Она схватила Нину за руку и поволокла прочь.
– Она же просто спросить хотела… – начала было Нина.
– Быстро, – повторила Зоя Алексеевна сквозь зубы.
– Эй, матушка, да не пугайся ты нас, – крикнула цыганка им вслед.
Но мать даже не повернула головы: она волоком тащила Нину по лесной дороге к биостанции.
– Пшла! – Мужик отпустил вожжи, присвистнул, и телега, грохоча пустыми молочными бидонами, прокатилась мимо, обдав Нину сладковатым запахом конского пота.
После той встречи цыгане пробуждали в Нине память о лете, лесе, брызгах солнца, сверкающего сквозь ветки, о песчаной притоптанной тропинке среди елок и берез, под которыми тоже, вероятно, водились грибы, но матери казалось неспортивным собирать их так близко к биостанции. И теперь, встречая цыган в Рогожине, Нина удивлялась: разве это цыгане? А где монисто? Кудлатая лошадка? Пестрая шаль? Неужели эти некрасивые неопрятные люди – тоже цыгане? Куда же делось все цыганское?
Пока испанцы знакомились с цыганенком, Нина и Ксения сидели в пустом кабинете и поджидали Аду. Дверь была открыта, и Нина видела, как по коридору провели маленькую очень хорошенькую девочку, похожую на фарфоровую куклу, с поразительно бледным, будто напудренным лицом. Нина уже знала: девочку зовут Аля, у нее тяжелый порок сердца и предлагать ее на усыновление иностранцам нельзя. Ксения всякий раз сокрушалась. Она-то знала: если предложить испанцам, девочку возьмут, сделают операцию и будут водить в бассейн и на хореографию. Беда была в том, что до Испании Аля могла просто-напросто не долететь, да и вывезти такого ребенка никто бы не разрешил.
– Испанцы, – объясняет Ксения, – берут всех детей. Потому что они сумасшедшие.
– Кто сумасшедший? – не понимает Нина.
– Испанцы. Во всяком случае, те, которые к нам сюда приезжают. Все до единого… И это для нас большая удача. В Рогожине знают, что испанцы берут детей с проблемами. Вот таких и отдают, а чтобы как-то нас поощрить, здоровых подкидывают.
– Что же с ними будет дальше? – спрашивает Нина. – Ведь это же трагедия
– Никакой трагедии, – Ксения откусывает яблоко: она успела заехать на рынок и купила целое ведро сладких молдавских яблок, которые потом до вечера перекатывались в багажнике и пахли на весь салон. Ксения всегда все приобретала ящиками, ведрами, упаковками, блоками. – С такими детьми случаются чудеса. Допустим, усыновляют испанцы девочку, которая при рождении весила девятьсот грамм…
– Девятьсот? – Нина в ужасе. В ее воображении немедленно возникает кулек печенья или кусок колбасы весом девятьсот грамм. – Разве ребенок может столько весить?
– Может. То есть нормальный ребенок, рожденный в срок, конечно, не может. А вот если он родился шестимесячным, то запросто. К нам такие попадают.
– И что, берут?
– Еще как! – Ксения хихикнула. – А от испанских родителей, между прочим, никто ничего не скрывает – ни веса при рождении, ни всяких неприятных последствий.
– А какие могут быть последствия?
– Любые. Видишь ли, если человек взрослый, то неважно, сколько он весит – сто кило или пятьдесят. На его умственных способностях вес не отражается. А у младенцев иначе. Развитие, интеллект, здоровье – все зависит от веса.
– Значит, если ребенок родился недоношенным, он вырастет умственно отсталым?
– Нет, конечно. Если за недоношенным правильно ухаживать, если им как следует заниматься, то к трем годам его не отличишь от обычного. Даже если родился он с весом девятьсот грамм. Но дело, к сожалению, не только в этом.
– А в чем же еще?
– Дело в мамках. Эти наши мамки – курочки, которые в год сносят по яичку. Они всю беременность пили, кололи наркотики, болели нехорошими болезнями. Или голодали – бывает, представь себе, и такое… У голодной мамки здоровые дети не рождаются… Ну и генетика, Нин. Ты же теперь много ездишь по деревням. Вглядись повнимательнее в лица. Посмотри на простых людей, которые идут тебе навстречу по улице, покупают картошку на рынке. Это же самое настоящее вырождение…
– Неправда, – возразила Нина, мигом вспомнив холеные физиономии рогожинских чиновниц. – Бывает, но не у всех.
