Эти страшные слова привели самопровозглашенного лидера нации в шоковое состояние. И только ладони, которые скользили по поверхности столика, нащупали хрустящие бумажки, которые как бы сами напрашивались на оказание помощи. И уже "избранный" президент опустил глаза и прилип как банный лист к заготовленному тексту.
– Я уже избранный, я победил в первом туре голосования. ЦИК шесть дней не объявляла результаты голосования. Шесть дней моя нация не знала, кто у нее президент. Но я знал. Каждая моя клеточка знала, что я победил. Власть воевала не со мной, а с моим народом, с моей нацией. Я уже заготовил ряд указов, согласно которым все чиновники от самого мелкого до самого крупного будут сняты со своих постов и преданы суду моей нации. Я никому не разрешу брать взятки, покупать дорогие автомобили и ремонтировать эти автомобили за казенный счет. Согласно моему указу будет создано правительство народного доверия, куда войдут и коммунисты, и социалисты, и даже сторонники моего оппонента. Спасибо.
– И вам спасибо, – сказал ведущий. – Виктор Федорович, ваша очередь.
У Яндиковича тоже были разложены бумажки на столе, но он на них не смотрел. Он поднял голову, улыбнулся и без тени смущения начал:
– Что касается внутренней политики, то я должен сказать следующее: надо сделать все, чтобы правительство работало более эффективно, потому что то, как оно работало раньше, ни в какие ворота не лезет. Мы это будем делать. Мой предшественник давал кредиты под одиннадцать процентов, а мое правительство давало эти кредиты под три процента. Вы поставили государство в зависимость от иностранного капитала. Вы продали электроэнергию иностранцам, нефтеперерабатывающие заводы тоже иностранцам. А что касается Виктора Писоевича, то у меня к вам такой вопрос: зачем вы ездили в Лондон? Куда девались деньги, которые вы там получили? Сейчас вы кричите о патриотизме, но продать страну американцам разве это патриотично? Ваше время кончилось, Виктор Писоевич. Народ не позволит вам снова сесть за руль государственного корабля, ибо вы его не туда намерены крутить. Вы Чернобыльскую АЭС закрыли, и что же?
Тут Вопиющенко оторвался от бумаг и поднял голову. Губы у него дрожали, но сказать он ничего не мог: именно его, самопровозглашенного президента, разобрали по косточкам. Но это было далеко не все. В заключительном слове Яндикович просто загнал его в угол. А пока Вопиющенко хватался за свои бумаги, как утопающий за соломинку. Но, несмотря на четко отпечатанный текст, чтение его было неуверенным и неубедительным. Пинзденик, сидя в коридоре и глядя в телевизор, грыз ногти, топал ногами и ругался матом в адрес своего кумира. А жена Вопиющенко Катрин, не отрываясь от экрана телевизора, вытирала слезы. Обида будоражила ей нервы, уже довольно подпорченные не только подругами мужа, но и постоянными переживаниями: а оправдает ли муж то колоссальное доверие, отработает ли те деньги, которые Америка выделила, сделав именно на него ставку?
"Должно быть, у него с головой не все в порядке, – утешала себя Катрин. – Кто его мог отравить? И что будет дальше?"
Юлия Болтушенко тоже сидела у экрана телевизора. Она невольно прониклась уважением к сопернику Вопиющенко, но когда он сказал, что она, Юлия Болтушенко, подруга президента и находится в международном розыске, побледнела и произнесла несколько нецензурных слов в адрес Яндиковича. Все, что он говорил дальше, стало казаться ложью и блатным жаргоном, а все, что мычал Вопиющенко, – песней.
Мудрый человек вернулся домой, как побитый. Если его прихлебатели, благодаря своей тупости и недальновидности, считали, что именно он, Виктор Писоевич, победил в теледебатах, то сам будущий президент чувствовал, что он выглядел на фоне своего оппонента бледно.
Да и Катрин встретила его хмурой улыбкой. Он уткнулся ей в грудь и засопел.
– Виноват, прости, – сказал он и схватился за голову.
