- Тогда то, что знает один из нас - ещё не самое ужасное в нашем положении, если то, что самое ужасное - знает другой.
- Чего? - она недоумевала и бросала на него странные взгляды.
В их разговор вмешался Профессор:
- Вы хотите сказать, что не может быть двух равно ужасных вещей? - обратился он к Ионе.
- Не хочу, - покачал головой тот. - Не хочу я ничего говорить. Оставьте меня в покое.
- Но мы должны выяснить, - вмешался Маньяк. - Выяснить, чтобы из двух ужасных вещей выбрать менее ужасную.
- А надо ли? - нетерпеливо отозвался Иона. - Почему обязательно надо выбирать из двух зол?
- Выбирать всегда надо, - возник тихий голос Клеща. - Всегда. Быть или не быть - вот в чём вопрос. И в этом - высшая точка человеческой свободы. Именно поэтому Бог всегда предоставляет выбор; Бог есть свобода.
Иона вернулся на своё место, демонстративно не глядя на эту троицу.
"Свобода?.. И было слово к нему вторично: встань, иди в Ниневию, город великий… я повелел тебе. И встал он и пошёл в Ниневию… И устроил так, что на другой день при появлении зари червь подточил растение, и оно засохло… Свобода…"
За окном наконец–то начался дождь. Он быстро исчиркал окно неровными линиями и зигзагами, а ветер прилепил к стеклу оторванный где–то жёлто–бурый тополиный лист.
- Скажите мне, - возник у самого уха Ионы шелест Чахоточного. - Скажите, что вы знаете?
- Ничего, - пожал плечами Иона. - Я ничего не знаю. Совсем.
- Но вы верите, что мы выберемся?
- Откуда?
- Из этого трамвая.
Иона задумался.
- Трамвай не может быть бесконечным, - не дождавшись, ответил за него Профессор. - Любой трамвай обязательно конечен, даже если в нём два, три, четыре вагона… да сколько угодно вагонов. Поэтому и наше пребывание в трамвае не может быть бесконечным. А значит, мы рано или поздно…
- Да, да, - нетерпеливо кивнул ему Чахоточный, не дослушав, - всё так, я согласен. Но я хотел бы услышать ответ уважаемого клошара.
Однако Иона ответить не успел. Трамвай вдруг остановился. Резко, буквально в одно мгновенье, так, что все стоячие места едва не повалились на пол, в том числе и Иона.
- Приехали, - дрожащим голосом произнёс Чахоточный.
- Да нет - просто провода кончились, - Маньяк указал на контактный провод, который действительно обрывался - заканчивался на ближайшем столбе.
Наступила тишина. Пассажиры, кажется, даже дышать перестали. Они не дышали, не двигались, не моргали, и лица их не выражали ничего, и глаза неотрывно и обречённо уставились в одну точку - в ту, на которой застала взгляд остановка вагона. И только чавкающие звуки целующихся на задней площадке нарушали гробовую тишину. Им–то точно было всё равно.
"Я бы не удивился, если бы на самом деле их всех и не было вовсе, - подумал Иона. - В смысле - людей. Если бы все они оказались манекенами. Нет, не удивился бы. А эти двое, кажется, самые живые среди нас. Хотя и мертвы давно…"
Вспугнув тишину, скрежеща, пошли в стороны двери; и это было так неожиданно, что все вздрогнули, а кто–то из женщин охнул и сказал "Я отсюда ни за что не выйду!" Пахнуло внутрь салона осенней свежестью, густо настоянной на заводском зловонии.
За раскрывшимися дверьми трамвая замерли, как конвульсивно разжатые огромные челюсти, массивные и ржавые створки ворот, не оставив между собой и вагоном ни малейшего зазора, отрезав пассажирам пути к отступлению или бегству. На огромном полусгнившем щите над воротами значилось: "Завод органоминеральных удобрений". Покосившийся бетонный забор, обтянутый поверху колючей проволокой, окружал пустынную территорию и несколько полуразрушенных строений с выбитыми окнами.
- Не совсем цемзавод, однако, - покосился Профессор на Юдифь.
Та проигнорировала его замечание.
- Что–то не хочется мне выходить отсюда, - сказал Кот. - Я, наверное, поеду вкруговую.
