И вдруг один дотоле мирный обыватель ни с того ни с сего как завопит: а мне, говорит, плевать, говорит, на вашего Кастро, плевать на вашего Саркози, и вообще на все плевать. Я, говорит, по телевизору смотрю только автогонки, а если появляется там какая-то голова, я в эту голову немедленно плюю…
Ну, мы так немножко поежились внутренне, но ничего не сказали. Человек он вообще неплохой, только психованный, и не поймешь, зачем он как ужаленный все это провопил. Если кому-то на что-то наплевать, это означает крайнюю степень равнодушия, безразличия. А тут человеку плевать – а он вопит.
Нет, странное животное. Прав Зощенко – навряд ли оно произошло от обезьяны.
Па-де-де
Три маленькие пьесы для добродушного театра
Па-де-де № 1
Развод по-петербуржски
Действующие лица
ЛЮСЯ ВАРУХИНА
САША ЛЯМЧИК, ее давний друг
Действие происходит весной, когда в Санкт-Петербурге по ночам разводят мосты.
Квартира Люси Варухиной. В ее комнате прибрано, и на столе – приметы ожидания гостей: закуска, бутылочка. ЛЮСЯ ВАРУХИНА, энергичная женщина средних лет, нервно ходит по комнате и нещадно дымит.
ГОЛОС ИЗ-ЗА СТЕНЫ (истошно). Лю-юся!
ЛЮСЯ (подходя к двери). Что, мама? Что еще?
ГОЛОС ИЗ-ЗА СТЕНЫ. Костя опять ест! Весь рассольник съел!
ЛЮСЯ. Мама, я вас прошу, дайте мне покой. Я человека жду, понимаете? Ложитесь спать, мама, пусть Костя ест сколько влезет. В конце концов, это мой муж.
ГОЛОС ИЗ-ЗА СТЕНЫ. Муж! Не было мужа, и это не муж.
ЛЮСЯ. Начинается, господи ты боже мой…
ГОЛОС ИЗ-ЗА СТЕНЫ. Лю-ю-юся!
ЛЮСЯ. Что, мама?
ГОЛОС ИЗ-ЗА СТЕНЫ. У Кати завтра физкультура! Ты форму ей положила?
ЛЮСЯ. Утром положу, мама, утром.
ГОЛОС ИЗ-ЗА СТЕНЫ. Ну, конечно. Как на охоту идти – так и собак кормить.
ЛЮСЯ. Мама, иди спать.
ГОЛОС ИЗ-ЗА СТЕНЫ. Да, с вами уснешь. Вечным сном.
Звонок в дверь. Люся бросается и приводит САШУ ЛЯМЧИКА, понурого мужчину в джинсовом костюме не первой молодости и свежести – что в равной мере относится и к костюму, и к мужчине.
ЛЮСЯ. Сашенька, милый (целует его), давай, тут раздевайся, а то у меня сам знаешь – все заминировано. Мать орет весь вечер.
Саша покорно и на редкость печально снимает ботинки.
ЛЮСЯ. Я уж тебя жду, жду, на нервах вся… Вот, возьми мои тапочки.
Саша надевает маленькие, совсем не подходящие ему по размеру шлепанцы.
ГОЛОС ИЗ-ЗА СТЕНЫ. Лю-ю-юся!
ЛЮСЯ. Мама, хватит!
ГОЛОС ИЗ-ЗА СТЕНЫ. Ну что, Лямчик развелся?
ЛЮСЯ. Уйди, сорока-ворона! Телевизор отберу!
ГОЛОС ИЗ-ЗА СТЕНЫ. Руки коротки!
ЛЮСЯ. Мама!
Саша садится к столу и кивает головой, будто с чем-то соглашаясь.
ЛЮСЯ. Ну, золотой мой, сейчас выпьем, давай… (Быстро и ловко разливает.)… все, все, понеслись… (После естественной паузы.) Ну, что? Бери, бери, холодец, оливье, давай, кушай… Ну, что?
САША. Развелись.
Люся горестно вскрикивает.
САША. Днем. В три часа.
ЛЮСЯ. А где же ты ходил с трех часов?
САША. Так.
ЛЮСЯ. А она что?
