– в случае оказания сопротивления со стороны работников прошлого, враждебного народу режима допустимо применить силу, в которую внедрить гнев всего народа, дабы выбросить их на свалку истории. Спрятавшихся в подворотнях дрожащих хлюпиков, кто с бутылкой и стаканом в руках произносит тост за Яндиковича, отвести и посадить на скамью подсудимых;
– фонд помощи в осуществлении бархатной революции в Украине может быть увеличен до двух миллиардов долларов. С вами Бог!"
Заварич-Дубарич трижды перекрестился и трижды поцеловал инструкцию в конце текста.
Депутаты продолжали сидеть в застывшем виде еще несколько минут, глядя в потолок и даже не замечая лидера нации: инструкция произвела на всех и каждого ошеломляющее впечатление. Наконец-то все они, до единого, будут героями не только Майдана Независимости, но и многочисленных телекамер. Наконец-то настало время великой миссии Пинзденика, Юлии Болтушенко, Петра Пердушенко, Бенедикта Тянивяму, Дьяволивского, Школь-Ноля, Заварича-Дубарича, Пустоменко и прочего ученого люда без среднего образования, у которых от природы луженая глотка.
Немая сцена продолжалась недолго. Ее нарушил президент, хоть еще не избранный, но уже давно утвердившийся в сердцах и душах своих сообщников в деле захвата власти без применения оружия. Он вытянул руки и захлопал. Его тут же поддержали последователи.
– Слава Украине! – произнес он.
– Слава Вопиющенко! – закричал Пинзденик.
– Слава Вопиющенко! – поддержал хор.
– Слава жене президента Катрин! – закричал Курвамазин.
– Слава Збигневу! – выкрикнул депутат Школь-Ноль.
– Спасибо, господа слуги народа! – сжав ладони и делая поклоны, произнес президент. – Какие будут вопросы в связи с этой инструкцией?
– Будут ли нам присваивать воинские звания? – спросила депутат Юля Феликсовна. – Я, например, хочу быть генералом. А почему бы нет? Первая женщина в свободной Украине – генерал. Чем это плохо, господа?
– Сперва надо нашему президенту присвоить воинское звание, – произнес Пинзденик, – а потом уж о себе думать.
– Я поддерживаю это предложение. Считайте это моим депутатским запросом. Я прошу этот вопрос рассмотреть немедленно, – настаивал Юрий Курвамазин.
– Прошу открыть окна, – заявил Пердушенко, хотя это требование звучало как приказ.
– Чем вы мотивируете свое требование, или это тоже депутатский запрос? – допытывался Вопиющенко.
– Некоторые депутаты слишком плотно позавтракали и от эмоциональной перегрузки выпускают пар из штанов. Я уже по запаху определяю, от кого несет, – бодро ответил Пердушенко.
Дьяволивский и Бенедикт Тянивяму опустили головы: они оба наиболее часто выпускали пар из штанов, и он у них был наиболее ядовитый.
– Хорошо, – сказал Вопиющенко, – мне все понятно. Итак, в целях создания хорошей атмосферы разрешаю депутатам Дьяволивскому и Бенедикту прогуляться на свежем воздухе.
– А нас не лишат воинского звания?
– Не переживайте. Вы уже капитаны, один и другой.
– Мало, – посетовал Дьяволивский.
– Скромно, – с грустью произнес Бенедикт, открывая дверь.
– Господа депутаты, дорогие мои соратники, – обратился к ним президент. – Я сам себе не могу присвоить воинское звание, это ваша обязанность и ваш долг. Сначала вы мне присвоите, а потом я буду издавать указы о присвоении вам: кому майора, кому полковника, кому генерала.
– У вашего оппонента Яндиковича, хоть он и не служил в армии, воинское звание – майор. И у нас должно быть не ниже майора, а наоборот, выше. У меня уже, к примеру, есть воинское звание ефрейтор. Так вот, у Гитлера тоже было такое звание, однако он, кажись, стал маршалом. Но я человек скромный, мне достаточно генерала, – заявил Бздюнченко.
