Вначале ехали с откинутым верхом над кузовом машины. Но крымское солнце начало так нещадно припекать, что Козлевич, по просьбе своих друзей, остановил автомобиль и надвинул над салоном кожаный козырек. Если встречный ветер от быстрой езды и освежал лица компаньонов, то знойные лучи солнца палили жестоко.
Начали подниматься на Ангарский перевал. У неискушенных путешественников по горным подъемам начало закладывать уши.
- Отчего это? - глухо спросил Балаганов.
- Оттого, Шура, что мы все время едем ввысь, - пояснил грамотный Остап, глядя в путеводитель. - И когда мы будем на перевале, это значит, что мы поднялись на семьсот пятьдесят шесть метров.
- А потом начнем спускаться? - спросил Адам Казимирович.
- По всей вероятности, да. Вниз, к Алуште. А от нее вдоль моря и в Ялту.
- Ну и ну… И все же интересно все это, командор. Адам Казимирович, а? - тряхнул рыжими кудрями Балаганов, то ли прогоняя сонливость, то ли подтверждая свой интерес к еще неизведанному путешествию.
- Здесь будем обедать, гуси-лебеди, - указал Остап на придорожную шашлычную, над которой струился сизый дымок. - Прежде, чем начнем спускаться, заключил он.
Это был у них запоздалый завтрак, приближенный к обеду. Ели овощи, фрукты, заказали душистые шашлыки, чебуреки, и все это запивали не вином, а только бузой, купленной на симферопольском базаре.
После завтрака, преодолев на автомобиле петляющий спуск, достигли Алушты. Но в городок не заехали. Оставив его в стороне, устремились по подъему вправо.
Из автомобиля компаньоны-акционеры смотрели на лежащую внизу синь моря, солнечные домики Гурзуфа, горную и придорожную зелень сосен, кустов, трав и, захваченные сказочным миром, окружившим их в хрустально-чистом воздухе, как завороженные, молчали. А после Никитского ботанического сада и Массандры еще более восхитились, когда взорам охотников за графскими сокровищами открылась голубая панорама Ялты. Жемчужина Крыма, залитая солнцем, лежала в приморской долине, спускаясь белоснежными домами под голубым небом к лазурному морю.
- Смотрю и спрашиваю себя: уж не сестренка ли это моего заветного Рио? - промолвил Бендер.
- Ох, и правда, красота какая, командор!.. - воскликнул Балаганов.
- Я тоже в восторге, Остап Ибрагимович, от этого вида, - сказал Козлевич. И помолчав, спросил: - Останавливаться в Ялте будем или проследуем в ту же Алупку о которой вы говорили?
- Для начала остановимся в Ялте, детушки. Вы заметили, что мы приближаемся к цели нашего предпринимательства постепенно, последовательно. Вначале Симферополь, ответвление в Севастополь, а теперь Ялта. А затем и в Алупку приедем, где ждут нас графские сокровища.
- Хотелось бы верить, если сказать по справедливости, командор, - обернулся к нему Балаганов. - Так как в погоне за ними, один Бог знает с какого конца к ним приближаться, чтобы заполучить их.
- Ну, Шуренчик, в ваших словах определенно есть доля правды. Но я хочу сказать следующее, детушки. Великий Бог посылает разум человеку, чтобы он мог действовать, вопреки своей глупости, разумно. И решать свои цели. Но я где-то читал, если Бог хочет наказать, то лишает человека, прежде всего, разума.
- О, это верно, очень верно вы отметили, командор, - затряс своими кудрями Балаганов. - И отец Никодим часто так говаривал. Ибо бог и дает разум человеку для свершения им благих деяний, а не для претворения зла.
Козлевич не участвовал в этом разговоре, но очень внимательно слушал обоих, а после последних слов своего молодого соседа с полным вниманием взглянул на него.
Обогнав автобус "Крымкурсо" и два экипажа, "майбах" спустился к уже прямым улицам Ялты и выехал прямо на Набережную.
Было время, когда курортники после знойного пляжа предавались послеобеденному сну, а неорганизованные отдыхающие настойчиво продолжали загорать и принимать морские ванны до вечера.
