Машина остановилась. Кандидат в президенты пересел на переднее сиденье, и дежурная улыбка озарила его лицо. Опустив боковое стекло, он высунул руку и стал приветствовать встречающих. Большинство встречающих были руховцы, съехавшиеся со всех окрестных деревень, затем следовали члены фракции "Наша Украина", и замыкали толпу просто любопытные. Фюрер руховцев Поросюк ехал впереди и тоже с дамой своего сердца Бэлой Анисимовной, черноглазой толстушкой. Его водитель тоже остановил машину, и Поросюк вышел, поднял руку и воскликнул "Хай!"
– Хай, хай! – заревела немногочисленная толпа молодых людей, которые только что выпили по бутылке пива и по сто грамм водки.
– Выходи и ты, – сказала Лиля, – а то получится, что этот поросенок главный, что он кандидат в президенты, а не ты.
– Пожалуй, ты права, – произнес кандидат и схватился за ручку боковой двери. Но Поросюк подбежал первый, открыл дверь машины и воскликнул:
– Прошу приветствовать будущего президента Виктора Писоевича Вопиющенко!
Толпа молодчиков заревела.
Вопиющенко, в окружении единомышленников, направился к трибуне для того, чтобы произнести речь. Ради краткой сумбурной речи и собрались эти люди.
– Дорогие друзья! Я, Вопиющенко Виктор Писоевич, лидер фракции "Наша Украина" – самовыдвиженец, то есть сам себя выдвинул в президенты на радость моим единомышленникам и тем, кто меня поддерживает, проявил самостийнисть в самостийний Украине. Мне пятьдесят лет. Сам Бог велел в этом возрасте стать президентом. Голосуйте за меня, и я организую пять миллионов рабочих мест, а землю отдам вам, крестьянам.
– Не нужна нам земля, на ней работать надо, – крикнул кто-то из толпы. – Лучше колхозы возроди: работать не надо, а украсть – сколько хошь. Из пяти трахторов всегда работал один. Урожай собирали горожане – студенты, рабочие, даже чиновники пузом своим трясли, обливаясь потом, а мы в холодке, бывалоча самогоночку потягивали…
– Я вам дам качественное образование не по двенадцати, а по пятибалльной системе.
– Не нужно нам образование!
– Мои доходы за прошлый год составляют тридцать пять тысяч, – дул дальше кандидат, как бы не слыша, что говорил тракторист из толпы, – доходы жены четыреста восемьдесят тысяч. Три квартиры у супруги общей площадью четыреста квадратных метров, земли семь гектаров. На счету в банке шестьдесят тысяч, а у жены три миллиона.
– Буржуй, видали мы таких, – сказал тракторист Васька Слюнявый.
– Я все сказал, какие у вас ко мне вопросы?
– Почему мы плетемся в хвосте остальных стран?
– Я этот хвост обрежу, как только вы меня изберете президентом, – ответил кандидат.
– Вы – руховец?
– Нет, я только сочувствующий, вернее, покровительствующий. Их философия мне очень близка.
– Вон москалей! – крикнули два руховца.
Кандидату ничего не оставалось делать, как поддержать тех, кто его поддерживает, и он, поднатужившись, тоже воскликнул: хай! Толпа еще больше заревела, и в кандидата полетели цветы и даже гнилая картошка. Лиля, стоявшая почти рядом, обрадовалась, что не камни. Она стояла, иронически улыбаясь, благо ее возлюбленный не замечал ее иронической улыбки. Он целиком погрузился в любовь народа, его приветствовала и желала видеть президентом толпа. Неважно, что это была кучка руховцев, желающих хоть как-то пробраться в управленческие сферы, чтобы формировать политику с восточным соседом при полной ориентации на Запад.
– Ты видишь, как меня поддерживает народ? Я просто счастлив! С таким народом можно горы свернуть, а не то что поставить страну на ноги. Как только я стану президентом, сразу же издам декрет о запрете русского языка на всей территории Украины. А если в Кремле начнут издавать нехорошие запахи, вообще границу закрою. Пусть будет визовый режим, – сказал он своей спутнице на небольшой прогулке перед ужином, который тщательно готовился в столовой.
