Внизу хлопнула дверь, кто-то вышел на крыльцо, потом прошелестел травой к калитке, откашлялся, сплюнул и вскоре послышалось характерное журчание. Снова кашель и звонкое "пук!". Когда дверь в сенях стукнула и стало тихо, Алиса негромко засмеялась:
- Я вспомнила, как мама рассказывала про бабушку, за которой ухаживал один интеллигентный молодой человек. Как-то летом на пикнике он попытался поднять ее и неожиданно громко пукнул. На следующее утро его чуть живого из петли вынули, так ему было стыдно… Она высвободилась, ящерицей юркнула под одеяло. Волосы рассыпались по подушке, руки закинула за голову, в разрезе сорочки матово белела грудь.
- Если ты очень хочешь, то иди ко мне… - тихо произнесла она. Он резко поднялся, слыша, как колотится сердце, хрипловато сказал:
- Нет, так я не хочу.
Уже у двери услышал ее тихий смех:
- Ты странный парень, Уланов!
- Спокойной ночи, - проглотив комок, сказал он и осторожно, будто она уже заснула, прикрыл дверь. В сенях он задел на лавке пустое ведро и оно с грохотом покатилось по полу. Смех сверху зазвучал громче.
- Кто там, - сиплым спросонья голосом спросил Геннадий. - Кошка, что ли?
- Крыса, - ответил Николай, укладываясь на свою жесткую кровать. Запах в комнате был тяжелый, зудели комары.
Глава шестая
1
Это же твой родной сын! Как ты можешь спать спокойно, когда его дома уже которые сутки нет? - рыдающим голосом почти кричала жена. - Мальчик шатается бог знает где, подумать только, забросил университет, связался с какими-то подонками, подзаборниками, курит разную гадость, пьет, грязный, нечесаный… А ты, его отец, палец о палец не можешь ударить, чтобы ему помочь?!
Михаил Федорович Лапин сидел за белым кухонным столом и ковырял вилкой пережаренную яичницу с колбасой. Раньше-то Мила подавала на завтрак к бразильскому кофе в гранулах красную или черную икру, а теперь только по большим праздникам деликатесы можно получить в райкомовском буфете… Да и то поговаривают, что и эту лавочку прикроют.
- А кто трясся над ним? - чувствуя, как поднимается раздражение, проговорил Михаил Федорович, - Вбила в голову мальчишке, что он талантливый, чуть ли не гений! Оберегала от друзей, пылинки сдувала с модных костюмчиков, сама за него уроки делала до пятого класса, в школу за ручку водила… Вот теперь и расхлебывай плоды своего нежного воспитания!
- Как же, ты у нас вечно занят, государственный деятель - у тебя совещания-заседания… Привозили, бывало, далеко за полночь и твой шофер тебя под ручку пьяненького доставлял в квартиру… А ты еще любил и покуражиться дома. Разве сын всего этого не видел?
- Выходит, я виноват?
Людмила Юрьевна в длинном шелковом халате с какими-то дурацкими жар-птицами на пышной груди и спине нервно семенила по просторной кухне, обставленной финским гарнитуром. Она немного выше мужа, статная, дебелая, волосы красила перекисью водорода, они у нее дымчато-желтые. Холеное белое лицо, карие глаза, в уголках мелкие морщинки, чуть вздернутый нос. Лапин гордился своей женой, Мила неплохо играла на пианино, в компаниях всегда была жизнерадостна, первая запевала за столом, умела угодить высоким гостям - других Лапины к себе и не приглашали. С мужем она не любила танцевать, наверное, стеснялась, что выше его, а с другими - опасалась, потому что, подвыпив, Михаил Федорович становился ревнивым. Мог потом и скандал закатить…
- Не будем выяснять, кто больше виноват, - присела на табуретку напротив Людмила. - Мальчика надо спасать, он не на шутку втянулся в эту… проклятую наркоманию. Моя приятельница видела его у "Сайгона", околачивался там с какими-то лохматыми неопрятными девицами… Миша, все время трезвонят о СПИДе, у нас в Ленинграде уже много случаев заболевания этой страшной болезнью… Долго ли до греха? Может, его определить в какое-нибудь закрытое лечебное заведение? Ну, есть же такие у вас?
