На обед были говяжьи ребра. Клему выдали разделочный нож и старый брусок Рона для заточки. Из столовой принесли тяжеленный набор ножей, высокие стаканы. На скатерти уже разместились бутылки вина; принесенные Клемом желтые розы стояли в вазе по центру и осыпали лепестками тарелки. Клэр сидела рядом с Рэем. С другого конца стола Клем слышал, как Рэй рассказывал ей что-то о крошечных лягушках, живущих в песчаных пустынях Калифорнии и вылезающих на поверхность во время дождя. Он разговаривал с Клэр так, будто с ней ничего особенного не происходило; Клем еще не разобрался, служила ли тому причиной деликатность или простая невнимательность, но был ему за это благодарен. Он поинтересовался у Фрэнки, чем Рэй занимается. "О, всем понемножку", - тут же ответила она, стряхивая пепел, словно приправу, на край тарелки. Сидящая справа от Клема Лора фыркнула, и он вспомнил, что, отвечая на тот же вопрос, она не менее выразительно заявила: "Ничем, ничегошеньки он не делает!"
Уже вечерело, когда они, покончив с обедом, сложили грязные тарелки в мойку и вернулись в гостиную. Лора включила телевизор и уселась на диван, обняв Клэр за плечи. Рэй прикорнул в кресле. Кеннет, облаченный на этот раз в непромокаемую куртку отца, отправился на очередную прогулку. Фрэнки и Клем пристроились у окна в глубине комнаты. Пригнув голову, Фрэнки продемонстрировала татуировку на шее - голубое сердечко размером с детский ноготок - и намекнула, что сделала по просьбе Рэя еще и другие, в более интимных местах. Похоже, ей хотелось убедить Клема, что, хотя на вид все было не совсем так, их отношения были не просто близкими, а самыми что ни на есть тесными. Скачки на экране приближались к захватывающему финалу. Кивнув головой в сторону дивана, Клем поинтересовался, не знает ли Фрэнки поблизости какую-нибудь приличную парикмахершу.
- Во Фромме есть "Донателло", - сказала Фрэнки, - Мама туда уже сто лет ходит.
- Можно к ним записаться?
- Это же Фромм. Естественно, можно. Если пару недель потерпите, я сама ее отвезу.
- Ты опять приедешь?
- Послушать нравоучения священника, - сказала она.
Ему-то, казалось бы, какое дело?
- Я могу съездить с Рэем в Бат за костюмом.
- Выбери что-нибудь посимпатичнее, - сказала она. - Только не очень дорогой, - Она сорвала обертку с очередной пачки сигарет. - Свадьбу фотографировать ты, естественно, не хочешь?
- Честно говоря, нет, - сказал Клем.
- Нет, - повторила она, - Я так и думала. Не можешь снимать, когда в тебя никто не целится.
- Боюсь, что фотографии плохие получатся, - ответил он.
- Врун, - сказала она. - Бессовестный врун, - И предложила ему сигарету.
Рэй проснулся, и они пили чай. Когда с чаем было покончено, Фрэнки разлила всем по стаканам спиртное. Без малейшего интереса они просмотрели программу церковного пения, начало мыльной оперы о болтливых находчивых героях, жизнь которых состояла сплошь из проблем и комических катастроф. Внезапно показавшееся из-за облаков солнце наполнило гостиную вечерним светом.
- Нам пора, - вставая, сказала Клэр.
- Пора? - глядя на Клема, переспросила Лора.
- Да, - сказал Клем. - Действительно пора.
Он отыскал на спинке стула в кухне свой пиджак. Остальные вышли в коридор попрощаться.
Лора передала Клему пакет с остатками говядины.
- Сделаете себе отличные бутерброды, - сказала она.
Клем сжал ей руку.
- Не забудь записаться к Кроули на прием, - напомнил он.
Она пообещала, что не забудет.
