Оранжевая смута - Василий Варга 7 стр.


– Ну и умная же ты, чертовка, – сказал Виктор Писоевич, корчась от боли. – Не знаю, что бы я без тебя делал? А это прибавит мне голосов? Тогда давай пиярить.

– Не пиярить, а пиарить. Союз двух великих людей может перевернуть мир. Ошибка Наполеона, Гитлера в том, что они действовали в одиночку. Это от излишней веры в себя, в свою непогрешимость. Если бы Гитлер подружился со Сталиным, как мы с тобой, они оба могли бы поставить весь мир на колени, но этого, слава Богу, не произошло. Еще неизвестно, чем кончится наш союз, к чему он приведет. Я надеюсь, мы свергнем путинскую диктатуру в России и тогда вся нефть – наша, весь газ – наш.

– Мне снова дурно, – заявил лежащий на полу гость.

Врач явился незамедлительно. Это был семейный врач Герман, он потянулся за Юлией из Днепропетровска, когда она переехала в Киев.

– Что здесь происходит? – почти закричал он, увидев лежавшего на полу политического деятеля.

– Будущему президенту плохо, – сказала Юлия, – его отравили единомышленники Яндиковича. Ваша задача промыть ему желудок, поставить на ноги, а завтра вместе с ним поедете на встречу с избирателями. Принесете мне медицинскую сумку, я напихаю туда копченого сала с чесноком, и вы его завтра в двенадцать дня обильно накормите: он любит сало.

– Благодарю за доверие, мадам. А ему не станет еще хуже? Пока только рожа у него, как у обгоревшего вепря, а потом будет и все тело.

13

Среди оранжевой шушеры выделялся Бздюнченко. Он не только казался интеллигентным, но и был таковым на самом деле. Бог не наградил его умом и крепким здоровьем. Худощавый, долговязый, узколобый и узкоплечий, в то же время скромный, он был несказанно рад тому, что так удачно и так крепко прилип к лидеру оранжевой революции. Он выполнял любые капризы патрона, а в будущем превратился в добросовестную сиделку. Да и Виктору Писоевичу в будущем он стал необходим. Постепенно Бздюнченко достиг высот – стал заместителем председателя Верховной Рады. Теперь он отправился в поездку вслед за своим шефом для встреч с избирателями в глубь страны, поскольку возглавлял его избирательный штаб. Толпа журналистов с фотоаппаратами и видеокамерами следовала за лидером нации в нескольких микроавтобусах. Казалось, эта кавалькада была гораздо внушительнее эскорта будущего президента.

Вопиющенко, получивший ряд советов, так похожих на наставления Болтушенко, взял курс в сторону сельской местности. Вместе с ним в машине ехала Лиля, а за ними в отдельной колымаге следовали Пинзденик и лечащий врач Герман с медицинской сумкой, набитой салом. Бздюнченко ехал в отдельной машине замыкающим. Но еще не выезжая из города, он отстал и попросил своего босса по мобильному телефону, чтоб его подождали на границе Киева с областью.

Но Бздюнченко задержался на целый час. На проспекте Независимости его машина и машина с журналистами были остановлены работниками ГАИ за превышение скорости и за то, что проехали на красный свет.

Журналисты стали показывать свои удостоверения, но два офицера стояли на своем: виноваты и все тут. Водительские права подлежат конфискации. Журналисты пожимали плечами, пытались даже сунуть доллары, но ничего не помогало. Бздюнченко хохотал, сидя на заднем сиденье, и в то же время стал наливаться злостью и постепенно приходить в ярость. Наконец он выскочил с раскрытым удостоверением депутата Верховной Рады, ткнул майору в нос и, когда тот заморгал глазами и поднял правую руку, чтобы отдать честь и извиниться, ударил его носком ботинка в то место, откуда растут ноги. Майор зашатался и присел на корточки.

– Что же вы стоите, олухи царя небесного? Дайте этим мильтонам под дых как следует.

