Может, Ларри Даймонд живет где-нибудь поблизости, в одном из этих чудовищно деклассированных коттеджей, заплеванных табачной жвачкой, а в "Громовой томагавк" заходит, чтобы позвонить? Нет, это чушь. Как бы он присобачил автоответчик к телефону-автомату? К тому же ни один из двух номеров, написанных на телефонах, не совпадает с его номером. Даже код разный. И вообще вся эта миссия – ярчайший пример поиска ветра в поле. Между "Громовым томагавком" и "Гремящим домом" столько же общего, как между писсуаром и туалетной водой… Хотя постойте-ка! Код, говорите? А ведь можно позвонить в справочную и спросить, какому району соответствует его код! Великий боже! Неужели нельзя было раньше сообразить? Между вами и сыскной работой столько же общего, как между бабушкой Моисея и немецким экспрессионизмом.
Операторша справочной, можно подумать, целый день только и делала, что ждала вашего звонка. "Семьсот восемьдесят три, – отвечает она с энтузиазмом, – это один из кодов Балларда!" Вы вешаете трубку и оглядываетесь попеременно то через одно плечо, то через другое, чувствуя, как что-то холодное и жесткое, похожее на мокрую зубную щетку, прогуливается по спине.
13:09
Администрация "Громового томагавка" располагается на втором этаже, прямо над кафе. Поднимаясь по ступенькам, вы испытываете радость пополам с тревогой от мысли, что с каждым шагом цель все ближе. Указательный палец, извлеченный изо рта, где ему грызли ноготь, опускается на кнопку звонка. Из-за двери долетает быстрая возня, наводящая на мысль о хомяках, мышах, сусликах, тушканах, землеройках, леммингах, крысах и прочей мелюзге.
– Вам чего? – спрашивает голос.
Оказывается, бывают голоса и пописклявей вашего. Дверь открывается, и на пороге возникает женщина ростом чуть выше кегли. Оказывается, бывают женщины и поминиатюрнее вас.
– Э-э… могу я поговорить с… э-э… менеджером?
– Сегодня суббота, его нет.
Вы украдкой заглядываете в офис поверх ее головы. Это сделать не труднее, чем заглянуть поверх садового штакетника: малютку можно целиком замотать в тюрбан Кью-Джо, и еще Тутанхамону на обмотки останется. Кстати о Тутанхамоне. Кью-Джо как-то прочитала в эзотерическом журнале, что в будущем генетики по соскобу крови с обмоток египетских мумий смогут клонировать фараонов. "Интересно, конечно, – заметили вы, – но я бы не стала покупать акции этой компании, на фараонов вряд ли будет высокий спрос". "Ну знаешь, – ответила подруга, – у этой методики могут быть и другие применения. Так что советую на всякий случай сохранить парочку использованных тампонов".
При воспоминании о разговоре вы краснеете. Приняв вашу реакцию на свой счет, карлица начинает конфузиться и шаркать ногами, наводя на мысль о хомяках, мышах, землеройках и т. п. Вы поспешно нарушаете молчание:
– Ну тогда я… э-э… позвоню ему в понедельник. Будьте добры, скажите ваш телефон.
На первый взгляд в этом захламленном, тесном, безнадежно банальном офисе нет никаких следов присутствия Ларри Даймонда, но живет он где-то здесь, в Балларде, и на автоответчике у него слышны звуки боулинга, так что шансы есть.
– Семь… – пищит мини-мышь.
Так-так-так!
– Восемь… – продолжает лилипут-землеройка.
Ну! Ну!
– Один… – свистит крошка-тушкан.
Не дав малютке-хомячку закончить, вы разворачиваетесь и уходите, унося в растрепанной постели своего сердца слившихся в страстном объятии любовников: разочарование и облегчение.