– Не у всех, конечно, – кивнула Ксения. – Тут, между прочим, живет особая порода – красивые, статные русские люди… Женщины – все как на подбор красавицы, мужики – богатыри… Что за примером далеко ходить? Вон судья наша, прокурор, секретарши в суде, Верка – медсестра из дома ребенка… Да с них картины писать можно! Таких красавиц в любую Америку замуж возьмут, это тебе не анорексички из модельных агентств. Только какой иностранец их увидит? Настоящие красавицы работают себе тихо медсестрами в детдоме или секретаршами в суде и никуда не лезут…
– Так что же генетика? – напомнила Нина.
– Генетика… Видишь ли, большинство наших русских деток, которых отдают иностранцам, рождаются не у Веры и не у судьи, а у шалавы подзаборной. И наследуют они все самое фиговое – врожденный алкоголизм, склонность к бродяжничеству, скудный умишко. Все эти носики башмачком и глазки-пуговки… Недавно испанцы девочку взяли, Катю, помнишь? У этой Кати мама лишена родительских прав на пятерых детей, Катя младшая. А Катина бабка, мать матери, тоже родительских прав была лишена – кажется, Ада рассказывала, на двоих. Ну и так далее.
– Значит, наши дети за границей всегда будут хуже всех?
– Да что ты! Лучше они будут в сто раз. Наберут вес, вырастут и переплюнут местных. Станут умнее родителей, даже если у них "легкая умственная отсталость". Потому что у родителей испанских эта отсталость тяжелая.
– Почему ты так считаешь?
– Не могу тебе объяснить. Вот чувствую – и все тут.
– Не знаю, – Нина покачала головой. – Я с ними много общаюсь. И они совершенно нормальные. А вот у тебя самая настоящая ксенофобия.
– Может быть, – уклончиво соглашается Ксения.
После дома ребенка отправились в гостиницу. Все как обычно: дверь заперта изнутри, Ксения усаживается в кресло. Времени на раздумья не предусмотрено, однако испанцы его и не требуют. Сделка состоялась, и Ксения внимательно пересчитывает, осматривает и заботливо складывает в папку несколько стопок хороших чистых евро – по ее просьбе Нина заранее предупредила, чтобы купюры везли новые.
Обратно едут с ветерком. Дорога пустая, и Ксения что есть духу гонит по левому ряду. У нее раскраснелись щеки, разгладилась кожа, а глаза мерцают ровным теплым светом, как у Маргариты, когда та намазалась волшебной мазью, села на метлу и полетела громить Драмлит. Кажется, это ее зрачки, а вовсе не фары автомобиля освещают дорогу.
"А говорят, женщину украшает любовь, – размышляет Нина. – Врут: любовь ни при чем. Украшают деньги".
В Нинином рюкзаке в тот вечер тоже ехала аккуратная зеленая пачка: девять соток, обернутые десятой, сложенной пополам. Нина впервые получила столько денег – за посредничество и организацию, то есть поставку испанцев в Рогожин. И это только аванс, впереди предстояла еще одна выплата.
Нина держала рюкзак на коленях, крепко обхватив руками, как будто кто-то собирался его отнять. Почему-то она не чувствовала озорную искристую радость, которая раньше охватывала всякий раз, когда Ксения выдавала ей за работу две крепкие зеленые бумажки – по сто за день. Нина складывала их в кошелек и на пути в Москву, погрузившись в полудрему, уже видела, как много счастья можно получить от жизни в обмен на эти зеленые прямоугольники.
Но теперь прямоугольников было так много, что Нинина фантазия запнулась: трудно представить, что можно приобрести на такую запредельную сумму. Вместо искристой радости сытое отупение. В воображении беспорядочно громоздились совершенно не нужные дамские пальто и сапоги – Нина никогда их не носила, не мерила, только видела мельком на витрине, пробегая мимо. "Что за кич, – думалось ей всякий раз. – И кто все это покупает?" Теперь понятно, кто: такие вот счастливчики, как она, с пачкой зеленых бумажек в рюкзаке.
В выходные они с Ксенией договорились встретиться. Решили погулять по Москве, зайти в магазины. Деньги у них теперь имелись, новый сезон только начался, с какой стати отказывать себе в невинных развлечениях? Ведь они их заслужили!