– Да, ты проиграл теледебаты, а значит, проиграешь и очередной тур выборов. Этот Яндикович оказался крепким орешком, он практик, а ты просто болтун. Извини за откровенность.
– И что теперь делать?!
– Витюша, ты – мой муж, отец моих детей. Я тебе помогу стать президентом… только при одном условии…
– Каком? Я на все готов, клянусь честью, нет, клянусь матерью.
– Моя страна Америка поможет тебе взять власть. Ты станешь президентом. Но ты должен порвать с Юлией.
– Да я без нее… кто я такой? Я не победю.
– Да не сейчас. Вы пока держитесь вместе. Даже премьером ее назначь. Пусть поработает, она все завалит, это точно. Только одна из женщин хорошо руководила страной. Это Маргарет Тэтчер. А Юлия… она просто болтушка, она тебе все развалит, вот увидишь.
– Хорошо, я согласен.
– Смотри, если подведешь, я дам тебе развод и вернусь в Америку, а Америка от тебя отвернется, ты останешься ни с чем и будешь никем, ничем.
– Даю слово.
24
После сумбурного выступления на теледебатах Виктор Писоевич вышел весь в поту и в очередной раз достал изрядно влажный платок, чтобы промокнуть лоб и вытереть мокрую шею. Соратники встретили его аплодисментами и наперебой кричали:
– Вопиющенко, так! Ты победил, у тебя была выдающаяся речь. Такую речь ни один оратор никогда не произносил.
Юля тоже рукоплескала, а затем взяла его за локоть и увела в темный угол.
– Ты уж не обессудь, я, как твой друг, причем бескорыстный, скажу: ты мог быть лучше, ты мог бы победить соперника, но не победил его. А почему? Да потому, что растерялся. Ты выглядел неуверенным, мало того, испуганным, как провинившийся мальчишка. Мямлил, не мог оторваться от бумажки, местами был противоречив, и вообще, логическое мышление у тебя отсутствовало полностью. Неужели нельзя было выучить текст. Там всего-то с десяток предложений.
– Я плохо выспался в предшествующую теледебатам ночь. Видел дурные сны: будто Яндикович собирается проткнуть меня копьем, а я взбираюсь на стенку, но цель далеко, почти на небе, – оправдывался Вопиющенко. – И, тем не менее, в основном я ведь справился, не так ли? Ведь все вы так щедро аплодировали, когда я вышел из комнаты, откуда транслировался наш поединок. А Борис Поросюк не только поздравил меня с победой, но и колени обнимал, туфли пытался облобызать. Так что ты, козочка, не очень…
– Я тебе как близкому другу говорю правду, которую ты мало от кого услышишь. Но знай, на всех форумах я буду кричать, что твое выступление было мудрым, даже гениальным, и моя речь будет убедительной. Я здесь с тобой тет-а-тет одна, а на людях совершенно другая.
– Это мне подходит, – согласился Виктор Писоевич.
Соратники Вопиющенко – Пердушенко, Бенедикт Тянивяму, Борис Поросюк, Заварич-Дубарич, внесли булаву, сработанную из дерева в мастерской Львова, и бросили к ногам Писоевича, а потом принялись по очереди слюнявить своего кумира.
– Что это такое? – удивилась Юля.
– Как что, пани Юля? – всплеснул руками Заварич-Дубарич. – Булава есть символ власти в государстве. Мы только не успели позолотить булаву к этому времени, а так она сделана по всем правилам, как во времена Богдана Хмельницкого.
– Нет, Мазепы, – поправил Поросюк.
– И сколько же стоит работа? – спросил будущий президент.
– Один миллион гривен, – ответил Заварич-Дубарич.
– Это мелочь, – добавил богатый человек Пердушенко. – На избирательную кампанию мы тратим ежедневно в десять раз больше.
– Слава лидеру нации! – воскликнул Борис Поросюк.
Националист Поросюк уже знал, что его кумир, на которого сделал ставку Запад, назначит его министром иностранных дел, как только победа окажется в руках оранжевых.
– Виктор Писоевич, скажи, когда мы падем в объятия Евросоюза, сразу же после твоей и нашей победы или после коронации? – допытывался один из соратников.