САША. Что – она? Чертова кукла. Улыбается. Я, говорит, на вас, Александр Сергеевич, зла не держу. Расстанемся друзьями. Я, знаешь, Люся, смокинг взял напрокат и машину… "вольво". Подъехал к суду к этому, солнце светит, капает отовсюду… и она стоит, ручкой мне машет… Я белый шарф через плечо перекинул, шарф тоже взаймы взял – говорю, мне на выступление ехать, извини, что вырядился… а она говорит… а я думала, ты нарочно к разводу приоделся. Догадалась, тварь…
ЛЮСЯ. И вот ты сам виноват. Нечего было на москвичке жениться. Им только деньги нужны, больше ничего. У них там с детства счетчик в голове и все такое… А ты что – нищий музыкант, что с тебя взять. Я тебе как друг скажу – самый это дурной брак у тебя был, из всех пяти, что я знаю, – вот глупей не придумаешь. На москвичке жениться! И все хорошо, Саша, что хорошо кончается. Ты только кушай – холодец, оливье… рыбочка вот, видишь рыбочку? Я сама солила.
САША. Александр Лямчик – музыкант, импотент и пьяница – сегодня похоронил свой шестой брак.
ЛЮСЯ. Ура! (Перехватив мрачный взгляд Саши, осеклась.) Давай не чокаясь…
САША. Скоро буду в переходе играть…
ЛЮСЯ. Где?
САША. В переходе метро. Шапочку положу и начну лабать "Как упоительны в России вечера…". Отовсюду выгонят – и начну. "Две гитары за стеной жалобно завыли… Чибиряк, чибиряк, чибиряшечка, с голубыми ты глазами, моя ду-шеч-ка!" Граждане, не побрезгуйте, дайте бывшему гитаристу на хлеб и водку!
ЛЮСЯ. Саша, ты это брось. Тебя всюду зовут, всюду любят, ты и в театре играешь, и в кафе приличном играешь, и детей учишь… И я тебе скажу – ты еще найдешь свою дорогу. Светлый путь, да! Найдешь. И песни твои, которые ты сколько лет сочиняешь, все они пробьются. И пьешь ты не лучше других. Вполне прилично пьешь, то есть я хочу сказать – пьешь в границах. А про импотента, уж извини, – это все от бабы зависит. Я понимаю, как она тебя закомплексовала, гадюка!
САША. Ох, Люся моя дуся, что ты за человек, нет, ты не человек – ангел. Ты ангел, а она вот именно что гадюка – тощая, злющая… краси-и-ивая-я-я… Взял девочку – на работу пристроил, карьеру ей делал, а она пела-пела, попой вертела-вертела и довертелась. Лямчик ей ни к чему, Лямчик – пройденный этап. Мусор. Биоотходы. Эльвира отбывает в столицу! У Эльвиры большие планы на жизнь. Песни мои записала на кассету – в Москве небось будет раскручивать.
ЛЮСЯ. А это и ничего. Пусть. Ты прославишься, денежки покапают.
САША. Что-о? Да-а! Как бы не так! От Эльвиры моей покапают! Ага! Все сама заберет, а если стану рыпаться – еще и прирежет!
ЛЮСЯ. Господи, как же ты с такой жил… Да ты перекрестись обеими руками, что от нее избавился.
САША. Так и жил. Любил… Знаешь, как говорится – ночная кукушка дневную перекукует… Она, ну, давала жару, да…
ЛЮСЯ. Не знаю, чего там куковать. Тощая, чернявая, вся как лещ – из костей… Вкус у тебя, Саша, так себе – на баб, я имею в виду. Такой ты мяклый, добрый, как бублик, – а тянет тебя на подлючих баб. Что Ленка твоя – прости господи, что Верушка-поблядушка… Одна Маринка была человеком, так ты же ее и бросил ради этой Эльвиры. Вот у тебя и песни такие грустные потому. Пришла-ушла, любила-забыла. Тра-ла-ла… где же весна.
САША. Чего ты дразнишься? Когда это я пел "ушла-пришла"? Ты считаешь, я что – Игорь Николаев? Полная бездарность, да? Ты так считаешь? (Встает, нелепо ходит в шлепанцах.) Так и скажи, правду скажи, что я Игорь Николаев, помойное ведро и мыльный пузырь! А то все подругу дорогую из себя строишь!
ЛЮСЯ. Ты сдурел совсем? Ладно, я понимаю, день такой… Садись, что скачешь, как… страус. Сам знаешь, что глупость сказал. Прекрасно знаешь, кто с тобой двадцать лет носился. И кто в долг давал. И концерты кто устраивал, когда вся ваша "шизгара" была в подполье. И кто в больницу к тебе три месяца ходил, когда ты пьяный разбился. Я ходила, я давала, я устраивала.