В этот вечер, на даче, разыскивая по карманам зажигалку, Клем обнаружил в боковом кармане белую открытку с надписью, сделанной золотыми чернилами, какими пишут на подарках. Прочитав, он взял открытку и показал ее Клэр, которая, сидела у обогревателя с кружкой подслащенного молока. Он прочел ее еще раз, вслух:
- "Неподалеку от Пикоты, на юге Португалии, пропавшая девять дней назад шестилетняя Луна Варгас была обнаружена живой на дне сухого колодца в двенадцати километрах от ее родной деревни. Вызванный на место происшествия доктор Пирез установил, что, за исключением нескольких синяков и царапин, девочка совсем не пострадала, и назвал ее спасение чудом!"
- А-а, знаю, - сказала Клэр, - У меня тоже одна есть.
Пошарив в кармане плаща, она вытащила еще одну открытку и подала Клему.
Проведенная в японском городе Осака шестнадцатичасовая операция по пришиванию женщине руки, отрезанной в результате неосторожной езды на велосипеде, завершилась полным успехом! Еще до следующего дня рождения двадцатилетняя студентка-филолог Идзуми Кудзуу надеется вновь крутить педали!
- Откуда они взялись? - крутя открытки в поисках разгадки, спросил Клем.
- Это Рэй, - сказала Клэр, - Я видела, как он засунул одну в карман твоего пиджака, когда ты ходил в туалет.
- Рэй?
- Фрэнки выходит за Дон Кихота, - сказала она.
19
Рано утром в понедельник, едва забрезжило, приехали трубочисты - пожилой мужчина с забитыми угольной пылью легкими и сонный, нелюбопытный мальчик. Мальчик нес инструменты - огромный, похожий на слона Макса Эрнста пылесос. Хотя ночи стояли теплые и холодов еще не ждали несколько недель, по вечерам Клэр куталась в свитера и кофты, и струйки тепла от электрообогревателя, похоже, помогали мало; им явно пошел бы на пользу дополнительный источник тепла и света (да и то сказать, живой огонь спасал человечество от страха тьмы двести с лишком тысяч лет). Обращаясь к Клэр, мужчина назвал ее "миссис Гласс". Клем налил ему чаю; не давая кипятку остыть, он начал пить, с шумом втягивая жидкость сжатыми в трубочку губами, потом закашлялся и сплюнул в носовой платок. Отвечая на незаданный, подразумеваемый вопрос, он сообщил, что ни разу не находил спрятанных в дымоходах сокровищ.
- Только сажа да мертвые птицы. Остальное - сплошная брехня.
Еще с тех времен, когда деревню окружали шахты, на улице осталась лавка угольщика. Позднее, тем же утром, Клем купил у него двадцатикилограммовый мешок угля и, как спящего ребенка, принес его на руках домой. При первой попытке затопить в сумерках камин комната наполнилась клубами воняющего бензином дыма, но спустя час, после усердного раздувания и махания газетой, потратив уйму спичек и еще несколько спиртовых кубиков, ему удалось разжечь маленький огонек, и от углей пошло ровное тепло. Клэр пододвинула стул поближе и протянула к огню руки.
- Спасибо, - сказала она и допоздна сидела, глядя, как рассыпается искрами и сгорает в золу уголь; иногда она называла цвет огня. Медный, фиолетовый, зеленоватый. Багровый, яично-желтый. Пурпурный.
Когда пришло время спать, они опять читали путеводитель. Во вторник была поездка в Сорренто. В среду - Калабрия. В четверг они прибыли на северное побережье Сицилии. Ночью она спала по десять, иногда двенадцать часов, и еще устраивалась соснуть на пару часов после обеда. Трудно было поверить, что можно столько спать, но, видимо, ей это было необходимо. Наверное, это и был "обильный отдых", о котором говорила Лора, необходимый, чтобы улеглось колебание элементарного химического баланса и наступил поворот к выздоровлению.
