- Спятил?! - Роман возвышается над ним, как тогда, в далеком прошлом, только сейчас он художник, а не начинающий психолог, а Кшиштоф здоров, никаких признаков депрессии. - У нее рак почки… Это для нее собирали деньги… Енджей сказал, не хватает около сорока тысяч… В Америке есть новаторская методика, заменяется костный мозг, и тогда защитная система организма в состоянии противостоять. Она все время строила из себя героиню, не хотела, чтобы ее жалели…
К изумлению друзей, Кшиштоф улыбается и с облегчением вздыхает. Рак, рак. Вот в чем вся причина. Деньги и страшная болезнь, ничего больше.
Буба, не отчаивайся, любимая, я спасу тебя. Обязательно спасу.
* * *
Скрежет ключа в замке будит Басю. На животе у нее лежит рука Петра, она отодвигает ее, но Петр в полусне притягивает супругу к себе. Бася тормошит мужа.
Кто-то пытается проникнуть в квартиру.
Дверь открывается. Бася ныряет с головой под одеяло. Петр дал кому-то ключи и забыл набросить цепочку.
Ой-ой-ой, нет, похоже, это все-таки…
Пани Хелена подходит к кровати, Бася высовывает нос из-под одеяла.
Ай, кто это?
Незнакомая толстуха вопрошает ангельским голосом:
- Так вы, пан Петр, еще не встали? Я ведь говорила: сегодня приду мыть окна. Ах, жена вернулась… ну я к воскресенью и испечь что-нибудь могу. - Пани Хелена поворачивается и выходит, напевая какую-то арию.
Могли бы и предупредить. Тогда она не заглядывала бы в спальню.
* * *
Кшиштоф заезжает на мойку, выходит из машины, нежно касается крыши (он любит свой автомобиль), захлопывает дверь и передает ключи служащему станции:
- Помыть, отполировать с воском. Почистить салон. Все.
- Сделаем, шеф, - отвечает мужчина в синем комбинезоне.
Сложный клиент попался ему с утра пораньше. Придется попотеть. Ведь вернется за машиной, придираться начнет. Ни одной мелочи не пропустит.
* * *
- Хотел бы от всей души поблагодарить всех, кто внес свою лепту в сбор средств на пересадку костного мозга. В четверг наша подопечная улетает, попросим же Господа, чтобы он смилостивился над ней.
Хочу передать вам еще вот что. Одному из нас, еще мальчику, нужен специальный протез, который, к сожалению, тоже стоит денег. Я обращаюсь к вам, братья и сестры, войдите в положение ребенка. Кто из нас не хотел бы быть здоровым! Ходить, кататься на велосипеде, танцевать, бегать за девушками! У выхода вы увидите кружки. На них надпись: "Нога для Камиля". Будьте щедры, Господь Бог сторицей вознаградит вас за пожертвование! Только жертвуйте не корысти ради - жертвуйте от чистого сердца!
Ксендз Енджей осеняет себя крестом и опускается на колени перед алтарем. Не сумел он на этот раз найти достойных слов. Его до того растрогали последние события, что в голове все смешалось.
Пригласить всех на чай - вот и все, что он мог сделать. Уж теперь-то пани Марта никого не прогонит, а он обрадует друзей сообщением, что все в порядке. Иначе откуда им узнать, в костеле их наверняка не было…
Что ж, придется попросить Господа о снисхождении для них.
* * *
- Юлия, ты была на мессе? - Ксендз Енджей сердечно целует Юлию в обе щеки.
Как ребятки повзрослели! Время летит.
- Нет, - отвечает Юлия.
- Значит, со зрением у меня не так плохо, - обрадовался ксендз. - Я ведь тебя там не видел.
- Лучше наденьте очки! Надо же, неслух какой! И операцию все хочет перенести, а уже назначили на двенадцатое!
Пани Марта расставляет тарелки на столе: раз, два, сколько же гостей будет? Может, хоть они вразумят его? Она, конечно, ему этого не скажет, но где это видано, так наплевательски к себе относиться! Грех это.
- Грех разгильдяйства, - тихонько ворчит себе под нос пани Марта в надежде, что ксендз услышит. Пусть знает, она не дура!
Так и есть, услышал. По крайней мере со слухом у него все в порядке.