Проехав вдоль берега моря, компаньоны увидели вывеску гостиницы "Мариино" и решили в ней остановиться.
Несмотря на конец летнего и начало бархатного сезона, свободные места в гостинице были только литерные, дорогостоящие. Двора для стоянки машин или экипажей у нее тоже не было. А оставлять автомобиль без присмотра на дороге было делом рискованным, и друзья решили ужинать тут же под тентом, не спуская глаз со своего средства передвижения.
- Балаганов, сходите к ближайшему киоску и купите местные газеты, особенно те, в которых печатают объявления, - распорядился Бендер. - Если мы, дорогой молочный брат, сможем сейчас же отправиться на пляж, чтобы погрузить свои усталые и пыльные телеса в ласковые волны моря, то нашему автомеханику придется сторожить наш лимузин. Надеясь, я понятно объяснил, камрады?
- Да-да, командор, понял, понял. Это будет не по справедливости. Мы купаться, а Адам Казимирович…
- Несите газеты, Шура, - поторопил его Остап.
Вскоре Бендер и его друзья занялись изучением объявлений, напечатанных в "Курортной газете" и "Ялтинских ведомостях". Все предложенные Козлевичем и Балагановым объявления великий предприниматель отвергал, но затем сказал:
- Судя по этому объявлению, нам предлагают постой неподалеку от моря. Туда мы сейчас и отправимся, друзья мои-голуби.
Это был одноэтажный домик по соседству с Набережной. Он состоял из двух комнат с небольшой прихожей. К домику прилегал уютный дворик с летней кухней, в которой размещались хозяева, сдавая свое жилье курортникам. Дворик этого "поместья" вполне был пригодным для стоянки автомашины.
Наем квартиры и места для стоянки "майбаха" тут же был компаньонами совершен, и только после этого все трое, оставив автомобиль под охраной хозяев, отправились к морю, чтобы, наконец, освежиться купанием.
После купания, лежа на песке голова к голове, великий зачинщик поиска графских сокровищ говорил:
- Наш актив. Две горничные в Ялте. Их фамилии, имена известны. Адрес только одной. В Алупке проживает верный слуга дома Романовых, а сейчас экскурсовод в Воронцове ком дворце, превращенном советами в музей. В Феодосии проживает третья служительница графини, имя, отчество имеются, адрес неизвестен, - и после паузы продолжил: - Все дела надо начинать с утра, друзья. Хотя мне очень не терпится поговорить с одной из трех, которая видела и провожала старую графиню в девятнадцатом году. После визита к ней, надеюсь, нам станет известен адрес второй горничной, проживающей в Ялте. От первой и второй мы узнаем адрес третьей в Феодосии. Что же касается дворцового экскурсовода в Алупке, то нам не составит большого труда найти его по месту жительства в этом небольшом городке. Или на службе в самом дворце. Ну, и еще козырь в наших руках - записка на греческом языке.
- Интересно, что там говорится? - положил голову на песок Балаганов.
- Может быть, Остап Ибрагимович, с нее нам и следует начать? - приподнялся и взглянул на своего предводителя Козлевич, стряхнув песчинки с усов.
Помолчав, Остап ответил:
- Как я понимаю, там указаны фамилии людей, знающих что-либо о ценноетях графини, об ее отъезде, друзья. - Он помолчал снова, раздумывая и сказал: Да, вы правы, Адам. Нам надо сделать перевод текста с греческого, а уж потом решать с чего начинать, камрады.
- Вот та из музея в Херсонесе, командор, которая надпись на плите читала. Она бы и могла…
- Нет, брат Вася, к ней нельзя было обращаться, - ответил Остап… - Это могло бы стать известно Анне Кузьминичне, а от нее и тому же Канцельсону.
- А грек-еврей о записке и так узнает от того извозчика, командор, - приподнялся Балаганов.
- О записке - да, что мы у него отняли, Шура, но не о тексте же ее, - произнес Бендер.
- Все равно он узнает, - прихлопнул ладонью по песку молочый брат Остапа. - Через несколько дней, тот моряк говорил, в Ялту прибудет эта самая "Три… ка-рия"…
- "Тринакрия", - поправил его Бендер.
