* * *
- Это шок, - говорили врачи, - пройдет.
- В вашем сознании одно-единственное происшествие вместило в себя слишком многое. Вы хотите нести ответственность за все. Вы чувствуете себя виновником несчастного случая, но она погибла не из-за вас. Это разновидность… нет, не психического заболевания, а глубоко укоренившегося невроза. Если вы не сломаете эту схему…
- На многое мы не в силах повлиять, и вы не исключение…
- Придите в себя, ведь погибшая девушка не была близким вам человеком…
Ни одна из женщин, с которыми ему пришлось после этого столкнуться, не была создана для него.
Все они были чужие, надутые, глупые.
- Если вы не поменяете своего отношения к людям, вам грозит одиночество. Вы избегаете близости…
Ему перестали прописывать лекарства, он не был ненормальным, просто некоторое время ему ничего не хотелось, а потом прошло, ведь сделал же он карьеру, доказал всем, что и он на что-то годится. Прекрасные заработки, знание трех языков, ежегодные премии от фирмы…
Как все это объяснял Роман? (Все-таки хорошо, что он не стал психологом, а занялся живописью.) Напялив белый халат - как-никак психолог-практикант, - будущий друг Кшиштофа говорил: "Ты предпочитаешь выдуманную действительность реалиям повседневной жизни".
Вот уж неправда.
Кшиштоф давно взял себя в руки. Он человек успеха, он потерял иллюзии и ни о чем не мечтает.
Но никто не вправе запретить ему думать о ней.
К кому были обращены ее предсмертные слова? Может быть, к продавцу хот-догов? "Мне с горчицей, пожалуйста…"
* * *
- Дитя мое, девочка моя, да как ты могла?
Я знала, что так и будет, зря ей все рассказала. Но теперь у меня есть любовь Романа, есть на что опереться. Почему ты неспособна этого понять, мамочка?
- Ты же его совсем не знаешь. Как можно решиться на такой шаг через несколько часов после знакомства с мужчиной?..
- У нас вся жизнь впереди, чтобы узнать друг друга.
Уйти бы, но приходится сидеть и выслушивать… Ох, зря я рассказала.
- Да что ты знаешь о жизни! Мужчины бывают такие разные! Деточка!
Мать разглаживает смявшуюся на колене юбку. Заметила ведь, любит порядок. Не то что я - и внимания бы не обратила, если бы не ее движение. Матери неловко говорить со мной о таких вещах… но ссориться я с ней не хочу.
- Взвесь все как следует, прежде чем принять решение.
Не буду я ничего взвешивать, не желаю осторожничать, на этот раз я не боюсь, и она не в состоянии внушить мне трусливые мысли. Мама не знает, что такое любовь, а я знаю, и пропасть между нами углубляется с каждой секундой, и…
- Ты прожила с мужем девятнадцать лет и так его и не узнала, - говорю я и спохватываюсь: ведь это я про своего отца… Я не хотела, мамочка, прости, я исправлюсь, я совсем о другом, ты послушай, забудь, что я сказала… - С ним я чувствую себя в безопасности, он один такой. Он - мужчина, который мне нужен.
- О Дэвиде ты говорила то же самое!
Да, говорила, но это была неправда, я ошибалась. А сейчас я полна уверенности.
- Почему ты не можешь жить нормально, как живут твои друзья, Бася и Петр например?
- Мои друзья, Бася и Петр, как раз разводятся, - говорю я. Мои слова мне самой не по душе. Я не должна пользоваться запрещенными приемами.
Следующий вопрос я почти что пропускаю мимо ушей. Почти что.
- А что ты можешь ему дать? - Я?
Я поражена. Просто застываю от изумления.
Да ведь я богаче всех на свете, я могу дать ему все самое лучшее, самое важное, самое прекрасное, самое ценное, самое подлинное… Я могу дать себя саму.
- Себя, - небрежно бросаю я.
- Не бог весть что, - отвечает мать и встает, и солнце перестает светить, и темнота наступает нежданно-негаданно… - Иди уж, раз тебе надо, - говорит мать, и я поднимаюсь с места.
Что же мне остается делать?
"Себя", - повторяю я, выхожу и шагаю по каштановой аллее… интересно, а в этом году летом каштаны снова будут болеть? Не бог весть что… деревья как бы уменьшаются, не хотят расцветать. Не бог весть что… фотосинтез замирает… вот-вот будет тепло, на завтра обещали двадцать градусов, а у меня - лед на сердце. Это не бог весть что дает свои ростки… а ведь мне надо идти к ним, к девчонкам, еще остается шанс, может. Бася возьмется за ум, пусть отзовет дело, пусть все останется как было… Не бог весть что…
* * *
- Как страшно, я, кажется, ненавижу собственную мать.