- Тут же всем станет известно, - вздохнул Михаил Федорович - Народ стал злой, только и ждут, чтобы чем-нибудь ткнуть партаппаратчику в глаза…
Мила выпила стакан кефира, на верхней губе у нее осталось белое пятнышко. Яичницу она есть не стала - бережет свою начавшую расплываться фигуру и старается есть поменьше, а вот он, Михаил Федорович, явно набирает лишний вес. Живот уже давно заметен, второй подбородок года три как появился, да и бритые щеки отяжелели. Вообще-то он был доволен собой: солидная фигура, властное породистое лицо, суровый начальственный взгляд, благородное серебро в зачесанных назад волосах. Вот только небольшая бородавка над верхней губой была лишней, раз в полмесяца он старательно состригал с нее длинную седую волосину.
Носил Лапин модные костюмы и светлые рубашки с галстуками в тон. Зимой надевал финское пальто с норковым воротником и цигейкой изнутри и пыжиковую шапку. Такие пальто, приобретаемые в закрытом торговом зале, называли "партийными". Дубленки считалось на службе неприличным носить. Скорее всего, потому, что дельцы разных мастей в них облачились. Ни один первый секретарь обкома партии не надевал дубленку. Это служило примером и для остальных. Дефицитные пыжиковые шапки тоже были в Ленинграде отличительной принадлежностью руководящих работников.
- Но что-то надо делать? - отхлебывая черный кофе из маленькой фарфоровой чашечки, говорила жена - Меня он не слушает: смотрит, как баран на новые ворота, и зевает.
- Зевает? - переспросил Михаил Федорович.
- Наверное, не высыпается в своих притонах И от него пахнет нехорошо.
- Может, выпороть его и запереть в четырех стенах?
- Говорят, когда у них… наркоманов, это их похмелье, могут в окно выброситься.
- Говорил, надо было его в армию отправить, но ты и думать об этом запретила.
- В армии, думаешь, лучше? - вздохнула жена. - Там тоже в казармах бог знает, что творится.
- Дожили… - покачал головой Михаил Федорович, - Уже в обкоме кое-кто знает про художества нашего Никиты. Не дошло бы до первого…
- Послушай, Миша! - осенило Милу, - Может, женить его? Глядишь, и образумится! Я видела раз его знакомую девушку, как-то приходил с ней сюда… Очень миленькая блондиночка с громадными глазами. У нее, кажется, родители погибли в Армении.
- О чем ты говоришь? - насмешливо посмотрел на жену Лапин, - Кто сейчас считается с родителями? Да он на смех нас подымет!
- Что же делать? - уж в который раз всплеснула полными руками Людмила Юрьевна.
- Не знаю, - признался Лапин. Не любил он этого слова, редко его произносил: партработник все должен знать.
Взглянув на часы, он поднялся из-за полированного стола. Шофер уже ждет у парадной с высокими дубовыми дверями. Сегодня у Лапина напряженный день: в десять бюро, в четыре должен быть в Смольном у секретаря обкома. Наверное, по поводу этой демонстрации на Исаакиевской площади… Нужно будет у начальника управления милиции взять справку. Распустили молодежь, а спрашивают все равно с руководителей! Горисполком дает разрешение на митинги и демонстрации, пусть и отвечает.
- Когда вернешься, Миша?
- Поздно, - поправляя галстук перед зеркалом, ответил Михаил Федорович. У него в восемь встреча со знакомым художником с Московского проспекта. Какой-то юбилей… Может, взять с собой и Милу? - В общем, я тебе позвоню, как сложится вечер.
- Мы ведь в театр собирались, на премьеру, - напомнила жена. - Или это завтра?
- Из Смольного звякну, - пообещал Лапин, забирая со стула кожаный дипломат.