Журналисты, а среди них были и парни могучего телосложения, оставили свои фотоаппараты и видеокамеры на сиденьях микроавтобуса, повыскакивали, окружили постовых и стали избивать их. Бедные милиционеры в мгновение ока очутились на обочине в крови, прикрывая руками табельное оружие. Вынимать это оружие и защищаться от депутатов-бандитов они не имели права: любой депутат в "незалежной" Украине – лицо неприкосновенное. Даже если он будет жечь ваш дом на ваших глазах, вы имеете право только хлопать в ладоши и скандировать: слава Украине!

– Хватит, – приказал Бздюнченко.

Жрецы прессы, вытирая руки платками, кинулись в микроавтобус, а Бздюнченко, убедившись, что стражи дорожного движения еще дышат, дал каждому острым носком в солнечное сплетение, плюнул каждому в лицо и только после этого сел в машину.

– Поехали! – дал он команду.

– Надо бы нам выставить государственный флаг, – сказал водитель.

– А разве его нет на машине? – спросил Бздюнченко.

– Кажись, нет.

– А, вот почему нас остановили эти легавые.

Догнав будущего президента, они прикрепили национальные флаги, как это делают на автомобилях глав государств, и беспрепятственно двинулись дальше. Спустя два часа остановились в одном районном центре под названием Пусто-Вонякино.

– О, это, должно быть, родина нашего Пустовойтенко, бывшего премьера. Давайте проведем здесь митинг, – предложил Бздюнченко.

– А столовая тут есть? – осведомился Вопиющенко. Он хотел сказать, что желудок его пуст, как мешок, из которого высыпали горох, но врач Герман ущипнул его за локоть, и великий человек умолк.

– Я поднимусь к главе города, – сказал Бздюнченко, – если даже нет его, пусть замы организует митинг.

– Нам нужна городская столовая, – уверенно заявил Герман.

– А ты кто такой, милок? – спросил Бздюнченко.

– Это мой лечащий врач, его мне подарила Юля, – сказал Виктор Писоевич, приглядываясь к воротнику белой рубашки начальника своего штаба. – У тебя кровь на воротничке, ты что – ранен? Что это за сволочь, которая осмелилась поднять руку на начальника штаба избирательной кампании Вопиющенко? В тюрьму бандита. Где личная охрана, почему без охраны?

– Легавые по дороге прицепились, пришлось им набить морду. Это, должно быть, их кровь. Ребята, если у кого из вас при себе мел, дайте: намажу, и все исчезнет. Негоже начальнику штаба быть в пятнах крови, да какой! Бандитской.

У Лили в сумке был мел. Иногда приходилось выходить к доске и чертить схемы облагораживания земельных угодий после победы на выборах. Она тут же извлекла кусочек драгоценного мела и подошла к Бздюнченко, который опустил перед ней глаза и ждал прикосновения, затаив дыхание.

– Готово, – произнесла Лиля, не глядя на своего тайного ухажера, после того как замазала пятно на воротнике рубашки.

Будущего президента тут же окружили журналисты, и поневоле возникла стихийная пресс-конференция. Городской глава Пень глядел в бинокль из своего кабинета и, когда узнал Вопиющенко, уронил бинокль на пол, набросил на себя плащ и спустился вниз с прижатой рукой к левому боку, подражая будущему президенту.

– Господин президент! Интеллигенция и все трудящиеся Пусто-Вонякинского района в моем лице приветствуют вас. Какие будут приказания?

– Господин Бздюнченко распорядится, – бросил будущий президент.

Бздюнченко подошел к Пню, взял его за локоть и отвел в сторону. Что они там говорили, какие распоряжения получал Пень, никто не слышал.

Избирателей собралось не более двадцати человек, в основном молодежь. Председатель Пусто-Вонякино Пень объяснял, что пенсионеры клюнули на кормушку Яндиковича, он им повысил пенсии, и потому не желают участвовать ни в каких сборищах. Тем не менее Вопиющенко произнес зажигательную речь, обещая, что после победы великая и могучая Америка завалит сельские и городские магазины товарами повседневного спроса и первоклассным продовольствием наподобие ножек Пеньбуша.

