающий блеск, как если бы они, не перемещаясь в орбитах, тем не менее не смотрели прямо на нее, а мгновенно меняли фокус, и все поняла. Поняла она и причину его паранойи. И хотя и знала ответ, спросила:
- Зачем ты позвал меня сюда, Джек?
Джек посмотрел на сводчатый потолок великолепного атриума, на круг, похожий на глаз, в самой его верхней точке. Сквозь него видно было, как спускается темнота, пронизываемая лучами электрического света офисов.
- Сумерки наступают. Но я забыл обо всей этой иллюминации внутри.
Черт, он даже говорить начинает, как отец, подумала Луиза.
- Тебе нужно прийти сюда, когда здание закрыто на выходные. Я могу тебя провести.
- Можешь?
- Конечно. Я работаю на Чикагский фонд архитектуры. Могу пройти почти куда угодно. Но для этого кое-что нужно.
- Что именно?
- Убедительно объяснить, почему мне это необходимо. Пошли. Посидим где-нибудь, где можно выпить.
Они отправились в "Рок-боттом". В бар только что начали сходиться конторские служащие. Джек с Луизой уселись у стойки - отдельным островком среди неистового рок-н-ролла. Луиза заказала две большие порции виски. Она с трудом верила тому, что сказал ей Джек в Центре. Облокотившись о стойку, она недоверчиво разглядывала его ничего не выражающее лицо. Он кончиками пальцев касался края стойки и смотрел перед собой немигающим взглядом.
Хотя он только что рассказал обо всем, что с ним произошло, было такое впечатление, что он, все так же сидевший и глядевший сквозь шумных танцующих, сам не мог в это поверить. Те события снова и снова проходили перед его мысленным взором, как кадры фантастического фильма.
- Сперва я подумал, что это Натали столкнула меня в реку. Так дурацки пошутила. Я сознавал, что проплыл под другими четырьмя мостами. Был ужасный момент, когда я подумал, что не выберусь, утону в Тибре.
Я был уже едва жив, когда впереди показался мост Сан-Анджело. Посмотрел наверх и увидел тех каменных ангелов: крылья распростерты, смотрят вниз и ничего не делают, чтобы помочь мне. На берегу гуляла влюбленная парочка. Они обнимались, и целовались, и смеялись. Я видел их силуэты. Я застрял в иле. Голова моя была вся в крови, а сам я - в серой грязи и зеленой тине. Девушка испугалась и завизжала. Но потом они подошли ко мне.
Больше ничего не могу вспомнить. Должно быть, парень с девушкой вытащили меня. Когда я наконец пришел в себя в римской больнице, медсестра сказала, что меня привезла в своей машине молодая пара. Я получил сотрясение мозга и два дня не приходил в сознание. Горло у меня распухло от трубки, через которую мне очищали желудок. Когда волны били меня об опоры мостов, я сломал два пальца и ребро.
В больнице не знали, кто я. Мой бумажник вместе с пальто утонул в Тибре. Так что определить, кто я, они не могли. Меня продержали там еще три дня. Я мог позвонить Натали, но в то время считал, что это она столкнула меня в реку, да и в любом случае непонятно было, почему она не искала меня, не проверила больницы, не сделала что-то еще. Так что я просто лежал на койке. Думал.
Я даже задавался вопросом, а не замешана ли и ты в этом, Луиза.
Я думал об отце. Много думал. О том, как всю жизнь меня или тянуло к нему, или отталкивало то, что я узнавал о нем. И вот я оказался в Риме, выполняю его последнюю волю, занимаюсь его делами, даже сплю с одной из его женщин, и ужасная мысль пришла мне в голову: старик все заранее спланировал. И будучи мертвым, он управляет мной.
Я лежал на больничной койке и размышлял, улыбаясь медсестрам, мучась внутри. Еще до того, как меня выписали, я решил возвратиться в Англию, вновь наладить свой бизнес. Но сперва я отправился в банк, сообщил о потере карточек и договорился о кредите. Потом пошел в отцовский дом.