- Ну, а как с Никитой?
- Ты знаешь, где он? - строго посмотрел на жену Михаил Федорович. Мила частенько скрывала от него местонахождение сына. В отличие от нее, он мог сорваться, раз даже надавал пощечин Никите, застав его в пьяной компании. - Не отводи глаза… знаешь. Я сам не поеду туда, пошлю секретаря райкома комсомола. Толковый паренек, кстати, самбист. Он не испугается хулиганья.
- Лешу Прыгунова? Он ведь учился в той же школе, что и Никита. Правда, гораздо старше.
- Прыгунов не болтун, попрошу его поговорить по душам с Никитой, из комсомола-то его еще не шуганули?
- Ты знаешь, как он относится к комсомолу. Год, наверное, как взносы не платил. А тут еще вышел на экраны этот ужасный фильм "ЧП районного масштаба"! Ну что подумает о комсомольских работниках наша молодело?
- Тоже зажрались… - вырвалось у Лапина, - Отъели мордашки, раскатывают на черных "Волгах" и на наши места метят…
- Ох, сейчас всем достается: и вам, и им…
- Прыгунов тебе позвонит, скажи ему, где разыскать Никиту, - сказал Михаил Федорович - Попытка не пытка, может, чего и получится. Все таки почти ровесники.
- У него вертушка? - озабоченно спросила Людмила Юрьевна.
- Вертушка, вертушка… - Лапин небрежно чмокнул жену в душистую розовую щеку и торопливо пошел к выходу. Время поджимало, правда, до райкома не так уж и далеко. За десять минут доедет.
2
Алексей Леонидович Прыгунов вышел из спортзала изрядно уставшим, даже холодный душ не освежил. Редко стал он заходить сюда, теряет форму, а когда-то занял по самбо призовое место в воинской части, где два года службу проходил. Тренер ему, наверное, специально подсовывает слабаков, своего противника Алексей победил, но удовлетворения не испытывал: больно уж легко все далось. И тем не менее попотел изрядно, да и мышцы заломило.
Он вышел на Невский проспект. День выдался облачный, ветреный. Хлопали полотнища торговых палаток. Ветер лохматил прически женщин. На углу Невского и Литейного дымила урна: кто-то бросил сигарету… Мимо шли люди, отворачивались от вонючего дыма. Прыгунов остановил пожилого мужчину с палочкой, вежливо попросил ее на минутку. Удивленный прохожий - мужчина лет шестидесяти - поколебавшись, протянул. Секретарь райкома комсомола палкой переворошил мусор и погасил еще не очень сильный огонь.
- Молодой человек, я эту палку из рук не выпускаю, а вы ею в плевательницу тычете? - недовольно произнес мужчина.
- Мы с вами предотвратили пожар, - с улыбкой ответил Алексей, возвращая палку - А палочка ваша ничуть не пострадала.
- Эх, молодежь… - вздохнул мужчина, но не выдержал и тоже улыбнулся - Тыщи прошли мимо и я бы прошел, а вот, гляди, один остановился, сделал доброе дело.
До назначенной встречи с Улановым оставалось еще десять минут. Не сразу разыскал он уволенного учителя, по телефону несколько раз отвечала старушка, она и сообщила, что Коля со дня на день должен приехать из Новгородчины. Уланов без всякого энтузиазма воспринял приглашение зайти по его "делу" в райком ВЛКСМ, заявил, что не хочет к этому вопросу возвращаться, но в конце концов согласился. Направляясь к райкому, Алексей обдумывал, что он скажет учителю. Судя по всему, тот занялся какой-то другой деятельностью, иначе с чего бы ему так часто ездить в Новгородчину? Не на рыбалку ведь? Старушка толковала о какой-то редактуре рукописей, дескать, он должен приехать и отдать в издательство материал… На досуге-то повесть или роман взялся писать, что ли?..