Во время посещения больницы в пятницу Клема, вопреки его надежде, не пригласили в кабинет доктора Кроули. Пришлось посидеть с недужными местными жителями, листая помятые журналы. Он обратил внимание на то, что выходящие после приема пациенты стараются не встречаться глазами с ожидающими собратьями, словно пытаясь поскорее забыть недавнее вынужденное соседство и неприятный факт того, что, заболев, тело неизбежно становится предметом обозрения посторонних.
Клэр вышла, когда он перечитывал в дальнем конце приемной памятки о здоровом образе жизни.
- Ну что? - спросил он.
- Тяжко, - уронила она, но, когда позже, по дороге домой, она предложила помочь ему с обедом (может, по совету Кроули?), он понял, что "тяжко" здесь - не просто усталость и недуг, но еще и что-то нужное.
- Я нашел в огороде кустик шалфея, - сказал он, - Можно приготовить макароны с перцем, маслом и листьями шалфея. Хочешь?
- Да, - сказала она. - Я проголодалась.
Придя домой, она прилегла отдохнуть в спальне, потом спустилась вниз и начала хлопотать на кухне.
- Джейн была мной довольна, - сказала она, раздавливая рукояткой ножа чесночную дольку.
- Джейн?
- Ее так зовут. Джейн Кроули.
- Она права.
- Ты правда так думаешь?
- Конечно.
- Ты думаешь, что я сильно поправилась, но ты не видел меня вначале. Какая я тогда была.
- Угу.
- Тогда со мной была только Фиона. Тебе она не нравится, но она единственная помогла мне тогда.
- Я ей очень благодарен за это.
- У тебя тогда была работа.
- Работа, да.
- Я сказала Джейн, что ты купил глазные капли.
- А она что?
- А что она должна была?
Он пожал плечами.
- Ну, может, похвалила и меня тоже.
За ужином он упомянул Фрэнки и Рэя.
- В следующую пятницу они опять приедут, - сказал он.
- Я знаю.
- Я сказал, что съезжу с Рэем в Бат в субботу, после того, как они сходят к священнику. Помогу ему выбрать свадебный костюм. А ты, может, с Фрэнки побудешь?
- Вы так договорились? - спросила она.
- Вы можете съездить куда-нибудь женской компанией, - предложил он.
- В Бат?
- В Бат или Фромм. Фрэнки спрашивала, не хочешь ли ты сходить в парикмахерскую. Там есть одна, куда Лора ходит. "Донателло".
- Это Фрэнки предложила?
- Ты не хочешь постричься?
- Если ты думаешь, что стоит, я постригусь.
- Как хочешь, - сказал он. - Это не так важно.
Он опасался, что нарушил хрупкое вечернее настроение, но после ужина они, усевшись вдвоем у камина, слушали радио: кинообозрение, программу воскресных спортивных состязаний, потом комедийную викторину. Клэр прыснула, и звук ее смеха поразил их обоих. Этим вечером он, как и прежде, старался уберечь ее от новостей - тревожных событий в мрачном сопровождении комментариев и мнений. Одновременно он берег и себя, легко воображая материал, глухим эхом вторящий кровавой неразберихе, поучаствовать в которой приглашал его Тоби Роуз.
В субботу вечером из телефонной будки у почты Клем позвонил на остров. Отец был в Бервике. Клем оставил ему сообщение (надеясь, что собеседнику известно достаточно об их семье, чтобы понять и передать суть), осторожно намекнул на улучшение, но не скрывал необходимости быть начеку.
На следующее утро пришел Кеннет. Он помог Клему разжечь в глубине сада костер, туда полетели обрубленные сучья, обломки парника, десяток сваленных кем-то в кучу деревянных ящиков, старая гнилая дверь, плети вьюнка. К вечеру появилась Лора, и они пекли в горячей золе картошку, пили вино и вспоминали прошлое, которое казалось нынче таким беззаботным.