- О боже, не говори так, не говори так, дорогая. - У Розы слезы на глазах - вдруг будущий ребенок тоже станет ее ненавидеть? Нет, она не желает этого слышать, это грех, страшный грех, и рука у тебя отсохнет, и сердце зачерствеет.
- Ты ее любишь, - возражает Буба, не собираясь ужасаться страшным словам. А ведь такие слова навсегда остаются в пространстве.
Исстрадавшаяся Юлия облегченно вздыхает: она еще не совсем пропащая, пока еще нет…
Как тяжко может обидеть человек, которого мы любим, ни один чужой так не оскорбит!
- Юленька, ты можешь привести хотя бы три причины, по которым считаешь себя лучше мамы?
- Я во всем лучше, - всхлипывает Юлия, у нее покраснел нос, хотя она и блондинка, а с красными носами вроде бы полагается ходить только плачущим брюнеткам.
- Поконкретней, пожалуйста.
- Не смей, это святотатство, - вскидывается Роза. - Мать надо уважать и любить. Любить и уважать. Матерей нельзя оценивать. Мать всегда самый лучший человек на свете.
- Ну же, Юленька, увидишь, я сниму с тебя морок. - Буба касается Юлиных волос. Какое великолепие! Бархатистые, длинные, необыкновенные… - Ну, давай!
- Я способна любить, я бы никогда не причинила такую боль своей дочери, и… я лучше вожу машину!
- А теперь раздели это предложение на три и повторяй за мной… Что было сначала? Ага, "я способна любить"… Ну же, Юленька, повторяй!
- Я способна любить…
- И за это благодарю тебя, мама.
- И за это благодарю тебя… - Юлия глядит на Бубу широко открытыми глазами, вновь полными слез. На этот раз нежданных.
- Повторяй, - говорит Буба и гладит Юлию по волосам. Расщедрился Господь, волосы у Юлии густые и душистые, блестящие и струящиеся. Живые.
- Я способна любить и за это благодарю тебя, мама, - шепчет Юлия, - я никогда не причиню такую боль своей дочери и за это благодарю тебя, мама… Я лучше тебя вожу машину и за это…
Юлия тихонько плачет. Ведь мать ее любит, и она сама любит мать, только не может противостоять ее страху, не может сделать так, чтобы мама не боялась… А вдруг дело в том, что в самой Юлии живет страх, и если дочь перестанет трусить, то мать последует ее примеру? Как она могла напомнить матери об отце, разбередить незажившую рану, зачем она так? Чтобы досадить, такое вот превышение границ необходимой самообороны. А теперь Юлию мучает совесть. Так всегда: или чувствуешь себя виноватой, или обиженной. Ни то ни другое ей не по душе.
- А знаете что? - меняет тему Буба. - Расскажу-ка я вам анекдот про еврея. Очень любопытно.
Роза и Юлия притулились рядом с Басей на диване. Как красиво они смотрятся вместе! Что-то в этой комнате неуловимо изменилось, словно промелькнуло нечто прекрасное, коснулось, блеснуло, - да так и осталось невидимым.
- В Нью-Йорке жил один еврей, и у него была маленькая мясная лавка. И вот однажды большой дом перед лавкой снесли: на его месте собрались построить супермаркет. Еврей тут же отправился к раввину и попросил того проклясть строящийся магазин, ведь у еврея имелось семь дочек, и ему никак нельзя было обанкротиться. Ребе ответил: "Ты, глупый еврей, выходи утром, мой улицу перед своей лавкой и семикратно благословляй этот супермаркет". Еврей огорчился, но не посмел ослушаться, ежедневно мыл и благословлял, а супермаркет все рос и рос. Но вот в один прекрасный день стройка закончилась, и еврей решил, что его бизнесу крышка. Тут перед его лавкой останавливается шикарный лимузин, из него выходит супермужик (типа твоего Себастьяна, Роза) и говорит: "Уважаемый, я хозяин этого супермаркета, я ежедневно приезжал на стройку и ежедневно видел вас. Вы продолжали четко исполнять свои обязанности, вы не продали свою лавку, не то что ваши соседи, вы с улыбкой смотрели на мою стройку… У меня к вам предложение. Не хотели бы вы стать заведующим мясным отделом в моем супермаркете?"
- Красиво, - оценила Бася, - только совсем нереально.
- Знаю. Для тебя в особенности. Мы думали об этом. - Юлия подмигнула Розе и Бубе. - Уж ты-то быстренько ликвидируешь свою лавчонку. И пожалуй, поступишь правильно. Петр никогда тебя не любил.