САША. Ты, Люся, ты… я ничего, я так. Только, знаешь, насчет вкуса – я тоже могу сказать… Тоже, знаешь, муж твой… странный человек. Мне совсем не нравится. Такой высокомерный, и бормочет, бормочет не разбери чего. И такой урод! Не знаю, как ты с ним… Нет, Катя чудесная девочка, но Костя твой – извини. Извини. Не представляю даже – как это ты, живая, веселая, – и с таким чудищем, извини…
ЛЮСЯ. Костя – мой муж. Точка. Больше мы с тобой ничего обсуждать не будем. Это судьба. Моя судьба. Моя семья.
САША. Я понимаю и замолкаю. Очень торжественно. "Моя судьба". Да какая там судьба, Люсь? Повесила камень себе на шею и таскаешь. Работаешь, тянешь воз, кормишь этого урода. Он уже лет десять ничего не делает, вообще ничего. Гнала бы ты его, а? Пока не поздно. Сейчас еще могла бы найти кого-нибудь. Я удивляюсь, вот люди как сладко устраиваются – садятся другим на шею и ножки врозь. А ты знай свое – "мой муж, и точка".
ЛЮСЯ. Костя – отец моей дочери.
САША. Люсь, ну хватит, а. И ты знаешь, и я знаю, какой он отец. Душить таких отцов надо еще в колыбели. Помню, явление Христа народу – как он на твоем дне рождения вышел в грязном халате, тапки на босу ногу, вообще антисанитария! Обвел всех взглядом, хмыкнул, как Мефистофель, – и скрылся в пещере. Что он там делает годами в своей комнатенке? Спит, что ли?
ЛЮСЯ. Костя – талантливый человек. Он пишет.
САША. Что он пишет? Кто это видел? Нет, он рехнулся, давно, его лечить надо.
Люся внезапно начинает рыдать.
САША. Люся, ради бога! Люсенька, прости!
Люся рыдает в голос, басом.
САША (плещет ей в лицо минеральной водой). Люська, отбой! Все! Все, я сказал! Сегодня я должен реветь, а потом твоя очередь!
ЛЮСЯ. Сейчас, Саша. Сейчас. Сашенька, если бы ты знал, как я живу! Как я живу! Что это за жизнь! За что такая жизнь! Саш, ведь я… по женской части никогда не была счастлива. Ведь мы с Костей… вот когда Катю зачинали… вот это последний раз у нас и было…
САША (пораженный громом). Пятнадцать лет назад??!!
ЛЮСЯ. Мне с ним сразу… как-то не очень… а потом все хуже и хуже. А он такого высокого мнения о себе, ему ничего нельзя сказать… а потом он как-то одичал, реформы его совсем подкосили в смысле психики. Из школы он давно уволился, потому что ученики очень жаловались, что совсем непонятно и что учитель заговаривается, а предмет важный – история все-таки… он тогда решил книгу писать и вот засел в своей конуре и не выходит почти. Ест по ночам. Мама ругается. Катя плачет, ей стыдно… Я работаю на износ. Саша, ведь я сберегла свой домик, свой уголок, свой маленький Дом культуры имени когда-то Якова Свердлова, а теперь – Дом культуры "Светлячок", и в аренду сдаю всего двести метров, и все кружки сохранила! У меня триста ребятишек учится! Я и в мэрию, я и к спонсорам, я и в газеты, и вот – крутится, вертится, кипит мое дело. Я на работе человек. Прихожу домой – я никто, ничто и звать никак.
САША. Люсенька, ты что – пятнадцать лет… без никого?
ЛЮСЯ. Нет, было десять лет назад, но там получилось грустно, и пять лет назад, недолго, один месяц, когда в отпуске была.
САША. Я не знал. Я думал, ты такая… бойкая, столько знакомых… Людмила Варухина, Дом культуры "Светлячок"! Полгорода тебя знает.
ЛЮСЯ. Толку-то что? Ой, Саша, я не умею… не знаю, как, что… боюсь. Всего боюсь. И потом – я некрасивая.
ГОЛОС ИЗ-ЗА СТЕНЫ. Лю-ю-юся! Костя ест тушеную капусту! Все съедено! Я завтра уезжаю!
Люся опять начинает рыдать.
САША. Люська, не смей. (В сторону голоса.) Алевтина Игоревна! У нас разговор серьезный! Пусть Костя кушает!
ГОЛОС ИЗ-ЗА СТЕНЫ. А ты развелся?
САША. Сегодня развелся. (Трясет и гладит Люсю, чтоб она успокоилась.)
ГОЛОС (удовлетворенно). А я что тебе говорила?
САША. Вы молодец, Алевтина Игоревна. Вы мой домашний Нострадамус!
ГОЛОС. Да уж настрадалась, настрадалась… Смотри, Лямчик, скоро двенадцать – не опоздай на мосты. Мосты в два разводят!
САША. Спасибо! Я в курсе!
