Человек, стоявший на пороге, был в милицейской форме, с четырьмя звездочками на погонах. Могучего шкафообразного склада, с суровым нерассуждающе-решительным лицом – профессиональная заматерелость так и распирала его. Это было оглушительно: ожидать встречи с домушниками и врезаться носом в представителя противоположной касты.
Лицо милицейского капитана при виде В., обмотанного полотенцем, выразило некоторое замешательство, однако профессиональная матерость тотчас взяла над чувством неловкости верх.
– Здравствуйте, – сказал он, делая решительное движение своим могучим тяжелым телом вперед и понуждая В. отступить. – Я ваш участковый. Проблема тут возникла. Пришел познакомиться…
В интонации его была некая незавершенность. Как если бы главное было не в тех словах, что он произносил, а в тех, что последуют. Или в каких-то его действиях. Слова его не выражали того, что значили. Он словно бы тянул время, чего-то ждал.
И дождался. С невидимой В. части лестничной площадки возник, с лиловым злобным орлом на обнаженной шерстистой груди, брылощекий охранник с автомобильной стоянки, что возбуждал в В. такую неприязнь, и уличающе возопил:
– Он самый, кто еще! Я за ним проследил, куда он ходит, тот самый!
– Свободен, – отодвинул его от себя участковый. – Разговор есть, – известил он после этого В., и вот теперь слова его значили то, что должно – так это и прыснуло из него. – Помочь нужно, людям требуется, неприятность случилась, хорошие люди, нельзя не помочь. – И все напирал, напирал на В. своим упакованным в форму тугим животом, заставляя В. пятиться назад.
– Нет, простите! – выставляя перед собой ладонь, попробовал воспрепятствовать его продвижению в квартиру В., но поздно: они уже были в глубине прихожей. А с лестничной площадки из-за спины участкового, как до того охранник, появилось новое лицо – необыкновенно быстрый движениями, обметанный короткой бородой молодой кряжистый мужчина. Будто вихрь всклубился за спиной участкового – и бородач вломился в квартиру вслед за капитаном, гулко влупив в косяк за собой входную дверь.
– Совершенно нечего бояться. Просто разговор. Я как представитель власти гарантирую полную безопасность и конфиденциальность, – приговаривал между тем при всем этом участковый. – Речь о помощи. Хорошим людям. Надо помочь.
– Простите, я вас не приглашал входить! – Наконец-то полноценная речь вернулась к В. – У вас нет никакого права врываться так! Кстати, вы не показали своего документа. Вы вообще участковый? Я вас не знаю!
– Покажи ему ксиву, – процедил из-за спины участкового бородач. С ленцой, как бы с трудом заставляя себя размыкать губы. – Нарушаешь закон – человек прав.
Краснообложечный складень с фотографией, крепким обхватом зажатый в ладони участкового, нагло всунулся в лицо В., заставив его отдернуть голову, и улетел обратно в карман форменной капитанской рубашки.
– Вы думаете, я что-то увидел? – саркастически спросил В.
– Успевать надо, – ответствовал участковый.
Оскорбленное достоинство В. возопило о сатисфакции.
– Покажите еще раз, – потребовал он.
– Ладно ты! – взорвался бородач. От ленцы в его голосе не осталось следа. – Еще раз ему! – Он энергично протиснулся мимо капитана и, оттесняя в сторону В., шагнул из прихожей в коридор, схватывая цепким взглядом квартиру. – Куда трындеть пойдем? Ну?! В комнату? На кухню? Говори!
– Да, не тяните. Ведите, – подхватил участковый.
Будь это не участковый, а ряженый, он бы вел себя по-другому – у В. не было в этом сомнений. Да даже если он и не участковый, то милиционером был вполне настоящим: милицейским духом от него так и перло. Милицейский дух, которым шибало от капитана, ободрял В.: не мог же страж порядка заявиться с чем-то беззаконным.
– Проходите на кухню, – капитулировал В.
Участковый шел, крутя головой, будто она у него была на шарнире, всовываясь взглядом всюду, куда только можно заглянуть, бородач же пролетел на кухню с устремленностью пули, жадно вырвавшейся из ствола, и, влетев, тотчас приземлился на табурет у стола.