- Не поедете, - разочаровал его Маньяк. - Провода–то кончились, забыли?
- Я подожду, пока их восстановят, - не сдавался Кот. - В конце концов, просто пересяду на другой трамвай. Ведь не единственный же это вагон одиннадцатого маршрута. Рано или поздно пойдёт обратный.
- Не пересядете, - прошелестел Чахоточный. - Это трамвай без права пересадки.
- В каком смысле? - опешил Кот. - Что вы городите?!
- Он прав, - мрачно подтвердила Юдифь. - Это и есть самое ужасное. - И обратилась к Ионе: - Так?
- Так, - кивнул тот. - Но это ещё не самое ужасное.
Истерично всхлипнула женщина в середине вагона. Кто–то из мужчин проскулил:
- Не хочу! Я не хочу! Отпустите меня! Пожалуйста…
- Соберитесь! - сурово бросил ему стоящий рядом мордатый верзила. - Что вы как баба!
- Но–но! - яростно покраснела Юдифь, испепеляя сказавшего взглядом. - Иные "бабы" стоят десяти мужиков.
- Давайте не будем ссориться, - попытался примирить их Профессор. - Никто не знает, сколько нам ещё предстоит пережить вместе, так что нам лучше держаться друг друга.
- Да, - кивнул Клещ. - Да, давайте держаться. Просто - держаться.
Медленно и нерешительно пассажиры потянулись из вагона. Того скулившего мужчину взяли под руки, потому что ноги у него вдруг ослабели и отказались идти. Сомлевшую истеричную женщину вынес на руках мордатый.
Последними вышла целующаяся парочка. Они так и остались бы в вагоне, ничего не замечая, но Иона, уже со ступеньки, потянул парня за куртку и махнул: выходим.
Под моросящим дождём молча миновали ворота, пересекли заводскую ржавую узкоколейку, кое–как перевалили кучу гравия, вспугнув невесть откуда взявшуюся облезлую рыжую собаку с истекающими гноем глазами. Та, завизжав, поджав хвост, бросилась улепётывать, но через десяток метров обессиленно повалилась в грязь. Видно было, как тяжело ходят её бока, слышно сиплое дыхание и натужный кашель.
- Собачка, - сказала девочка, показывая пальцем.
- Издыхает, кажись, - пробормотала Юдифь.
- Откуда вообще здесь собака? - растерянно произнёс Клещ.
- А откуда здесь мы? - усмехнулся Маньяк.
У того места, где они сейчас стояли, расположилась шеренга тачек - десятка полтора–два. Гружёны они были мешками то ли с углем, то ли с удобрениями. Тачки были наполнены, кажется, совсем недавно, поскольку мешки ещё не успели как следует намокнуть. А впрочем, дождь был пока не силён, а мешки заметно пропылены, так что определить, сколько времени тачки стоят здесь, было невозможно.
Впереди притих большой цех, из трубы которого исходил дым. Это была, кажется, первая дымящая, живая, труба, которую Иона увидел за всё долгое путешествие. Не было слышно со стороны цеха ни звука. К его воротам вели деревянные мостки.
- Кажется, мы должны доставить тачки с грузом в цех, - неуверенно предположил Клещ.
- Без взяких "кажется", - хмыкнула Юдифь.
- Что? - растерялся один из мужчин. - С чего бы это вдруг? Я вам не разнорабочий.
- Забудьте "я", - наставительно изрёк Маньяк. - Теперь есть только "мы". Только вместе мы сумеем выбраться отсюда.
- Кто–то из великих сказал: один лишь труд делает человека по–настоящему свободным, - улыбнулся Профессор. И обвёл всех взглядом: - Ну что, берёмся?
- Вы и женщинам предлагаете взяться за эти тачки? - опешила одна из пассажирок.
- Ну да, - снова улыбнулся Профессор. - В этом нет ничего сложного, поверьте.
- Хм… - изрёк Иона.
- А вы не хмыкайте, - повернулся к нему Профессор. - Труд ведь и вправду облагораживает. Ну и потом… посмотрите вон на ту вышку… На самом верху, видите?.. Очень похоже на пулемётное гнездо.
