Сегодня я спала дома, но эту ночь я буду на рабочем месте, пока не появится очередное животное, мечтающее о свежем, красном, сочном мясе. Когда-нибудь оно подавится падалью, станет жертвой копрофагов.
Напротив меня икона Богоматери. Ее мне подарила покойная моя бабушка, что жила с нами в деревне. И я прошу прощения, прошу заступничества. Но каждый раз на письма с моими просьбами ставят красный штамп "отказано". И так всегда, так всю жизнь будет со мной. Я вульгарная бл…дь снаружи и маленькая беззащитная девочка глубоко внутри, у которой украли и разрезали толстыми ножницами детство и юность. Невинная жертва бурных и пьяных по…бок, грязной похоти, групповухи и содомии, как говорится, еще с отрочества.
Олеся дышит
Олеся блюет
Олеся дышит(глубже)
Олеся блюет (искренне)
х2
И все же, несмотря на мою тернистую, вывернутую наизнанку жизнь, я буду в раю, в нашем отечественном белорусском раю, страдающем от псевдосоциализма и принудительного товарораспределения. Я верю, что у меня там будет возможность поиграть на чувствах, на самых настоящих чувствах, которые были утоплены в крепких алкогольных напитках и в человеческой похоти.
Олеся когда-нибудь убежит
Олеся куда-нибудь улетит
Олеся чего-нибудь не поймет
Олеся проснется и звонко засмеется
Знакомьтесь, меня зовут Олеся. Я обычная белорусская, белокаменная (на середине отрезка души), безалаберная девушка, студентка белорусского университета, в который я поступала лишь для того, чтобы попасть в Минск. Формально. Просто за мою влажную промежность денег в чертовой столице заплатят куда больше, чем в забытой и кинутой деревне. Кстати, если говорить о дохлой провинции, то там мне обычно платили самогоном (авансом). Иногда, когда в мозгу моем взрывалась бомба Соединенных Штатов Ада, я просто говорила: "Трезвую меня, млять, не трогайте, напоите, млять, а потом делайте со мной, что хотите…" Главным для меня в тех случаях было то, что бы наутро ничего не помнить, натянуть на себя рваные кружевные трусики и ворсовую юбку и свалить вон.
Свалить
Смотаться
Убежать
Забыть
Забыть
Забыть
Забыть
И ночевать только дома, где уже с утра успели нализаться мои предки. И брат - туда же: бухает с малолетнего возраста. Вот вам, сильные и непобедимые великие славянские народы. Смотришь на все это и понимаешь: где-то на небесах наши народы были посланы к дьяволу и случайно упали в пропасть. Грубо, конечно, еще и оскорбительно к тому же, но зато как правдиво сказано! Или это секретный план Господа Бога по переправке в Рай? Иначе куда же нам еще…
Если мне повезет закончить этот универ, я пойду преподавать у детишек, буду рассказывать им, как правильно писать по-русски, о великой русской литературе. О Достоевском, Тургеневе, Толстом… Интересно, могли ли они себе представить, что случится в будущем с Россией Окаянной, с ножом в спине и веревкой на горле? Да что там - этого никто себе представить не может.
Проституция - это уже почти народный промысел у свинины… А что же будет завтра? А без разницы, почему бы и не пожить одним днем? Так как-то легче.
Иногда, кстати, сидишь и думаешь: "А ведь меня трахает элита". И тошно становится от этого…
Так вот, товарищи, что я вам скажу: "завтра" уже не будет.
Олеся беспросветна
Олеся забыла про упование
Олеся думает о людях
Олеся не думает о животных
Животные VS Люди
10/0
Капитуляция
Мастурбация
Цветы на песке
Дефлорация
Эякуляция
Рождает будущее.
2
Станция метро "Площадь Цезаря". Выход на площадь Независимости. Гранитный пафос Минского метрополитена остается позади за стеклянными дверями, и прямо передо мной виднеется площадь, заделанная под посадочную полосу НЛО. Немного правее мой университет. Полвосьмого, а я не успела поесть. В кармане денег на пачку дешевых сигарет, отдающих невыносимой горечью во рту.