ЛЮСЯ. Это каждый день крики. Каждый день!
САША. Люсь, давай выпьем. У меня тоже с собой припасено… давай. (Хлопочет.) За нашу и вашу свободу!
ЛЮСЯ. Ты кушай… холодец, рыбочку… Ты ничего не кушаешь!
САША. Я кушаю. И ты кушай.
ЛЮСЯ. Куда мне кушать. Разъелась от нервов, как индейка.
САША. Нет, ты очень похудела в последнее время. И похорошела.
ЛЮСЯ. Я? Да я уже и на женщину стала не похожа. Хожу как солдат, говорю басом. Платья как-то криво сидят… А люди меня уважают – как настоящего солдата, который не подведет в бою. Господи, как я умела любить! Как хотела любить! Почему ты не дал мне любви! (Топает ногой.) Хочу любви! Хочу быть возлюбленной!
САША (несколько испуганно). Ну и будет. Все будет. Ты потерпи.
ЛЮСЯ. Что будет? Ничего не будет. Ладно, ты меня прости, что я так тебя гружу.
САША. Я твой друг. Грузи меня, грузи! А на что нужны еще друзья!
ЛЮСЯ. Хотела тебя поддержать, а сама расклеилась.
САША. А, бывает. Нормально, хорошо…
ЛЮСЯ. Я ремонт сделаю в "Светлячке", у себя не сделаю, а для людей сделаю… Спортивный зал открою. Клянусь, открою! Если бы я сейчас умерла! Если бы умерла! Сколько бы людей за моим гробом шло! А эти… правильно говорил Иисус Христос: и враги человеку – кто? Домашние его. Притаились, жабы… молчат… Споем тихонечко? (Запевает.) Льет ли теплый дождь, падает ли снег…
САША. Я в подъезде возле дома твоего стою…
ЛЮСЯ. Жду, что ты придешь…
САША. А быть может – нет…
ЛЮСЯ И САША. Стоит мне тебя увидеть – ОО! – как я счастлив…
Самозабвенно исполняют сию бессмертную песенку. Допели и смеются.
САША. Люська, какая жалость, что я на тебе не женился!
ГОЛОС ИЗ-ЗА СТЕНЫ. Концерт окончен?
ЛЮСЯ. Женился на мне – ты? Да ты никогда и не смотрел на меня… так.
САША. Исключительно по глупости. И потом, ты меня никак не поощряла. Мужчин надо провоцировать, заманивать в сети. А ты все училась, училась, все такая сурьезная была. А я – человек несерьезный. Музыкант, блям-блям, дурачок. Вот и просвистел я свою жизнь, Люсенька, – ни жены, ни детей, живопырка однокомнатная у черта на рогах и – сколько поработаю, столько и поем. Пока не свалился. А ведь могу и свалиться, и что тогда? А тогда одна надежда – верный друг, боевой товарищ Люська и в больничку ко мне придет, и похоронит, если надо, и оградку сделает… Так, значит, ты и есть моя настоящая жена, понимаешь? А все остальное было – наваждение, мираж, колебание воздуха! Шесть жен, а! Не считая прочих заблуждений… Последнюю мою сучку загс проштамповал уже в графу "дети" – больше в паспорте места не было! Понимаешь, Люся, мужчина обязан управлять своим… вот этим местом. Не буду называть, из уважения к Дому культуры "Светлячок", каким, но ты понимаешь. А у меня получилось, что не я его, а он меня вел. И все не туда. Надо было стараться, пробиваться, заявлять о себе – а я бутылочку в зубы, женушку очередную на коленки – и пошло-поехало, и плевать, и вейся, веревочка! "Ой вы, кони, залетные, слышен смех с облучка! Гимназистки румяные! От мороза чуть пьяные! Грациозно сбивают! Рыхлый снег с каблучка…"
ЛЮСЯ. Ты – чистый, легкий человек… Ты мне всегда нравился, Саш, но ты же пришел после армии к нам, в Институт культуры, на третий курс и женат был – второй раз. Уже тогда! Как тебе удалось в двадцать один год – второй раз! Саша, ты ходок. Это навсегда, это не пройдет. Так что я сразу тебя – ну, отмела в уме… Ты рыбочку совсем не кушал…
САША. Ты сама – моя рыбочка. Ры-боч-ка! Выпьем. Я – твой верный рыб. Нам нужна родная стихия – и вот она, прозрачна и бледна! Лейся, песня, на просторе! Не горюй, не плачь, жена-а! (Обнимает Люсю.) Какая ты… горячая…
ЛЮСЯ. Саша…
САША. А мосты развели. Развелись наши мосты… Помнишь песенку…
ЛЮСЯ. Помню.
