Но первый шаг к своему позорному изгнанию он сделал сам. Через день или два его посетила мысль, что заглянуть в бардачок или под сидение – это совсем не большой грех. То есть вообще не грех: просто посмотреть, что кладут туда люди, которые могут выложить за устранение маленькой царапины на дверце или крыле больше месячной пенсии его родителей, кому от этого станет плохо? Ну и… поскольку чаевые явно не торопились превращаться в правило, стильные солнцезащитные очки с узкими дымчатыми стеклами ему уж никак не могли показаться лишними к следующему лету.
Потом был маленький калькулятор "Сони".
Иногда попадались деньги – в основном мелочь. Но однажды у него прямо дух захватило при виде пятисот долларов, выглядывавших как роскошная закладка из дорожного атласа, который лежал за дверцей бардачка. Это случилось за день до того, как он попался на горячем. Одну из сотенных купюр Влад аккуратно извлек двумя пальцами; иногородние номера "джипа-чероки" возымели магически ободряющее действие.
Глупый прокол. И случился-то по его собственной вине. Впрочем, где-то на подсознательном уровне Влад давно понял, что идиллия не может длиться вечно. И перед ним два пути: либо остановиться самому, либо рано или поздно его кто-нибудь уличит (и благо еще, если это будет кто-то из своих).
Он решил добросовестнее исследовать пространство между передними сидениями, потому что ему показалось, будто… ладно, с некоторых пор он просто не оставлял ни одного укромного местечка, если туда было можно сунуть нос, вот и все. А то, что он при этом умудрился каким-то непостижимым образом зацепить локтем клаксон, было просто чертовским невезением. И просто привлек внимание крутившегося неподалеку директора всей этой славной шараги, да еще застрял в салоне с выставленной наружу задницей, паникуя и обливаясь литрами пота. А тот просто поманил его пальцем, приглашая следовать за ним в конторку.
– И много успел? – Не дожидаясь, пока Влад ответит, директор занялся какими-то бумагами у себя на столе. – Пошел вон.
Просто лоханулся.
Что ж, он и не помышлял убиваться из-за таких пустяков (особенно, если не возвращаться к унизительному эпизоду в конторке), совсем другое дело – как сообщить об этом родителям. Опустив кое-какие детали, разумеется. Сотня из "джипа-чероки", конечно, настраивала на более оптимистический лад, давая оттянуть на некоторое время неприятный момент… и вообще, почему бы не подыскать за этот срок другую работу, так? И все шито-крыто.
Вот только идея новой работы Влада не слишком зачаровывала, по крайней мере, сейчас. Нужен был тайм-аут.
С такими мыслями он возвращался домой в тот день. Где-то уже на подходе к дому Влад спохватился, что ничего не придумал с пакетом в руке, где лежала его сменная одежда и пара резиновых сапог. Обычно он оставлял это в шкафчике на работе. Но работы больше не было. Пройдя шагов двадцать, Влад нашел выход, на его взгляд вполне уместный в сложившихся обстоятельствах – отправил содержимое пакета в ближайший мусорный контейнер. Теперь он может по-прежнему не брать с собой ничего по утрам, кроме обеда, когда будет… хе-хе, уходить на работу.
Потом он вспомнил, что вернется домой значительно раньше обычного. Это было нехорошо, потому что могло вызвать ненужные вопросы. Свернув пакет и засунув в карман куртки, Влад зашагал в противоположную от дома сторону.
Он вновь ощутил то слегка уже подзабытое чувство, которое всегда испытывал, если решал прогулять занятия в школе. Оно было совершенно особенным и приятно перебирало нервы холодными пальцами, как гитарные струны; и лишь становилось сильнее оттого, что никто не знал, чем он занимается. Чувство двойной жизни.
Влад никогда особо не интересовался игрой на автоматах: во-первых, у него крайне редко водились карманные деньги, а во-вторых, он находил данный способ их просаживания слишком глупым (гораздо приятнее было их потратить на что-то более… ощутимое, что ли; например, на банку пива, если был уверен, что запах успеет выветриться до прихода домой, или на сигареты, но с тем же условием). Но в этот раз в своих бесцельных блужданиях по Львову, заметив павильон зала игровых автоматов, решил зайти. Излишек времени все еще составлял более часа, а вновь обретенный статус двойной жизни содействовал некоторому плюрализму взглядов.
И что являлось, может быть, самым важным – у него были деньги.
Он дал себе слово, что ни при каких обстоятельствах не станет играть, и переступил порог, не подозревая, что меньше чем через сорок минут произойдет его полное обращение в новую веру.