– После коронации, – ответил будущий президент.
– А я предлагаю не спешить, – высказал крамольную идею Борис Поросюк.
– Почему же? – спросил Пердушенко.
– Тут есть одна глубокая философская мысля. Она состоит в том, что если мы сразу бухнемся в этот Евросоюз, то, будучи частью этого Евросоюза, мы не сможем делать то, что нам самим так хочется. Сами-то мы, как только придем к власти, а этого так ждет наш народ, сможем осуществить давнюю мечту. Мы запретим русский язык, ликвидируем все памятники москалям, в том числе и Пушкину в Одессе, ликвидируем все русские школы и выгоним Черноморский флот из Севастополя.
Поросюк уже не мог остановиться, но Вопиющенко поднял указательный палец кверху. Поросюк втянул голову в плечи.
– Мы должны ликвидировать и православную церковь. Борис, ты прав, нам нечего спешить в этот Евросоюз. Может случиться так, что сам Пеньбуш нас попросит, тогда мы станем одним из штатов США. Это будет самый большой штат. Моя супруга только об этом и мечтает.
– Но народу мы должны обещать немедленное вступление в Евросоюз. – Пердушенко поправил галстук, потом достал белоснежный платок и высморкался так громко, что соратник и будущий кум Давид Жования поморщился.
– Скоро в Грузию поедем делать еще одну революцию, революцию роз, – рассекретил идею будущего президента Грузии Сукаашвили Жования.
– Пригласи меня, Давид, – улыбнулась Юля.
– Нэ могу тебя пригласить. Писоевич обидится. Писоевич – мой болшой друг. А в Грузии друзьям пакость нэ дэлают.
– У вас тоже парламент, как на Украине? – спросил Жованию Петр Пердушенко.
– Точно, как на Украине.
– И партии у вас есть?
– А как ты думал?
– Тогда скажи, сколько надо выложить, чтоб попасть в список депутатов той или иной партии. Я, к примеру, заплатил три миллиона долларов, чтобы стать депутатом, – не отставал от Жовании Пердушенко.
– Ну, ты богатый человек. Да и Украина – нэ Грузия. Грузия – маленькое государство.
– Ну и что же? Грузия, как и Украина, под патронажем США. Вы даже более выгодны Штатам, чем мы. На вашу революцию хватит и полмиллиарда долларов, а нам нужно два, и то мало. Так что не прибедняйся.
Жования достал мобильный телефон и позвонил своим друзьям в Тбилиси. Он спросил на грузинском певучем языке, сколько его коллега заплатил, чтоб стать депутатом грузинского парламента. Там слишком долго объясняли, сам Жования не мог понять то, что ему было нужно, и разозлился. А когда южанин разозлится, он не отвечает за свои поступки. Жования бросил мобильный телефон в угол, выругался матом, сначала на грузинском, потом на русском языке. Все поняли, что мат был соленым, южным, но не таким горьким, как русский мат. Он уже занес кованый сапог над сиротливо лежавшим маленьким аппаратом, как тот, будто желая спасти самого себя, заревел, сколько было сил.
– Подними! – крикнул Пердушенко. – Не слышишь, зовет.
Жования приложил ревущий коробок к правому уху.
– Так бы сразу и сказал. Миллион долларов наличными и пять тонн мандаринов, и удостоверение депутата в кармане. Это не так уж и много, кацо. А я здесь выложил шесть миллионов долларов, чтоб стать депутатом.
– Мало! – сказал депутат от партии Болтушенко Школь-Ноль. – Я бы на месте Вопиющенко содрал с тебя десять миллионов. Грузины богатые люди.
Депутат Жования не обращал внимания на тираду Школь-Ноля: его глаза в это время были прикованы к суровому лицу будущего лидера нации. Тот помассировал затылок, потом кисло улыбнулся и произнес:
– В копилке нашего избирательного штаба не так уж и много денег. Я думаю, надо бы пройти по второму кругу. Придется, друзья, еще раз купить свой депутатский мандат для того, чтобы мы могли прийти к власти. Как только я стану президентом, каждый из вас вернет себе затраченные деньги в десятикратном размере. Боевые отряды под Киевом и особенно в Галичине просят не только кушать, но и новые образцы оружия. Это оружие должно поражать цели в ближнем бою.
