Он где то рядом - Николай Переяслов


Содержание:

  • Глава первая - ЯВЛЕНИЕ ГЕРОЯ 1

  • Глава вторая - ДЖУНГЛИ 2

  • Глава третья - "ЩАС ЙИСТЫ БУДЭМ" 2

  • Глава четвертая - ЛЕТО 3

  • Глава пятая - ПЕРВЫЕ СТРАННОСТИ 4

  • Глава шестая - КАК ПРЕКРАСЕН ЭТОТ МИР 6

  • Глава седьмая - "ВСТРЕТИМСЯ В ШЕСТЬ" 8

  • Глава восьмая - РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА 10

  • Глава девятая - СИБИРСКИЕ ПИСЬМА 12

  • Глава десятая - "ДАВАЙТЕ ВСТРЕТИМСЯ В НОВОЙ СУДЬБЕ…" 13

  • Глава одиннадцатая - "ЗДЕСЬ ТЫ НУЖЕН БОЛЬШЕ" 15

  • Глава двенадцатая - ИСЦЕЛЕНИЕ 16

  • Глава тринадцатая - СТРАСТИ 18

  • Глава четырнадцатая - ПРОТИВОСТОЯНИЕ 20

  • Глава пятнадцатая - "ВЫ ЧТО-ТО ПУТАЕТЕ" 22

  • ЭПИЛОГ 24

Николай Переяслов
ОН ГДЕ-ТО РЯДОМ

Глава первая
ЯВЛЕНИЕ ГЕРОЯ

- …Тебе очень больно? - услышал я за спиной чей-то еле сдержанный и искренне сострадающий мне возглас и, поднявшись с ободранных коленей, вдруг почувствовал, что мне в общем-то совсем не так уж и больно, как казалось еще секунду назад, когда я со всей возможной неуклюжестью свалился на землю с купленного мне недавно родителями велосипеда, на котором я только-только пытался научиться ездить.

- Ничего! - буркнул я, оглядываясь на незнакомца и отряхивая испачканные и продранные штанины. - Я еще и не так шмякался! Подумаешь!.. - и нагнулся к лежащему велосипеду.

- Давай я тебе помогу, - сказал мой непрошенный утешитель, когда я снова пристроился у бордюра, чтобы взобраться на своего измученного конька.

- Не надо, - отмахнулся я, боясь, что закончится всё это, как обычно, просьбой дать ему прокатиться.

По сто раз на дню я падал вместе со своим велосипедом сам, и это было вполне нормально. Но какое же чувство вскипало в душе, когда на нём грохался кто-нибудь чужой! И место-то он, казалось, выбирал для этого самое неудачное, самое твердое или грязное, и руль выворачивал совсем уж по-зверски, и педаль у него гнулась в пять раз сильнее, чем у меня самого… Нет уж! Без помощников обойдусь! Да и чем он мне поможет? Тем, что будет бежать рядом, держась за багажник и мешая тем самым равновесию, да кричать свое дурацкое: "Руль крепче держи! Крепче держи руль!" - будто я и так не сжимал его до побеления костяшек, что, тем не менее, не мешало мне валиться на землю на каждом пятом, максимум - седьмом - метре езды.

- Главное - не смотри под колесо, - произнес тем временем мой юный наставник. - Смотри только вперед, понимаешь? Не под колесо, а туда, куда правишь.

- Ладно! - бросил я машинально, усаживаясь на седло, и он легко подтолкнул велосипед, давая ему начальное ускорение.

Колесо тут же заюлило по гравию и, уставясь глазами в землю, я панически задергал рулём, пытаясь объехать каждый встречный камешек. Как на грех, откуда-то справа к колесу неожиданно подъехал бордюрный выступ и, как я ни отворачивал руль влево, он с какой-то чуть ли не маниакальной страстью возвращался назад, заставляя колесо чиркать шиной о торчащий из земли бетон, пока тот не прилип к нему окончательно и, дернувшись в последней конвульсии, велосипед рухнул наземь.