* * *
– Понимаешь, я не могу себе их позволить, – призналась Нина Ксении.
Они неторопливо прогуливались среди бутиков торгового центра, пока не зашли в магазин "Levi’s".
– Вроде нравится. А смотрю на цену – и не могу.
– А ты себя пересиль, – советует Ксения.
– Не получается…
– Тогда давай разберемся. Сколько, ты говоришь, они стоят?
– Пять тысяч восемьсот.
– Рублей, – уточнила Ксения.
– Ну конечно, – усмехнулась Нина. – Пять тысяч восемьсот рублей. За штаны. Пусть даже за очень хорошие джинсы, за настоящий родной "ливайс". Но ведь это чья-то зарплата. Столько люди в месяц зарабатывают.
– Ты будешь голодать, если потратишь на классные джинсы какие-то жалкие пять тысяч?
– Почти шесть.
– Допустим. Но так или иначе, эти деньги у тебя не последние. Есть и другие, а со временем будет еще больше. Чего ж ты тормозишь?
– Не могу выбросить столько за тряпку – вот и торможу.
– Речь не о тряпке.
– А о чем?
– О тебе. О твоем хорошем настроении. Для тебя это не тряпка, а красивые джинсы. К тому же они отлично на тебе сидят, как раз на твои тощие ноги. Ты будешь в них прекрасно себя чувствовать, разве нет?
– Да, но я и без них могу обойтись.
– Обойтись-то можешь. Но ты много работаешь и прилично зарабатываешь, а значит, имеешь право удовлетворять свои капризы. Конечно, это всего лишь тряпка. К тому же дорогая. Но эту дорогую тряпку ты должна купить здесь и сейчас, чтобы себя порадовать… Учись себя баловать, – заключает Ксения. – Нравится – покупай. Именно в этом смысл денег.
– Ой, не знаю, – все еще сомневается Нина.
Она бережно держит в руках бархатисто-нежные, аккуратно потертые джинсы сказочной расцветки.
– Тогда давай так: я их тебе покупаю, – заявила Ксения.
– Нет-нет, что ты, – растерялась Нина. Она не ожидала, что их болтовня примет такой оборот. – Раз уж на то пошло, я сама себе куплю.
– Твой каприз носить эти джинсы, а мой – их тебе прямо сейчас подарить. Мы же только что говорили о том, что нужно удовлетворять свои желания, причем вовремя, а то расхочется.
Нина сама не заметила, как они оказались у кассы. Миниатюрная девушка с золотой сережкой-шариком на крылышке носа уложила джинсы в фирменную сумку и протянула Нине.
– И вообще, – говорит Ксения. – Я, например, хочу сегодня покупать все, что понравится, и ни в чем себе не отказывать.
В глубине души Нина страшно рада джинсам и полностью поддерживает Ксению. Радовать себя надо здесь и сейчас, покупая все, что душа запросит. Даже если запросит она много всего…
Сквозь стеклянную крышу торгового центра пробивается яркое солнце. Белые пятна света ложатся на лица покупателей и дорогие модельные вещи.
– Ой, смотри, какая сумочка, – восклицает Ксения. – Смотри-смотри. Какая.
У нее в руках небольшая дамская сумка из рыжей кожи.
– Но цена! Ничего себе…
– Думаешь, она мне подойдет? С чем я буду ее носить?
Ксения одевалась просто. Спортивные вещи приличных марок: тренировочные костюмы, свитера, ветровки или джинсы с рубашкой. На ногах кроссовки. Она была убеждена, что рогожинские функционеры любят ее именно такой.
– Не знаю, – сомневается Нина. – Кажется, у тебя нет ничего из этой оперы.
– Значит, не покупать? Мне же нравится!
– Нравится – покупай. Но тогда нужно все остальное. Целый гардероб. Сразу много вещей. – Нина импровизирует на ходу. – Например, пиджак, к нему две пары туфель, джемпер – можно два. Колготки, бижутерию, чулочки-платочки, это уж само собой. К джемперу со временем покупаешь еще одну юбку, к юбке – блузку, к блузке – куртку… Ну примерь что-нибудь еще, а?
– Не могу. Я устала, – смеется Ксения.
