Я достигла того возраста, когда человек не любит, чтобы ему перечили. Она бесила меня, как бесил вы разбойник, который на моих глазах кинул бы ее поперек седла, чтобы умчать в свои горы. Я объяснила принцу, что надо поторопиться со свадьбой, а сама держала Розину взаперти. За эти недели я вся извелась, от волнения сделалась чуть жива, почти лишилась сна, и каждая ночь моя была как кругосветное путешествие.
А у Розины была подруга, Агнесса делла Герардески, которую она всю жизнь любила почти как меня, больше всех на свете. Однажды, сидя вместе за вышиваньем, девочки укололи пальцы, смешали кровь и поклялись в вечной сестринской верности. Воспитанием этой Агнессы пренебрегали, позволяли ей выделывать что ей вздумается, ну и вырастили из нее истинное дитя эпохи. Она забрала себе в голову, что похожа на милорда Байрона, о котором нынче столько разговору, стала одеваться как мужчина, по-мужски сидеть в седле, да к тому же писать стихи. Чтоб потешить Розину, я пригласила Агнессу пожить у нас последние недели перед свадьбой. Но в девчонок ведь бес вселяется, если они решат, что на карту поставлена любовь, и потом я догадалась, что она ухитрялась таскать записочки Розине от Марио.
Наутро перед свадьбой, когда уж мы с принцем потирали руки, Агнесса пригнала наемный экипаж, Розина выскользнула из дому, села в него, и они покатили по дороге в Пизу. Но у горничной Розины еще осталось понятие о совести, она мне их выдала, я тотчас велела запрягать, села в карету и погналась за ними. К полудню я догнала несчастную колымагу, Агнеса правила, одетая кучером, усталые клячи валились с ног, а мои-то лошадки были свежехоньки.
Увидя, как они бегут во весь опор, Розина вышла на дорогу, я тоже вышла и к ней подошла, и обе мы не проронили ни слова. Я посадила ее к себе в карету, на подружку и не взглянула и приказала кучеру поворачивать. Там, на пути к моему дому, стоит среди деревьев маленькая церквушка. Когда мы с нею поравнялись, Розина попросила придержать лошадей и минутку ее подождать. Я подумала: "Не иначе какой-то обет принести хочет", - и пошла с нею вместе. Но под этими темными сводами, в прохладном запахе ладана я со страхом и тоской поняла, что сердце юной девушки - само темная церковь, таинственный храм, и старухе нет туда доступа. Розина прошла прямо к алтарю и упала на колени. Она посмотрела в лицо Пресвятой Деве долгим взглядом, поднялась и прошла к двери мимо меня так, будто я - старая крестьянка и молюсь тут сама по себе. Я терзалась, мучилась, но не могла выдавить из себя молитву, будто мне сказали, что Пресвятая Дева и все святые оглохли. Потом я вышла, увидела, как она стоит у кареты и смотрит в сторону Пизы, и заговорила с ней. "Если ты не понимаешь, - сказала я ей, - я-то понимаю, какое это безумие нам разлучаться из-за мужчины. Не ты одна, я тоже могу дать обет. Клянусь тебе - пока я в состоянии поднять правую руку, я не благословлю тебя на брак ни с кем, кроме принца, иначе не гулять нам с тобой вместе в раю." Розина взглянула на меня, присела в реверансе, как приседала девочкой, и не сказала ни слова. На другой день отпраздновали пышную свадьбу.
А через месяц Розина подала прошение Папе об отмене ее брака на том основании, что он так и не был осуществлен. Скандал был ужасный. У принца могущественные друзья, а она молоденькая, неопытная и, главное, совсем одна. Но она стояла на своем с таким упорством, что всех заставила о себе говорить и привлекла на свою сторону. Принца не любили главным образом из-за этой его несчастной страсти к деньгам. А простолюдину, сами знаете, больше нравится нежная, возвышенная страсть. Розину стали почитать чуть ли не святой, и, когда ей наконец удалось объявиться в Риме, ее окружали на улицах толпы и приветствовали, как оперную примадонну.
Розина бросилась к ногам Святейшего со всеми своими удостоверениями от римских докторов и повитух. Принц свалился замертво, когда ему об этом сообщили, и на три дня потерял дар речи. Обретя его вновь, он перво-наперво велел закрыть ставни, чтобы не слышать с улицы песен о пизанской непорочной деве. Он грыз ногти и воображал счастье юных влюбленных - думаю, это неплохо у него получалось. Во всяком случае, едва у нее в руках оказалось письмо Папы об отмене брака, они с Марио поженились.
В это время, когда кругом только и речи было, что о Розине, я отказалась видеть ее и старалась о ней не думать. Но на что прикажете обратить мысли старухе, когда она решила не думать о том, что их занимало семнадцать лет?