Шмякнувшись уже с некоторой долей привычки о дорожку, я вдруг вспомнил о своем новом приятеле и с обидой подумал о том, что если бы он и впрямь хотел мне помогать, то мог бы все же хоть бежать рядом и в нужную минуту успеть придержать меня вместе с велосипедом, страхуя от падения.

В эту минуту подошел и сам приятель.

- Ты не ушибся? - спросил он с таким сочувствием в голосе, что вся моя обида тут же куда-то исчезла.

У него был такой вид и такой голос, что казалось, будто упал вовсе не я, а он, и это ему сейчас больно от впившегося в моё бедро острого камня. Мне даже захотелось самому утешить его, глядя, как он морщится, словно от боли, и уже вот-вот готов заплакать.

- Не-е, - сказал я, вылезая при его помощи из-под велосипеда, - ерунда. Подумаешь!.. - и снова перекинул ногу через раму.

- Я же тебе говорил, - мягко, но убедительно напомнил он, помогая мне тронуться с места, - не смотри вниз, смотри только вперед. Только - вперед, понял?..

- Ладно! - бросил я и, крутанув пару раз педали, неуверенно оторвал взгляд от мелькающей под ногами дорожки.

Кто не сидел в седле, тот никогда не поймет всадника, и то, что я испытал в ту минуту, будет для него просто информацией, но не чувством, а я испытал тогда именно чувства, да еще какие! Казалось бы, что такое - лишних двадцать сантиметров, на которые меня возвысило седло по отношению к моей вчерашней жизни? Пустяк, почти незаметная прибавочка, а как изменился окружающий меня мир! Я ощутил себя ледоколом, рассекающим вековечные льды неподвижности, я плыл навстречу миру, а мир плыл навстречу мне, подчиняясь моей воле, моему желанию, моему приказу, который я сообщал ему легким нажатием на податливые клавиши велосипедных педалей. С легким ровным шуршанием дорожка приручено потекла под переднее колесо и, как ни велика была сила, притягивающей мой взгляд пропасти, я не поддался искушению, не опустил голову, не отвлекся на выбоинки и камешки и не потерял уже пойманную мною суть движения в седле - я видел уже не клочок земли под собой, а мир , и пусть этим миром был наш маленький дворик, дороги в нём выбирал я уже сам. Сам !..

Я объехал песочницу, проехал между скамеек с играющими в шахматы пенсионерами, сделал круг по детской площадке с двумя стоящими на ней "Ладами" и, вернувшись к моему новому другу, победно грохнулся на теплую землю. Останавливаться я еще не умел.

- Ну, это ничего, - успокоил меня мой товарищ. - Останавливаться всегда трудней, чем ехать. Нужно же и инерцию погасить, и равновесие от потери скорости не потерять. Ты этому еще научишься…

Пропустив мимо ушей слова про непонятную мне инерцию, я встал с земли и великодушно подтолкнул к нему велосипед.

- Хочешь прокатиться?

Я увидел, как озарилось его лицо, как вспыхнуло оно радостью и благодарностью и как, пересилив этот порыв, он сожалеюще, но твердо покачал головой в стороны.

- Нет… Не хочу.

- Да бери, мне не жалко! - неожиданно для самого себя расщедрился я. - Или, может, не умеешь? Так это ничего! Я вон сколько падал, а велосипед как новенький, только педаль Борька погнул да восьмерку на переднем колесе Витька сделал. Бери!..

- Нет, - повторил он, - я не поэтому.