Через два часа они вышли из торгового центра с большими пакетами. Нине Ксения купила джинсы, себе сумку и еще много разного – элегантную юбку, которую она в примерочной все время норовила надеть задом наперед, так что молния оказывалась спереди, как у джинсов, нарядную блузку – ее цена вызвала у Нины головокружение, – ветровку на весну, пару туфель на низкой платформе и целый ворох колготок.
– Давай теперь сделаем вот что, – предлагает Ксения. – Зайдем в "Седьмой континент" и купим любую еду, какую захотим. Вот у тебя, например, есть какая-нибудь гастрономическая мечта? Что-то такое, что ты всегда хотела и никогда не получала?
– Есть, – отвечает Нина, поразмыслив. – Черная икра.
– Ха-ха, какое совпадение! – торжествует Ксения. – У меня, представь себе, тоже. С Кириллом-то икры не поешь!
Они доехали до "Седьмого континента", прошли насквозь торговый зал и очутились перед рыбным отделом.
Черная икра заперта в стеклянном шкафчике с деликатесами. Она продается в разнокалиберных банках: маленьких, средних и больших.
– Какую берем? – спрашивает Ксения.
– Давай маленькую. Как раз на пару бутербродов – два тебе, два мне.
– Двух мало. Съешь и еще захочется… А мы должны сделать так, чтобы больше не хотелось.
– Никогда?
– Почему никогда? Просто за один раз ты должна съесть столько, чтобы почувствовать насыщение. Поужинать икрой, короче.
– Тогда решай сама.
– Я уже все решила. Дайте-ка нам вот эту баночку, – обращается Ксения к продавщице. – Нет-нет, которая левее. Полкило осетровой икры.
Вскоре Нина держала в руках нечто невиданное: круглую металлическую банку с нарисованной икрой и мордатым осетром, в детстве она видела точно такую на иллюстрации в незабвенной "Книге о вкусной и здоровой пище".
Нина вспомнила продовольственные "заказы" времен своего детства. Эти заказы родители приносили с работы. К баночке бесценной икры прилагались малосъедобные рыбные консервы, соевые конфеты или макароны, которые валялись в каждом магазине и спросом не пользовались.
– Ну и ну, – протянула она, не веря своим глазам.
– Спасибо деньгам, – улыбнулась Ксения. – И тебе, Ниночка.
– Теперь батон белого хлеба и пачка масла, – торопится Нина, словно испугавшись, что кто-нибудь отнимет у нее осетровую банку. – Черт, я в этих "Континентах" плохо ориентируюсь. Где тут молочный отдел? А хлебный?
– Зачем они тебе? Набьешь себе брюхо хлебом, а не икрой. Так нечестно.
– Как же мы ее будем есть?
– С чипсами. Вот увидишь, очень вкусно.
Вскоре они уже сидели у Ксении дома. Открыли пакет картофельных чипсов. Немного помучавшись, откупорили банку осетровой икры и бутылку белого вина. Вино разлили по бокалам, взяли по чипсу и зачерпнули икры. Жареный картофель с черной икрой – сочетание неожиданное, но интересное. Нина взяла следующий чипс и снова зачерпнула.
– Ну как? – интересуется Ксения.
– Классно. Только непривычно.
– Еще бы! – смеется Ксения. – Мне и то непривычно…
– Я не количество имею в виду. Просто черная икра к белому хлебу с маслом как-то больше подходит.
– В следующий раз купим хлеб и масло. А сейчас налегай на икру.
Нина вытянула из пачки следующий чипс, потом еще один. Странное дело: голод прошел, есть не хотелось. Вожделенный вкус черной икры быстро перестал чувствоваться. Чипсы пахли картошкой, растительным маслом и луком, а икра казалась безвкусной.
– Ничего удивительного, – ответила Ксения с набитым ртом. – Вот тебе мой совет: в следующий раз бери красную.
Через полчаса жестяная синяя банка, несбыточная мечта Нининого детства, оказалась пуста. Вино тоже кончилось, и Нина засобиралась домой.
К вечеру на улице захолодало. Лужи замерзли, на перекрестках и пешеходных переходах зябко мигали светофоры. Нина быстро шагала к метро по ломким ледяным коркам. Ей было грустно. "Так можно убить любую мечту, – рассуждала она. – Достаточно завладеть тем, что желаешь, и обожраться до рвоты".