Два месяца назад я узнала, что внучка моя ждет ребенка. Хоть я и не рассчитывала на иное, это был последний удар. Уж и не знаю, как я пережила его. Я думала о ее матери, о своем обете. Надежда моя на святых окончательно пошатнулась. День и ночь у меня перед глазами была Розина, какой стояла она тогда на коленях в церкви, и сердце мое переполняла такая тоска, от какой можно вы, кажется, избавить даму в моем возрасте. В конце концов я выкинула из головы всякие мысли насчет рая, поняв, что тамошние тысячи лет не стоят и недели в нашем итальянском доме вместе с моей внучкой. Долгое время я была слишком слаба, чтобы тронуться в путь, но вчера собралась наконец в Пизу.
Вот вам и вся моя печальная повесть, граф. А теперь судите сами о путях Провидения.
Тут она надолго умолкла. Когда, испугавшись тишины, он заглянул ей в лицо, оно изменилось. Она словно вся стала меньше, но глаза из-под восковых век пристально смотрели на него.
- Я готова расстаться с этим миром, - сказала она. - Он меня наизусть знает, как я знаю его, и нам нечего больше сказать друг другу. Мне самой даже странно - отчего меня так занимает, отчего мне так дорога эта старая Карлотта ди Гампакорта, которая скоро совсем исчезнет со сцены, что я не могу с ней расстаться, не предоставя ей возможности простить должникам ее. Но что поделать - В моем возрасте трудно отказываться от давней привычки. Так согласны ли вы ради меня отправиться за моей девочкой в Пизу?
Левая рука ее скользнула по простыне, как вы нащупывая его руку. Август тронул холодные пальцы.
- Я к вашим услугам, мадам, - сказал он. Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. Он поспешил позвать доктора, за которым меж тем послали.
Слугам он приказал готовиться в путь рано на рассвете, а сам вернулся к письму, чтоб успеть его отправить. Проглядев письмо, он решил, что его рассуждения могут огорчить своей безысходностью доброго Карла, а потому снова взялся за перо и прибавил две строчки из "Фауста", любимые строчки друга, которыми тот, бывало, в Ингольстаде не раз заключал их споры:
…Добрый человек в своем стремленье темном
Найти сумеет настоящий путь.
И с нежной улыбкой он запечатал письмо.
IV. ПЕЧАЛИ ЮНОЙ ДAMЫ
Когда на другой вечер он подъезжал к гостинице, последней перед Пизой - множество домов, карет и пешеходов, гомон и грохот говорили о близости большого города, - его обогнал фаэтон, и с козел, бросив поводья гостиничному кучеру, соскочил стройный молодой человек в широком черном плаще. Следом вышел старик мажордом, похожий на маскарадного Панталоне. Смеркалось. Первые звезды проступили на синем глубоком небе, повеяло вечерней прохладой. Августа охватило особенное дорожное чувство, составляющее счастье истинного путешественника. За день его оставляли позади и обгоняли всадники на конях и ослах, кареты, телеги, запряженные быками и мулами, и уже ему представлялось, что жизнь устремляется по определенному назначению, а значит, не может его не быть и у самого Августа. Огни, шум, запах дыма, сала и сыра, которыми встретила его гостиница, тешили сердце. Будто самый дух Италии спустился с дальних гор, перебрался через множество рек, чтобы здесь, на площади перед остерией, нежно омыть ему лицо.
Остерия была когда-то приемной роскошного дворца, и Август ступил в большую красивую залу, расписанную фресками. Старик хозяин с двумя слугами сервировал стол подле открытого окна, и все трое углубились в жаркий спор, от которого хозяин оторвался, чтобы приветствовать гостя и заверить его, что все мыслимое будет сделано ради его удовольствия. Но как прикажете быть, когда столько важных господ нежданно-негаданно нагрянет разом? И в заведение, которое так дорожит своей репутацией! Просто голова кругом! Через полчаса прибудет принц Потенциати, да еще с молодым другом, принцем Джованни Гастоно! Эти знают толк в еде и заказали куропаток, а повар возьми да испорти соус. Август спросил, не принц ли Джованни тот юноша, которого он видел только что у подъезда. Нет, не он, сказал старик, это не иначе другой знатный привередник.