- Кожа у нее стала гораздо лучше, - сказалаЛора, когда вечером Клем отвозил ее и Кеннета домой. - Тебе не кажется? Да вы оба выглядите гораздо здоровее, чем когда приехали. Ты не представляешь, как я о вас тогда беспокоилась.
Это верно, у Клэр с лица почти пропали сухие, болезненного вида пятна, со щек исчезла явно нездоровая бледность. Да и он, работая на свежем воздухе, загорел, чувствовал себя бодрее. Это было приятно, в голове начали бродить мысли о будущем, идеи, порожденные, казалось, совсем не тем сознанием, с которым он сжился, вернувшись из Африки. Может, он немного научился забывать? Разве это возможно? Казалось, будто здесь, на даче, с Клэр, Лорой, Кеннетом, день за днем занимаясь незамысловатыми хозяйственными делами, он попал в медленное течение, все дальше уносящее его от кровавого смрада, мертвого взгляда мальчика, упорно избегаемых Сильверменом умозаключений. Так что же, он действительно забывал? Неожиданно его осенило (когда он переносил в глубину сада, подальше от глаз, оставшиеся от разрушенной веранды бетонные блоки), что, может, несмотря на кажущееся противоречие, самая главная задача памяти - это забвение, бесценный, уникальный механизм медленного исчезновения знаний и опыта.
Подумалось (кольнуло): не открыть ли коричневый конверт, не посмотреть ли снимки в бумажнике, - но он отложил это опять.
В начале следующей недели окрестности заволокло странным густым, влажным туманом, холодящим кожу, пахнущим речной дельтой и Северной Атлантикой. Колокола аббатства и деревенской часовни отбивали часы унылым звоном буйков ограждения. Клэр не вылезала из постели. Клем сидел внизу, пил кофе чашку за чашкой и курил. Даже радиоприемник, казалось, чувствовал изменение погоды. Он трещал, бубнил негромко, потом начинал грохотать. Клем прочистил каминную решетку. Зола была того же цвета, что и туман.
К полудню туман рассеялся. Скрывавшийся день оказался изящно-голубым, прохладным, легким. Спустившись вниз в пальто, Клэр присела на пуфик снаружи у выхода в сад, пока Клем перетаскивал оставшиеся блоки (он уже догадался, что яма, куда он их складывал, образовалась в результате проседания, но помалкивал об этом). Вокруг жимолости продолжали кружить несколько пчел. На ветвях растущей за забором соседской яблони еще осталось несколько коричневато-зеленых яблок. Сорвав веточку розмарина, Клем передал ее Клэр. Она ущипнула ее изгрызенными ногтями, поднесла к носу. Он начал проверять ее знание растений, хотя самому ему они были известны только благодаря табличкам прежнего жильца. Но она назвала большинство правильно. Потом они, неторопливо перебрасываясь репликами, словно теннисным мячом в легкой партии, начали вспоминать сад в Бристоле - тридцатиметровый, образцово ухоженный участок, простирающийся от дома в сторону дороги, парка и кирпично-красного железнодорожного моста. Уклон лужайки позволял катиться по ней кувырком, подминать, набирая скорость, траву и упиваться чудесным зеленым запахом. Отец всегда был, да, несомненно, и сейчас остается умелым садовником, но сад всегда был Норин. Даже полностью ослепнув, она опускалась перед клумбой на колени на желтую поролоновую подушечку и перебирала голыми пальцами листья и стебельки, выискивала на ощупь и вырывала сорняки; голова ее при этом была повернута в сторону и чуть-чуть наверх, а лицо выражало абстрактную сосредоточенность, словно она прислушивалась к таинственной, слышной только незрячим мелодии.
- Ты похож на нее, - сказала Клэр, когда Клем устроился рядом с ней на перекур. - Больше, чем я.
- Думаешь?
- Такой же целеустремленный.