- Когда-то он точно любил меня, - живо возразила Бася.
- Он забывал о твоих именинах, - подлила масла в огонь Роза.
- Об именинах-то он не забывал никогда! Впрочем, это неважно. Но он всегда помнил.
- И однажды опоздал на шесть часов, а ты его ждала.
- Да ведь он возвращался из Жешова, и их засыпало снегом, потом даже по телевизору показывали!
- Не расстраивайся, завтра все кончится.
Бася забеспокоилась. Неужели они не понимают, как ей нелегко? Что происходит? Дело не в том, что Петр был плохой, дело в том, что он ей изменил! Да, она никому не рассказала про Айрис, но в среду на слушании они сами увидят. Она так и не сумела преодолеть себя и признаться в столь унизительных вещах. И все-таки одно дело развестись по причине измены, и совсем другое - обвинять Петра в том, чего никогда не было.
- Он никогда тебя не любил, - повторила Юлия.
Вот так подруга!
Только она не позволит. Что у нее тогда останется?
- Не смей! Мы поженились по любви!
- Все так говорят.
- Помнишь, как тогда, на Мазурских озерах, ты оказалась в больнице?
Бася начинает по-настоящему злиться, только не на Петра, а на них. И это - подруги?
- Я подвернула ногу на лодке…
- Вот именно, настоящий мачо! Себастьян такой же!
- Ты вывихнула ногу, так как он принуждал тебя заниматься экстремальными видами спорта, я помню, - говорит Юлия, не моргнув глазом.
- Я была сама виновата, споткнулась о фок, а Петр отвез меня в больницу…
- А о днях рождения забывал. - Как раз не забывал!
- А о годовщине свадьбы? - Нет!
- О юбилее знакомства, именинах матери, отца, о моих именинах!
- Нет, нет, нет! Один разок только отсутствовал, потому что был за границей…
- Вот видишь!
- Ничего я не вижу, он привез мне духи, вы, лгуньи двуличные!
- Счастье, что у вас нет детей, - подкидывает дровишек Буба.
- И у тебя нет ни морщин, ни целлюлита…
- Ты еще встретишь другого парня, без ВП. Во дают! Куда им понять всю глубину ее трагедии!
- Мне не нужен никакой другой мужчина! - непроизвольно вырывается у Баси. - Никого я не хочу.
Юлия склоняется над ней:
- Захочешь, захочешь, это я тебе говорю, быстренько о нем забудешь.
- Никогда не забуду, - рыдает Бася.
- Петр работал… Вот дуры!
- Нельзя же требовать, чтобы муж безвылазно сидел дома!
Роза - само спокойствие:
- А мне кажется, для него работа и карьера были важнее семьи.
Буба поддает пару:
- Он знал, что ты не выносишь желтого цвета… и принес тебе букет калужниц.
Боже мой, калужницы… Как давно это было! Тогда она еще думала, что он ее любит…
- Ну, не было счастья, да несчастье помогло… Ты наконец сможешь заняться собой… Он тебя ограничивал…
- Ограничивал? Уж что-что, а Петр меня ни в чем не ограничивал!
- Ты должна была сообщать, когда вернешься, а теперь будешь делать что захочешь.
Перспектива делать что захочешь неожиданно кажется Басе ужасной. Больше никто не будет ее ждать, никто не обнимет сзади, никто не прогонит голубей, никто не заберется ради нее на карусель…
- Он же мне изменил, как вы не можете понять?! - кричит Бася, несется в ванную, открывает краны и заходится в рыданиях. Вода с шумом льется в ванну, и никто ничего не услышит.
Буба смотрит на Розу и Юлию.
- Может, до нее что-то дошло…
- Гадины мы, - говорит Юлия, и они дружно хохочут.
* * *
- Я все обдумал. И вижу положительные стороны, - сообщает Кшиштоф и внимательно глядит на Петра.
- Какие?
- Ты можешь ходить с нами пить пиво.
- Я и так мог, кретин!
- По правде говоря, - вступает Себастьян, - она еще та эгоистка!
Вот этого-то о Басе как раз и нельзя сказать.
- А ты вспомни, когда она вывихнула ногу на лодке?
Петр видит Басю: он несет ее к машине, в ее взгляде столько нежности…
- Она зацепилась за шкот…
- И испортила тебе отпуск…
- Но ведь с ними всегда так. - Кшиштоф протягивает Петру бутылку пива. - Теперь ты об этом позабудешь.
- Баб необходимо держать на коротком поводке… Месяц, два. - Себастьян чокается с Петром.