- "Тринакрия" и негоцианту скажут… он же поплачется о пропаже записки, и ему повторят ее…
- Вы рассуждаете логично, маэстро Балаганов. Поэтому нам надо ковать графское золото, пока оно горячо, камрады. Да, начнем, как подсказывают обстоятельства, с перевода текста записки, - утвердил план Бендер. И вдруг засмеялся, сказав: - Заграница нам поможет.
Выслушав рассуждения предводителя, два его компаньона не поняли смысл слов "Заграница нам поможет", но промолчали. Козлевич вдруг сказал:
- Интересно, как там наш Звонок в Мариуполе? Скучает за нами?
- Определенно скучает, - хлопнул ладонью по песку Балаганов.
- А также интересно, как там наши сослуживцы по морскому клубу Кутейников и Мурмураки, - сказал еще Адам Казимирович.
- Живут. Сдают свои квартиры, на "Алых парусах" с Федором Николаевичем рыбачат, приторговывают рыбкой, - предположил Шура Балаганов.
- Вернемся, все и узнаем, друзья, - промолвил Остап. Поднялся и направился снова в море.
- Солнце садится, пойдем и мы, Адам Казимирович, - вскочил с песка упруго как гимнаст бывший названный сын лейтенанта Шмидта.
Козлевич последовал за ним, отряхивая с себя песчинки.
Вечером компаньоны пошли прогуляться по набережной Ялты, ярко освещенной электрическими фонарями. Идя среди потока курортников, Остап говорил:
- Прекрасный город, камрады. Смотрите, в порту дымит пароход, разгружается какая-то баржа, кругом масса отдыхающих, из ресторанов льются звуки вальса, чарльстона и танго, красота, детушки.
- Уж, не перебраться ли нам сюда, Остап Ибрагимович? - заглянул в лицо Бендера Козлевич. - Мне тоже здесь очень нравится, братцы.
- И мне, командор, и мне, - закивал головой Балаганов. - Такое море людей!..
- Нет, голуби, нет. Город, конечно, заслуживает одобрения, но это все сейчас, в бархатный сезон. А зимой? Зимой Ялта замирает, как и любой курортный город, как я понимаю.
- Как и Мариуполь? - остановился, глядя на Остапа, Балаганов. - Командор?
- Мариуполь тем более, Шура. Он же не крымский теплый курорт, а гораздо восточнее расположен.
- А вот я так думаю, Остап Ибрагимович, - потрогал свои кондукторские усы Адам Казимирович. - В Мариуполе заводы, торговый порт, он и после курортного времени не захиреет. Там можно и артель таксистов организовать, братцы.
- Артель таксистов? - остановился теперь уже и сам великий предприниматель, глядя на Козлевича. - Это очень интересно, Адам. Очень интересное предложение… - задумался Бендер, идя дальше. - Артель таксистов… - повторил он уже сам себе.
В этот теплый южный вечер друзья посетили в порту плавучий ресторан с таким же романтическим названием, как и их катер, - "Алые паруса". Много пили, сидя на палубе под яркими звездами южного неба, а великий комбинатор-предприниматель даже несколько раз потанцевал с какой-то грудастой женщиной.
Утром Остап сказал:
- Обращаться в "Интурист" для перевода текста нашей загадочной записки нельзя. Там может быть написано нечто такое… А все переводчики доверенные люди ГПУ, может, и агенты. Да, и нам не следует себя афишировать.
И компаньоны, втроем, отправились в ближайшее фотоателье с рекламой над входом: "Мать, сфотографируй своего ребенка!" А когда вышли на солнечную улицу, то у каждого в руке было по одной трети увеличенного фотоснимка, сделанного с греческой записки.
- Сейчас еще кое-что, - и Остап повел своих единомышленников в аптекарский магазин.
Оттуда все трое вышли в темных очках, и Балаганов, глядя на своих "братцев", рассмеялся:
- Мы как Паниковские, Бендер, Адам! Помните, когда Михаил Самуэльевич злодействовал при переходе улицы у "Геркулеса"? Командор?
- То, что он засыпался, и его били, да, но у нас сейчас другая метода, друзья-помощники.