- Ну вы уж… - рассмеялся Маньяк. - Ну вы скажете тоже!
- А вы посмотрите, посмотрите. И подумайте. А подумав, - беритесь за работу.
И Профессор, поплевав на ладони, действительно схватился за ручки, кряхтя поднял, двинул тяжёлую тачку вперёд. Верзила опустил на землю женщину, которую держал на руках; та обессиленно присела на куске бетонной плиты, возле кучи пустых консервных банок и пивных бутылок. Большинство уставилось на вышку и, судя по их испуганным взглядам, склонно было поверить Профессору. Один за другим пассажиры нерешительно потянулись следом за ним. И даже девочка принялась суетливо помогать Прачке. В конце концов каждая из них взялась за одну рукоять тачки. А потом и безостановочно целующаяся парочка оставила объятья, чтобы присоединиться к работе.
Колёса тачек зашуршали по мокрому гравию, выехали на полусгнившие деревянные мостки и, следуя указателям, скрипя и грохоча, двинулись к цеху.
В полумраке "ЦНП № 1" (согласно полустёршейся надписи белой краской на стене) оказалось тепло, даже жарко. Жар шёл от массивных чугунных створок в кирпичной стене, отгородившей от цеха добрую половину пространства.
Мостки вели к большому проёму в полу, от которого металлический желоб уходил вниз, в бункер, расположенный под цехом. Оттуда веяло холодом и застоявшейся химической вонью.
- Туда, - кивнул Профессор, направляя свою тачку к бункеру.
Остальные последовали за ним. Иона со своей тачкой оказался в середине колонны, рядом с Чахоточным, а завершала шествие влюблённая парочка.
- Что такое цэ–эн–пэ? - спросил запыхавшийся Маньяк, обращаясь к Юдифи.
- Понятия не имею, - пробормотала та.
- "Цэ" - это "центр", я думаю, - предположил Чахоточный. - Центр… научного… научной…
- Национального примирения, - хохотнул мордатый.
Больше гипотез не последовало. Да и никого эта тема, пожалуй, не интересовала - всем хотелось побыстрей избавиться от своего груза и вернуться к трамваю.
Прогромыхав колесом тачки по мосткам, спустившись на заваленный мусором цементный пол, каждый подгонял свою повозку к проёму и, наклонив, сбрасывал в него груз. Проём–зев заглатывал мешки, ржавый желоб–пищевод отзывался на проглоченный груз металлическим гулом, потом где–то глубоко под полом слышался тяжёлый шлепок и следовал выброс новой порции холодной химической вони.
Уже когда выгружались последние три тачки, взвыла под потолком цеха сирена. Взвизгнули от неожиданности женщины, выругался кто–то из мужчин.
Массивные металлические створки с громким скрежетом медленно раздвинулись. За ними, в большом помещении с низким потолком, бушевало сине–белое пламя, вырывающееся из десятков сопл в стенах. Пыхнуло жаром так, что лица пассажиров тут же словно превратились в красные натянутые маски. Охнув, люди отшатнулись, закрывались руками, отворачивались. Торопливо отступили к выходу и там сбились в кучу, как стадо испуганных овец.
- Что это за ужас?! - захлебнулась страхом Прачка и, забыв про девочку, заметалась, хватая за руки всех по очереди и с тревогой заглядывая в глаза. - Что это?
- Успокойтесь, - пробормотал Кот, усы которого кажется, то ли съёжились, то ли растаяли и слиплись от сильного жара. - Нам всем страшно.
- И непонятно, - добавил Клещ.
- И мы все хотим обратно, - с намёком взглянул на Профессора Маньяк.
- А вот это - вряд ли, - покачала головой Юдифь. - Назад никто не вернётся.
- Живой огонь, - прошептал Чахоточный. - Слышали?.. А я не поверил, когда прочитал.
- Что за огонь? - повернулся к нему Профессор.
- Сверхсекретный проект правительства. По спасению генофонда нации. Называется "Живой огонь". Лучших людей небольшими группами уводят в секретный бункер "Агни–юга". Когда наступит глобальная катастрофа… ну, там, всемирный потоп или всемирная война, люди из "Агни–юги", при помощи инопланетян, с которыми уже установлен контакт и есть соответствующий договор, станут у истоков нового человечества… В "Агни–югу" спасаемые проходят через "очистительный живой огонь" - новейшую разработку учёных… Да, да! - воскликнул Чахоточный, заметив недоверчивые взгляды. - А почему, вы думаете, так часто бесследно пропадают люди? А вот поэтому.