Уланов уже сидел на диване в приемной. Точный товарищ! Теперь далеко не каждый так пунктуален. Когда он встал, то оказался высоким, широкоплечим парнем и рукопожатие его было крепким, в светло-серых миндалевидных глазах - недоумение, мол, зачем я вам понадобился?..
И вот они, ровесники, сидят в небольшом кабинете с портретом моложавого Горбачева на обшитой под дуб панелями стене. Прыгунов сел не за письменный стол, а за другой, длинный, впритык к нему и покрытый зеленым сукном. За этим столом проводятся бюро, совещания. Поблескивают три большие вымытые хрустальные пепельницы.
- Не пойму я, - первым начал разговор Уланов. - Билет я вам отдал.
- Точнее, швырнул, чуть ли не в лицо, - улыбнулся Алексей. Он поглаживал пальцами бронзовый бюст Ленина, стоявший на письменном столе. Лицо у педагога мужественное, загорелое, русые волосы пожелтели от солнца. Он больше похож на спортсмена, чем на учителя.
Прыгунов и ростом был с Уланова, и тоже плечист… У него короткая прическа, волосы каштановые, глаза коричневые, на щеке у самого носа небольшой шрам - след от армейских учений…
- Не хотите вернуться в школу? - рассказав, в какую историю вляпался его бывший ученик, а также и про беременную ученицу, предложил Алексей. Директор готов хоть завтра принять.
- Я не вернусь, - ответил Николай. - Даже не из-за того, что произошло, просто неинтересно стало в школе работать… Я по образованию историк, а толковых учебников, правдивых, честных еще у нас не написали, по старым учить ребят - это безнравственно. Теперь ведь ни для кого не секрет, что нашу историю исказили, опошлили, подогнали под правителей-преступников, начиная с древнейших времен.
- И вы решили написать новый учебник?
- Я работаю в кооперативном издательстве "Нева"… Редактирую рукописи авторов, которым не пробиться в государственные издательства. Когда-то я с доцентом нашего института написал монографию о ссоре Ивана Грозного с Курбским. Ее напечатали, ну, наш бывший редактор - он председатель кооператива - и пригласил. Вроде, получается… И потом, эта работа не мешает мне помогать в деревне брату, который занялся фермерством.
- И для этого вы заканчивали педагогический институт?
- А вы что закончили? - спросил Николай.
- Университет, биофак.
- Чего же вы в экспедициях не изучаете наши загрязненные озера, не спасаете попавших в Красную книгу бедных зверюшек и рыб? - подковырнул Уланов.
- Кто-то должен и с молодежью работать, - с улыбкой ответил Алексей. Он ждал этого упрека. Не первый раз такое слышит, - Вы не хуже меня знаете и понимаете, что это сейчас проблема номер один.
- Я понял одно: перестройка обнажила не только умопомрачительные изъяны нашей социалистической системы, но и разбудила у молодежи самые низменные инстинкты. Появилась целая прослойка денационализированных молодых людей или, как их теперь называют.
У них самая низменная, скотская философия и полное отсутствие культуры. Эту дикую какофонию электронных инструментов, которой они восхищаются, и музыкой-то назвать нельзя! А их кумиры - бородатые, неряшливо одетые певцы… Ни голоса, ни смысла в их песнях. Работать можно только с теми, кто хочет, чтобы с ними работали, а хотят ли этого такие, как мой бывший ученик и ученица, которая, говорите, ждет ребенка? Они смеются, когда по телевидению умные дяденьки и тетеньки обсуждают проблемы их воспитания, какую музыку им лучше слушать, нужны ли дискотеки и что обязан делать комсомол?..
- А что должен делать комсомол?
- А что он делал последние семьдесят лет? - Николай поправился: Ну, не семьдесят, когда-то были Павки Корчагины… А пятьдесят? Комсомольские начальники разъезжали на черных "Волгах", устраивали свои дела, вкусно ели и пили, общались с молодежью только с трибуны, зато здорово гуливали с девочками на закрытых дачах и турбазах. И делали карьеру: из комитета комсомола института - в райком, из райкома - в обком, с первого этажа в Смольном поднимались на второй, третий, а оттуда - в ЦК! Не жизнь, а малина! Комсомольские "вожди" жили сами по себе, а молодежь - сама по себе…
- Уже посмотрели фильм "ЧП районного масштаба"?