– Сперва президенту звание, – сказал Курвамазин. – Я предлагаю присвоить ему звание генералиссимуса. Был же Сталин генералиссимусом, хоть и не служил в армии и даже ни разу не вышел к солдатам, воевавшим с гитлеровскими войсками.
– Ура!!! – закричали соратники и захлопали в ладоши.
– Кто за то, чтоб присвоить нашему президенту звание генералиссимуса, прошу голосовать, – объявил Пинзденик.
Все подняли руки единогласно, и только Катрин воздержалась. Генералиссимус наклонил голову в знак благодарности, а потом стал обнимать всех по очереди и целовать в щеку и лишь Пинзденика поцеловал в губы затяжным поцелуем. Катрин нахмурилась, закусила нижнюю губу, затем порылась в сумке, извлекла пачку сигарет "Мальборо" и закурила.
– Внимание, господа депутаты! Вношу предложение присвоить воинское звание и жене президента, – объявил Пинзденик. – Она заслуживает звание генерала.
– Ура! Ура! Ура! – поддержали депутаты.
Катрин повеселела.
– Можно мне внести предложение? – спросила она у депутатов. – Я, правда, не депутат, но я знаю, что вы с любовью относитесь к моему мужу и ко мне в особенности. Так вот, я прошу вас присвоить воинское звание и моим друзьям: Збигневу Пробжезинскому, президенту Польши Косневскому, председателю Евросоюза по правам человека Хавьеру Солане. Эти люди внесли большой вклад в победу не только на выборах моего мужа, но и всей команды, независимо от итогов голосования.
– Я, как будущий президент, издам указ о присвоении воинских званий нашим друзьям, – заверил своих коллег Вопиющенко.
– И разжалуйте Яндиковича, – заревели все до единого.
– Ну, это уж разумеется.
31
В Верховной Раде, где господствовали зомбированные оранжевые, все ждали выступления их лидера Вопиющенко. Он появился под восторженные крики и тут же захватил трибуну.
– Мои депутаты, моя нация, мой народ! Слушайте своего президента, генералиссимуса Виктора Писоевича Вопиющенко, помазанника Божия на украинский престол, возведенного уже в первом туре голосования! В том, что я не набрал больше пятидесяти процентов голосов в первом туре, виноват Виктор Яндикович, бывший зэк, Кучумою возведенный в ранг председателя правительства моей нации, вопреки воле моего народа, вопреки моей воле и вопреки воле моих депутатов, которые здесь находятся. Позор Виктору Яндиковичу, позор всем депутатам, кто не состоит в моем блоке!
– Позор, позор! Ура! – хором скандировали оранжевые депутаты.
Депутаты продолжали вскакивать с мест, вскидывали руки над головой и скандировали: "Слава Вопиющенко! Слава! Слава! Слава!"
Виктор Писоевич кланялся, широко раскрывал заплывшие глаза, прижимал ладонь к сердцу…
Катрин сидела в первом ряду, понимала далеко не все, что говорил ее великий муж, но вопли окружающих ее людей, их громкие рукоплескания, царская посадка головы мужа, его поклоны в знак признательности соратникам не требовали перевода.
Однако она все время смотрела на Корчинского, сидевшего рядом с мужем, и думала, что давно пора переходить от митингов к действиям. Она моргала Корчинскому до тех пор, пока тот не уловил ее гримасу, не понял ее зов осадить мужа, и только потом стал пощипывать лидера нации за то место, на которое тот обычно садился. Виктор Писоевич не обращал внимания. Он продолжал выкрикивать лозунги зомбированной толпе. Катрин прекрасно поняла по поведению его соратников, что с таким народом можно перевернуть весь мир ногами кверху, не то что захватить власть в стране, в которой под эгидой демократии уже давно царит общественный хаос. Она долго думала, почему так ведут себя эти люди, действительно ли ее муж пользуется у них такой популярностью. Даже крупнейший политик мирового масштаба Уинстон Черчилль, когда поворачивал голову влево или вправо во время своей знаменитой речи в Фултоне, не вызывал столь дружных, столь восторженных аплодисментов. Неужели эти люди немного накачаны допингом? Допинг… о, это хорошая мысль. А что если толпу накачать? Тогда толпа сметет все на свете.