Люди ходят по площади, не отрывая от ушей свои звенящие и кричащие мобильные телефоны, и вот уже мои ноги ступают на твердую поверхность, выложенную квадратной плиткой. Довольно мрачно и туманно, БГПУ смотрит на меня глазами зажженного света в аудиториях главного корпуса. Еще пару шагов, и только отстроенный переход выведет меня из царства подземного Минска прямиком ко главному входу с позолоченной табличкой, на которой расшифрована аббревиатура названия моего учебного заведения.
"Белорусский Государственный Педагогический Университет имени Максима Танка", в простонародье - просто БМП. Я иду параллельно главному корпусу: по дороге справа небольшая арочка - вход во внутренний дворик, где обычно все мы курим на маленьких переменках между парами. Слегка поразмыслив, я сворачиваю резко вправо, достаю первую ароматную сигарету из только купленной пачки. Рядом стоит парень и курит, разглядывая узоры на стенках, получившиеся в результате многократного тушения бычков.
- Извините, а у вас зажигалки не будет? - как можно приветливее спрашиваю я и улыбаюсь. Молодой человек молча кивает головой и, порывшись в карманах черной кожаной куртки, извлекает потрепанную желтую зажигалку. Несколько раз чиркнув и смахнув упавшие на лоб волосы, я подкурила и с благодарностью вернула зажигалку владельцу.
"Здравствуй, минское утро", - говорю я про себя и делаю первую тягу, от которой через несколько мгновений наступает дезориентация и легкое головокружение. Так, значит, надо. Чтобы блевать хотелось, и голова кружилась. Так устроен человек, а точнее, его мышление с отсутствием здравых мыслей в голове. Минское небо. Иногда солнечное, иногда пасмурное. И когда я смотрю на это чудесное, неописуемое минское небо, я иногда думаю, а не я ли душа этого города? Не я ли, кающаяся б…дь? Вряд ли…
Докурив ровно до половины и плюнув в синюю пластмассовую мусорку, я пошагала к себе во второй корпус. Голова кружилась весьма ощутимо и в чем-то даже приятно, как будто в эти сигареты кроме табака напихали еще разной травы вроде лопухов. Изо всех сил, опустив глаза вниз, я старалась удержать баланс своего тела. Это проще, чем соблюдать баланс души.
Поздоровавшись со знакомыми, я уже в аудитории, на лекции, иду мимо занятых парт. Иду на последние ряды, зеленые и облезлые парты которых исписаны всяческими запрещенными символами и словами. Мне без разницы. Я кладу под голову учебник по педагогике и начинаю дремать, под бубнеж престарелого преподавателя о Советском Союзе и великолепной советской системе воспитания. Такое ощущение, что до нее вообще ничего не было. Даже мира.
За окном начинает моросить дождь, и через две пары мне нужно будет попытаться сухой доехать до Могилевской улицы, где живет наша дружная студенческая семья. Выбегая между перерывами подышать свежим дымом, я прикидываю, стоит ли мне идти на последнюю лекцию по логике, или лучше пойти домой, или просто погулять. Гулять в такую погоду довольно стремно, поэтому можно ехать домой - смотреть в пустые Костины глаза, слышать шипение Ботаника и дышать перегаром Философа…
Подумав немного о своих перспективах, я все же решаю, что лучше погулять, несмотря на дождь, под которым я все равно промокну.
Я выхожу на площадь и спускаюсь в подземный город, названный "Столицей". Там всегда сухо и все хорошо освещено. И почему-то, когда я в этом мраморном подземном строении, мне хочется весны, хочется света, хочется распустить мои темно-русые волосы и просто кричать от радости.