13:14
Боулинг не особо тяжкий труд, и поэтому одежды игроков в значительно меньшей степени пропитываются жидкими выделениями человеческого тела, чем одежды теннисистов или, скажем, баскетболистов. Правда, одежды боулеров зачастую бывают пропитаны пролитым пивом, но это уже другая история. Единственное, что можно поставить в плюс боулингу, – его относительная, если позволите так выразиться, засушливость. Вы всегда старались держаться подальше от людей, которые потеют, и даже расхожее выражение "трудовой пот" кажется вам неблагозвучным. А вот фраза "даже не вспотел" вполне подходит, хотя, будь ваша воля, слово "пот" вообще стоило бы записать в нелитературные и засоряющие язык. Ваша мать, например, не потела. Никогда. По крайней мере так она утверждала. Что касается вас – непонятно, подвержены ли вы этому греху. Хотелось бы верить, что совершенство потовых желез передается по наследству. Правда, в некоторых жарких ситуациях ваша грудь и живот делаются такими мокрыми, что возникают сомнения, могут ли поры Белфорда работать столь производительно. Так или иначе, сразу после секса вы всегда принимаете душ.
Если человек разборчив и брезглив до тошноты, то можно ставить сорок против одного, что его внутренний мир пребывает в разладе. Не нужно быть шулером, психологом или восточным мудрецом, чтобы это понять… Стройные, пусть и не очень длинные ножки несут растрепанную постель вашего сердца по коридорам шумного дворца. К счастью – не побоимся этого слова, – попадающиеся на пути посетители не выглядят потными (как уже было отмечено, боулинг не относится к напряженным видам спорта), хотя многие, судя по виду, обладают высоким потенциалом к отделению жидкости через поры; иными словами, потеют как свиньи. От мысли об этом ваши ножки начинают мелькать быстрее.
Итак, ножки начинают мелькать быстрее. Но куда же вы спешите, Гвендолин? Ну, сначала к телефонам, где, пролистав справочник, можно узнать, что в Балларде есть еще два боулинга, "Отдых" и "Шар заката". Правда, код последнего 782, а не 783, однако проверить все равно стоит. Однако странное дело: в силу каких-то смутных причин вам не хочется покидать "Громовой томагавк". И вот, пока музыкальные автоматы заполняют паузы в грохоте голосами Брюса Спрингстина и Уэйлона Дженнингса, пока уровни жидкости в стаканах, бутылках и мочевых пузырях ходят вверх-вниз, пока куриные крылышки вершат свой последний полет в котлах с кипящим маслом, словно салютуя бывшим соседям по курятнику, которых им никогда больше не доведется обмахивать, пока удачные броски вызывают взрывы бурной радости, а неудачные тонут в мучительных стонах, пока густой табачный дым разъедает ваши носовые пазухи, а взгляды похотливых пролетариев разъедают попку, – вы подходите к доске объявлений и начинаете читать, делая вид, что целенаправленно ищете адресованную вам записку.
На доске вывешены результаты турниров. "Шведские блинчики" возглавляют таблицу в группе А, обгоняя "Датских модернистов" и "Норвежских лесников", а в группе В лидирует "Тролль-патруль"… Да бог с ними. Рядом висит историческая справка: "Древние египтяне занимались боулингом на открытом воздухе более семи тысяч лет назад". Ничего себе, а? Если работы по клонированию мумий приведут к успеху, фараоны смогут сколотить боулинговую команду.
Многочисленные объявления информируют о существовании местной доски почета. Имена чемпионов красноречивы: Мэрион Лейдвиг, Энди Верипапа, Эд Любанский – все родом либо из Гранд-Рапидс, либо из Милуоки. Да уж, мать не ошиблась, когда упомянула этот штат в своем стихотворении. Она также была права насчет связи между боулингом и религией, хотя речь не о буддизме, а скорее о протестантах: не кто иной, как Мартин Лютер, постановил, что число кеглей в игре должно равняться девяти. Принятию этого закона (приколоченного, наверное, гвоздями к дверям средневекового боулинга) предшествовала бурная дискуссия, в процессе которой немецкие церковники пытались определить верное количество кеглей. Удивляетесь? Напрасно. Что, по-вашему, имели в виду схоласты, когда спорили о количестве чертей на кончике иглы? Ну разумеется, кегли! Правда, в современном варианте игры фигурирует десять кеглей. Вероятно, манускрипты со дна Мертвого моря доказали неправоту Мартина Лютера.