– Ах, меня это мало интересует, – произнесла Лиля грустно. – Мне жаль, что политика у тебя отнимает так много времени. Надо жить земной жизнью, радоваться… цветку, щебету птиц, ласкам женщин, они так милы, так нежны… Посмотри, какой закат! Это же чудо. Я благодарю тех, кто дал мне жизнь, чтоб ощущать это, наслаждаться им. Ну, Витюша, отвлекись. Ты меня будто не слышишь? Я начинаю тебя ревновать.
Вопиющенко величественно приподнял голову, выше заката, выше головы своей спутницы, и, застопорив шаг, сказал:
– Я сам себе не принадлежу, я принадлежу народу, поэтому ты не обижайся на меня. Люби меня таким, каков я есть. А я есть великий человек; я докажу это не только тебе, но всей нации. Только терпение и еще раз терпение.
– Нас уже ждут. О, вон Поросюк направляется в нашу сторону.
– Ты иди на некотором расстоянии, мы не должны давать повод для сплетен.
– Мне кажется, все всё знают. У Поросюка, говорят, три любовницы: одна здесь, в Киеве, вторая во Львове, третья в Ивано-Франковске.
– От имени своих единомышленников приглашаю вас на ужин вместе с супругой, простите, со спутницей, э… не то, вместе с секретарем нашего избирательного штаба Лилей Замусоленко, – воскликнул Поросюк.
8
Финская баня была так себе, ни два ни полтора. Сооруженная наспех бизнесменом Кишкой в полуподвальном помещении без бассейна, она выглядела довольно плачевно. Виктор Писоевич искал в своем усталом мозгу аргументы в пользу своей занятости, но ничего подходящего не находил. Он хотел уйти и в крайнем случае побыть в обществе Лили. Но Поросюк от него не отходил ни на шаг.
– Вы знаете, Виктор Писоевич, наша фракция набирает темп, мы по количеству членов скоро достигнем все партии, составляющие блок "Наша Украина", которой вы имеете честь руководить и которая вам принадлежит по праву вашего величия и мудрости. Все, кто вас приветствовал сегодня, это мои люди, жители села Марьяновка. А если бы мы проводили эту встречу в районном центре, там были бы десятки тысяч наших ребят. Вот как мы подросли в количественном составе. Недаром он называется "Рух", что значит движение. А движение может быть только вперед. Не бывает же движения назад, верно, дорогой Виктор Писоевич?
– Сколько баллов ты получал за сочинение в школе? – спросил Вопиющенко, глядя в глаза Поросюку.
– Обычно – высший балл.
– Оно и видно; ты действительно сочинитель. Голоса твоей фракции на выборах дадут всего два-три процента, не больше. А мне нужно двадцать-тридцать.
– Я обещаю пятьдесят.
– Обещанного три года ждут. А потом пятьдесят процентов от шести человек твоей партии составляет всего три голоса, всего-навсего. И… ты знаешь, я, наверное, в парилке не останусь. Под ребрами что-то ломит, даже не знаю что.
– Я не могу вам позволить оставить нас сиротами в бане. Тем более там красотки подойдут. Блондиночки, волосы – до талии, а фигура – закачаешься. Все члены "Руха".
– Меня это мало интересует: у меня своя Афродита – закачаешься.
– Ну и что? И у меня своя. Оставим их в покое, дадим им выходной, пусть отдохнут. Ласковее будут. Вы устали, я вижу. Великие люди всегда устают. Но пар костей не ломит. Отдохнем, наберемся сил, потому что завтра снова в бой за голоса избирателей.
– Я себе не принадлежу уже… который год. Отстань от меня, дай мне побыть с собой наедине. В конце-то концов, имею я право побыть один перед очередным выступлением на одной из площадей, где море человеческих лиц? У меня не заготовлена речь на завтрашнее выступление перед народом.
– Повторите завтра перед народом то, что вы сказали сегодня, и все будет тип-топ. А сейчас примем первобытный вид и будем ждать амазонок.