Катрин подошла и шепнула мужу на ухо, что ей надо возвращаться домой к малышам, к этому времени она уже родила ему троих.
На площади, перед зданием Верховной Рады, стоял роскошный "мерседес", подаренный Збигневом на свадьбу, который автоматически снялся с сигнализации, как только она приблизилась и протянула руку, чтобы ухватиться за ручку двери. Демонстрируя скромность или некий западный менталитет, она отказалась от персонального водителя, в отличие от мужа, у которого было три шофера, и крутила баранку сама. Сев на мягкое переднее сиденье, она сунула руку в карман и вместо ключей извлекла маленький, самый современный аппарат и всего дважды нажала на разные кнопки. В течение нескольких секунд сигнал через спутник прошел через океан и застрял в одном из окон огромного небоскреба. Пробжезинский только что встал и готовился принимать утренний душ. Набросив на худые старческие плечи длинный халат из дорогой материи и сунув босые ноги в мягкие тапочки, он направился по длинному коридору в душевую. В это время раздался звонок, протяжный, настойчивый, неумолимый. Он сунул руку в карман халата, извлек трубку, чтобы посмотреть, кто звонит, и тут же выключить, как в переднем окошке мелькнул милый лик Катрин, она ему очень и очень редко звонила после вторых родов. Кровь бросилась в старческое, все еще красивое лицо, тепло пошло по всему телу и застряло в неугомонной плоти.
– Катрин, милая, ты? Я тебя слушаю, рад, что все еще помнишь, и грущу оттого, что ты так далеко, в какой-то там Украине, будь она неладна. Казню себя за то, что отпустил тебя. Это все проклятая политика. Я так и прожил всю жизнь в борьбе за свои идеалы, политические амбиции, по сути, стал жертвой всевозможных политических интриг.
Он присел на мягкий пуфик, сгорбился, тесно прижав телефон к уху.
– Ты не объясняй, для чего тебе нужны деньги, я с превеликим удовольствием брошу еще один миллиард долларов ради блага твоей бедной страны, главным образом потому, что я ненавижу Россию. Долгие годы русский медведь оккупировал мою далекую родину Польшу, а потом, поработив многие страны, в том числе и Украину, угрожал всему миру коммунистическим порабощением. Мне уже осталось немного, с собой я ничего не возьму, – почему бы мне не сделать доброе дело для человека, которого я страстно любил и люблю сейчас, хотя надежды даже на обычную встречу у меня не осталось почти никакой. Что-что? Ты могла бы приехать? Я пришлю за тобой самолет. В четверг самолет будет в Киеве. Целую тебя миллион раз.
Катрин расплылась в улыбке. Этот старичок все еще такой галантный и стройный, несмотря на возраст, выглядит куда лучше мужа, особенно после того, как лицо, нос покрылись струпьями, которые невозможно убрать никаким кремом. Да и глаза у него углубились, почти не видны. Глупый он, вздумал омолодить лицо, соблазнился никому не нужной молодостью, а вышел геморрой по всему лицу.
– Збигнев, дорогой мой старичок, я тоже по тебе скучаю и ищу любой предлог, чтоб позвонить, услышать твой музыкальный голос. Я тут присутствовала на встрече мужа с его соратниками и пришла к выводу, что с такими людьми можно сделать многое. Это нечто похоже на рейх: мой муж – фюрер, а его единомышленники – генералы фюрера. За что они его так любят? Я не могу этого понять.
– Да не его они любят, не будь наивной, – послышалось в трубке, – они любят власть. Как только победит твой муж, они перегрызутся между собой, как голодные волки, потому что каждый из них уже сейчас претендует на первые роли в государстве. Это естественно. Вдолби это своему мужу и скажи, что ставку на него я сделал только потому, что он женился на тебе по нашему с тобой плану.
– Збигнев, ты гений… – воскликнула Катрин, и две крупные слезы скатились по ее все еще свежему лицу.