После зажигательной речи Вопиющенко на лобное место вышел Бздюнченко. Он не повторял слова своего босса, а только дополнил их. Он напугал слушателей до смерти тем, что если они проголосуют за Яндиковича, то Яндикович продаст матушку Украину москалям в рабство, и тогда прощай незалежность. А что такое незалежность? Это свобода, это высокая зарплата, это работа по душе, это бесплатное обучение и бесплатное образование, это, наконец, долголетие граждан… свыше ста лет, никак не меньше. Это свободные браки, регулируемое деторождение и… цветение вишен в начале января.

Фото– и телекамеры щелкали беспрерывно, и если бы не клич – обед в столовой готов, они бы не смогли остановиться. Каждый стремился запечатлеть великое историческое событие, имеющее невыразимую значимость для судеб страны и ее граждан.

Четыре человека: Вопиющенко, Бздюнченко, врач Герман и личная секретарша Лиля, сели за отдельный столик, где в больших деревянных мисках сверкал украинский борщ и стояли бутылки с самогоном-первачком. Герман выставил на стол сало и чеснок, а также флакончик с жидкостью, нейтрализующий запах чеснока.

Вопиющенко тут же набросился на любимое блюдо, запивая крепким самогоном, пивом и сухим белым кисловатым вином.

Вскоре великие люди покинули столовую, чтоб перейти в местную сауну, и тут будущий президент почувствовал себя плохо, гораздо хуже, чем в прошлый раз в гостях у Юлии.

Буквально на днях в одной знаменитой клинике закрытого типа врачи-косметологи делали ему вливание с целью омоложения организма и, видать, что-то перепутали: либо он принял повышенную дозу, либо его организм среагировал на непроверенное лекарство, но он, после сытного ужина, почувствовал жар во всем теле. А потом это грешное тело начало чесаться. А лицо оказалось в мелких волдырях.

"Что делать? – испугался кандидат в президенты и закричал: – Где Жования? Позвать сюда Жованию!

Жования появился тут же, не успев надеть брюки на потное тело, поскольку только что вышел из сауны.

– Что с тобой, кацо? – спросил Жования.

– Смотри, что у меня с лицом? Как я теперь буду выступать перед публикой?

– Не переживай, кацо. Тебя отравили, понял? Отравили. Твои враги тебя отравили, да у них ничего не вышло.

– Да никто меня не травил. Это была неудачная процедура по омоложению лица, вот и все. При чем тут отравление?

– Ты, кацо, чудак и ты не понимаешь, что теперь твой рейтинг в народе поднимется на недосягаемую высоту. Ты станешь президентом. Только надо раскрутить это отравление по всем каналам.

– Если так, тогда я согласен. В кресле президента даже урод будет хорошо смотреться. Пусть я буду уродом, но я займу это кресло.

Тут и Бздюнченко подоспел. Он уже услышал это слово: Жования говорил очень громко.

– Я беру на себя этот вопрос. Страна сегодня же узнает, что кандидата в президенты отравили, но он, слава Богу, остался жив.

И Бздюнченко тут же приступил к исполнению своего обещания. Врач Герман без колебаний подтвердил, что господин Бздюнченко абсолютно прав. Тут же были допущены журналисты, некоторых уже подняли с кроватей, но многие находились в сауне. Защелкали фотоаппараты, включились видеокамеры, начали скрипеть перья, и даже произошел маленький инцидент между корреспондентом руховцем и корреспондентом газеты "Так", которую финансировал тоже Вопиющенко.

Сам Виктор Писоевич появился перед журналистами поддерживаемый телохранителями с двух сторон и с трудом произнес знаменитую фразу, ставшую крылатым выражением: "Вы нас не отравите!"

– Это работа Яндиковича и его штаба, – добавил Бздюнченко с места.

– Не бб-будем называть этту фамилию вслух, – произнес Вопиющенко жалким голосом, держась за живот. – Н-на-род и так догадается. И журналисты не с-смогут обойти этот вопрос стороной. М-моя нация, мой народ должен знать: н-нас нельзя от-травить!

– Народ у нас жалостливый: все отдадут голоса за нашего Виктора Писоевича. Мы победим в первом туре. Победа будет за нами. А там начнем сажать бандитов в тюрьмы, как завещал Чорновол. Слава Украине! – распалился Бздюнченко.