Руководитель "Руха" Поросюк взял Вопиющенко под руку и потащил в раздевалку здесь же, в подвале. Там уже раздавался запах не только бараньих шашлыков, но и пахло мышами и сигаретным дымом. Все это было до боли знакомо будущему президенту, и потому теперь он смотрел на этот балаган усталыми глазами и все еще надеялся, что ему удастся за что-то зацепиться, найти причину и покинуть этот вертеп.
Но как только они вошли, раздались аплодисменты и около десятка великолепных обнаженных женских фигур одновременно сделали реверанс и произнесли:
– Добро пожаловать, дорогой батька!
Виктор Писоевич заулыбался, его правая рука невольно поднялась для приветствия, а голова склонилась в знак благодарности. Легкий румянец скользнул по его бледным щекам, а горячая струя стрелой пробежала от ключиц до пояса. Он понял, что оживает, ибо нельзя оставаться равнодушным к красоте, которую ему преподнесли на блюдечке с голубой каемочкой. Неважно, кто эти девицы, глупы они или развратны, пусты и никчемны, важно, что каждая из них сказочно красива и эта красота гораздо выше их пороков.
– Откуда эти красотки, где ты их откопал? – спросил он у Поросюка.
– Это студентки театрального института. Я заплатил каждой по сто пятьдесят долларов. Вы можете выбрать любую. Любая будет согласна и даже счастлива, если вы ее выберете.
– Почему?
– Да потому что та, которую вы выберете, получит не сто пятьдесят, а пятьсот долларов, – сказал Поросюк.
– Ваша партия не так богата, и не следовало бы сорить деньгами попусту, – произнес Вопиющенко с видимым укором. – Впрочем, здесь и выбрать трудно: все хороши. Кажется, одна другой лучше. Давай сначала подкрепимся.
– Пройдем вот в эту комнату, – предложил Поросюк.
В комнате были накрыты столы на шесть персон. За главным столом сидели четыре девушки, обнаженные до пояса, без трусиков, в легких парусиновых фартучках, прикрывающих интимное место. Поросюк стал снимать с себя одежду, как только они вошли, и в костюме Адама уселся в кресло между двух красоток.
– Освобождайтесь от одежды, дорогой Виктор Писоевич, не стесняйтесь, коль мы не стесняемся, – сказала девушка, сверкая большими черными глазами и даря будущему президенту щедрую улыбку.
9
Заместитель Вопиющенко по экономическим вопросам Виктор Пинзденик в этот раз не присутствовал на встрече с избирателями, его не пригласили и в сауну, хотя ему страшно как хотелось, – ему было приказано готовить передовую статью в очередной номер газеты "Без цензуры". Он знал, что подпись под этой статьей, как и всегда, будет не его, а его дорогого шефа Вопиющенко. И изображал радость на лице по этому поводу. Бог с ней, с этой статьей: она не имеет особого значения в предвыборной кампании, но газета должна выйти завтра после обеда, а передовица все еще не готова.
– Эй ты, Пинзденик, когда статья будет готова? – спрашивала главный редактор Диана Дундуцик по телефону. – Я вся извелась, жду не дождусь. Ни Виктора Писоевича, ни статьи, ни команды, а я не знаю, что делать. Если не будет статьи сегодня к вечеру, я свой портрет помещу на том месте, где обычно красуется статья, пусть будущий президент любуется.
– Диана, Диночка, я уже приступил, уже первая строка готова, вот ты только послушай: "День независимости – это напоминание о великом событии, которое дало украинскому народу возможность самому свою…", а дальше никак нейдет: то ли долю, то ли судьбу, то ли запросы. Короче, мы освободились от опеки москалей.
– Пинзденик, нельзя так. Ты окажешь медвежью услугу нашему кандидату в президенты, какого не знала цивилизация. В Украине, к сожалению, живет много москалей, а половина украинцев симпатизируют им и даже говорят только на русском, предатели. Не будоражь им нервы, не задевай их самолюбия: они могут голосовать против Виктора Писоевича, нашего дорогого будущего президента. Как-нибудь обойди этот вопрос. Сгладь углы и дуй дальше.
– На кого дуть, Диана?
– На свои куриные мозги, вот на кого надо дуть!
Пинзденик с яростью бросил трубку: все же он не рядовой член фракции "Наша Украина", а заместитель Вопиющенко и заместитель председателя Верховной Рады Литвинова. А Диана, кто она такая? Бывшая любовница шефа.