Была середина дня. Яркое осеннее солнце. Парадная дверь не заперта. Вновь Малер. Контральто. Ферриер или кто-то похожий на нее. На первом этаже никого, так что я тихо поднялся на второй, прокравшись мимо тех ясноглазых манекенов. Даже сквозь оглушительно звучавшую музыку я слышал, как они трахаются. Натали и один из тех молодых итальянцев, которых я видел в ее студии, когда познакомился с ней. Один из ее дружков-наркоманов. Дверь была слегка приоткрыта. Она, голая, стояла на четвереньках на постели, разведя ноги и приподняв зад. Парень пристроился сзади и охаживал ее, но на глазах у него была повязка, а руки связаны за спиной. Одна из ее эзотерических игр, в которые она любила играть со мной.
Какое-то время я смотрел на это в щель приоткрытой двери. Вдруг она метнула взгляд в мою сторону. Шикнула на парня, пристально глядя на щель. Отодвинулась от него, так что я поспешил вниз и спрятался в темной комнате под лестницей.
Я слышал, как они приближались, открывая и закрывая двери комнат. Я вывинтил ультрафиолетовую лампочку - и хорошо сделал, потому что спустя пару минут дверь открылась и появившаяся рука щелкнула выключателем. Потом раздался окрик Натали, и рука и ее хозяин исчезли. Я услышал, как шаги снова поднимаются по лестнице, и воспользовался моментом, чтобы незамеченным выскользнуть из дома.
Я направился в сторону ворот Святого Себастиана, не зная, что мне делать, куда идти. Потом мне пришло в голову, что у меня больше прав находиться в доме, чем у них. Почему это я должен был бежать? Я вернулся, чтобы выгнать их, но они уже ушли сами.
Я решил, что стоит расквитаться с Натали, прежде чем возвращаться в Лондон спасать свою контору. Сознался себе, что хочу достать ее. Потом подумал, что если кто-то незаметно жил в доме в моем присутствии, то и я могу сделать то же самое.
Я отпер чердак, устроил себе там постель. Дня два спустя появились Натали и ее парень. Они были буйные любовники. Я следил за ними. Однажды Натали надела на голову ту странную штуковину вроде шлема, помнишь? И не снимала, пока итальянский дружок имел ее. О, она и его заставляла надевать этот шлем. Иногда они накачивались травкой, спидом, кокаином, кислотой и прочей дурью.
Как-то я услышал, что они ссорятся. Натали переходила с итальянского на английский и обратно: "Дурак, ревнивый итальяшка, раздолбай безмозглый! Если бы ты не избавился от того англичанина, сейчас дом был бы наш!"
"Strega! Prostituta! Не трогал я твоего долбаного англичанина!"
Я ничего не понимал: ведь в любом случае деньги от продажи дома получала она. Но то, что они считали меня мертвым, давало мне свободу действий. Я стал включать музыку во всякое неподходящее время, чем сводил их с ума. Всегда Кэтлин Ферриер, "Орфея и Эвридику", - среди ночи или когда они неистовствовали в постели. Плюс к этому оставлял открытой дверь в темную комнату, чтобы они это видели. Однажды разбил темные очки, принадлежавшие парню.
Я делал все, чтобы Натали решила, будто мой отец по-прежнему жив. Когда парень купил себе новые очки, я сломал и эти. Я нашел ее ключи, отправился в студию и засунул ее картины - все в сине-фиолетовой гамме - в холодильник. И даже ухитрился подложить ключи обратно, прежде чем она хватилась их.
Однажды ночью, когда они отключились, накачавшись кьянти и наркотиков, я вошел в их комнату. Наклонился над спящей Натали - просто нос к носу. Мне хотелось, чтобы она проснулась и увидела перед собой мое усмехающееся лицо. Но ни она, ни он не проснулись. Я отошел от кровати и двигался в тень, когда она открыла глаза и посмотрела на меня. Я замер на месте и просто закрыл глаза. Испытанный прием ночных воров. Когда я открыл их, она уже спала. Если бы назавтра она что-то вспомнила, то решила бы, что это ей приснилось.
И все это время я оставался в доме, лежал в темноте чердака, снова и снова прокручивая в памяти тот момент, когда меня столкнули в Тибр. Вспоминал вихрь огней. Редкие машины, проезжавшие мимо, лица людей за рулем в оранжевом свете фонарей, полосы света от фар и - там, на берегу, - лицо человека, толкнувшего меня в воду. Я снова и снова возвращался к этому лицу. Смутному, расплывчатому; искаженному и демоническому. И порой, напряжением памяти приблизительно восстанавливая его черты, я мог сказать, что оно напоминает лицо моего отца…
Луиза отвлекла его от воспоминаний, сказав:
- Все позади, Джек. Все уже позади. - Она подняла стакан. - За неведомых влюбленных, которые вытащили тебя из реки!