"Зачем я вышла замуж за этого ненормального человека? – думала Катрин. – Он и ночью, во сне бредит, произнося одни и те же слова: мой народ, моя нация. Зачем мне это? Что хорошего здесь, в нищей стране моих родителей?
32
По просьбе Катрин обсуждение инструкции проходило в узком кругу еще раз в ее присутствии. Был вызван самый важный советник Майкл Корчинский и, по настоянию Вопиющенко, Юлия Болтушенко. Катрин долго морщилась, не желая видеть наглую Юлю у себя дома, она считала ее виновницей всех семейных бед, но после того как Майкл высказал пожелание, что это было бы совсем неплохо, так как Юля тоже имеет огромный авторитет у народа, Катрин смирилась. Обрадованный Виктор Писоевич тут же взялся за телефон, стал нажимать на кнопки, но в прихожей разался звонок, и Юля показалась на пороге.
В ходе обсуждения инструкции Юле предложили заняться студентами, собрать их, провести с ними беседу, разбить всех на взводы, образовать роты, полки и даже дивизии, назначить командиров и отправить всех на учебу. Это могут быть пустующие сейчас пионерские лагеря, которые требуют незначительного ремонта. Занять эти лагеря и проводить там учебу. За каждый час, каждый день платить студентам, их командирам. Учеба должна быть приближенна к боевым действиям. Народ так просто власть не отдаст. Эту власть надо взять.
– Что скажете? – спросил Вопиющенко, когда Катрин остановилась, чтоб передохнуть.
– Нам и без инструкции все ясно, – заявила Юля. – Инструкция написана чужим человеком, плохо знающим наши условия. Прежде чем создавать отряды, мы должны ринуться в западные регионы и там создать соответствующую атмосферу. Пусть люди, те, что нас поддерживают, выясняют, кто голосовал за Яндиковича в первом туре, и не дают прохода предателям. Фамилии их должны быть вывешены на столбах, красоваться на общественном транспорте. Не давать им прохода, вытеснять их из очереди в магазинах, поджигать их дома, выбивать окна…
– А что делать с теми, кто живет на востоке? – спросил Майкл Корчинский. – Там же целые города поддерживают вашего противника Яндиковича?
– Опоясать их колючей проволокой и не выпускать, – воскликнула Юля, стукнув кулачком по крышке стола.
– Ви хотит гражданский война? – в упор спросил Майкл. – Установка на Пеньбуш, на Кондализа Сарайт, Пробжезинский другая. Ви должны мирным путем захватить власть. Если не полючится, то придется идти по пути Сукаашвили на Грузия, революция роз. Ми тоже для Сукаашвили разработали план прихода к власти. И эта план успешно осуществился.
Радикальные методы захвата власти, которые всякий раз предлагала Юля, обычно нравились Виктору Писоевичу. Вот почему он настоял, чтобы она присутствовала на семейном совете.
– А мне нравится план Юлии, – заявил он. – Только тюрем не хватает.
– Ти, Письоевич, есть демократ и не отступат от этот постулат. Америка на тебя сделала ставку как на демократа – революционера, а не головореза. Юля другое дело. Юля есть Жанна… ей надо дать копье в руки и с этот копье идти на сторонник Яндикович. Но это будет смех. Юля есть, как это по-русски? А, она есть баба, злой баба, и ти, Писоевич, от нее еще будешь страдать, страдать и плакать.
Майкл говорил бы еще очень долго и высказал бы неприятные слова в адрес Юлии, но она не позволила ему это сделать.
– Что вы такое говорите, Майкл? Это поклеп, а я поклепа не потерплю. Вся моя жизнь посвящена делу революции, и я делаю все, чтобы Виктор Писоевич стал президентом.
– Не ти делаешь, пигалица, а Америка делает, – пренебрежительно произнес Майкл. – Ти есть говно.
– Тогда мне тут делать нечего, я пошла.
Юля поднялась и направилась к двери. Но Вопиющенко остановил ее.
– Не ссорьтесь. Будем считать, что это каприз двух великих людей. Я согласен быть демократом, хоть чертом, лишь бы президентское кресло завоевать, – сказал он.