- Если все не клеится, лучше расстаться…
- Дружище, какое там "не клеится"? Мы были очень хорошей парой. Что-то случилось…
- У вас всегда в квартире бардак. - Кшиштоф оглядывает комнату. В углу стоят принесенные Петром коробки, Баська сложит в них свои вещи.
- Ты спятил? Тоже мне нашел бардак!
Петр не понимает, что происходит. Он-то думал, они друзья. Хотя большую педантку, чем Бася, сыскать тяжело. И чего они хотят от его жены? Они еще не развелись.
- И готовить она не умеет…
- Басенька? Ты всегда мне завидовал… Васенька все умеет: готовить, да еще и на заочном учится…
- Суп с крупой? - Тебе же нравилось!
- А как насчет томатного супа?
- И чего это ты прицепился к кухне?!
- А клецки на пару?
- Отстань, мне не до шуток.
- Вот видишь. Даже клецок на пару тебе не приготовила…
- Ноги у нее были так себе…
Во дают! Нет, это уж слишком. Никто не смеет неодобрительно высказываться о ногах его жены! Ни одна живая душа. Хороши друзья! Негодяи, завистливые подонки!
- Ноги у нее идеальные!
- Счастье, что у вас нет детей…
Неожиданно до Петра доходит. Они же пытаются его утешить. Но они же ничего не понимают, тупицы.
- Не напрягайтесь, я знаю, что теряю, но это же Баська подала заявление на развод.
- А ты не соглашайся, урод, борись за нее, не отступай!
Кшиштоф похлопывает Петра по спине:
- Не будь дураком.
- Что-то сломалось, - вздыхает Петр. Теперь он правильно оценивает весь этот цирк.
Только они не знают: что-то сломалось и уже никогда не будет как прежде. А жалко. Но боль пройдет, забудется. Надо лишь перетерпеть.
- Вся проблема в том, что мне уже не за что бороться, - заключает Петр.
* * *
- В "New England Journal of Medicine" описывается всего лишь шесть случаев, когда новообразование полностью исчезло. Нет, группа крови не обязательно должна совпадать. Мы проведем молекулярное исследование антигена, и, если тканевая структура покажет значительное соответствие генов донора и реципиента, существует шанс положительного результата пересадки. Проблема заключается совсем в ином - в Graft versus Host Disease. To есть "пересаженный орган против хозяина". В значительном упрощении процесс таков: пересадка костного мозга, локализация новообразования у реципиента и наступление на него. Защитная система вашего организма в настоящий момент - это уже не бойцы тэквондо, а подслеповатые старикашки. Поэтому сначала необходимо до основания разрушить защитную систему вашего организма, вычистить его до самого дна, после чего пересадить донорский костный мозг и рассчитывать на чудо. К сожалению, "трансплантат против хозяина" - штука коварная: если новая защитная система приживется, существует опасность, что она обнаружит антигены, которые ей не понравятся. И тогда система набросится на реципиента как на самого опасного врага и доведет его до смерти.
Я ничего не скрываю, в мире зарегистрировано только шесть случаев, когда опухоль исчезла, а реципиент ассимилировал новую защитную систему. Точнее, система дружественно отнеслась к реципиенту.
Разумеется, единица больше нуля, а шесть больше пяти.
Я не хотел бы лишать вас надежды и, если у вас есть деньги на пересадку, отправляйтесь в путь. Через месяц будет поздно.
Останется только возможность паллиативного вмешательства.
То есть смягчения болевого синдрома.
Мне очень жаль.
* * *
Она стояла перед мольбертом и смотрела на себя, а Роман обнимал ее сзади за талию: неплохой бы мог получиться снимок, будь рядом фотограф. Петр, например.
- Это я, - констатировала она.
- Это - ты.
- Я сразу догадалась, что это ты, - сказала Юлия.
Она старалась забыть о том, что не стоит произносить таких слов, необходимо уважать себя, пусть мужчина постарается, пусть знает, что надо побороться, легких путей нет, легкой добыче - грош цена.
И Юлия прибавила:
- Я тебя люблю.
- А я тебя, принцесса, - сказал Роман, и она почувствовала приятную теплоту внизу живота.
- Хочу заняться любовью. - Впервые в жизни она взяла инициативу в свои руки.
- Как здорово, и я тоже, - прошептал Роман.
* * *
Когда дыхание у Баси выровнялось, Роза тихонько поднялась и направилась в ванную. Она бережно сняла душ с крепления и положила его на дно ванны, потом осторожно включила воду, стараясь не шуметь. Она подождет, пока ванна наполнится теплой водой, и войдет в нее как в живительный поток, как в Ганг, как в Стикс, и, может быть, все будет о'кей.