- Я знаю, знаю, пани Марта, я отложил операцию всего на несколько дней, - оправдывается ксендз Енджей. - Присаживайтесь, Буба не придет, до среды у нее обследование, чтобы там сэкономить…
Надежды Кшиштофа увидеться с Бубой рухнули. Ничего не попишешь. Кшиштоф улыбается ксендзу, а Енджей подмигивает ему в ответ. Будто напоказ.
Все всё заметили.
Какие такие дела могут быть у ксендза с Кшиштофом?
- Садись, Басенька, чего ждешь. Все равно никто не собирается менять желтые салфетки. - Себастьян отодвигает стул.
Бася глядит на него, а потом на стол. Желтые салфетки, желтые тюльпаны, крошечные белые нарциссы, все весеннее, предпраздничное. Вот и благоухающий пирог, испеченный пани Мартой. Несколько рук сразу же протягивают тарелки.
- И пусть, - произносит удивленная Бася. Желтое - это так красиво!
- Но ты так смотрела, - замечает Себастьян, - будто хотела меня треснуть. Кончай скандалить, садись к столу.
- Буба на это сказала бы, что мужикам она скандалы не закатывает. Правда, здесь таковых нет…
- Отлично приняла эстафетную палочку, дорогая, как на Олимпиаде. Смотри только не вырони.
- Лучше покрепче свою держи, - говорит Бася и сама себе удивляется.
- Дети, дети! - Ксендз Енджей встает и жестом показывает, что собирается говорить. - Вы понятия не имеете, какое благое дело совершили. Знаю, знаю, вы не желаете, чтобы я говорил на эту тему, но я должен. Ромек и Юлия, большое спасибо, знаю, как вам нужны деньги, тем благороднее ваш дар. Бася и Петрек, у меня работает ремонтная бригада, они мне кое-что остались должны, я пришлю их к вам через неделю, уложат кафель и недорого возьмут. Нельзя же вам ждать до Нового года, а то я совсем поседею, выслушивая ваши жалобы на ржавые трубы. Я ведь знаю, эти деньги вы предназначали на ремонт. Юлечка, чтобы это у меня было в последний раз! Носить такие суммы с собой! Никогда больше не делай так! Ты понимаешь? И особенно поблагодари свою матушку. Себастьян и Роза, вот, - Енджей достает из кармана пачку банкнот по сто злотых, - возьмите, я нашел недостающую сумму, а вам предстоит заняться… ну, построением своего будущего. Нет, это совсем другие банкноты, ваши пошли для Бубы. Отдаю их вам, ребеночку много чего понадобится… Это мой подарок. Не хотите брать? Хорошо, это будет первый взнос на протез Камилю. Только перестаньте жить во грехе… Когда свадьба? Деньги тут ни при чем, когда вообще? Не хотите свадьбы, я не настаиваю, хотя, конечно, с таким же успехом вы сейчас могли бы мне и по морде съездить. Вы, вдвоем, клянетесь перед Господом. Что же касается тебя, Кшись…
- Я же просил! - Побледневший Кшиштоф вскакивает, и ксендз Енджей умолкает.
Друзья переглядываются.
Что ж, никто никого не принуждал.
- В среду у нас, - объявляет Роза, - прощальная святая пятница. Придете?
- Я не смогу, завтра я буду в Варшаве, - говорит Кшиштоф.
- К сожалению, и на меня не рассчитывайте, - и Енджей опять подмигивает, - увидимся в аэропорту.
- В четверг, да? Кшисек, заезжай за нами. - Юлия торопится разрушить повисшее молчание.
- Я поеду прямо в аэропорт… - тихо произносит Кшиштоф.
- Не волнуйся, мы за вами заедем. - Роза тянет руку за третьим куском пирога и, встретив укоризненный взгляд Себастьяна, оставляет кусок на тарелке.
До чего же вкусный пирог. И как здорово - не думать о том, что там происходит с твоей талией.
Не морить же голодом ребенка, думает Роза. Надо попросить рецепт у пани Марты.
* * *
Господи, неужели мать не могла придумать ничего получше? Почему именно в Египет? Там же террористы, неужели она об этом не знает? Не лучше ли слетать в Грецию или на Кипр? Или поехать куда-нибудь в дом отдыха на Мазуры? Правда, на Мазурских озерах не очень-то тепло в апреле, не то что в Египте. И одна? И не скучно ей будет? Только бы благополучно вернулась!