- Ты имеешь в виду - упрямый?
- Упорный.
- Упрямый!
- Ну да, упрямый, - улыбнулась она, - Упрямый до ужаса.
- Интересно, что бы она сказала, если бы увидела нас сейчас.
- Расстроилась бы.
- Думаю, что нет.
- Погнала бы нас метлой.
- Метлой? - рассмеялся он. - Ну уж, вряд ли. А может, мы помним ее совсем по-разному?
На следующее утро, во вторник, он предложил устроить пикник. Клэр сказала, что у нее нет настроения. Он повторил предложение в среду, и на этот раз она согласилась. Они наготовили бутербродов из всего, что оставалось в холодильнике, - выщербленного куска сырной головки, остатков луковой приправы, листьев салата, ветчинного паштета, половинки свеклы, капусты в майонезе. Потом залезли в машину и отправились к югу. Сделав петлю вокруг Мендипс, все больше запутываясь в безымянных дорожках, они наконец припарковались на обочине возле каких-то деревянных ворот, перелезли через них и по заросшей тропинке вышли к лежащему у пруда стволу поваленного дерева. Тут они расстелили плед и присели перекусить. Съев бутерброд и выпив немного холодного чая из термоса, Клэр прилегла на пледе соснуть. Во сне она немного плакала. Клем хотел было разбудить ее, но потом решил, что, может, ей нужно было поплакать - может, страдание, страх или еще что выходили из нее слезами, как яд. Он оставил ее, и вскоре слезы высохли. Несколько минут Клем следил за полетом двух стрекоз, охотящихся над прудом за собственными отражениями, потом и на него навалилась сонливость, и с приятным ощущением, что можно позволить себе расслабиться, он прислонился спиной к стволу дерева и под монотонное воркование диких голубей погрузился в забытье.
Когда Клем открыл глаза, солнце уже опускалось и лужайку пересекали тени. Присев на корточки на зеленом пятачке у пруда, Клэр рассматривала что-то в воде, видимо, свое отражение. Потом она растопыренными пальцами, как граблями, прошлась по воде и резко поднялась.
- Все в порядке? - спросил он.
- Нормально, - ответила она.
Запаковав остатки пикника, они вернулись к машине, испытывая некоторую неловкость друг перед другом.
В эту пятницу завсегдатаи желто-голубой приемной (вся неделя размечалась этими посещениями) кивнули Клему с узнаванием. Молодая мама, покалеченный старичок с забинтованной до плеча рукой, астматический подросток, краснолицый, похожий на спившегося актера мужчина приблизительно одного с Клемом возраста. Их мимолетные приветствия - краткие и смущенные - были почти подсознательными. И опять он надеялся, что его пригласят в кабинет, но Клэр появилась уже через двадцать минут, и они зашагали домой, озаренные лучами вечернего солнца, то и дело останавливаясь сорвать ягоду с придорожных кустов ежевики.
Этим вечером, пресытившись итальянскими курортами и пляжами, они начали читать новую книжку, "Сидр у Розы", - старое школьное издание для пятиклассников, которое Клем взял с книжной полки Фрэнки, когда ставил на место путеводитель. В ней не было масляных отпечатков пальцев. Пометки на полях сводились к нескольким карандашным знакам вопроса, неизвестному телефонному номеру и написанному с ошибкой слову "пасторальный" наверху второй страницы. Он читал с полчаса ("меня, трехлетку, привезли сюда на телеге; так, с чувства ужаса и растерянности, началась моя жизнь в деревне…"), потом, погасив верхний свет, прошел в гостиную и вымыл оставшуюся от ужина посуду.
Без пятнадцати час он включил радио и выслушал прогноз погоды для моряков, следуя за путеводной нитью дикторского голоса по часовой стрелке вокруг побережья, особенно прислушиваясь к местам, где жил отец, - Кромарти, Тайн, Доггер.