Но, как всякий великий человек, чьи мозги работают на благо отечества, Пинзденик тут же забыл главного редактора и стал расхаживать по просторному кабинету, схватившись правой рукой за подбородок. Новые мысли нанизывались одна на другую, и тогда он брал в руки перо, а перо просилось к бумаге. Так вышла выдающаяся статья о суверенитете страны, которую не стыдно было показать главному редактору. Подпись под статьей: Виктор Вопиющенко.
– Я иду, – сказал себе Пинзденик и хлопнул дверью своего просторного кабинета.
Уже через десять минут он был у Дианы Дундуцик.
– Диана, красавица, Наталья Гончарова, я принес хорошую статью за подписью Виктора Писоевича. Он мне позвонил и продиктовал по телефону, а я записал слово в слово. Вот эта статья. Прошу любить и жаловать.
– Жук ты, Пинзденик!
– А ты жучка. Я не могу сказать сучка, хоть мне так хочется назвать тебя этим именем.
– Ну, ну, а ты назови, может, я ею и стану, если ты не продашь меня своему шефу, – сказала Диана и многозначительно улыбнулась.
– Ну, как можно продавать сладкую женщину? Это ты меня можешь продать в минуту слабости. Я, признаться, начал тебя ревновать к нему в последнее время.
– Ты всегда грубо шутишь, хоть мне иногда и нравится, – произнесла Диана, дотрагиваясь пальчиками до его пышных губ.
Минут через двадцать, застегивая брюки, Пинзденик спросил:
– Что бы ты делала, если бы сейчас ворвался шеф?
– Ничего. Я знаю, что делаю. У моего шефа столько баб, что он давно потерял им счет. Жену с двумя детьми бросил, женился на американке, потом меня соблазнил, затем еще с двумя моими подругами с журфака переспал, и какая-то Лиля из вашего штаба к нему липнет. Что это за Лиля, ты хорошо ее знаешь, выкладывай, давай.
– Лиля… – Пинзденик почесал за ухом. – Лиля – это личность, она просто умница. Всякий может только мечтать о такой женщине. Поэтому ты наберись мужества и не ревнуй. Она работает на благо народа. Никто так не может успокоить, уравновесить душевное состояние нашего шефа, как она. Она ему и выступление перед публикой готовит, и за питанием его следит. Ты же знаешь, что у него не только желудок, но и кишечник никуда негож. Если бы не Лиля…
– Перестань! Все Лиля да Лиля. Надоел со своей Лилей. А чем я хуже ее? Я должна признать, что шеф, как мужчина, так себе: ни то ни се. Надо быть изворотливой и слишком ласковой, чтобы от него что-то получить, и мне это уже надоело. Ты вот другое дело, от тебя хоть радость, а он… Ты только не вздумай проболтаться.
– Я? Ни за что в жизни. Я и так нахожусь в подвешенном состоянии. На мое место претендует этот долговязый Бздюнченко. И если шеф сейчас бы, сию минуту, нагрянул, он бы изгнал меня, исключил из партии, а на мое место встал бы Бздюнченко. Ах, мать моя родная! Я многим рискую. Вставай, моя сладенькая, одевайся и прими рабочий вид. Мы можем обсудить статью-передовицу. Если он застанет нас за этим занятием, то будет только польза. Подозрение как рукой снимет.
В это время раздался телефонный звонок. Звонил шеф.
– Диана у телефона. Как дела? Да так, как обычно. Жду передовицу. Пинзденика? Он немного приболел: насморк, говорит, замучил. Я пригласила бы его, вдвоем мы бы тут же написали передовицу, да боюсь заразиться. Ты скоро будешь? К вечеру? Ну, хорошо, целую тебя миллион раз.
Только теперь она повернулась, спустила ножки на пол, Пинзденик приподнял ее и подал ей одежду.
– Срочно садимся и доканчиваем передовицу, – потребовала она.
– Диана, у меня грандиозные планы относительно провала политики и снижения авторитета соперника нашего Виктора Писоевича на выборах.
– Какие планы? Поделись!