Помещение наполняли перезвон и щелканье многочисленных игровых устройств, расставленных по периметру вдоль стен: рулеток, покера, одноруких бандитов и прочих придумок для выуживания денег из карманов тех, кто пришел с намерением их пополнить – за счет тех, кому везло меньше; странно вписываясь в гул голосов, звучала попсовая музыка; в сизо-табачном воздухе витал дух пива и азарта. И только люди казались менее реальными, как персонажи некоего действа, происходящего во сне. Для Влада это было подобно вступлению в терра инкогнита.
Какое-то время (он очень скоро открыл для себя, что здесь время неслось в совершенно ином темпе, чем во внешнем мире) Влад наблюдал за игрой посетителей, переходя из одного места в другое. Пока, наконец, его внимание не привлекли автоматы типа "покер", которые казались Владу наиболее интересными и создавали почти нерушимую иллюзию влияния игрока на конечный результат. В итоге он подумал, что ничего страшного не случится, если немного поиграет сам.
Следующий этап можно было бы назвать пробуждением. Такое случается, когда человек внезапно приходит в себя и обнаруживает, что не может толком определить, сколько минуло времени и четко вспомнить свои действия. В таком же положении, наверное, не раз оказывался Бостонский Душитель. "Какого черта я еще здесь делаю?" – подумал Влад, глянув на часы и выяснив, что должен был явиться домой два часа назад. При этом он не сумел бы точно сказать, сколько раз уже успел смотаться в обменный пункт, чтобы поменять очередную дозу долларов. Он с ужасом подсчитал, что сотня баксов не просто значительно потеряла в весе – она таяла прямо на глазах: к этому моменту у Влада оставалось сорок пять долларов… всего сорок пять! Разве столько раз он говорил себе: "Ну, еще разок и все", прежде чем снова сбегать к обменнику? Этого просто не могло быть. Это невозможно. Но это было именно так. Память нехотя, кусками начала возвращаться к нему, как к страдающему амнезией. Боже, что он наделал!
Но это было еще не все. Сквозь отчаяние, сквозь страх неизбежности того дня, когда он должен будет принести деньги домой (или сообщить правду о том, что его вышибли с работы с удержанием всего жалования), сквозь тошное чувство напрасно потерянных денег и жалость к себе – Влад уже точно знал, что завтра придет сюда снова. И опять, и опять…
Он стал приходить каждый день, не редко простаивая излишек лимитного времени с абсолютно пустыми карманами и наблюдая за игрой других. Спустя несколько дней Влад начал легко узнавать в лицо постоянных членов местного клуба "севших на кнопку" (как он окрестил их про себя), но сойтись с кем-нибудь близко не стремился. Они тоже не проявляли инициативы. Здесь нарушением этикета являлись иные вещи.
От скорого (и, думается, неизбежного) краха Влада спасла лишь вынужденная мера брать с собой строго ограниченный запас денег, а постоянное присутствие дома матери страховало от того, что, проигравшись в пух и прах, он не бросится за ними средь бела дня. В выходные было сложнее, но он сумел это как-то преодолеть.
Один раз ему посчастливилось пробить на удвоение пять раз подряд выпавший "фулл хаус" и даже хватило ума не зарываться и слить выигрыш в кредит. Это был единственный раз, когда Влад вернулся вечером домой, имея в кармане больше, чем утром. Точнее говоря, вообще что-то имея. Как-то игрок, из тех, что постоянно вертятся в зале, заметил (несколько нарушив местные правила хорошего тона), что главная проблема в игре Влада – мелочность, поэтому он пытается слишком много выжать из ерунды, и, как правило, "сгорает", зато не видит по-настоящему хороших моментов.
День X близился, а Влад все еще не знал, что делать. Даже подспудный страх не помешал двум неделям слиться в сплошную полосу игры (дзинь-тринь… тринь-дилинь), которую прерывали лишь редкие моменты прозрения.
Потом наступила суббота, когда он унес последнюю заначку, оставшуюся от сотни. Развязка должна была наступить в понедельник, максимум на день-два позже, если бы Влад сочинил какую-нибудь отговорку.
Он зашел в зал и направился к автомату, на котором играл чаще всего – не то чтобы Владу на нем больше везло, просто нравилось его расположение в углу. Он не строил надежд. Нет, серьезно, даже не помышлял. Это была игра – его Игра.
И тогда услышал голос.
Когда Влад миновал большое серое здание Главпочтамта, ему на лицо упали первые капли дождя. Прохожих на улице заметно поубавилось. Свернув на улицу Коперника, Влад замедлил шаг; усиливающийся капельный десант, падающий с неба, его не волновал. Уже в который раз прикинул в уме выигрыш, – получалось, денег было больше, чем две недели назад. Ненамного, но больше.