Поцапав взглядом кухню, устроил на табуретке свое крупногабаритное тело участковый, сел, вынужденный, как юбку, подобрать под себя полотенце В., и бородач, обратясь к участковому, повелел:
– Давай. Скажи человеку, в чем суть. Объясни, что требуется. – И вперился в В., да так – под ложечкой у В. словно бы свело судорогой. Глаза у бородача были будто стеклянные, но не прозрачные, а пасмурно-мерклые – стекло, затекшее грязью. Нет, не с добром пожаловала к нему эта двоица.
Набрякше-суровое лицо участкового оделось вдохновением.
– По воде, значит, ходим?! – вопросил он. – Поперек порядка вещей? Все в дверь, мы в окно? Чего и другое-иное можем? Гирьки там двигать, стрелки крутить, цифры угадывать…
В. перебил его:
– Какие гирьки? Какие цифры? О чем вы?
– О том, что всякому известно! Что эти экстрасенсы делают. Как это у них называется? Телекинез, телепатия… А вы, раз по воде, то и больше их способны!
В. понял, о чем участковый.
– Не имею никакого отношения к экстрасенсам.
– А я о чем говорю? – как уличил его во лжи участковый. – Раз по воде, то покруче их!
– По воде… – протянул В. О, как он тосковал по себе недавнему, когда еще ничего не произошло, когда был просто сам по себе. – Вы уверены, что я по воде? Я лично не уверен.
– Так уж и нет! – Вдохновенно-уличающая мина на лице участкового приобрела оттенок сарказма. – Скажите еще, вы – не вы! Я не я, и моська не моя.
– Что ты жуешь, что жуешь!.. – взорвался бородатый. – Тянешь кота за хвост! Кобла' одного нужно найти, – с той же лающей яростью, что к участковому, обратился он к В. – Кровь из носу! Лег на дно и лежит!
– Я и говорю: хорошим людям помочь, – напомнил о своих заслугах участковый.
Бородач оставил его реплику без внимания. Однако же услышана она им была.
– Хорошие люди своей благодарностью не оставят, – развил реплику участкового бородач. – Они не жлобы. Они добрые услуги ценят.
– Что значит "кобла"? – поинтересовался В.
– Чмо, значит! – взлаял бородач. – Не знаешь, кто такой чмо?
Кто такой "чмо", В., пусть и не вполне отчетливо, но представлял.
– При чем здесь я? – спросил он. – Я же вам говорю: я не экстрасенс.
– Не зли меня, – будто внезапно потеряв голос, сказал бородач тихо. – Кто ты, что ты, все видели. Можешь по воде – можешь и на дне его просечь. Просеки! Больше от тебя ничего не требуется. Этот чмо нам из-под земли нужен.
– Для чего он вам так уж нужен? – зачем-то спросил В. Хотя ему это было совершенно все равно.
– Тебе это должно быть до фени, – все тем же тихим, словно спрятанным голосом проронил бородач.
– Деньги, что ли, упер? – снова не зная зачем – до фени ему это было, до фени! – спросил В.
– Вот, видишь, а говоришь, не экстрасенс! В самое яблочко. В десятку! – воскликнул участковый.
Бородач остро зыркнул на него, как если б хотел заткнуть, но поздно! – и реплика участкового осталась неотмщенной.
– Упер, – подтвердил он, отвечая В. – Хорошо упер. Соответственно и благодарность будет хорошая.
– Как тут не помочь! – снова заявил о себе участковый.
Чем дальше, тем более диким представлялся весь этот разговор В. И то, что сидел перед ними в одном полотенце, как папуас в набедренной повязке, тоже изводило его, желание избавиться от них становилось нестерпимей с каждым мгновением. Но просто так, было ясно, отделаться от визитеров не удастся. Требовались аргументы. И не абы какие, а убедительные. Убедительнейшие! А ведь он же сидел в ванне, неожиданно осенило В. Он приехал домой, налил воды, сел в нее – с "Вием" в руках, – и до сего мига ему не приходило в голову, что он беспрепятственно погрузился в воду и выскочил на звонок в дверь, обматываясь полотенцем, из воды. Из воды, не из-под душа!