- Я уже пил за них и выпью снова. - Он осушил стакан.
- Еще два виски! - крикнула Луиза бармену. Когда Джек взял новый стакан, Луиза стиснула ему руку. - Ты любишь Натали?
- Я даже не уверен, что знаю, кто такая Натали.
Она недоуменно взглянула на него. Джек полез во внутренний карман и достал конверт.
- Я жил на чердаке, словно привидение, и не представлял, чем все это кончится. Потом нашел кое-что там, где спал.
Он открыл конверт и высыпал содержимое перед собой на стойку.
- На чердаке была коробка из-под обуви, и в ней я нашел вот это и кое-что еще. Личные документы, письма, страховой полис и тому подобное, все на имя Натали Ширер. Вот это, - сказал он, размахивая перед Луизой сложенным удостоверением, - международные водительские права, выданные в Британии.
- И что? - спросила Луиза.
- Посмотри на это грустное лицо на фотографии. Мне кажется, это не Натали Ширер.
31
Луиза отвезла Джека к себе домой. Когда они забирали Билли от няньки, мальчуган с криком "дядь Джек!" бросился в объятия Джека.
- Мы много говорили о тебе, - попыталась объяснить порыв Билли Луиза.
Билли долго не отпускал шею Джека.
- Он выглядит старше, - глупо сказал Джек.
- Да, он стал старше. На несколько недель.
Но больше Луизу беспокоило то, что старше стал выглядеть Джек. Вид у него был усталый. Он несколько раз чихнул, как будто сильно простудился. Глаза у него были воспаленные, в красных прожилках, хотя зрачки чистые, здоровые и блестели, почти неуловимо подергиваясь.
- Джек, я хочу поговорить с тобой о книге.
- О книге?
- Брось. Ты прекрасно понимаешь, какую книгу я имею в виду. Я знаю, чем ты занимался. Ты подсел на нее, как на наркотик, Джек.
- Он пишет правду.
- Знаю. Я сказала тебе это в самом начале.
- Я думал, это все чепуха, бред. Но это правда. Начинаешь видеть всякое.
- Как далеко ты зашел? Я хотела бы знать. Джек не успел ответить, зазвонил телефон. Луиза передала ему Билли и схватила трубку. Она повернулась спиной к Джеку и говорила то громко и оживленно, то тихо и осторожно. Потом надолго замолчала.
- Не бросай трубку, как в тот раз. Ты знаешь, что можешь попросить меня о чем угодно. О чем угодно.
Кто бы ни был на другом конце провода, непохоже было, чтобы он хотел разговаривать. Иногда Луиза переходила на ободряющий, нежно-сострадательный шепот. Потом прикрыла трубку ладонью и прошипела Джеку:
- Сколько у тебя денег при себе?
Джек проверил наличность.
- Около ста пятидесяти долларов.
Она кивнула и прожурчала в трубку:
- Я могу дать тебе пару сотен прямо сейчас. Конечно. Нет. Нет. Этого я делать не стану. Если ты дашь мне адрес. - Она что-то торопливо записала на клочке бумаги. - Я буду там через час. Не подведи меня. Не хочу одна бродить по улице. Знаю. Знаю, ты не станешь подвергать меня опасности.
Луиза положила трубку. Уже надевая пальто, сказала:
- Билли, будешь хорошим мальчиком и позволишь дяде Джеку искупать тебя, почитать сказку и уложить в кроватку? Мамочке нужно ненадолго выйти, но я очень скоро вернусь.
- Да. - У Билли не было вопросов.
Зато у Джека были.
- По какому поводу звонили?
- Где эти сто пятьдесят долларов?
Джек протянул деньги.
- Зачем они тебе?
- Я верну их тебе завтра же, утром. Сможешь управиться с Билли?
- Управлюсь, но я хотел…
- Я так рада, что ты здесь, Джек. - Она чмокнула его в лоб. - Так рада. - И выскочила из квартиры.
- Ушла. - сказал Билли Джеку. - Ушла.
- Когда это ты начал говорить? - удивился Джек.