Согласно имеющейся обширной литературе, институт боулинга начинает процветать во времена экономических катастроф, ибо несущий убытки народ инстинктивно стремится к простым и дешевым развлечениям. Все правильно. Когда нужда ударяет по карману, хочется пойти и ударить по кеглям. М-да. Интересно, какой вывод о глубине и продолжительности текущего кризиса можно сделать из факта, что в субботу днем "Громовой томагавк" забит, как банка норвежских сардин?
Музыкальный автомат узурпировала банда седых семидесятилетних старцев с табачными подтеками на подбородках; как результат на смену Брюсу Спрингстину и Уэйлону Дженнингсу пришел Лоуренс Уэлк. Посетителям "Громового томагавка" наплевать, а вам и подавно. Одна пролетарская музыка ничем не лучше другой. Поэтому отнюдь не полька Лоуренса Уэлка, а скорее мысль, что пора перенести наблюдение за симптомами экономической катастрофы в "Шар заката", виновата в том, что вы наконец решаетесь покинуть какофонический карнавал кретинов-кегельбанщиков и выйти под дождь.
Невзирая на отсутствие действующего зонта, вы замираете на полпути к машине вместе с растрепанной постелью вашего сердца. Подумайте, Гвендолин: не забыли ли вы что-нибудь проверить? Бог свидетель, нет желания возвращаться сюда вновь.
13:30
Вы стоите под густыми стеблями дождя, словно китайский крестьянин посреди перевернутого рисового поля. Стебли толсты и прямы, как палочки для еды, и серо-зелены, как океанская цитра; они висят, уцепившись корнями за тучи, и рассыпают спелое зерно. Корзинка вашего воротника уже полна до краев. Когда вы поводите плечами, дождь превращается в суши.
Парковка заполнена на три четверти. Значит ли это, что страна переживает обычный экономический спад, тогда как стопроцентная заполненность означала бы депрессию? Тот факт, что посетители в большинстве своем приехали на битых пикапах и старых японских малолитражках, ни о чем не говорит. Завзятые боулеры и в лучшие времена предпочитают драндулеты. На их фоне красавец "порше" выделяется как южный цветок в выгребной яме. Сейчас бы сесть в него да уехать домой! Но прежде следует спуститься по пандусу, который, похоже, ведет в подвальный этаж "Громового томагавка". Так, интересно… Пандус оканчивается опрятной деревянной дверью, выпадающей из контекста пошлой кладбищенской эстетики остального здания. Слишком изящно для служебного входа. К двери привинчено нечто похожее на табличку; дождевые капли, барабанящие по астигматическим глазам, мешают разглядеть точнее. Вы приближаетесь – да, так и есть. Именная дощечка красного дерева из тех, что сообщают имя владельца неуклюжими, от руки вырезанными буквами: "Шикльгруберы", или "Боб и Мэри-Энн", или "Богатые бездельники". Когда вы достигаете середины пандуса, самые смелые подозрения подтверждаются. Надпись на дощечке гласит: "Гремящий дом".
13:36
Летящие с неба капли – это уже не рис, а крестьянские башмаки. Вы ощущаете себя невестой на алхимической свадьбе элементов. Сомалийцы могли бы отжать ваши волосы и покончить с засухой. Тем не менее вы еще минуту-другую стоите среди потопа, проигрывая варианты и собираясь с духом. Самым разумным было бы поездить вокруг квартала и поискать машину Кью-Джо. Но что это даст? Нет, довольно медлить и откладывать! Дело зашло слишком далеко, чаша переполнилась, и негоже ждать понедельника, чтобы посмотреть, какие чудовища скрываются под водой. Пора раскрыть эту тайну.