- Хм!.. - пожал я плечами, не понимая, как можно отказываться от такого удовольствия, какое я сам только что впервые испытал, да еще и ничуть не переживая при этом попортить во время возможного падения велосипед, потому что он чужой и тебе его сами предложили. И вообще - мой собеседник был немного странноват для десятилетнего мальчишки, слишком серьезен, что ли. Во всяком случае, взгляд у него был полон чересчур уж взрослого понимания и осмысленности, каких не было ни у одного из моих знакомых сверстников, хотя я и дружил с далеко не тупоголовыми детьми. Но что-то, тем не менее, располагало меня к нему, несмотря на отличающую его от других непонятность, которую в общем-то не очень любят ни в моем тогдашнем и ни в каком другом возрасте. Что-то притягивало меня к нему, какое-то еще мало понятное чувство уже зародилось во мне, маня и тревожа нетвердую детскую душу предчувствием чего-то давно желаемого и пугающего одновременно. Примерно так бывало у меня иногда с мамой, когда после совершения какого-нибудь неприглядного поступка, а то и явного злодеяния, долго держа в себе раздирающий душу грех и в конце концов не выдержав укоров и угрызений совести, я признавался ей во всем и, договорив последнее слово, замирал в каком-то сверхтрепетном ожидании последующего наказания и идущих вслед за ним скорого прощения, ласковой маминой жалости и наступающих в душе чувств необычайно счастливой легкости, чистоты и любви ко всему белому свету, включая даже погнувшего педаль моего велосипеда Борьку.

- Ну, как хочешь, - с некоторой даже обидой сказал я, подтягивая к себе отвергнутый им велосипед, но отчего-то все же не уезжая.

- Ты только не обижайся, - попросил он, как мне показалось, очень печально. - Я бы с удовольствием прокатился тоже, но я боюсь, что с седла совсем не видно тех, кто может оказаться на пути движения колеса. Тех, для кого дорожка - такая же естественная среда обитания, как для нас, например, этот двор, улица, планета…

- Кого-кого?.. - поморщился я, не совсем понимая, о чем это он говорит - такими взрослыми и непонятными были его выражения для моего невундеркиндовского уровня развития.

- Ну насекомые всякие - жучки там, паучки, муравьи… Велосипед-то катится прямо, не останавливаясь и не объезжая каждую букашку, а они всё же - живые .

- Подумаешь! - пренебрежительно скривился я. - Жучки-паучки какие-то! Да и и где они? Я что-то ни одного, когда ездил, и не видел…

- А ты наклонись, - пригласил он и опустился на корточки. - Это очень интересно - прямо настоящие джунгли, только маленькие! Зверьё кишмя кишит, есть и свои хищники, и жертвы, всё как в настоящем лесу.

- Да ну?.. - недоверчиво фыркнул я и, словно против своей воли, положил велосипед и заинтригованно опустился рядом…

Глава вторая
ДЖУНГЛИ

Что знаем мы об окружающей нас жизни? Что видим? Куда смотрим? Куда несёмся серединой её раскаленного шоссе, оставляя вдоль мелькающих обочин саму её первооснову, саму сказочную её сердцевину, открытую некогда миру чудаковатым старым волшебником по имени Фабр?.. Сегодня мы не присмотрелись к кузнечику, завтра наступили на гусеницу, послезавтра растоптали человека… Вперед! Вперед! Когда сидишь в седле - некогда отвлекаться, некогда глядеть под колеса. Только вперед! Только к цели!

Ну, а может - иногда полезно и остановиться, и посмотреть на тех, кто не успевает уползти от наших колёс?..

…Я опустился на корточки рядом со своим новым другом и рассеяно посмотрел на дорожку.

Суетливый черный муравей, бестолково цепляясь за каждый выступ и роняя наземь свою ношу, упорно волочил куда-то кривую рыбную кость раз в десять больше себя величиной. Мелькнула пролетевшая мимо бабочка, юркнул, прячась между камнями, какой-то жучок. Еще один муравей, стремительно ворвавшись в поле моего зрения, кинулся на помощь своему товарищу, выбив при этом у него из лап злополучную кость и сбив ею его самого…

- Ну и что? - спросил я, вертя головой. - Кого тут объезжать? Муравьёв?

Он очень удивленно поднял голову и посмотрел на меня.

- Да-а… Муравьёв… И всех остальных - тоже.

- Но тут больше и нет никого! - пожал я плечами и сконфуженно огляделся.

- Но ведь муравьи - тоже живые! - тихо произнес он, продолжая глядеть на меня своими широко открытыми ясными глазами. - А вот он, - наклонился вдруг он над дорожкой, - разве не живой?..