- Даже не слышал про такой фильм, - удивился Уланов, - А что, про вас?
- Комсомольские работники тоже ведь разные… - уклонился Прыгунов. - Меня направили в райком два года назад. То есть, я здесь новый человек, так сказать, перестроечный кадр… И честно вам говорю, очень хочу сделать для нашей молодежи что-то хорошее, доброе… Не все же молодые люди - персонажи из последних кинофильмов и из сюжетов "600 секунд"?
- Как бывший учитель, я вам скажу: дети очень восприимчивы к дурному примеру, а последнее время им в нос тычут только ужасами и натуралистическими сценками из подворотни. Заговорили о проституции, конечно, это правильно, но зачем же писателям и журналистам соблазнять неокрепшие умы девочек сногсшибательными заработками проституток? Создавать фильмы, где проститутки прямо героини! Почитайте, что пишут? От иностранцев - валюта и самые модные вещи, "видики", "маги", все это легко достается, нужно только иметь смазливую рожицу и уметь крутить пухленьким задом… Ну и ринулись девочки из-за школьных парт в эту распрекрасную, богатую, заманчивую жизнь, которая даже их самым обеспеченным родителям не снилась…
- А мы, комсомол, предлагаем им скучные лекции о нравственности, доклады о героях-комсомольцах двадцатых годов… Есть даже песня такая? - вставил Алексей. - Это все верно, но и сидеть сложа руки мы не имеем права - должны бороться за каждую юную душу…
Зазвонил черный аппарат, стоявший отдельно на тумбочке. Прыгунов взял трубку. Поздоровавшись, стал отвечать односложно: "да", "хорошо", "нет".. Повесив трубку, весело взглянул на Уланова:
- Не хотите со мной прогуляться на Литейный? Тут рядом.
- А что там, сыр продают? Или батарейки выбросили в магазин?
- Полюбуемся на нашу "золотую" молодежь. Позвонила мать одного великовозрастного оболтуса, заметьте, не куда-нибудь, а в райком комсомола, просит помочь и даже адрес сообщила…
Прыгунов не уточнил, что звонок был от Людмилы Юрьевны Лапиной - жены первого секретаря райкома партии…
3
Людмила Юрьевна ждала их у арки старинного дома на Литейном проспекте неподалеку от магазина "Электротовары". Здесь сквозило сильнее, чем в центре, ветер с Невы заносил набок ее дымчатые волосы, миловидное лицо было сосредоточенным, карие глаза сощурены. Увидев их, она улыбнулась Прыгунову, бросила рассеянный взгляд на Уланова.
- Они там… - кивнула она на арку с обнажившимися красными кирпичами, - в мастерской какого-то художника-авангардиста.
Алексей представил ей Николая. Лапина небрежно протянула ладонью кверху руку и спросила:
- Вы из милиции?
- Николай Витальевич, скорее уж, дружинник, - улыбнулся Прыгунов.
- Их там трое, - торопливо сообщила Людмила Юрьевна. - Никита, Ушастик и эта пучеглазая девица… Они ее зовут Длинной Лошадью. А художника нет, я узнала, что он уехал в Чудово расписывать стены в кооперативном кафе, а ключ всегда прячет под резиновый коврик перед дверью.
Она проводила их до облезлой расшатанной двери, по-видимому, черного хода, сказала, что мастерская находится на последнем этаже, там к двери прибит дорожный знак "Въезд запрещен".
- Я подожду вас внизу, - вздохнула она. - Меня они ни во что не ставят, может, вас послушают?
- А что мы должны делать? - переводил взгляд с нее на Прыгунова Уланов.
- Ради бога, не бейте их! - попросила Лапина.
- Разве мы похожи на истязателей? - улыбнулся Алексей.