Мозг лихорадочно искал аргументы, а их, оказывается, и не было нужды искать, они лежали тут, под рукой.
– Да нет, – сказал он, – не могу я вам помочь. Мало ли что вы увидели-услышали по телевизору. Это все пиар-акция моего заводского начальства. Трюки это все, цирк! А я на самом деле… Вы меня сейчас как раз из воды подняли. Полная ванна воды, лежал в ней. Хотите посмотреть?
– Что посмотреть? – по-прокурорски осведомился участковый. – На воду в ванне? Воды мы не видели!
В грязно-мглистых стеклянных глазах бородача зрела какая-то мысль. На глазах наливаясь спелостью.
– Изобразить хочешь, как ты там в воде сидел? – спросил он.
Нет, В. не собирался залезать в воду. Так унижаться? Но, собственно, почему нет? Пусть убедятся.
– Идемте, – поднялся он с табуретки.
Вода в ванне стояла в белом эмалевом ложе восхитительной глыбой прозрачного зеленоватого кристалла. Участковый заскочил в ванную перед В. и, заняв половину ее тесного пространства, воззрился на него с выражением все того же свирепого прокурорского скепсиса. Они с бородачом словно взяли В. в захват – тот за спиной В. заклинил собой дверь.
Придерживая полотенце, чтобы не свалилось на пол, В. поднял ногу, перенес через край ванны и опустил в воду.
Он опустил – но нога не опустилась. Вернее, она опустилась лишь на то расстояние, что было до поверхности воды. Дальше вода его не пустила. Он жал на нее ступней, пытался прорвать ее гладь, проникнуть вглубь, – тщетно: вода не пускала. Она даже не колебалась от его усилий, словно он не имел веса, не был материален. Но ведь он был материален – вот же он, он видел свое тело, он ощущал его, он только что, какие-то минуты назад, был погружен в этот жидкий зеленоватый кристалл в полном согласии со знаменитым законом, что вывел гениальный грек!
Волосы прошевелились на голове у В. Он так это въяве и почувствовал.
– Будете нам тут дальше сказки рассказывать?! – возопил участковый.
Не отвечая ему, В. оттолкнулся от пола второй ногой – и оказался вознесен под потолок ванной. Вода не пустила его в себя. Он стоял на ней, чувствовал ступнями ее слабое тепло, она не продавливалась под его тяжестью, не пружинила – словно и в самом деле была кристаллом, твердым, как и следует камню.
Бородач нагнулся над ванной и сунул в кристалл воды руку. Рука ушла вглубь без малейших усилий, и он еще, держа ее там, пошевелил пальцами, как бы дополнительно проверяя плотность воды. Мелкая рябь побежала по поверхности, ступни В. мягко прощекотало.
– Сказка сказкой, а быль былью, – сказал бородач, вынимая руку из воды, отряхивая ее и выпрямляясь. – Слезай оттуда, – посмотрел он снизу на В., – не хрена там стоять. Эксперимент закончен.
– Осторожней, осторожней. А то с такой высоты и разбиться можно, – поддержал участковый под локоть В., когда В. соступал на пол.
В. оказался на полу, но бородач не освободил дверного проема. В. почувствовал себя чем-то вроде куска ветчины, зажатого внутри сэндвича. Бородач глядел на В. с холодной удавьей лютостью. В руках у него появилась фотография.
– Держи, – подал он фотографию В. В., все еще оглушенный случившимся, автоматически взял ее. – Два дня тебе. Посиди над ней, как это там у вас водится. Просканируй.
Так же автоматически, как взял, В. взглянул на снимок. На снимке в фас, крупным планом был изображен мужчина. Гладкое, чисто выбритое лицо с просторным двойным подбородком, уплывающим к ушам, пушащаяся редкими волосами лысая голова – непримечательное менеджерско-чиновничье лицо, то ли полная никчемность, то ли никчемность, мнящая себя выше всех.
– Тот самый, понятно, да? – овевая ухо раскаленным дыханием, подал голос из-за плеча участковый. – Которого найти.
– Два дня, – сказал бородач. – Два дня не трогаем.