- Значит, мы все - лучшие? - улыбнулся Маньяк. - Генофонд?
- Ну да, - неуверенно ответил Чахоточный.
- И они тоже? - мордатый верзила кивнул на парочку, которая прислонившись к пыльной стене у выхода, целовалась с ещё большим усердием, словно распалённые жаром из пекла.
- И они, - пожал плечами Чахоточный. - Правительству видней. Кто мы с вами такие, чтобы судить.
- Не судите, да не судимы будете, - вставил Клещ.
- Да. Тут уж правительству видней, - повторил Чахоточный.
- Значит, нам - туда? - Кот кивнул на печь.
- Получается так, - пожал плечами Чахоточный. - Вы же видите: двери открылись. Нас ждут.
- Но это же… - начала было Прачка, но к ней никто не повернулся - все смотрели на огонь.
Смотрели недоверчиво. А потому Чахоточный, желая, видимо, подбодрить спутников, сделал несколько шагов к печи.
Может быть, жар стал нестерпимым, а быть может, он хотел показать другим, что нет ничего страшного - во всяком случае, он обернулся и с улыбкой махнул рукой.
Тогда от группы отделился Кот и последовал за Чахоточным. За ним, пораздумав, шагнул Профессор. Потянулись - вначале нерешительно, а потом всё смелей - остальные.
- Что же вы стоите? - Юдифь взяла Иону за руку, потянула. - Неужели испугались, а? Смотрите, даже я - женщина - не боюсь!
Повернулся на её голос Профессор. Добро улыбнулся, вернулся и взял Иону за другую руку.
Вот тут Ионе вдруг почему–то стало страшно. Впервые за всё путешествие. По–настоящему страшно.
- Вы знаете, пожалуй, я… - заговорил он, но его никто не слушал. Профессор и Юдифь увлекли его к печи, от которой веяло невыносимым жаром.
И тут, словно почувствовав приближение людей, огонь вдруг стих. Газовые горелки - или что там было встроено в стены - сбавили давление до минимума, так что огонь превратился в небольшие очаги едва живого пламени. Пахло раскалёнными кирпичами, металлом и какой–то едкой химией.
- Ну вот, видите! - возликовал Чахоточный. - Нас ждут, я же говорил вам!
- Да, да! - радостно подхватил Кот.
- И правда… - нерешительно улыбнулась Прачка, беря на руки девочку, которая с любопытством и совершенно без страха смотрела на происходящее.
- Отпустите, - пробормотал Иона, пытаясь вырвать руку из цепких пальцев Юдифи. И Профессору: - Наверное, со мной произошла какая–то ошибка. Правительство ошиблось - я не генофонд. Я не избранный. Я всего лишь клошар. Я не хочу.
- Ну что вы, такого не может быть! - возразил Чахоточный. - Вы же видите, нас ждут. Будь здесь хоть один лишний, не наш человек, огонь не угас бы.
- В самом деле, - поддержал его Профессор, останавливаясь, но не выпуская руку Ионы, - вы незаслуженно плохого мнения о себе, уважаемый клошар.
Внутри печи сохранялась высокая температура из–за огня, раскалённых стен, потолка и пола, поэтому на подходе к воротам даже дышать стало трудно. Тем не менее, недавние пассажиры трамвая двигались вперёд, и только лица прикрывали руками от знойного воздуха. Острее запахло раскалённой печью, газом и чем–то кислым.
В последний момент Иона хотел вырваться из рук Профессора и Юдифи, выйти из вереницы людей - рванулся в сторону, но цепкие руки не позволили ему, тут же потянули назад.
- Куда же вы? - окликнул строгий голос Профессора. - Этого нельзя! Погибнете.
- Ну уж нет! - пропыхтела Юдифь, повисая на Иониной руке. - Видали мы таких…
Он кое–как стряхнул с себя эту оказавшуюся довольно сильной женщину. Освободившейся рукой толкнул в грудь Профессора. И, почувствовав свободу, бросился бежать.