– А американская помощь? А где Березовско-Гнильский? – вдруг задал провокационный вопрос Кикинах.
– Оставим Березовско-Гнильского в покое с его миллионами и американцев тоже, – покривил душой зять Америки. – Мы должны рассчитывать на свои силы, а потом уж, в критической ситуации, обратиться…
– Не свисти, Писоевич, – ляпнула Юля, но уже деваться было некуда и пришлось продолжить: – На какие деньги куплены тобою две дачи в Новой Зеландии?
– А ты откуда знаешь? Впрочем, у меня супруга не из бедных. Эти две дачи подарены Майклом ко дню нашей свадьбы, – защищался будущий президент.
– Не сердись, Писоевич, я просто пошутила, – произнесла Юля, хлопая в ладоши.
– Слава лидеру нации! – крикнул будущий кум Жования.
– Слава, слава, слава!
– Я первая кидаю в копилку четыре миллиона, – объявила Юля, выписывая чек на указанную сумму.
– Мой чек на пять миллионов, – расщедрился Жования.
25
Как и Курвамазин, депутат Дьяволивский был одним из самых активных оранжевых революционеров. Он, правда, принадлежал Юлии, состоял в ее блоке, но коль Юля, его госпожа, была не разлей вода с Виктором Писоевичем, то его особенно не беспокоило, к какой партии он принадлежит. Если Курвамазин не обладал никаким талантом, кроме ораторского искусства, и даже дурно распоряжался этим талантом, то Дьяволивский пописывал стишки, статейки и даже задумал повесть о Викторе Писоевиче и добился некоторого успеха: сочинил целых пять страниц о его детстве. Короче, Дьяволивский среди оранжевой братии считался писателем. Одно из издательств, расположенное во Львове, постоянно требовало от автора прислать первую часть знаменитого романа о лидере нации.
Справедливости ради следует сказать, что Дьяволивский не спешил с публикацией первой части своего романа, поскольку на горизонте появилась перспектива стать министром культуры. Это не только почет, но и солидная зарплата, связи, возможность стать в ряды людей, чье экономическое положение стабильно до седьмого колена. А это особняки в Ялте, Мисхоре, в Париже, Лондоне. Это яхты, дорогие автомобили и даже личный самолет. Да мало ли что. Но для того чтобы эта перспектива стала реальной, надо сделать лидера нации всенародно избранным президентом.
Помня свое происхождение, свои львовские корни, неплохо владея русским языком, Дьяволивский решил отправиться на избирательные участки в восточную область, поскольку на запад нечего ехать, там и так все хорошо. Там и без него вывешивали списки тех избирателей, кто голосовал за Яндиковича, с припиской в конце: "предатели".
Дьяволивский прибыл в Луганск поездом, когда уже вечерело. В Луганске торчала одна оранжевая палатка, из которой выходил какой-то львовянин с оранжевой повязкой на оранжевой куртке и покрикивал прохожим: "Голосуйте за лидера нации Вопиющенко. Вопиющенко – так!" Оранжевый парламентарий и направился к этой палатке. Но на улице одна старуха неожиданно спросила его, который час, он тут же измерил ее недовольным взглядом и в растерянности произнес:
– Без петнадцати щемнадцать.
– Вы – поляк?
– Пся крев! Я депутат Верховной Рады Дьяволивский. И к тому же великий писатель.
– Шо, шо? Дьявол? Фу на тебя, – произнесла старуха и перекрестилась. – Бандер, стало быть.
– Я боец за вильну Украину. Вы за кого будете голосовать, пани?
– За Яндиковича. А ты за кого?
– Пся крев, Яндикович – это банда, это – тюрьма. Вопиющенко – это свет, он гений, он мудрый, он добжый пан. Если пани согласна, я даю пани двадцать долларов, и пани голосует за народного президента Вопиющенко.
– Я не продаюсь.