Как, неужто милорд и не слыхивал про принца Нино? О, подобного юноши не встретишь нигде, кроме Тоскании. Еще малым ребенком он был так дивно хорош, что с него писали младенца Христа для собора. Где вы он ни появлялся, сразу все очарованы. И он патриот, он истинный сын Тоскании. Честолюбивая мать посылала его ко дворам Вены и Санкт-Петербурга, но он воротился домой, не пожелав разговаривать ни на одном языке, кроме родного, а ведь это язык великих поэтов, милорд! Дворцы его обставлены в духе тосканской старины, оркестр играет только итальянскую музыку, кони скачут в классических скачках, а осенью, когда оканчивается сбор винограда, он устраивает пышные праздники, как в добрые старые времена, - Все танцуют старинные танцы, обнаженные сельские девы выжимают виноградные гроздья, импровизаторы воспевают ночь, Тосканию, любовь и рачительного хозяина…
Перебросив через руку засаленное полотенце, не спуская острых черных глазок со слуг, старик успевал с молодой живостью ума и отменной любезностью занимать чужестранца. А чего стоит тот случай, когда немецкий певец дерзнул выйти в опере Чимаросы "Ballerina Amante" и принц Нино вспрыгнул на сцену, прогнал нахала и сам пропел всю партию от начала и до конца, к восторгу партера? А? Что же до прекрасного пола - и тут обширная физиономия старика буквально вся собралась в одну точку, - милорд ведь и сам, верно, знает: если уж они бросаются мужчине на шею - что прикажете делать? Но и в этом принц Нино показал себя верным сыном Тоскании. Ведь, захоти он только, он бы в два счета женился на эрцгерцогине, да и сама сестра русского царя влюбилась в него до безумия, но он отвечал дивными строками Реди из "Вакха в Тоскании" о том, что "объятия свои побережет для винных вочек родины любезной." Правда, говорят, что тосканские мужья не так досадуют на его неотразимость, как можно вы представить, ибо женщина, принадлежавшая однажды принцу Нино, никогда уж не снизойдет до другого кавалера, и не одна любвеобильная дама, будучи покинута им, оставалась вперед верна своему мужу и своим воспоминаниям. Жаль, что из-за расточительности и небрежности к земным благам он попал в сети старого принца Потенциати, который дает деньги в рост. Правда, говорят, в последнее время он переменился. Кажется, сам он рассказывал, что в жизни его произошло чудо и заставило поверить в чудеса. Иные думают, что святая королева Матильда из его рода явилась ему во сне и отвратила его помыслы от всего мирского… Но тут один из слуг так грубо нарушил правила сервировки, что старик, как бы в некоем душевном сальто-мортале, оборвал свою речь и набросился на него. Немного погодя он вернулся к Августу, с улыбкой, но в совершенном молчании неся заказанное вино, и тотчас покинул его с глубоким поклоном. Два старика священника сидели над своим вином подле очага, бросавшего отсветы на засаленные сутаны, а правивший фаэтоном юноша задумчиво прихлебывал кофе, который принес ему старый слуга, сидя под картиной, изображавшей явление ангелов Аврааму. Он был строен, хорош, и Август, чувствительный к красоте, и вдобавок угадывая в этих чистых нежных чертах сходство с чертами друга своего Карла, какими он помнил их по Ингольстаду, все возвращался к нему взглядом. Когда старик слуга, воротясь, повинился, что повздорил со слугою Августа из-за лучшего места в конюшне, Август воспользовался случаем и вступил с юношей в беседу. Задав ему несколько вопрособ о дороге в Пизу, он затем пригласил его выпить вместе с ним стакан вина. Молодой человек отвечал с отменной учтивостью. Он-де просит извинить его, но вина он не пьет. Однако, поняв, что Август чужестранец и не знает дороги, он пересел к нему, чтобы все получше ему объяснить. Во время разговора молодой человек оперся левым локтем о стол, и Август, разглядывая его руку, в который раз убеждался, что жители этой страны строили мраморные дворцы и философские системы тогда уже, когда его предки в северных лесах делали оружие из камня, пили горячую кровь медведей и одевались в их шкуры. Это сколько же уходит тысячелетий на выделку подобной руки и запястья! В Дании запястья и лодыжки толстые у всех, и, чем выше вы поднялись по общественной лестнице, тем они у вас толще.
Юноша зарделся от удовольствия, услышав, что Август датчанин, и объяснил, что ему еще не приводилось встречать соплеменников принца Гамлета. Он прекрасно знал творение английского гения и продолжал беседу так, как если бы Август прибыл прямо от двора короля Клавдия. С чисто итальянской деликатностью он не касался ужасных перипетий трагедии, будто Офелия - недавно погибшая сестра его собеседника, зато прелестно цитировал монологи и уверял, что часто переносится мыслью в Эльсинор на вершину страшного, нависшего над морем утеса. Август не стал его разочаробывать, умолчал о том, что Эльсинор расположен на совершенно плоском берегу, и спросил вместо этого, не сочиняет ли сам он стихов.
Нет, - отвечал юноша, тряхнув темными кудрями. - Раньше было дело, да вот уж год, как я этим не балуюсь.
И напрасно, по-моему, - сказал с улыбкой Август. - Уж конечно поэзия - одна из ярчайших радостей жизни и помогает преодолеть скучное однообразие будней.
Юноша, рассматривая Августа как врата или друга злополучного датского принца, готов был ему открыть свое сердце.