- Я уже отвык по карманам, командор. Дисквалифицировался… - не понимая еще затею своего командора, сказал Балаганов.
- А я никогда и не занимался этим, Остап Ибрагимович, - пробурчал под усы Козлевич.
- А вас никто к этому и не принуждает, голуби вы мои сизокрылые, - засмеялся великий затейник. - Вот каждому зачиненный карандаш…
- Надо что-то писать? - скривил недовольно физиономию Балаганов. - Знаете, товарищ Бендер…
Но Остап прервал его словами:
- Шура, созывая конференцию детей лейтенанта Шмидта, вы чуть было не стали писателем, не так ли? Так почему вас смущает этот карандаш? Но сейчас у меня вопрос к вам обоим: просили ли вы когда-нибудь милостыню у прохожих?
- Никогда, - твердо ответил Балаганов. - Я предпочитал…
- Догадываюсь, что вы предпочитали, братец Вася.
- Я только однажды, на бензин… - стыдливо отвел глаза в сторону Козлевич.
- Ладно, не будем копаться в прошлом, камрады. Хотя могу сказать, что милостыню я тоже не просил, а требовал. - И вдруг Остап бросился к какой-то проходящей паре курортниц с возгласом:
- Давай деньги! Деньги давай!
- Командор!
- Остап Ибрагимович! - бросились к нему компаньоны. - Что с вами? Что с вами?! - тревожно восклицали они.
Курортницы пораженно оглянулись на Бендера и ускорили шаг, переходя на бег.
Великий импровизатор прошлого смеялся, приседая и хлопая себя руками по коленям. Ему вспомнилось, как он с Кисой Воробьяниновым шел пешком в Тифлис и вот такими криками приставал к проезжающим туристам. Успокоившись, великий предприниматель сказал глядевшим на него с испугом друзьям:
- Как-нибудь потом я опишу превратности судьбы, детки. Итак, сейчас каждый из нас идет: Адам Казимирович - к "Интуристу", Балаганов - по набережной, я - в порт. Идем и выискиваем знатоков греческого языка…
- Как это выискиваем, командор?
- Да, как выискивать? - удивился Козлевич. - Что же, у них на лбу написано, что знают греческий?
- А так, вопросом: вы знаете греческий язык? И когда получите ответ "знаю", попросите перевести свою часть записки.
- А не лучше ли все же к переводчикам в "Интурист", командор? - невесело спросил Балаганов.
Козлевич не задавал вопрос, так как он был такого же содержания и ждал ответа Бендера.
- Не лучше, не лучше, - разозлился Остап. - Товарищ Балаганов, я же говорил, что в этом тексте может быть то, чего не должен знать никто другой. А тем более ставленники ГПУ. Поэтому мы и разрезали фото записки на три части. Уразумели, камрады? А когда переведут, то соединим все воедино по смыслу. Неужели не понятно? - оглядел своих нижних чинов глава компании.
- Да, теперь понятно, - вздохнул Балаганов, пробуя острие карандаша на язык.
- Ясная затея, Остап Ибрагимович, - согласно кивнул головой Козлевич. И добавил: - И, как всегда, правильная.
И компаньоны деловито разошлись к своим участкам работы.
Великий комбинатор двинулся стрелковым шагом по набережной мимо магазинов, ресторанов, закусочных и винных ларьков и бочек, возле которых, прямо на улице, продавали сухое и крепленое вино. Обгоняемый и обтекаемый потоком загорелых курортников, Остап вышел к морскому порту Ялты.
Выйдя на пирс, Бендер увидел портовиков, разгружающих бревна и тюки с самоходной баржи. Других судов в порту не было.
- Привет, ребята, как трудимся? - приветливо обратился он к ним.
Стоящий у штабеля бревен докер вяло ответил:
- Трудимся, - и сплюнул сочно. Оглядел Остапа и спросил с надеждой: Что-то надо разгрузить, погрузить?
- Да нет, уважаемый. У меня дело другого плана, но дело платное, товарищ. Кто из ваших знает греческий язык? Не подскажешь? Вы ведь все время общаетесь с командами иностранных пароходов. Прочесть тут надо, несколько слов всего, - показал Бендер кусок фотографии.