– Ну конечно, для этого ты и женился на этой дылде Катрин. Ты стал зятем Америки. Но я тоже не лыком шита. Я стану английской тещей.
– Каким образом? – спросил будущий президент.
– У меня дочь в Лондоне учится. На первом курсе. Она уже получила задание охмурить любого англичанина и выйти за него замуж.
Юля говорила слишком откровенно, то ли от злости, то ли в шутку, то ли из желания доказать, что она никого не стесняется, никого не боится и считает этих людей, один из которых только что оскорбил ее, обыкновкенными пешками.
– Ти слишком откровенный и прямолинейный, – сказал Майкл, весело поглядывая на Юлю.
– Зато я говорю правду-матку, а не так, как вы все, здесь сидящие: в глаза одно, а за глаза другое.
Близкие и великие люди в узком кругу часто говорили грубости друг другу, откровенничали, пытались побольнее ущипнуть друг друга словом и тут же прощали друг другу, хохотали, обнимались и даже способны были предоставить друг другу телесное утешение.
– Не президент я еще! – пытался блеснуть скромностью Виктор Писоевич в узком кругу. – Но моя нация, мой народ не оставит меня, я уверен в этом.
– Успокойся, милый, успокойся, – сказала Юлия, дотрагиваясь до его щеки.
– Я хочу обратиться к Майклу, – жалостливо произнес кандидат в президенты. – Можно ли считать наше сегодняшнее совещание в узком кругу законченным?
– Как скажет Юля, начальник штаба оранжевой революции, пусть так и будет, – ответил Майкл.
Все взоры обратились на Юлю.
– Ладно! Я дам поручение, а точнее, назначу ответственных за организацию обучения боевых отрядов, которые будут использованы для подавления сопротивления власти Кучумы и Яндиковича.
– Я очень рад, – сказал Вопиющенко и захлопал в ладоши. – А теперь, по случаю успешного завершения переговоров, приглашаю всех в ресторан, там нас ждут.
33
Преисполненные гордости за свою национальную независимость, часть украинцев с восторгом ждали второго тура выборов президента, разделяющего националистическую философию руховцев.
Он непременно приведет страну в Евросоюз, где давно уже существует не на бумаге, а на деле коммунистический принцип: от каждого по способностям, каждому по потребностям. Это был бы своего рода национальный праздник, если бы кандидат, зять Америки, стал президентом. Уж он-то мог бы насытить голодных украинцев всеми земными благами, которыми пользуются жители западного мира. Вот что значит независимость! Это раньше, при коммунистах, назначали вождя, и не в Киеве, а в Москве, и вождь не обязательно был украинцем, а часто это так и происходило: вождь оказывался москалем. И вот теперь…
А то, что младшая сестра России с подозрением смотрит на восток, это естественно. Мало ли в истории примеров, начиная с Библии, когда брат шел с мечом на брата, когда сестра с сестрой не могли найти общего языка и оставались заклятыми врагами до конца дней своих. И это были те, кто вышел из утробы одной матери, произошел от одного семени и вырос в одной семье. И потому нет ничего удивительного в том, что в разных частях Украины по-своему ненавидят русский язык, косо поглядывают на восток и во всех своих бедах обвиняют русских.
А что касается Галицкого княжества, то тут история распорядилась весьма нетрадиционно. Галицкое княжество столетиями находилось под оккупацией Речи Посполитой, и, естественно, произошло кровосмешение украинцев с поляками, и, возможно, потому город Львов, который вовсе не Львов, а Лемберг, спит и видит себя польским городом.
Неудивительно, что вся Галичина с таким восхищением встретила известие о том, что зять Америки Виктор Вопиющенко выставил свою кандидатуру в президенты. Ведь современное Галицкое "княжество" сумело кое-чего добиться: галицкие депутаты играют не последнюю скрипку в Верховной Раде, галицкие писатели небезуспешно исподволь поучают столичную интеллигенцию, какие ценности следует брать на вооружение, а от каких отказываться.