– И что потом? – вырвалось у В. Он хотел придать голосу саркастичность, но ощущение ветчины в сэндвиче все подавляло, и вопрос его прозвучал совсем не по-геройски.
– Лучше тебе этого сейчас не знать, – уронил бородач.
– Надо помочь хорошим людям. Нельзя не помочь, – ошпарил сзади ухо участковый.
Томик Гоголя с "Вием", когда В., закрыв за своими неожиданными визитерами дверь, вернулся в ванную, все так же стоял на ребре около ванны. В. нагнулся к книге и поднял ее. Мешала фотография в руках с изображенным на ней гладко-никчемным лицом, взиравшим на мир с самоуверенным знанием некой тайны, которая неподвластна никому, кроме него. В. раскрыл поднятый томик и сунул фотографию внутрь между страницами.
Затем нога его вскинулась над бортиком ванны и стремительно проследовала вниз, к воде. Чтобы тут же оказаться в ней. Мгновение он не верил в то, что произошло. Но и поверив, тащил в ванну вторую ногу, как если бы к ней была привязана гиря. И вот он уже стоял в ванне обеими ногами. Обмотанный полотенцем на бедрах и с томиком Гоголя в руках. Тянуться, цеплять полотенце за крючок недоставало терпения, и В. отшвырнул его от себя в раковину. Гоголь в руках не мешал. В. присел – ягодицы его коснулись воды и погрузились в нее. Он оперся рукой о бортик, чтобы, погружаясь в воду дальше, дать телу опору, – и поскользнулся, упал на дно, взволновав воду шумной волной. Гоголь в руке густо усеялся каплями брызг. В. сидел в воде, высоко, сколько хватало руки, поднимая над головой коричневый томик, и у него было чувство, если он отправит книгу обратно на пол, его вытолкнет из воды и он снова окажется на поверхности.
11
– Что, поц, – вопросил коллега, – пришел сдаваться? Разумно. Земляне – гуманисты. Они к гуманоидам настроены гуманистично.
Глаза его сияли таким довольством – В. не мог смотреть в них, его ослепляло. От насмешливо-уничижительного "поца" так всего внутри и перекорежило, но это же он пришел к коллеге с просьбой, не коллега к нему, и В. стерпел. Как и то, что коллега, пусть неоткрыто, но явно вновь заявил ему, что считает его существом неземного происхождения. Он что, действительно верил в эту дичь про пришельцев? Или все же придуривался?
– Постебался – и полно, – сказал В. – Я к тебе за помощью пришел. Раз ты, оказывается, такой крутой спец по всем этим делам.
– Пожалуйста, милости прошу, – с прежней насмешливой уничижительностью отозвался коллега. – Надо только посмотреть, о чем речь. На инопланетян, предупреждаю, работать не буду.
– Нужен ты инопланетянам, – старательно делая вид, что его не задевают выпады коллеги, парировал В. – Был бы нужен – живо бы тебя на свою тарелку, охнуть бы не успел.
Надо сказать, совсем нелегко давалось ему это внешнее хладнокровие. Мало того что поднять себя на звонок коллеге было все равно что решиться на харакири, так хороша же еще была и обстановка вокруг. Ладно, что подвал со всеми своими прелестями: низкий потолок, готовый, кажется, размозжить тебе голову, глухие, без окон стены в географических разводах сырости, траченая мебель, стащенная сюда, похоже, со свалок, – так еще и угнетающий содом "просвещающих" плакатов: тыквоголовые лупоглазые существа с зелеными лицами, одетые в облегающие серебристые костюмы, напоминающие те, в которых прыгают с трамплинов лыжники, их тарелкообразные летательные аппараты, изображенные в таких подробностях, будто спокойненько стояли на какой-нибудь выставке достижений народного хозяйства, – усаживайся с этюдником и срисовывай, фотографии людей то с кучей утюгов, висящих на груди, то делающих пассы над чем-то вроде компасной стрелки под прозрачным колпаком и упорно магнетезирующих ее взглядом. Но ко всему этому – и его собственная фотография. Больше всех прочих, больше всех плакатов, от пола до потолка, едва не в половину стены – пешешествует с безумными глазами по воде, аки посуху, с утопавшим на руках, – борзые какие: и достали снимок, и умудрились увеличить до такого размера, и успели воткнуть в свою экспозицию!