14

Кто отравил Вопиющенко, какие такие силы приложили руки к его здоровью, которые он никогда не назвал, а отсюда любой смертный может сделать вывод, что он сам отравился, а точнее, обезобразил свое лицо, стараясь омолодиться, – до сих пор неизвестно. Но во время предвыборной кампании, благодаря обезображенному лицу, его рейтинг достиг небывалой высоты. Народ проникся к нему жалостью, а с жалостью людские сердца погрузились в чувство, называемое любовью. Вопиющенко не прогадал. Должно быть, он и сам не предполагал, чем кончится попытка омолодить лицо, и мужественно терпел, полагаясь на вознаграждение со стороны избирателей.

Отныне он появлялся перед телекамерами в новом облике, выглядел жалко, и люди, особенно представители слабого пола, лили слезы, будто их единственные чада не смогли выбраться из загоревшегося здания и сгорели заживо. Конечно, лицо это зеркало души человека и, если это лицо стало вдруг обезображенным, оно вызывает сожаление. К такому человеку люди начинают относиться с уважением, видят в нем мужество, силу и целеустремленность.

Виктор Писоевич это понял уже на третий день и, чтобы убедиться в верности своих прихлебателей, уверявших его в превосходстве над соперником, решил вместе со своей ватагой отправиться во Львов, в город, в котором, как ни в каком другом, подтвердится его мужество после "отравления".

На центральной площади Львова собрались десятки тысяч соотечественников, и стоило ему взойти на трибуну, как раздались не только овации, но и плач, будто к микрофону подошел раненый сам Иисус Христос.

– Москали! Москали! Геть! Геть москалей, – заглушали голоса его голос у микрофона.

– Что такое, почему меня не слушают? – обратился Вопиющенко к губернатору области Догу.

– Они кричат: москали виноваты в вашем отравлении. Подождите немного, они успокоятся, тогда вы продолжите свою историческую речь, – сказал Дог, низко нагибаясь.

– А, черт, вполне возможно, – пробормотал будущий президент и сам решил заплакать.

Толпа отчетливо видела заметно опухшее лицо, слабо светящиеся глаза, ушедшие вглубь, из которых капали слезы на трибуну, покрытую оранжевой материей. Переминаясь с ноги на ногу, он терпеливо, с присущим ему мужеством ждал, когда кончится плач на площади.

После того как стали раздаваться хрипы и закатываться глаза от выплаканных слез, Вопиющенко осторожно промокнул скопившуюся влагу на щеках и только потом начал свою сумбурную речь, которая, однако, снова вызвала бурю восторга.

– Вы нас не отравите! – изрек он знаменитую фразу, вызвавшую бурю восторга и гром одобрительных аплодисментов. – Я заверяю вас, дорогие земляки и единомышленники, в том, что нас не отравят, то есть я хотел повторить: вы нас не отравите!

– Москали, вы нас не отравите! – раздался вопль на площади.

Взбудораженная толпа, журналисты, историки, ученые западной части государства только эти слова и запомнили, и они вошли в историю, потому что все остальное, что сказал новоявленный лидер нации, а точнее всех галичан, смело можно отнести к словесной белиберде. Виктор Писоевич шамкал, старательно плевал в микрофон, а в конце своей сумбурной речи в который раз повторил: вы нас не отравите!

С этим кавалькада будущих оранжевых путчистов вернулась в Киев, дабы взять на абордаж Верховную Раду.

Юлия Болтушенко уже знала об "отравлении" своего партнера и тут же помчалась к нему на встречу. Она не только сопровождала его, но и вручила заготовленную речь, с которой Вопиющенко следовало выступить в стенах парламента. Они, как два голубка, сидели на заднем сиденье новенького "мерседеса", и здесь же ему удалось внимательно прочитать речь, сочиненную Юлией. Он благодарно улыбнулся и сказал:

– Тут нет моей знаменитой фразы "Вы нас не отравите". Можно ее внедрить в этот текст?