И что ей в голову взбрело?
Еще отравится чем-нибудь!
* * *
Я и сфинкс. Интересно, почему эта мысль мне раньше не пришла в голову? Юлия перепугалась, а мне казалось - обрадуется. Пусть лучше собой займется. У меня ведь и времени не так много осталось. Юлия вроде и не замечает, что я в отличие от нее уже взрослая. И давненько.
* * *
Роман закрывает дверь. Юлия многозначительно смотрит на часы:
- Мы и так уже опаздываем.
Они сбегают по лестнице, стараясь не шуметь, но у пана Янека чуткий слух. Дверь его квартиры приоткрывается - как всегда, когда они приходят или уходят.
- Слышали историю про воров? - Не дожидаясь ответа, пан Ян выходит на лестницу и облокачивается о перила. Ему не терпится поделиться новостью. - Вы только поглядите, куда все катится. Блаженной памяти отец мой оставлял дверь квартиры незапертой, зная, что никому и в голову не придет в квартиру заглянуть. Четвертый номер, в этом доме. А сейчас? Что за времена настали!
Юлия бросает на Романа выразительный взгляд, но Роман бессилен.
- Украли машину, недалеко отсюда… А утром хозяева выходят - машина стоит вымытая, бак полный, внутри записка: простите, пожалуйста, это был вопрос жизни и смерти, благодарим за содействие и в качестве компенсации приглашаем вас в театр "Багателя".
- Вот видите, пан Ян! Мир не так уж плох, - улыбается Роман и ловко огибает пана Яна. Но тот успевает ухватить художника за локоть:
- А вот и нет! Значит, так, уважаемый. (Юлия в расчет не принимается, она женщина, пан Ян обращается к Роману как к единственному собеседнику.) Пошли они в театр, возвращаются, а из квартиры вынесено все подчистую… А вы говорите! Раньше ничего подобного и представить себе было невозможно! Жить не хочется в таком мире. Умирать не жалко, вот ведь досада!
* * *
- Басенька, опоздаем! Плюнь ты на этот чертов кафель! Нашла время! Рабочие придут только на следующей неделе!
- Петрек, иди сюда!
- Басенька!
- Какой кафель ты купил?
- Я уже объяснял тебе, произошла ошибка… И ты согласилась не менять его. Не начинай снова. Нас ведь ждут.
- Но, Петрусь, посмотри, что во второй коробке!
- И что ты туда полезла? С кафелем ничего не случится. Он уже несколько недель лежит себе и никому не мешает.
- Я хотела посмотреть, вдруг среди коробок появилось гнездо? Голубей жалко. - Бася глядит на Петра. - Оказалось, нет, не успели свить. Зато посмотри сюда!
И Бася показывает мужу плитку, о какой мечтала, - золотисто-коричневую, блестящую, с вкраплениями более светлого оттенка, с фактурой, как у дерева.
Удивленный Петр вскрывает коробки и всюду видит коричневый кафель. В каждую коробку вложен листок с печатным текстом. Петр подносит бумажку к глазам и читает:
- "Мы благодарим Вас за отличный выбор. Наша продукция своим отличным качеством славится во всем мире. Недавно мы запустили новую производственную линию. - Польских букв нет, отмечает Петр, и читает исковерканные слова: - Линию, которая випускает поцти цто зивой кафель. Пуст этот кафель освессяет Васу зизнь как солнце на Коста Браво! К каздым двадцати квадратным метрам насих изделий мы прилагаем в подарок коробку зелтого кафеля".
- И что теперь будем делать? - Бася готова расстроиться, она уже успела полюбить эти желтые плитки.
- Прекрати, - говорит Петр. - Все тебе не так. С тобой умом тронешься!
- Вот и тронься, - поощряет Бася, вместо того чтобы обидеться.
* * *
- Может, накрыть на террасе? - Роза смотрит на заходящее солнце. Какой чудесный апрель, месяц, когда расцветает новая жизнь, и весна берется за дело всерьез, и формируется целый год.
- Пока еще слишком холодно. - Себастьян встает у Розы за спиной, кладет руки ей на живот. Скоро, всего через несколько недель ребенок начнет шевелиться. Интересно, каково это - обнимать двух людей сразу: одного внутри, другую снаружи?