– Крестьянин ахнуть не успел, как на него медведь насел, – продемонстрировал коллега, что расшифровал цитату. – Вот уж не скажи. Логику поведения этих, – рука его артистически вскинулась и указала на плакат с лупоглазо-тыквоголовым, – мы пока постигнуть не можем. На кого бы насесть – и дела до того нет, а кому до них нет дела – так своей тарелкой на голову тому и обрушатся. Как тебе компания? – вновь тем же артистическим движением повел он рукой, как бы призывая В. окинуть взглядом экспозицию. – Ничего? Устраивает?
Ведущая в соседнее помещение дверь отворилась, и из нее двумя этажами выставились, воззрившись на В., две физиономии. Одна, со второго этажа, была мужская и по-бараньи увенчана крупнокольчатым руном; физиономия, что с нижнего, принадлежала женщине – какого-то ассирийского облика, глаза ее, несмотря на изрядный возраст их обладательницы, так и жгли черным огнем, казалось, не отводи она взгляда достаточно долго, могут прожечь в тебе сквозную дыру.
– Он, он, – отвечая на их непрозвучавший вопрос, подтвердил коллега. – Можете сравнить с фотографией. Да заходите, заходите, наш герой не кусается.
Дверь открылась в полный раствор; сначала внутрь проникла ассирийка, увалистой уточкой поднырнув под рукой обладателя крупнокольчатого руна, а за нею уже втолкался и он сам. Почему-то ожидаемо для В. оказавшись толсто-мясистым, с рыхлым, студенистым телом, которое так и лезло из его одежд.
– Извини! – потребовал В. от коллеги внимания. – Но мне нужно переговорить с тобой наедине.
Коллега помахал на него руками. У него это получилось – будто крылышками: он сидел за столом, сцепив перед собой поставленные локтями на столешницу руки, и не оторвал локтей, а лишь расцепил пальцы и протрепетал кистями.
– Ничего-ничего, это мои товарищи, у меня от них – никаких профессиональных секретов. Очень даже и хорошо, что поговорим все вместе.
– Давай, пожалуйста, все же вдвоем. – В., в свою очередь, сидел перед его столом в кресле с таким провалившимся сиденьем, что провисал задом едва не до пола. – У нас с тобой свои отношения…
Коллега, прерывая В., снова протрепетал крылышками:
– Нет, нет, еще раз нет. Любишь кататься – люби и саночки возить.
Поговорка была ни к селу ни к городу, но на то и народная мудрость, чтобы ставить ее заплатами на прорехи в своей логике. Или уйти после этих саночек коллеги, или подчиниться – другого выбора у В. не было.
Между тем крупнокольчатое руно с ассирийкой, не дожидаясь, чем закончится препирательство В. с коллегой, молча проследовали в угол, где роилось в беспорядке несколько стульев, отняли от их роя пару и беззастенчиво утвердились на них с видом: ах, мы тут случайно, не обращайте на нас внимания. Руно сложил на груди руки крест-накрест, обретя спесиво-осанистый вид, ассирийка же, в противоположность ему, скромно взяла руку в руку и поместила их у себя на коленях, словно говоря своей позой, что готова достойно встретиться с чем угодно – хоть с самим явлением пышущего серным ароматом обитателя преисподней.
– Ясновидящими ваше общество занимается? – спросил В. коллегу, признавая тем самым свое поражение в их препирательстве.
Взгляд коллеги метнулся в угол, где обосновались руно с ассирийкой.
– А что это тебя интересует? – ответил он затем В. вопросом.
– Вот скажешь, скажу и я, – отозвался В. – Если нет, какой мне смысл… Так есть у вас с ними контакты?
Коллегу, казалось, вновь неудержимо тянуло посмотреть в угол. Но на этот раз он удержался от искушения.
– Есть контакты, – сказал он. – Работаем с ясновидящими. И что у тебя к ним за интерес?
– В некотором роде меркантильный. – Визит участкового с бородачом визжал внутри В. сверлящей дрелью. – Мне нужно найти одного человека. По фотографии. Обратились ко мне.