Сбежав с пандуса, вы решительно стучите в дверь.
Дверь тяжелая, с крепкими железными петлями. Центральная панель украшена резьбой: тучи, извергающие зигзаги молний. Дерево потемнело, грозовой рисунок едва различим. Да, хорошо, что дверь такая интересная – есть что разглядывать, пока ждешь.
Ничего странного в том, что Ларри Даймонд заставляет вас ждать. Такой человек может и вовсе не открыть дверь. Даже если вашей лучшей подруги там нет, даже если она не привязана кожаными ремнями к его кровати – все равно возьмет и не откроет. Ну ладно, привязана или не привязана, дело так или иначе зашло слишком далеко. Они что, не понимают? Американские биржи вращаются в чудовищном водовороте, увлекая в ревущую бездну биржи других стран, суля народам хаос и отчаяние, и вся мировая экономика вот-вот накроется или у нее сорвет крышу, что в данной ситуации одно и то же. У вас просто нет времени на всякую чушь! Кью-Джо, Даймонд… Ваши маленькие кулачки яростно стучат по двери. Изображение грозовой тучи, кстати, выполнено в индейском стиле… Это наблюдение, по идее, должно было подготовить вас к тому, что на пороге внезапно открывшейся двери возникнет огромный индеец. Должно было. Но не подготовило.
Мускулистый, скорее коренастый, чем высокий. Одет в чистый, тщательно выглаженный джинсовый костюм. Пятнистая повязка перетягивает глянцевые черные волосы – ваши были такими же, пока стресс, житейские неудачи и издержки вредной профессии не внесли свои коррективы. Возраст индейца трудно определить, как это часто бывает с неевропейцами. Узкий лоб, нос скорее сломан, чем крючковат, губы тонкие и прямые, брови шалашами нависают над спокойно-проницательными карими глазами. Ответив на ваше вторжение холодным кивком, индеец погружается в молчание и неподвижность. Вся его поза – и в особенности глаза – свидетельствует о прерванной медитации. Вы чувствуете себя виноватой, как будто нарушили покой святого отшельника, и бормочете извиняющимся голосом:
– Э-э… здравствуйте… Добрый день. Я ищу… э-э… одного человека. По имени Ларри Даймонд.
Улыбка индейца так легка и стыдлива, что сразу вспоминается доктор Ямагучи. Поразительный контраст с расхлябанными, как ресторанные коврики, ухмылками боулеров – такими широкими, что туда кот пролезет.
– Ларри сейчас нет, – отвечает он мягко, со странным ритмическим рисунком в голосе.
– Ну а где же он? – выпаливаете вы, позабыв о хороших манерах, которые мать пыталась вам привить, несмотря на утверждение отца, что хорошие манеры – это маска, скрывающая звериный оскал буржуазии.
И снова эта улыбка – тонкая, как волосок, как первый штрих рассветного мелка на черной доске ночи.
– Ларри пошел смотреть земноводных.
При этих словах улыбка расширяется, а дверь, наоборот, захлопывается.
Дождевые капли повторяют слова индейца, словно пытаются помочь – а может, просто издеваются? "Ларри пошел смотреть земноводных".
О боже!
13:41
И вот картина: вы стоите под дождем на холодном ветру, отбиваете кулачки о подвальную дверь злачного боулинга в "жвачном районе" и кричите писклявым фальцетом: "Где они? Где эти земноводные?", а входящие и исходящие посетители "Громового томагавка" смотрят на вас как на чокнутую. Они смеются и улюлюкают, какая-то женщина даже восклицает: "Эй, не майся Дурью!" Ничего себе дурью! Да у вас в унитазе больше ума, чем у этой бимбо под кудряшками!..
Полно, Гвендолин! Над вами потешаются презренные боулеры – а вы краснеете до мозга костей. И тем не менее продолжаете, невзирая на ярость и смущение, лупить в дверь и выкрикивать: "Где эти земно-вод-ные?!", хотя и сбавляете громкость, когда парочка бонвиванов в нейлоновых куртках и бейсбольных кепках начинает квакать по-лягушачьи.