Подумать только, если бы он случайно не обратил внимания на объявление на столбе о поездках на лечение в Литву, что тогда было бы? Текст был составлен настолько двусмысленно, что у Себастьяна сразу же мелькнула мысль об аборте и о внезапном плохом самочувствии Розы. Какое счастье, что он не пропустил объявление, ведь вполне мог пойти другой дорогой или поехать на велосипеде… Сейчас, минуточку… Не так все было… Кажется, кто-то упоминал об этих поездках. Буба? Ну да, конечно. Это Буба ему подсказала. Любопытно, насколько твоя жизнь зависит от сущих мелочей - типа по какой улице пойдешь и кого на ней встретишь…
- Бабочек в животе сегодня чувствуешь? - спрашивает Себастьян.
There are some butterflies in my stomach - вспоминает Юлия. По-английски означает "мною овладела тревога". А по-немецки "заиметь мотыльков в животе" значит влюбиться. Вот если бы из всех языков мира взять только хорошее, теплое, ласковое и создать на этой основе один всемирный язык, в котором не было бы таких слов, как фальшь, война, насилие, беспокойство, ненависть…
Роман и Юлия глядят на Розу и Себастьяна. Как же красива Роза, странно, что они этого раньше не замечали.
- Привет, - тихо произносит Юлия. Роза оборачивается и улыбается:
- Я хотела на террасе, но Себек считает, там нам будет холодно.
- Возьми, это для ребенка. - Юлия протягивает Розе коробочку, в ней - ограненный хрустальный шарик, переливающийся миллионами радуг, пусть Роза его повесит над кроваткой, будет красиво, как в квартире Бубы.
Юлия подсаживается к Розе:
- Можно потрогать?
Живот совсем не заметен, будь на месте Розы Бася, никто и внимания бы не обратил. Но у Розы там уже не впадина, а легкая выпуклость. Совсем маленькая, но все-таки.
А, как известно, прикосновение к животу беременной приносит счастье.
- Конечно. - Роза с гордостью оголяет живот, почти совсем плоский.
Сейчас Розе больше всего докучают частые походы в туалет, словно соответствующего вместилища в организме и вовсе нет.
Буба смотрит на крошечные радуги: разлетелись по комнате в последних лучах заходящего солнца и пропали. Радуга - это важно, это самое главное.
- Ну, класс! - В дверях вырастает Бася. - Кто додумался?
- На радугах резвятся ангелы, - улыбается Буба, - шалят и кувыркаются.
- Ты хочешь нас убедить, что ангелы на самом деле существуют?
Буба пожимает плечами. Она не накрашена. Кожа у нее совсем прозрачная.
- Я часто вижу ангелов. Разных: херувимов, серафимов. Может, вскоре я их всех увижу. Всего шесть случаев излечения на сколько-то миллиардов, не забывайте…
- Буба, перестань, - просит Юлия. - Так уж и миллиардов! Ведь не все народонаселение принимается в расчет, только больные, у кого есть этот чертов рак почки!
- Там, где шесть, будет и семь, и восемь, и девять. Бесконечное множество. Буба, ты же сама говорила, что миллион начинается с единицы!
Наступает тишина.
- Жаль, Кшисека нет, - говорит Роза, чтобы прервать молчание.
- Кстати, насчет Кшисека. Я ведь вам не рассказывал, пришел договор из его фирмы. - Петр кладет руку на Басино плечо. - Знаете, сколько мы заработали на его рекламной кампании? Только Бася не хочет признаться, что это все она…
Бася стряхивает с плеча ладонь мужа. Ну что он кривляется, она ведь уже со всем примирилась. А было на что обижаться: мало того, что снял ее без разрешения, так еще и передал фотографии Кшисеку. Провернул все у нее за спиной, а сейчас, вон, совестно. Только она не станет старое поминать. Теперь они не только смогут справиться с ремонтом, но и внесут первый взнос за машину.
Петр не знает, почему Бася скрывает, что это она дала свои снимки Кшисеку. Впрочем, такие мелочи уже не имеют значения. Он всегда гордился этим фото.
- Знаешь, Петрек, когда живешь с женщиной, нельзя ни на минуту забывать, что она понимает тебя совсем не так, как ты себе навоображал. - Себастьян ставит на стол салатницу. В ней лечо, приготовленное им под диктовку Розы. Он страшно горд. Первый раз он приготовил нечто острое. Мать не ест острого.