Около входа сразу же бросается в глаза кофейня, где за столиками заседают дяденьки в пиджаках со своими дамочками (девушками язык не поворачивается назвать этих существ женского пола). Минск - он пестрый. И пестрота его заметна не в кафе или клубах, а на эскалаторах в метро, где встречаются люди яркие, все в попытках протеста вырваться любыми методами… А также те, кто пытается стать частью общей серости - незаметные призраки, блуждающие среди теней и сквозняков.
Я встала в конец небольшой очереди из интересного вида замкнутых людей в дорогих костюмах.
Нарушив мое душевное спокойствие, рядом становится парень.
- Привет! - слышится обращение ко мне.
- Привет… - слегка растерянно отвечаю я, разглядывая его небритое, но симпатичное лицо.
- Я тебя в универе сегодня видел, - произнес и через секунду добавил: - Как тебя зовут?
- Олеся.
Дела? = нормально dir=а у тебя?
Return to: тоже ничего.
Вот так я познакомилась с Ваней. Он смешной. Мы сели за столик и пили крепкий кофе.
- А я вот на матфаке учусь. В эту пятницу намечается движ. Погнали с нами? - Ваня выглядел весьма дружелюбным, как и его предложение, от которого отказываться было бы невежливо.
Я слегка растерялась. Просто так ходить на вечеринки меня не устраивало. Я всегда туда ходила исключительно заработать денег. Другую настолько высокооплачиваемую работу я не надеялась найти в этом городе сумрачных грез.
- Вот тебе пригласительный… - произносит он и встает. - Мне уже бежать пора, еще встретимся!
На черном столике два пустых бумажных стакана и первый цветастый пригласительный билет в моей жизни. Бесплатный вход на дискотеку.
Я встала, оставив столик на уборку официантам и пошла к выходу. Хотелось есть и спать, а также подумать о случайном знакомстве и чем это все может закончиться. Обычно все это заканчивалось гостиницей Беларусь и черным турком, который жаждал моего довольно неплохо сложенного тела, отданного Господом Богом на поругание…
На площади Независимости в Минске было всегда людно: в основном здесь тусовались студенты и иностранцы, которых постоянно водили на эту самую образцово-показательную площадь нашей страны.
Вечером, чуть в стороне, рядом с угловатым Домом правительства гуляли парочки влюбленных. Они сидели на деревянных длинных лавочках и целовались. За этим наблюдали в телекамеры охранники. Площадь была вся охвачена камерами и скрыться от "министерства любви" в этом уголке столицы не представлялось возможным.
Я иду пешком, заворачиваю за университет и иду влево, по вымощенному плиткой тротуару, мимо ларьков и бабушек, продающих цветы. Стою на дороге, пока мимо меня проезжают дорогие машины, марки которых я скоро уже выучу. Много раз сплевывала сперму на кожаные салоны, за что чувствовала на себе негодующие, но в тоже время полные животного удовлетворения взгляды.
Загорается зеленый: перехожу дорогу вместе с образовавшейся толпой молодых людей и девушек. Большинство из них учатся со мной в универе, меньшая часть идет сейчас в общагу, которую мне не дали, хотя льгот для этого было предостаточно. Ну да ладно, я рада, что живу сейчас с Костей. Он забавный, но какой-то странный. Не совсем похож на обычного белорусского парня.
Несмотря на довольно мрачную и облачную погоду на меня дует приятный теплый ветерок, ласкает мои волосы. Никто, как ветер, это делать не умеет. И если в моей жизни появится любимый человек, я ему однажды признаюсь, что "ты как ветер". Но такого никогда не будет, даже незачем думать об этом.
Плитка заканчивается, и я иду по Могилевской: справа от меня многоэтажные бетонные коробки, раскрашенные в жизнеутверждающие цвета, слева - ветхие деревянные постройки. Контраст, как и в жизни. Везде вокруг нас сплошной контраст.
- Девушка, можно с вами познакомиться? - слышу я голос откуда-то справа. Оказывается, параллельно со мной идет молодой человек.
- Ты будешь жалеть об этом… - саркастично и грубо произнесла я. Только случайных знакомств мне сейчас не хватало. Хоть бы уже на мою грудь не пялился, когда знакомится…
- Ну почему вы так думаете? - спросил он и заулыбался.