Я придвинулся к разглядываемому им месту и, приглядевшись, увидел тяжело переваливающегося при ходьбе большого черного жука.

- Носорог, - почти шепотом сказал мой друг и указал пальцем на массивный, грозно изогнутый рог на голове жука. - Совсем как настоящий…

Наклонившись пониже, я с интересом принялся рассматривать ползущее насекомое и незаметно для себя словно бы сделался вдруг в сто раз меньше, чем был на самом деле. Мне даже показалось, что я слышу, как подрагивает под его ногами почва, и инстинктивно втянул голову в плечи. Хозяином планеты был явно он, а не я, и мне оставалось только спрятаться за глыбой еще теплого гранита и осторожно наблюдать, как мимо тяжелой поступью шествует гигантское, сверкающее могучим панцирем, животное, словно единственную правду жизни несущее по девственной планете свой устрашающий и всегда готовый к аргументированию собственной правоты рог.

Исполненный первозданной избыточной силы, носорог легко катнул попавшийся на его пути валун и, упершись после этого во много раз превышающую его размерами ветку, решительно потолкал её вперед.

- Здоровый бугай! - восхищенно прошептал я.

- По наблюдениям ученых-энтомологов, он способен тащить ношу в сто раз больше своего собственного веса! - так же шепотом сообщил мой приятель и предложил последовать за уходящим в траву носорогом.

Но тот, тяжело раздвинув заросли гигантских стреловидных растений, сделал вдруг какой-то незамеченный нами поворот и скрылся из виду.

- Ничего, - успокоил меня мой проводник, - идем дальше…

Бросив тень на неподвижно лежащую перед нами сельву, над головами с легким шумом пронеслось пестрокрылое чудище и село на возвышающийся невдалеке зонт какого-то высокого растения.

- Махаон, - услышал я рядом с собой. - Видишь эти хвостики на задних крыльях? Это отличительная черта парусников и кавалеров, одних из самых красивых и крупных бабочек в мире.

- А это кто? - указал я на красивое золотисто-зеленое существо, сидящее на крупном ярком цветке.

- Это золотистая бронзовка… Можно подойти ближе, она не пугливая.

- Не боится?

- Просто в любую секунду может улететь. Для этого ей не надо, как другим жукам, поднимать верхние жесткие крылья, а достаточно выпустить в имеющиеся по бокам прорези внутренние… Видел, может, по телевизору такие самолеты с выдвижными крыльями? Вот и у нее такие же. Удобно, быстро… И очень красиво в полёте - можешь спугнуть ее, посмотреть.

Я щелкнул пальцем по стеблю, на котором сидела бронзовка, и, мгновенно взмыв в воздух, та вспыхнула в солнечных лучах, как драгоценный камень, искрясь и переливаясь всеми цветами радуги.

- Ух, ты-ы! - заворожено проводил я её взглядом. - Красота-а!..

Неожиданно раздавшаяся слева от меня резкая переливчатая трель заставила оторваться от исчезающей бронзовки и, оглянувшись на этот звук, я увидел серо-зеленого длинноусого скакуна на длинных напружиненных ногах, легко скакнувшего при моем приближении далеко в сторону.

- Это бурый кузнечик, представитель отряда прямокрылых… Удивительное существо! Разговаривает крыльями, слушает передними ногами, а в случае опасности может отдать врагу одну из своих задних ног…

- Как это? - не понял я. - Как выкуп, что ли?

- Почти что, - засмеялся он. - Как ящерица хвост, знаешь?

- А-а!..

- Вот и он так же. Но зато целое лето распевает от зари и до зари!..

Взмыв еще пару раз над поляной, кузнечик исчез в траве, а справа послышался некий едва различимый костистый стук и, повернув голову, я увидел двух странных - не могу понять: то ли красивых, то ли страшных - жуков, сцепившихся между собой массивными рогами-челюстями в каком-то не то ритуальном, не то боевом поединке.

- Жук-олень! - восхищенно воскликнул мой друг, толкая меня в бок локтем. - Смотри, смотри - это очень редкая и красивая разновидность. Его и просто увидеть-то не каждому повезет, а уж застигнуть в сражении - прямо редкостная удача!