- Э-э, спросите что-нибудь попроще. Если по-иностранному еще можем как-то объясняться жестами и прочими морскими словечками, то читать… Эй, Кондрат! - крикнул он зачаливающему груз на палубе судна. - Ты читать по-гречески можешь?
От плечистого голого по пояс Кондрата последовал выкрик:
- Не-е, откуда! Пусть к начальству порта, к тем, кто оформляет бумаги, - посоветовал он.
- А есть кто из команды, товарищи?
Из рубки вышел рослый парень в морской тельняшке и подошедшему к барже Остапу ответил:
- Ну, я из команды, что надо? - перегнулся он через борт.
- Сам капитан, - кивнул на него докер, присаживаясь на причальную тумбу.
- Прекрасно, рад приветствовать, уважаемый капитан. С греческого перевес ти несколько слов надо, уважаемый, - просительно пропел ему Остап.
- С греческого? Ха, не знаю, чтобы перевести. С английского если, то попробовать можно, - ответила тельняшка, закуривая.
- Вот беда, товарищи…
- Правильно вам подсказали, к тем надо, кто бумагами в порту командует, товарищ.
- Ясно, ясно, товарищ, я так и сделаю, - вздохнул искатель.
И Остап пошел к служащим порта с тем же вопросом: кто может перевести с греческого несколько слов?
Но все, к кому он обращался, пожимали плечами и отнекивались. И только один всколыхнул надежду у великого предпринимателя. Он взял фотокарточку, внимательно посмотрел и сказал:
- Тут вообще непонятно… Одно слово по-гречески, другое по-турецки, как я догадываюсь, - и возвратил шифровку недоуменно смотревшему на него Бендеру.
- По-гречески и по-турецки? - переспросил озадаченный Остап.
- Это так, если не ошибаюсь, товарищ, - подтвердил тот.
После этого Бендер начал ловить людей, идущих в морвокзал и выходящих оттуда. Ловил у касс, у багажного отделения, спрашивал всех:
- Не знаете ли греческого языка? Перевести тут надо, всего несколько слов, граждане? - и подносил свою треть фотоснимка к глазам спрашиваемых.
- Не-е… товарищ…
- Не изучал.
- Не ведаю…
- Откуда мне знать!
- К переводчикам обратитесь.
- Не приставайте, гражданин!
Сыпались ответы и многие другие, но все содержали отказ. Наконец один пожилой толстячок в канотье, держа в руке трость с замысловатым набалдашником, участливо ответил:
- Немного знаю в пределах гимназического курса. Что тут? - взял он фотокарточку. - Ага… Первое слово, как я понимаю, звучит… разыскать. Другое слово не иначе как по-турецки… Дальше… Э-э-э, - начал он, экая, разбирать по складам. Дальше я тоже не понимаю… Извините, товарищ, но… хотел помочь… и не могу… - Приподняв канотье, толстячок проследовал от Остапа своим курсом.
- Да, дело осложняется, - сказал вслух сам себе Бендер. - Но продолжим поиск…
А в это время Козлевич охотился у входа в "Интурист" с такими же вопросами. Но результат был такой же, что и у его технического директора. Наконец, одна фифочка, ни тела, ни мяса, как говорится, душа ремнем одна перепоясана, не обошла его вниманием.
- Ну-ка, ну-ка, товарищ, дайте посмотреть, что туту вас, - одернула она гимнастерку с комсомольским значком. - Я знаю немного… А-а… - вернула она второй кусок фотокарточки загадочной записки. - Фотография… - сморщила она свое полудетское личико-яблочко. - Тут вперемешку и по-гречески, и по-турецки, извините, товарищ, - и понеслась дальше.
А потом Адам задел надоевшим ему вопросом парня в кепке, насунутой на самые брови. И тот ему гаркнул:
- Какого ты пристаешь к трудящемуся, усатый бля… - и протопал мимо. А еще один сказал Козлевичу когда посмотрел на фототекст:
- Шифровками занимаетесь, товарищ? - и с подозрением уставился на просителя. - В милицию надо, или в ГПУ, там все знают.