САША. Споем?
САША и ЛЮСЯ поют:
Лишь стоит далеким звездам
В небе ночном засветиться,
Одна половинка моста
Шепчет – давай разводиться…
Ах, мосты, мосты, мосты,
Людям служите привычно,
Но никто не знает вашей жизни личной!
Вздохнули вдвоем упруго
Над пробегающей льдиной,
И вот уже друг от друга
Прочь разошлись половины…
Ах, мосты, мосты, мосты,
Людям служите привычно,
Но никто не знает вашей жизни личной!
Но стали такси и люди
У переправы толпиться.
Вздохнули мосты: ну, будет.
Видно, придется сходиться…
Ах, мосты, мосты, мосты,
Людям служите привычно,
Но никто не знает вашей жизни личной!
ЛЮСЯ. Какие у тебя были чудесные песенки… И будут, и будут, тебе еще до пятидесяти ого-го! А сколько сделано…
САША. Ничего, моя Люсечка, не сделано… а, черт с ним… (Целует Люсю в шею.) А что тут у нас? Тут норка? Там живет ежик? Да?
ЛЮСЯ. Ой…
САША. Я никуда не ухожу… Мосты развели, я развелся, я теперь свободный человек…
ЛЮСЯ. Ой…
САША. Люся, ты – прекрасная женщина, ты – печка, ты – яблоня… Ты мой душистый стог сена… Я хочу зарыться в тебя… Люся…
Свет милосердно гаснет.
Рассвет. Люся и Саша спят. Люся вдруг резко садится на кровати.
ЛЮСЯ. Что? Сколько времени… (Взгляд ее падает на спящего Сашу.) А-А-А! (Люся зажимает себе рот рукой и вспоминает происшедшее ночью.) Мама дорогая! О-о-о. Что теперь делать. Шесть часов. Через час все встают. Я пропала. Какого черта! Двадцать лет дружили – и на тебе. О-о-о. Стыд какой. Сашка, Сашка, вставай, давай, просыпайся, аврал…
САША (просыпается и смотрит на Люсю без выражения лица. Потом удивляется). Люся? Люся? (Оглядывает обстановку.) Люся… Люся… О! Люся! Люся! Люся!
ЛЮСЯ. Тихо. Что Люся, Люся, разлюсился.
САША (укоризненно). Люся… Какая ночь!
ЛЮСЯ. Только молчи! Господи. Стыд какой. Друг называется. Двадцать лет дружили – и вот. Ну, как это называется?
САША. Секс.
ЛЮСЯ. Молчи! Кругом враги. Надо тебя вывести по-тихому.
САША. А завтрак? Кофе, круассаны… Поцелуй на дорожку… Люсь, что за дела… Мы не дети…
ЛЮСЯ. Там – мать. Там дочь. Там муж. Понимаешь? А тут – ты. Это кошмар.
САША. Это не кошмар. Это… дружеский визит. Кошмар – это пятнадцать лет без мужчины.
ЛЮСЯ. Ой, без мужчины! Не было мужчины, и ты не мужчина.
САША. Не согласен.
ЛЮСЯ. Нет, в этом смысле все было в порядке. Но есть другие смыслы.
САША (пытаясь обнять Люсю). А ну их, все эти смыслы…
ЛЮСЯ. Отлипни. Одевайся, быстро.
Саша, обиженный, одевается.
САША. Все гонят, все клянут… мучителей толпа… Носок один. Второго нет.
ЛЮСЯ. Ну, я не знаю, ищи.
САША. Нету носка.
ЛЮСЯ. Так пойдешь.
САША. Я не могу без носка. Нога замерзнет.
ЛЮСЯ. Тогда ищи!
САША. Нету!
ЛЮСЯ. Какого черта… Вон твой носок – на шкафу висит.
САША. Как он туда попал?
ЛЮСЯ. Так ты раздевался… в экстазе…
Саша и Люся захихикали.
ЛЮСЯ. Не стыдно – напоил девушку, пристал…
САША. А если у меня страсть запылала?
ЛЮСЯ. Знаю я, что у тебя запылало… Оно от огненной воды у тебя очень пылает.
САША. Не согласен. Я тобой увлекся. Поманило меня!
ЛЮСЯ. Я уже трезвая, так что не вкручивай. Давай уговор, как друзья: головой тряхнули и забыли. Совсем. Навсегда. Хорошо?
САША. Жалко…
ЛЮСЯ. Пошли, я тебя выведу… партизанскими тропами…
САША. Люся, дай щечку…
ЛЮСЯ. В другой раз.