- Потому что я в этом уверена, - ответила и уже хотела завершить разговор. Но парень все равно шел рядом со мной. Шел и молчал, изредка оглядываясь на меня и улыбаясь.
- Ну ты меня не понял что ли? - произнесла я в очередной раз.
- А я непонятлив! - сказал он, а потом резко завернул вправо к пешеходному переходу.
- Бог с нами, Олеся, ты только верь… - после этих слов я, конечно, хотела его остановить и спросить, что это все значит, но он очень быстро ушел по переходу на другую сторону, в царство панельных домов и забытых ЖКХ дворов.
Случай, конечно, загадочный, но я знала, что уже вскоре забуду об этом в рутине кинутых на произвол дней. Ведь так уж заведено, что если мне суждено быть на дне этой всей пропасти, то я там и останусь, даже если будут протягивать руку, я отвернусь и буду стоять спиной. Постараюсь продержаться до конца, насколько это получиться.
Но мысли об этом странном парне не оставляли меня: я вроде бы заметила в нем какую-то неброскую деталь, но какую конкретно, я вспомнить не могла. Что-то было до боли знакомое и отторгающее одновременно. Кажется, это татуировка шестилапого паука на правой мочке уха. Да, эта татуировка, которая однажды мне уже снилась в одном из моих многочисленных кошмаров. Шестилапый паук следовал за нами, но почему-то была странная неувядающая уверенность, что не я являюсь его целью…
3
Мальчик в костюме медвежонка шел по вымощенному плиткой проспекту. Он громко и отрадно шагал, но люди его не замечали. Он вглядывался в их оранжевые от вечернего солнца лица, пытался услышать человеческое дыхание в гуле бесконечного транспортного потока, пытался разглядеть жизненную энергию, сокрытую в глазах… Но мальчика не замечали, и он продолжал идти и злобно оглядываться на прохожих, пытаясь вырваться за пределы своего маленького и беспомощного тельца. Мальчик знал, что его возможности гораздо шире свойств этого самого тельца.
Вскоре мальчик остановился на перекрестке, и, глядя по сторонам, вдоль вульгарных рекламных щитов и цветных мерцающих вывесок, он громко зарычал, подняв свои руки с распущенными, словно у окотившейся кошки, лапами.
И люди остановились. Они замерли.
В самом центре перекрестка стояла невысокая темно-русая девушка с черной повязкой на глазах. Мальчик в костюме медвежонка подошел к ней и аккуратно взял за руки, связанные за поясом.
Девушка продолжала озираться слепыми глазами по сторонам, и тогда он повел ее вдоль дороги. Рванули с места машины, но они объезжали их мимо. Девушка и мальчик в костюме медвежонка шли вдоль разделительной полосы. И только ветер иногда заставлял прищуриваться мальчика, а девушку - прятать лицо.
Скоро начнется деструкция всей этой конструкции.
Олеся писала сочинение, но непрерывный поток посторонних мыслей ей этого сделать не давал.
Рядом ошивался Костя. Он то уходил на кухню, то возвращался и садился на диван, никак не найдя себе подходящего занятия.
- Как дела? - внезапно спросил он у Олеси. Для Олеси этот вопрос прозвучал как освобождение от выполнения скучных заданий.
- Блевовато как-то. Ни хрена вообще делать не хочется… - Олеся закинула руки за голову и сладко потянулась, обнажив живот.
- Сходи с Философом побухай… - сказал Костя и завалился головой на подушку в цветастой наволочке.
- Я бы с радостью, но мне в клуб надо… - Олеся слегка осеклась на последнем слоге и уже через секунду добавила. - Точнее, потанцевать сегодня хочу…
Она тут же села ровно, а Костя, учуяв неладное, повернулся к ней лицом.