Человеку в вашем состоянии, как правило, даже в голову не приходит, что сведения о местопребывании "земноводных" могут и не пойти ему на пользу. Есть вещи, которых лучше не знать (хотя каждый должен решать самостоятельно, не позволяя государству, врачам и средствам массовой информации вмешиваться в процесс). Штука в том, что зачастую, пока не узнаешь – не поймешь, на пользу знание или во вред… Так или иначе, в сознании уже начинает помаргивать изображение карты Номмо (точнее, изуродованной Звезды): вспоминаются зеленые чешуйки и перепончатые ноги. Конечно, зеленые чешуйки и перепончатые ноги не назовешь атрибутами здоровой человеческой самки, однако для мира земноводных эти приметы считаются обычными, даже определяющими. Слушайте, а может, здесь попахивает оккультной практикой? Сам факт, что в историю замешана Кью-Джо, говорит в пользу такого предположения.
Кубики льда стукаются о коктейльную ложечку вашего позвоночника, упорно наталкивая на мысль, что сейчас самое время поехать домой, принять горячий душ и свернуться калачиком у старого доброго компьютера в обнимку с бокалом шардонэ. Но музыканта, дудящего в изогнутый горн, не так-то просто напугать или обескуражить. Подняв плечи, вы наносите двери "Гремящего дома" еще один удар – и дверь открывается. А за ней стоит прежний индеец с лицом, какое бывает у человека, умеющего читать "Книгу Мертвых" с закрытыми глазами. Вы вновь испытываете неловкое ощущение, как будто зашли на молитвенный коврик в грязных ботинках.
– Позвольте, я сейчас объясню… – начинаете вы, пытаясь умаслить его тем фирменным сортом брокерского вазелина, который приберегаете для вовлечения клиентов в особо рискованные авантюры.
Но индейца на вазелине не проведешь. Сверкнув быстрой, чуть ли не жалостливой улыбкой, он протягивает вам листок бумаги – и с непринужденной уверенностью человека, освоившего несложный трюк, захлопывает перед носом дверь.
14:00
Тихоокеанский научный центр Сиэтла, построенный для международной выставки 1962 года, остается одним из самых изящных городских сооружений. Да, пожалуй, женственное слово "изящный" здесь наиболее уместно. Зеркальный блеск бассейнов, лебединый изгиб белоснежных арок, плавный полет перекрытий – все это придает научному центру сходство с Тадж-Махалом, изъеденным триллионами мрамороядных термитов: осталась лишь ажурная оболочка, ослепленная собственным отражением, сахарные соты, созданные райскими пчелами и сверкающие одинаково ярко и в дождь, и в ясную погоду. Да что там изящный! Научный центр попросту красив – особенно по сравнению с покрывшими весь город уродливыми коричневыми коробами, на которые не позарится ни один уважающий себя изысканный термит, а позарятся только навозные черви да болотные чудовища.
По архитектурному решению научный центр, бесспорно, "женская" структура, хотя область человеческой деятельности, в честь которой он возведен, являет собой полигон наихудших проявлений мужского образа мысли. Однако в этот дождливый предпасхальный день под сводами центра нет места стремлениям к приумножению силы, власти или прибыли. Сегодня здесь царит тихая и скромная атмосфера, пронизанная интересом к тихим и скромным существам. Хотя вы, признаться, предпочли бы обратное. Но удивляться нечему: афишка, подаренная молчаливым индейцем, в общих чертах объясняет, чего следует ожидать.
Эта афишка сообщает о ежегодной выставке земноводных и пресмыкающихся, которая проходит под эгидой Тихоокеанского северо-западного герпетологического общества. "Покрыты ли жабы слизью? Душат ли удавы свою жертву? Узнайте ответ на эти и другие вопросы, касающиеся земноводных и пресмыкающихся!"