– Двадцать долларов на дороге не валяются. Мы, депутаты блока Вопиющенко, никого не покупаем. Мы покупаем только ваш голос и то разовый голос. Крестик поставьте напротив фамилии Вопиющенко, и двадцать долларов у вас в кармане. Соглашайтесь, пока я не передумал.
– Меня зовут Марфа, – сказала старуха. – Я побегу домой, посоветуюсь с мужем и минут через двадцать приду. Ты, пан, стой здесь и никуда не уходи. Мы с мужем придем вдвоем, а ты приготовь сорок долларов.
– Пани Марфа! Пригласи всех соседей, у меня много долларов. Пан Вопиющенко богатый человек. Он станет президентом, и Америка завалит нас продуктами, одеждой и каждому, кто голосовал за Вопиющенко, подарит автомобиль.
Марфа исчезла в толпе, а Дьяволивский остался на бульваре и расхаживал вдоль безлюдной скамейки с оранжевым флажком в руках, на котором было написано крупными буквами: "Так!"
Он простоял минут сорок, и когда уже совсем стемнело, неожиданно подошла группа молодых ребят. Один из них попросил закурить, остальные окружили его, взяли под руки и завели во двор соседнего дома.
– Вытряхивай карманы, бандер!
– Я депутат, неприкосновенная личность. Мое удостоверение у меня в кармане.
– Покажи!
Дьяволивский только сунул руку во внутренний карман, как ребята, приставив нож к горлу, обшарили карманы сами. Двести тысяч долларов были отобраны вместе с депутатским удостоверением.
– Мы тебя убивать не будем, пес, но учти, если еще раз попадешься – милости не жди.
Депутат заморгал глазами, из них полились слезы. Это были слезы злобы и ненависти к… москалям. Как только ушли его обидчики, он остался один на один со своей ненавистью ко всему на свете. Он ненавидел русский язык и тех, кто общался на этом языке.
Россия и советская власть это одно и то же. Именно советская власть накануне Второй мировой войны устроила дикую резню во Львове, а после войны, в 1948 году, увозила эшелонами не только мужей, но и жен с детьми в Сибирь на вечное поселение без суда и следствия. Это невозможно забыть и простить. Если даже сами украинцы старались спровадить своих земляков в далекую Сибирь, то все равно они выполняли приказы русских.
"И вот теперь этот Яндикович хочет снова вернуть матушку Украину в лоно России. Не бывать этому, – думал Дьяволивский по пути в гостиницу без депутатского удостоверения и без копейки в кармане. – Хорошо, что на моей родине, на Львовщине, это прекрасно понимают, а вот здесь, на юге и востоке, тяготеют к России. Надо во что бы то ни стало войти в Евросоюз. Может быть, и они поймут, что это великое благо, поскольку зарплата поднимется у шахтеров в несколько раз, а полки магазинов будут ломиться от всякого добра. Наш Виктор Писоевич, хоть и стал уродливым, но это уродство придает ему еще больше мудрости, решительности и беспощадности к нашим заклятым врагам москалям. А я… я хочу быть министром культуры, в крайнем случае, губернатором Львова, Киев мне надоел, он слишком шумный, слишком суетный город. А Львов – западный город, где все меня понимают".
В гостинице "Салют" его встретил помощник Савелий Гриб и, сложив руки на груди, спросил:
– Что с вами случилось, господин Дьяволивский, на вас лица нет? Я обзвонил все службы города, сообщил, что великий сын западной Украины, похоже, пропал без вести, потому как должен был быть давно в гостинице, а его все нет и нет.
– Савелий, друг мой, мы здесь окружены москалями. Нам надо удирать отсюда как можно быстрее. У меня отобрали все деньги, все двести тысяч долларов и даже депутатское удостоверение, – сказал Дьяволивский как можно тише, прикладывая пальцы к губам, что означало сохранять полную тайну случившегося. – Я теперь без денег, без депутатского удостоверения и, следовательно, без перспектив провести агитацию в пользу будущего президента Вопиющенко. У меня даже на автобус не было денег, пешком пришлось топать.
Савелий схватился за трубку и начал набирать номер.