Луиза отсутствовала почти три часа. А когда вернулась, вид у нее был подавленный и измученный. Джек сидел в полутемной комнате, слушал тихие жалобы Мадди Уотерса. Прежде чем что-то сказать Джеку, Луиза заглянула к Билли.
- Он у тебя уснул! Ты справляешься лучше меня.
Джек пожал плечами. Луиза посмотрела на пустую бутылку "макаллана" на столе.
- Вижу, ты прикончил мой лучший виски. И наверняка выпил бы еще.
- Сейчас узнаешь, что у меня всегда с собой.
Она кивнула и нашла в себе силы улыбнуться, когда он дернул молнию сумки. Он налил ей и себе. Луиза то и дело вздыхала. Они молча выпили. Он чувствовал, что, если будет терпелив, она сама все расскажет.
- Это был, - заговорила наконец Луиза, - человек, которого я, собственно, и ожидала увидеть вместо тебя сегодня в Томсоновском центре. Я бы взяла тебя сейчас с собой, но это создало бы лишние трудности. Вообще, мы поговорили с ним первый раз за долгое время. Но завтра я собираюсь познакомить тебя с этим человеком.
Внезапно Луиза уронила голову и заплакала. Лицо ее исказилось, губы скривились, по щекам текли горячие, злые слезы.
- Эй! - сказал Джек, придвигаясь, чтобы успокоить ее. - Эй! Что это такое?! Забыла, что это я тут пострадавший?
Она посмотрела на него, кусая пальцы.
- Это было бы ужасно, - спросила она, - это было бы ужасно, если б мы легли вместе и ты бы обнял меня - только на сегодняшнюю ночь? Как брат и сестра? Это было бы так ужасно?
- Нет, - успокаивал ее Джек, целуя мокрую от слез руку, - это было бы не слишком ужасно.
32
Наутро, когда город секли распоясавшийся ветер и дождь, высоко отскакивавший от тротуаров, Джек помогал Луизе пристегнуть Билли на детском сиденье ее машины. И у прохожих, и у Луизы лица горели сизым румянцем от ветра - привычный вид чикагцев в холодный день, что он подметил раньше, едва прилетев сюда. Он спрашивал себя, сколько еще ему нужно пробыть в городе, чтобы приобрести румянец того же оттенка. Но тем утром вид у Луизы был к тому же такой, словно прошлым вечером она сражалась с демонами.
Она уверенно вела машину сквозь хлещущий дождь, гипнотический скрип дворников о ветровое стекло заглушал необязательные слова, которыми они перебрасывались, и шум воды. Джек не спросил ни куда они едут, ни с кем ему предстоит встретиться, хотя кое-какие подозрения на этот счет у него были. Он отвернулся и смотрел на кипящее озеро, над которым клубились ядовитые, синюшные тучи.
Автострада была покрыта пузырящейся водой. Маслянисто поблескивающий кортеж автомобилей впереди словно скользил по смазанным рельсам. Длинная похоронная процессия. Джеку стало не по себе. Он отвинтил крышку с кварты виски, сделал глоточек.
- Рано начинаешь. - сказала Луиза, но Джек снова хмуро уставился в окно.
Луиза свернула с автострады, проехала Литтл-Виллидж и остановилась у стены, покрытой яркими аляповатыми творениями обкуренных художников. Их подписи, сделанные черным и серебряным спреем, походили на каракули, оставленные исчезнувшей цивилизацией. Ветер и дождь изо всех сил старались стереть их, задавшись целью вернуть кирпичу изначальный облик.
Джек держал раскрытый зонт над Луизой, пока она отстегивала Билли. Она понесла малыша к трехэтажному дому. От стен чешуйками отслаивалась лепрозно-розовая штукатурка. Снаружи у входа стояли полные, завязанные сверху узлом полиэтиленовые мешки для мусора. Луиза нажала кнопку звонка; в домофоне щелкнуло, Луиза назвалась. Замок открылся, и они вошли внутрь.
- Лифта тут нет, - предупредила Луиза.
Не только лифта, света тоже не было. От темной лестницы несло мочой и мокрым бетоном. Одна из дверей в квартиру нижнего этажа была взломана, и при ремонте на нее просто набили лист оцинкованного железа. Ни номеров квартир, ни табличек с именами жильцов. Джек удивился, как только почтальон здесь справляется.