– Виктор, дорогой, добавь и трижды произнеси с трибуны эти слова, я буду кричать "ура", а члены партии наших двух блоков подхватят и начнут топать ногами, свистеть и даже ломать кресла. Это триумф. Дай я тебя расцелую.

Депутаты Верховной Рады были до смерти перепуганы известием о состоянии здоровья самопровозглашенного отца нации. Они с нетерпением ожидали его прибытия и выступления с высокой трибуны. "Отравленный" смертельным ядом, а затем и биологическим оружием кандидат в президенты явился на утреннее заседание и был встречен овацией не только своих единомышленников, но и многими депутатами из других фракций и блоков, проявившими жалость к отравленному кандидату. Наличие отравления сработало, увеличило имидж претендента на высокий пост.

– Вопиющенко – наш президент! Слава Вопиющенко, Украине слава, слава, слава, слава! Слава отравленному президенту! Нас не отравить!

Виктор Писоевич хотел погрозить пальчиком, ведь эту фразу он еще не произносил с трибуны парламанта, но в последний момент передумал и направился к трибуне, опираясь на руку худощавой дамы, достал из портфеля несколько отпечатанных листков и, мысленно облачившись в тогу Цезаря, начал читать:

– Уважаемые депутаты! Уважаемые депутаты блока "Наша Украина"! Господа депутаты других, в том числе и правительственных фракций, которые не испытывают ко мне симпатии, мало того, кто нас ненавидит! Кто задумал мое отравление? Мне совершенно ясно, кто. Но, господа, вы нас не отравите. Мы и народ – едины. А народ отравить нельзя. И нас отравить нельзя, потому что мы стоим на страже народа. Слава народу Украины!

– Слава, слава, слава! – гремело сто голосов в зале.

Депутат Пинзденик, депутат Курвамазин, депутат Школь-Ноль, закатив рукава рубашек, подскочили к трибуне, Вопиющенко уступил им место, и Пинзденик сказал:

– Ну, суки, кто хочет померяться силами, выходи. Кто отравил президента – выходи.

Депутаты других фракций втянули головы в плечи и от страха только сопели в две дырки. Каждый помнил, как молодчики из "Нашей Украины" громили зал несколько месяцев тому назад. Они полностью вывели из строя систему голосования, которая отражалась на табло, выдирая микрофоны и телефоны не только у своих кресел, но и на столе президиума. Председатель Верховной Рады Литвинов призывал к спокойствию до хрипоты. Он добросовестно исполнял свою роль до тех пор, пока и сам не получил по затылку.

И теперь в зале заседаний сидело еще триста депутатов от других фракций, но никто не решился поднять свой голос против хулиганов в тоге депутатской неприкосновенности.

После Пинзденика кудахтал Курвамазин, а за ним прорвался к трибуне Школь-Ноль. Депутат Школь-Ноль из фракции блока Юлии Болтушенко, выкатив глаза, начал так:

– Ураги Украины это русскоговорящие, так называемые украинцы, проживающие в восточных областях. Из вас, господа москали, надоть вытравить любовь к так называемому русскому языку – языку мата и попсы. Тильки один язык самый красивый на свете – украинский язык, на котором общается с нами наш будущий президент. Польский язык, язык моих предков, не мешало бы уравнять в правах с украинским. Я бы ишшо аглицкий язык изучил, вернее, разрешил бы его к употреблению на Украине. И то подумать надоть. Я, когда мне было шестнадцать, не то семнадцать лет, изучал аглицкий, он очень хороший, пся крев.

– И думать нечего, надоть внедрять, – громко произнес председатель "Руха" Поросюк.

– Повесить всех депутатов, кто не с нами, – воскликнула с места Юлия Болтушенко, пританцовывая. – Нету других предложений? Мы так и поступим, только опосля выборов. Я обращаюсь к великому сыну украинского народа Виктору Вопиющенко: господин президент великой, незалежной страны! Отправляйтесь в Австрию на лечение от смертельного яда, которым вас отравили верные псы бандита Яндиковича. А мы с ним тутечки разберемся.

– Повесим его, – стукнув кулачищем по башке соседа, произнес Бенедикт Тянивяму.

Назад Дальше