– Мы, я имею в виду нашу фракцию, завалим бюджет на следующий год. Лишь бы кабинет министров спустил этот план до выборов президента.
– Не морочь мне голову своими грандиозными планами, давай закончим передовицу, а затем можно будет побеседовать на отвлеченные темы.
– Согласен, – сказал Пинзденик. – Ты вооружись ручкой и бумагой.
– Зачем? Я сяду за компьютер. Если ты понесешь галиматью, я тут же сотру все. И никаких проблем.
Пинзденик приподнял голову, стал у окна, но так, чтоб его закрывала занавеска, и начал диктовать. У него пошло хорошо. Диана работала пальчиками быстро, ловко, расставляла знаки препинания там, где нужно, и статья от имени Вопиющенко вскоре была готова.
Вдруг открылась дверь, и на пороге показался шеф. Пинзденик так перепугался, что тут же стал чихать и сморкаться, доставая платок из кармана брюк и прикладывая его к носу. От растерянности он опустил голову и молчал как партизан.
Только Диана не растерялась. Она ласково посмотрела на будущего президента и, тыча пальцем в экран монитора, произнесла:
– Все готово, шеф. Пинзденик, не подходите к будущему президенту, а то заразите его своим чихом. Вы уже свою роль исполнили, можете быть свободны. Ну же, не мешайте нам, может, будут какие поправки: у вас, Виктор Писоевич, голова свежая, и в ней всегда бродят мудрые мысли.
Как только Пинзденик ретировался, Диана вскочила и бросилась шефу на шею.
– Я так соскучилась, сил никаких нет!
– Госпожа Дундуцик, наберитесь терпения на этот раз. Я что-то дурно себя чувствую. Я очень люблю сало с чесноком, видать, объелся, в брюхе все время урчит, не до лирики мне сейчас. И потом, гонка набирает обороты. Этот Яндикович идет на все, чтобы опередить меня. Я должен дать ему бой. Кажется, он замыслил избавиться от меня как конкурента любым путем. Меня могут убить, меня могут отравить, устроить мне аварию на дороге, все, что угодно. Вот и сейчас ехали на машине, и на трассе встречные грузовики слишком близко держались разделительной линии. Если бы не Славик, мой водитель, я, может быть, уже очутился бы в больнице. Как ты думаешь, это неспроста так поступают?
– Ой, мой дорогой, мне жалко тебя. Я эту ночь дурно спала и видела тебя во сне, с женщиной, правда, вы купались в каком-то болоте, и она все время старалась, чтоб ты утонул. Она была подослана Яндиковичем. Я прямо кричала от испуга. Даже на работу пришла, и все время ты не выходил у меня из головы. Это сказалось и на подготовке передовицы. Поэтому пришлось вызывать этого Пинзденика. Но ты знаешь, он тупой невероятно. Двух слов связать не может. Да еще неграмотный. Все время твою фамилию искажает, вместо Вопиющенко пишет Вонющенко. Я уже его неоднократно стыдила, а он мне: я кандидат наук, не смей со мной так разговаривать.
– А мне кажется: он на тебя смотрит недобрыми глазами, он тебя просто пожирает, я, пожалуй, заменю его Сашей Бздюнченко. Саша теперь заместитель самого Литвинова в Верховной Раде.
– Я бы не стала с этим торопиться. Дело в том, что у Пинзденика есть какой-то план по перехвату инициативы, и нам с тобой надо это использовать. А почему бы нет, скажи? А что касается того, как он на меня смотрит, то я просто не обращаю на это внимания. Но даже если бы я и заметила, что он ко мне неравнодушен, то в этом нет ничего интересного, мало ли кто на кого обращает внимание. По-моему, это улица с двусторонним движением, не так ли? И уж если разговор зашел об этом, то ты, голубчик мой дорогой, в отличие от меня, всегда ждущей тебя, как жена мужа с фронта, проводишь время в обществе какой-то Лили. Что это за Лиля, хотелось бы знать?
– Лиля? Да она сотрудница моего избирательного штаба. У меня с ней никаких амурных дел нет и быть не может. Ну, хватит об этом. Где статья-передовица, я подпишу и пойду почивать.