Тем временем оба жука все сильней и сильней напирали один на другого и уже почти поднимались на дыбы, действительно напоминая собою оленей во время гона, которых я недавно видел по телевизору в передаче "Мир животных".

- А они не покалечат друг друга? - спросил я, уже испытывая симпатию и жалость к этим причудливым ветвисторогим красавцам.

- Да нет, чаще всего они расходятся мирно… Хотя иногда и бывает, что кто-нибудь из них уползает с увечьями, - и он поманил меня, приглашая подойти поближе к происходящей схватке…

Добрые два часа мы ползали по траве нашего маленького дворового скверика, рассматривая ярких "солнышек", порхающих капустниц, снующих муравьев и медленных толстых гусениц. Впервые за свою жизнь я услышал от него такие чарующие имена, как дозорщик-император, парусник-подаллирий, царственная цикада, суринамская фонарница, голиаф, гидропсихея, сирф и многие другие, под которыми, оказывается, жили в этом мире прекрасные стрекозы, бабочки, жуки и даже мухи!.. Я узнал, что в одной только нашей стране насчитывается двадцать тысяч различных видов жуков; что некоторые насекомые способны совершать перелеты на расстояния не меньше птичьих; что пчелы имеют свой язык, который у них передается посредством танца, а имеющие репутацию трудяг муравьи обладают пагубной склонностью к пьянству, используя в качестве "винного магазина" жучка-ламехузу, выделяющего опьяняющие их эфирные вещества.

Мой новый знакомый знал бесконечное множество всяких подробностей о жизни и повадках насекомых и рассказывал о них с таким увлечением, словно излагал сюжет приключенческого романа. Да иногда это и впрямь было похоже на роман или какую-то увлекательную историю, во всяком случае, для меня всё было настолько ново и интересно, что я даже забыл о своем брошенном на дорожке велосипеде, из-за чего денёк и в самом деле чуть было не закончился неким не совсем веселым приключением, так как его уже тягали по двору два незнакомых мне сорванца явно не из нашего дома.

Забрав у них свою провалявшуюся полдня без дела технику и отвесив на всякий случай малышам по легкой оплеухе, я вспомнил, наконец, о пропущенном мною обеде, и мы пошли по домам.

- Да-а! - словно только опомнившись, спросил я, поравнявшись со своим подъездом. - Тебя как хоть зовут-то, а то мы так и не познакомились?

На мгновение задержавшись, он взглянул на меня своим удивительным ясным взглядом и как-то по-особенному легко, как это только у него получалось, улыбнулся.

- Вовка… Вовка меня зовут, это очень легко запомнить. А по фамилии - Иванов! - и, продолжая улыбаться, дружески тронул меня на прощание за плечо и зашагал дальше.

А я, постояв еще немного и проводив его взглядом, повернулся к дому и, открыв тяжелую и разбухшую от вечной сырости скрипучую дверь парадного, шагнул в подъезд…

Глава третья
"ЩАС ЙИСТЫ БУДЭМ"

Подъезды - это глаза дома. Не окна, как пишут поэты, а именно подъезды. Что - окна?.. Что можно узнать о доме, глядя на тюлевую бижутерию их парадных занавесок, купленных во что бы то ни стало гардин, не знающих детских ручек плюшевых медведей на подоконниках да традиционных кактусов в двухлитровых жестяных банках? Ведь это всё - зеркальные очки, за которыми прячут от посторонних душу… Да и сам дом разве может узнать что-нибудь объективное о мире за своими окнами, когда здесь, с их внутренней стороны, всегда льются тепло и свет, когда на всю квартиру так аппетитно пахнет борщом, пельменями, геранью на подоконнике, теплой женщиной на диване, а с тумбочки бархатным голосом поет о любви радиола или проводит сеансы смехотерапии Райкин, да трётся об ноги пушистый и круглый, как идеальное счастье, зеленоглазый котище со съехавшим на правое ухо голубеньким бантиком?..

Дальше