Тринь-дзинь… тринь-дилинь…
Мелькающий мастями экран все еще стоял перед глазами, накладываясь на темную улицу, как картинка слайдера.
Дзинь-тринь… дилинь-дзинь…
Двойная жизнь продолжается, не так ли? Послезавтра, то есть в понедельник, он устроит торжественное вручение… нет, он просто как обычно вернется вечером домой и скромно кинет бабки на стол: "Я там немного заработал". Вот так, без всяких претензий. Скажет только это и больше ничего. Как будто речь идет не о его первых заработанных в жизни деньгах, а о чем-то несущественном, вроде яичницы. "Я там немного заработал", – и все. А потом отправится смотреть телевизор. Гм, нужно будет так и сделать.
Тринь-дилинь… дилинь-дзинь…
Но завтра он обязательно сходит в зал, вдруг вспышка интуиции, как сегодня, произойдет снова (или его посетит Дух Великого Игрока).
Тринь-тринь… тр-р-р-ра… клинк-дзин-нь…
Дух Великого Игрока! Это круто. А если везение продолжится… Влад услышал, что его кто-то догоняет. Но решил не оборачиваться назад: какое ему дело? Важно повторится ли завтра… Их там сзади, кажется, двое.
ДЗИНЬ!
За секунду, как они поравнялись, Влад сбавил шаг, чтобы пропустить идущих вперед. "А может, преподнести мамаше какой-нибудь презент, не слишком дорогой, пускай пустит слезу…" – успела мелькнуть мысль, прежде чем один из догонявших на шаг оказался впереди, другой что-то замешкался. Маленький такой презент. Почему бы и нет, утрет этому старому козлу…
– Опа! – Обогнавший Влада резко обернулся и они едва не столкнулись.
– Ты? – Вырвалось у обоих почти одновременно.
Влад первым протянул руку бывшему однокашнику. Тот ее небрежно потиснул и глянул за спину Влада, усмехаясь своему попутчику. Оборачиваться назад Владу что-то совсем не хотелось.
– Как жизнь? – спросил он.
– Мал-помалу, – бывший однокашник, которого звали Стасом, пожал плечами с резко заскучавшим видом. – Может, стоит отметить встречу, как считаешь?
– Да я, вообще-то… – улыбнулся Влад, – тороплюсь домой.
– А мы – нет, – внезапно рассмеялся Стас и добавил, как-то странно подмигивая: – Твое присутствие не обязательно.
Его спутник фыркнул следом. И Влад вдруг все понял: знают. Они знают, потому что такие, как эти, всегда знают – каким-то особым внутренним чутьем.
Он шмыгнул носом, втянув сопли, и ощутил, как густая слизь медленно опускается в горло.
– Не жмись, Тюфяк, – все еще улыбаясь, сказал Стас, почти дружески.
"Тюфяк" было дурным знаком – погоняло, которое чаще других заменяло ему в школе имя. Особенно в старших классах, когда у большинства парней начали стремительно развиваться настоящие мужские мышцы, а у него стремительно – брюхо да задница. "Тюфяк" было совсем нехорошо, тем паче сейчас, на темной пустынной улице в компании таких ребят, как Стас.
– Хорошая была игра, – сказал тот, что стоял сзади. Влад повернул голову и увидел парня в синей балониевой куртке из зала автоматов; только уже без неизменной банки пива.
– Что…
И Влада согнуло пополам от взрыва нестерпимо огромной боли в паху, потому что в этот момент Стас ударил его ногой. Осев на мокрый тротуар, Влад даже не почувствовал, как парень в синей куртке успел обшарить его карманы и вытащить деньги, только увидел, что сложенные купюры передаются из рук в руки и исчезают за пазухой Стаса.
От умопомрачительной боли Влад не разобрал слов, которыми обменялись бывший однокашник и парень из зала, прежде чем отправиться своей дорогой. Проходя мимо, тот пинком отбросил ногу Влада, выставленную поперек тротуара.
А Стас, не оборачиваясь, махнул ему рукой:
– Бывай, Тюфяк, держи кол дыбом.
Влад беззвучно открыл рот, зажмурился и прижал затылок к холодной и твердой стене дома. Казалось, все случилось мгновенно. Вот он шел, унося в кармане выигрыш, о котором донедавна не смел даже мечтать и который решал почти все его проблемы, и вот уже…
– О Господи… – он чувствовал, как промокают насквозь штаны на заднице и стремительно распухает мошонка.
Потом заплакал.