- Стой! - крикнула Юдифь. - Стой, дурак, умрёшь!
- Не делайте этого! - вторил ей Профессор.
- О боже, какой глупец! - простонал Чахоточный.
Иона бежал. Остановился, чтобы оглянуться, уже у выхода. Увидел, что его бывшие спутники вошли внутрь горячей печи и смотрят на него оттуда с грустным сожалением, как святые на нераскаявшегося грешника.
И тут зарокотал, загудел какой–то механизм. Створки двери лязгнули и медленно стали смыкаться, отделяя Иону от тех - уходящих в новую жизнь, в иные миры, в Агни–югу. Не менее минуты смотрели они друг на друга: те - жалостливо, Иона - почти безумно. И только парочка в кожаных куртках стояла отдельно от остальных и снова целовалась, не замечая ничего вокруг. Кажется, Профессор хотел что–то крикнуть напоследок - то ли попрощаться, то ли дать краткое напутствие; а быть может, выказать Ионе своё сожаление. Но было поздно.
Перед тем, как створки закрылись окончательно, Иона услышал свист и сопение - давление пламени в печи выросло многократно…
"Цех начальной переработки № 1" - увидел он не замеченную ранее надпись на одной из дверных створок, уже выходя из цеха.
Оказавшись на воздухе, под дождём, хотел позвать собаку, но та всё так же безвольно лежала на боку и только проводила Иону равнодушным взглядом.
Старательно не глядя на вышку, каждую секунду ожидая пулемётной очереди, он перебрался через насыпь и побрёл к воротам. По спине Ионы то и дело пробегали мурашки, и казалось, что они следуют за прицелом, гуляющим по его телу в поисках лакомого места для выстрела.
Но выстрела так и не случилось. Быть может, пулемётчик пожалел патроны. А может быть, он спал. Но скорей всего, подумал Иона, никакого пулемётчика на вышке просто не было.
Трамвай так и стоял за распахнутыми воротами. Двери его были открыты. Двигатель не работал.
Иона поднялся в салон, выбрал кресло, в котором, как он помнил, не сидел никто из его попутчиков. Тяжело уселся, почувствовав вдруг бесконечную усталость и необоримое желание немедленно уснуть.
Щёлкнул, захрипел динамик. Гнусавый голос вагоновожатого произнёс: "Трамвай следует в депо".
"Ну в депо, так в депо", - пробормотал Иона.
Он привалился головой к окну, закрыл глаза. Скрежетнув, закрылись двери. Включился, загудел мотор. Холодное стекло под виском Ионы мелко завибрировало, задребезжало; вагон тронулся.
"Вот и ладно, - подумал он. - А где у них депо?.. Да какая разница… Ехать, главное - ехать. Без остановок. Долго. Всегда. И бросили жребий, и пал жребий на Иону… Это слово дошло до царя Ниневии, и он встал с престола своего, и снял с себя… и оделся во вретище, и сел на пепле… на пепле сел… и повелел провозгласить и сказать в Ниневии от имени царя и вельмож его… и вельмож: чтобы ни люди, ни скот, ни волы, ни овцы ничего не ели… не ели, не ходили на пастбище и воды не пили… и чтобы покрыты были вретищем люди и скот… вретищем… люди и скот… люди и скоты…"
Смутные неразличимые видения сна уже вползали в Ионину голову, копошились в ней, лукавили и дурманили, путали мысли.
"И бросили жребий, и пал жребий на… пал… Но это же не я! Я ни при чём!.."
"Значит, ты не Иона - обратился он к себе, пытаясь докричаться сквозь ватную истому навалившейся дрёмы. - Хватит тебе быть Ионой… Что всё Иона да Иона… Будешь ты теперь… Будешь Дамоклом… Почему - Дамоклом?.. Да кто тебя знает… А что это ты выдумываешь себе новое прозвище, будто собрался всю жизнь провести наедине с собой во чреве этого трамвая?.."
Иона не был уверен, что успел додумать эту последнюю мысль, и что она звучала именно так; и не мог бы сказать, на каком её слове окончательно погрузился в сон.