Он знал, что Олеся несколько раз в неделю посещает подобные заведения, но ни разу не видел ни одной подруги, с которой она могла туда ходить. Обычно девушки тусовались с подругами или со своими парнями. Но про молодых людей Олеси он тоже ничего не знал: никаких долгих разговоров по мобильнику или даже обычных намеков.
- А у тебя есть подруги? - решил прямо спросить Костя. Олеся несколько секунд молчала перед тем как ответить. Если бы Костя смотрел ей в лицо, то увидел бы, как она закрыла глаза; если бы у него вместо глаз были сенсоры, то он бы заметил, как ее кожа стала гусиной. Если бы он смог заглянуть ей в душу, то умер бы от болевого шока и передозировки серной кислотой.
- У меня никогда не было подруг. Я больше, это, с мальчиками общалась… - было ощущение, что Олеся эти слова выдавливала из себя, как зубную пасту из пустого тюбика.
- Опять эта б…дь с нами?
- Ее лучше не е…ать, еще подцепишь чего.
- Б…дь…
- Это мы ее вчера е…ли за бутылку?
- Ясно… - Костя перевернулся на другой бок и закрыл глаза. Только уже для того чтобы поспать.
А Олеся тем временем нарисовала три шестерки в конце сочинения. Нарисовала на автомате, а когда она "очнулась", то быстренько замазала корректором цифры. Бабушка говорила, что Бог всегда рядом с нами и помогает. Олеся в это верила, поэтому не хотела очернять себя еще чем-то сверх того, что происходило.
Она отвернула страницу тетради и решила проверить то, что было написано.
- Что, страдаешь, Олеся? [program_soul]
- Да нет, все у меня хорошо… [Olesya]
- Ха-ха-ха-ха… [program_soul]
- Хорошо еще не значит, что легко… [Olesya]
- Сплошная тюрьма… [program_soul]
- Ты не находишь, что вокруг сыро? [Olesya]
- Да, особенно внутри тебя. Внешне красивая, как ангелочек в ясном летнем небе, а внутри - гнилая, изъеденная червями, сгорающая от высоких температур, заставляющих щуриться и прикрывать лицо ладонями… [program_soul]
Олеся встала из-за стола, заправила волосы в хвостик и пошла в ванную. Сняв с себя немногочисленную одежду, она залезла в душ и включила холодный кран. Хотелось вскрикнуть, но она молчала, сжав зубы. Терпеть - это тоже наука. Сухие цветы, осколки снарядов. Она думала, что ей сейчас больно. Холод = боль.
Но она стояла молча, подставив холодным струям лицо. Кожа порозовела. Олеся закрутила кран. Теперь, стоя голышом в душевой кабине, она чувствовала себя полностью уединенной. Не было вокруг нее никого: ни дурных мыслей, ни похотливых влечений.
Выйдя из душа, Олеся быстро оделась, глянула на часы. Был уже двенадцатый час, скоро уходил последний троллейбус. Олеся решила быстрее собираться, так как в такой холод пешком идти не хотелось. Можно было простыть, а простыть - значит пропустить лишнюю сотню баксов. Хотя у нее была скоплена достаточная сумма денег, чтобы как минимум месяц прожить без траходромов, но все равно хотелось больше, ведь навечно она здесь не останется, да и домой не поедет.
Олеся достала из сумочки красную помаду и принялась красить губы. Она посмотрела на Костю, и убедившись, что он заснул, продолжила приводить себя в порядок.
Коротенькая юбочка, колготки в сеточку, прозрачная розовая маечка, лифчик не обязателен… Сверху можно накинуть легкую куртку и - вперед: под минским небом навстречу ветру.
Олеся посмотрела в зеркало на свои губки цвета вишневой карамельки и подумала о подстегнутом либидо животных.
Перед выходом она съела несколько таблеток активированного угля, так как знала, что придется пить, а потом смотреть на мир расширенными зрачками…
Она аккуратно закрыла дверь и попала в грязный подъезд, со свастиками и откровенным словом из трех букв на стене - ставшим одной из составляющих ГОСТа на постсоветском пространстве.