Глава 2
Через пять минут, все еще всхлипывая и корчась от боли в пухнущих яичках (а они продолжали пухнуть, и пухнуть… будто спеющие с невероятной скоростью сливы), Влад, наконец, заставил себя подняться на ноги и заковылял по улице, затуманенной дождем, проклиная мучительные спазмы в паху, мокрую задницу, собачье дерьмо, в которое он вляпался правой рукой, когда упал на тротуар, и измазал рукав куртки до самого локтя, потому что не сразу заметил; проклиная Стаса и ему подобных, проклиная погоду и собственных родителей, хотя сейчас они были совершенно ни при чем, проклиная все на свете игровые автоматы и ублюдков, которые их выдумали… проклиная чертов голос, позволивший ему выиграть и начать строить далеко идущие планы…
Да, во всем был виноват этот гребаный голос – сраная интуиция или что бы там ни было – его подставили, дали ощутить вкус победы, а потом грязно кинули, врезали по яйцам и заставили вываляться в собачьем дерьме…
Пройдя шагов двадцать, каждый из которых отдавался упругими толчками боли аж в желудке, он остановился у входа в закрытый фотосалон "Кодак" и разрыдался с новой силой.
Мимо на большой скорости пронеслась машина, обдав его брызгами грязной воды, скопившейся от дождя в длинных узких лужах вдоль бровки тротуара, и ослепив фарами. Влад выкрикнул ругательство и погрозил вслед удаляющимся красным габаритным огням. Но после этого начал понемногу успокаиваться.
Влада дважды вырвало до того, как он преодолел половину оставшегося пути. Голова прояснилась, но идти становилось все труднее. Он испугался, что вообще не сможет добраться домой. Чтобы двигаться дальше, ему пришлось ослабить ремень и приспустить брюки вниз, освобождая больше места невероятно раздувшейся мошонке (ее разнесло, по меньшей мере, раза в три!). Влад, понимая, что сейчас не время и не место размышлять о подобных вещах, все же подумал: теперь, весьма вероятно, он навсегда останется девственником, потому что…
Потому что наверняка тот придурок ему что-то отшиб внутри, что-то там лопнуло, оборвалось… Иначе просто и быть не могло. Он не знал, как сумеет вынести такую боль, если она станет еще хоть чуточку сильнее.
Потом он подумал о родителях. Мысль о том, что двери ему откроет мать (или отец) и увидит в таком виде, Владу показалась абсолютно недопустимой. Меньше всего ему хотелось вступать в объяснения: что угодно, только не это. Подобного на сегодня он просто не выдержит.
Влад попытался нашарить в кармане штанов свои ключи от квартиры, и в какой-то момент ему показалось, что их там нет, – наверное, могли вывалиться, когда тот тип в синей куртке обшаривал его карманы. Или позже, когда он уже оказался на тротуаре, а потом, естественно, ничего не заметил. Но он нашел ключи в другом кармане. Владу удалось их нащупать, и он тут же вскрикнул, нечаянно задев выпирающее болезненное образование между ног размерами с грейпфрут.
Некоторые прохожие оборачивались ему вслед, заметив парня, идущего странной походкой, когда Влад пересекал людные места; людные, несмотря на уже относительно позднее время и плохую погоду. Но он не замечал этих взглядов, думая только о том, как попасть скорее домой и пробраться в свою комнату, не попав на глаза родителей.
Оказавшись недалеко от дома, Влад вспомнил о вымазанном в собачьем дерьме рукаве куртки. Эту проблему нужно было как-то решать. Он свернул в закоулок, идущий перпендикулярно его улице, и отыскал подходящую лужу – достаточно скрытую в тени и достаточно большую, чтобы в ней можно было выстирать рукав. Затем стянул с себя куртку и, морщась от боли, осторожно нагнулся, пытаясь сесть на корточки. Не вышло. Он вскрикнул и упал на колени. Похоже, другого способа не существовало.
Он кое-как очистил рукав куртки от налипшего дерьма, которое не успело засохнуть благодаря непрерывно идущему дождю, затем понюхал его и вынужден был удовлетвориться, что теперь дерьма, по крайней мере, не было видно. Так же, стоя на коленях, Влад нацепил куртку (свитер и рубашка успели вымокнуть под дождем и облапили тело холодными влажными объятиями утопленника, но это прикосновение показалось ему даже приятным, потому что несколько приглушало боль ниже пояса) и вымыл руки в той же воде – идти к другой луже и проделывать еще одну процедуру посадки было уже сверх его сил.
Покончив с этой неприятной, но необходимой операцией, Влад медленно поднялся на ноги и постарался не закричать. Через несколько секунд ему пришлось ухватиться за стену дома, поскольку он едва не потерял сознание. Когда подкатившая тошнота и звон в ушах ослабли, Влад, осторожно ступая, двинулся дальше.