- Со мной случилось нечто такое, - сказал он, немного помолчав, - что я не могу претворить в поэзию. Прежде комедии и трагедии выходили из-под моего пера, но и они этого не вместят. - Он еще немного помолчал и прибавил: - Я теперь отправляюсь в Пизу заниматься астрономией.
Его благородная открытость подкупала Августа, который и сам некогда в Ингольстаде с увлечением изучал звезды. Потолковали немного и о них, Август рассказал, как великий датский астроном Тихо Браге велел построить девятнадцатифутовый квадрант и небесный глобус в пять футов диаметром.
Астрономию я хочу изучать оттого, - сказал молодой человек, - что не могу более выносить мысли о времени. Когда я о нем думаю, я чувствую себя в тюрьме, и для моего покоя и счастья мне надобно вовсе из него вырваться.
Я и сам то же чувствую, - сказал Август печально. - Но для меня ясно, что, если в любой миг нашей жизни, пусть даже в такой, какой мы сами назовем счастливейшим, нам скажут, что он будет длиться вечно, мы сочтем, что обречены вместо вечного блаженства на вечные муки.
С болью вспомнил он, что это соовраженье посетило его в первую врачную ночь. Молодой человек, казалось, с большим вниманьем следил за его мыслью.
- К несчастью, синьор, - сказал он немного погодя, и его юное лицо вдруг побледнело, а глаза потемнели, - меня преследует воспоминание об одном-единственном часе в моей жизни. До самого прошлого года меня равно радовала мысль о прошлом и будущем, да, время было живописной легкой тропой, по которой можно гулять туда-сюда, если вздумается. И вот теперь я не в силах оторвать мысль от того единственного часа. Каждая его секунда важнее для меня, чем иные годы. И спастись я могу лишь там, где времени вовсе нет. Я знаю, - сказал он, - кое-кто будет меня отсылать к идее духовной весконечности, дарованной нам религией, но я могу их уверить, что это не для меня. Проверено. Напротив, мысли о всемогуществе Божием, о свободе человеческой воли, о рае и аде как раз и наводят меня на те рассуждения, от которых я стремлюсь избавиться. Я хочу обратиться к весконечности пространства, и, судя по тому, что мне рассказывали, я думаю, что пути звезд, их эллипсы и круги в бескрайнем небе могут увлечь наш разум по иному руслу. А вы как думаете, синьор?
Августу вспомнилось то недолгое и недавнее прошлое, когда и сам он чувствовал себя скорее сыном вольного эфира.
- Я думаю, - сказал он печально, - что жизнь ведь подчинена законам притяжения в духовном, точно как и в физическом смысле. Земельные владения, женщины… - Он глянул в окно. На синем весеннем неве, яркая, как алмаз, сияла вечерняя Венера.
Юный незнакомец побернулся к нему.
- Так вы в самом деле считаете, что разговариваете с мужчиной? Нет, вовсе я не мужчина и, с вашего позволения, нисколько этим не тягощусь. Разумеется, всевеликое на свете создано мужчинами, и все же, я смею думать, в мире жилось вы куда спокойней, если б они безжалостно не разрушали то, что так дорого нам.
Август совершенно смешался, сообразив, что обращался с юной дамой как с юношей, но извиняться не стал, ибо вины его тут не было. Он поспешил представиться и осведомиться, чем он может ей служить по дороге в Пизу. Девушка, однако, ничуть не изменила обращения с ним после своего признания и казалась решительно безучастной к тому впечатлению, какое оно могло произвести. Она сидела в той же позе, скрестив под плащом стройные ноги и обняв одно колено руками. Август подумал вдруг, что едва ли когда еще приводилось ему разговаривать с молодой женщиной, которая вы не заботилась прежде всего о том, какое впечатление она на него производит, и понял, отчего он всегда так скучал и томился, беседуя с дамами. Дружеский интерес и доверие, какие выказывала ему эта девушка, ничуть не пекшаяся о его к себе интересе, показались ему так милы, будто их только он искал всю жизнь в женщине. И он старался не испортить дела и не впасть в привычный пошлый тон светского разговора.
Как жаль, - сказал он задумчиво, - что вы такого дурного о нас мнения, ведь все мужчины, которых приходилось вам встречать, я убежден, старались вам понравиться. Не объясните ли вы, отчего это вечно так происходит? вот и мне одна дама объясняла не раз, что я причина ее несчастья и уж лучше обоим нам умереть, - а я-то изо всех сил старался сделать ее счастливой. Уж сколько лет прошло с тех пор, как Адам и Ева, - взгляд его скользнул через залу к их изображению на стене, - соединились в раю, а зачем, спрашивается, если мы так и не научились друг другу угождать?
Ну, а ее вы не спрашивали? - спросила девушка.